Web Analytics
С нами тот, кто сердцем Русский! И с нами будет победа!

Категории раздела

История [4747]
Русская Мысль [477]
Духовность и Культура [856]
Архив [1658]
Курсы военного самообразования [101]

Поиск

Введите свой е-мэйл и подпишитесь на наш сайт!

Delivered by FeedBurner

ГОЛОС ЭПОХИ. ПРИОБРЕСТИ НАШИ КНИГИ ПО ИЗДАТЕЛЬСКОЙ ЦЕНЕ

РУССКАЯ ИДЕЯ. ПРИОБРЕСТИ НАШИ КНИГИ ПО ИЗДАТЕЛЬСКОЙ ЦЕНЕ

Статистика


Онлайн всего: 11
Гостей: 11
Пользователей: 0

Информация провайдера

  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz
  • АРХИВ

    Главная » Статьи » История

    В.Л. Махнач. Роль и место Дальнего Востока в развитии России
    Выступление на заседании Федерального Собрания 18 октября 2007 года.

    Замысел выступить на тему о Дальнем Востоке появился у меня в 2004 году, это был год мрачных юбилеев, в том числе 100-летия со дня начала Русско-японской войны. Как человек, интересовавшийся наря­ду с прочим и историей военно-морского флота, я читал лекции, делал радиоматериалы по Русско-японской войне. Меня больше всего заинте­ресовала совершенно особенная проблема: почему ко времени начала той войны Япония не считалась великой державой? Признанными ве­ликими державами были тогда только некоторые европейские государ­ства. Чем, собственно, Япония была в первые годы XX века, до победы в Русско-японской войне? О том, насколько это победа, скажу позже.

    Соединенные Штаты Америки тогда еще были региональной сверх­державой. Сейчас широко применяется этот термин. США в 1904 году еще не входили в четверку ведущих промышленных держав, но в 1914 году уже вошли. Но их тогда еще не воспринимали как великую державу, все великие были в Европе, в том числе и Россия. Была также бывшая великая держава Турция, но все уже осознавали, что она бывшая.

    Почему тогда наши западные «партнеры» явно (простите за совре­менное отвратительное выражение) дали Японии «отмашку»: «Ребята, можно!»? Этот момент четко связан как с исторической перспективой существования русского Востока, так и с тем, что такое русский Даль­ний Восток сейчас, каково его значение для всего мира и для России. Мне потребовалось некоторое время на осмысление того. А было это так — русские оказались там, где им оказываться не надо было. Их очень долго там видеть не хотели, но подозревали, что они все-таки появятся. И когда они появились, высказали совершенно недвусмыс­ленное «фе». Кто? Конечно, старейшая империалистическая держава, держава с определенными имперскими элементами, хотя в отличие от России или Китая не империя в полном смысле слова — это Соединен­ное Королевство Великобритании и Северной Ирландии.

    Итак, Тихий океан. Там на юге два доминиона, которые населены британцами, — Австралия и Новая Зеландия. Там еще много колоний. Там еще один доминион на севере — Канада. Возможность влиять на США, а тем более побить американцев англичане к началу XX века окончательно утратили. Последний раз попытка англичан приструнить американцев имела место в годы Гражданской войны в США, войны Севера и Юга. То, что император Александр II поддержал Соединенные Штаты и направил из Архангельска крейсеры (собственно, паровые клиперы) в Атлантику, было трагической ошибкой, но объяснимой. Мы уже привыкли к тому, что Англия — наш основной враг. Англия, как и Франция, поддерживала Юг. Значит, враг моего врага — мой друг. Зна­чит, надо поддержать Север. Досадная ошибка. Не всегда бывает так.

    Представьте себе, что было бы (я не разделяю той антиисторической точки зрения, что история не знает сослагательного наклонения), если бы Россия не поддержала тогда Североамериканские Соединенные Штаты, точнее Север, и президента Линкольна. Весьма и весьма веро­ятно, что победил бы Юг. Конфедераты победили бы федералистов. И тогда сейчас вместо США имелось бы несколько вполне процветающих государств, каждое из которых было бы не сильнее Мексики. Никакой единственной сверхдержавы просто не было бы. Другого такого шанса уже не будет. А тогда шанс был.

    Итак, в начале XX века США не хотят нашего присутствия на Даль­нем Востоке, и понятно почему. Великобритания не хочет усиления ко­го бы то ни было, Япония — еще не состоявшаяся великая держава, и Лондон решает поддержать Японию. Ведь не только из-за выгодных контрактов англичане построили японский флот (почти весь) на своих верфях по очень хорошим проектам. Перед самым началом японо-ки­тайской войны 1892-1893 годов в состав японского флота вошел крей­сер «Иосино», самый быстроходный крейсер в мире. У самих англичан такого корабля не было, а японцам они его построили.

    Китай также не хотел, чтобы мы появились на Дальнем Востоке. Но Китай был слабеньким. Китаю до глобальных потрясений оставалось несколько лет. В 1911 году китайская монархия была ликвидирована. Маньчжурская, заметьте, иноземная монархия, но вполне китайская. Китайцы умеют адаптировать иноземцев к своим реалиям даже лучше, чем англичане. Китайцев завоевывают, а они быстро всех подряд — хуннов, киданей, джурдженей, предков маньчжур, монголов и, наконец, самих маньчжур — быстренько китаизируют, и все в порядке. Дальше все идет по-китайски. Мы этого совершенно не умеем. Если мы лишим­ся навсегда русского истеблишмента, России не будет. Итак, в 1911 году монархии не стало, начался 40-летний период кровавого и грязного без­образия в Китае. Главным импортом Китая во второй половине XIX ве­ка (экспорт у него был хороший — шелк, например, чай) был опий. Ко­гда китайские власти попытались воспрепятствовать скуриванию всех китайцев опиатами, англичане устроили им опийные войны. Быстро навели порядок — и извольте курить дальше. Между прочим, они то же самое делают сейчас с Российской Федерацией — наплыв и опиатов, и других, более страшных наркотиков. Похоже. Но разница заключается в том, что мы русские. Наши ровесники — волжские татары, литовцы, ев­реи ашкенази — этносы XIII-XIV веков. У нас история начинается с этого периода. А у современных китайцев она началась в XVIII веке. Они почти что новорожденные. У них силенок хватило выдержать все, даже опиум.

    Кто хотел, чтобы мы появились на Дальнем Востоке? Тоже доволь­но беспомощная и по тем временам отсталая страна — Корея. Для ко­рейцев мы были надеждой, потому что они боялись японцев. И пра­вильно боялись, Япония их потом оккупирует. Но не Корея решала си­туацию.

    Так вот, нас на Дальний Восток не хотели пускать. Но, с другой сто­роны, мы — великая держава. А об этом все знали уже при императрице Екатерине Великой. В 1856 году Россия проиграла мировую войну (так многие ученые называют Крымскую войну). Африканцы в ней участво­вали, азиаты участвовали. Первые — во французских, вторые — в анг­лийских войсках. Не участвовали, пожалуй, только американцы. Кое-кто тогда начал Россию списывать со счетов как глобального игрока.

    Потребовалось всего 13 лет, чтобы все вспомнили, что Россия вели­кая держава. Как только Пруссия побила при нашей благосклонной улыбке Францию во Франко-прусской войне 1870-1871 годов, Россия заявила, что она не будет исполнять ограничительных норм Парижско­го трактата 1858 года. Это не вызвало удивления ни у кого.

    Также точно никто не удивился, когда Германия объединилась, по­тому что в свое время действительно великий немец — не Горбачев, а Конрад Вильгельм Аденауэр — не подписал ни одного антинемецкого параграфа. А ему руки выкручивали и СССР, и американцы, и де Голль. Глава правительства побежденной страны, безоговорочно капитулиро­вавшей, ничего идущего во вред немцам не подписал. Если бы так себя вели некоторые руководители нашего многострадального Отечества (имею в виду единственного президента СССР, первого и второго пре­зидентов Российской Федерации), то тогда через 5-6 или 8 лет мы бы сказали, что это все шутка была. Никакой независимой Украины не су­ществует, потому что у нее границ нет. Юридически нет границ. И у прибалтийских стран нет границ. И никто бы не удивился. Надо вести себя так, как вел себя глава нашей дипломатии при поражении в Крым­ской войне граф Орлов, как вел себя Аденауэр. Но совсем не так вели себя некоторые руководители современной России.

    А в международных отношениях мало что изменилось. Это только кажется, что произошли значительные перемены.

    Давайте обратимся к вопросу о нашем приходе на Дальний Восток. Как мы вообще туда попали? Может быть, нам не надо было туда идти? Сначала мы попали в Сибирь, за Урал, «за Камень», как тогда говорили русские. Это были новгородцы, которые еще в XII веке пришли на Югорскую землю (это низовья Оби). Наш приход туда носил не колони­стский, а скорее колониальный характер. Мы шли туда за пушниной. Это самый дорогой продукт, который вывозила тогда Россия. Она выво­зила и соль, и даже металлы, но ничего дороже пушнины Древняя Русь не вывозила, а европейцы к тому моменту своего пушного зверя просто выбили. Но мехов-то всем хочется. Если денег на бобровые и соболи­ные шкурки не у всех хватало, то уж на беличьи хватало даже у крестья­нина. А белки было так много, что даже и сейчас осталось.

    Потом начались некоторые ограничения. Они были связаны с воз­никновением Орды, нашим вассальным отношением к ней и тем, что Орда была все-таки Великой Ордой. Правда, она распалась довольно быстро, уже в начале XIV века. Но некоторое единство ордынских наро­дов продолжало иметь место, то есть нескольких орд — хуаргистская, чеготайская и Великая Орда с ханом в Каракоруме, наследником вели­кого Чингисхана, существовали. Они были связаны между собой, и про­сто так обижать их было нельзя — до тех пор, пока русские не решили, что время пришло. Создания единой России хотели все русские, этого требовали и сложившиеся условия. Не стало Константинополя, второго Рима. Третьим Римом могла стать только Москва. После оккупации турками Константинополя, продолжающейся до сего дня, независимы­ми православными государствами помимо России остались несколько крошечных грузинских государств. Грузии как таковой не было, были три царства и четыре независимых княжества. И все они по очереди добровольно вошли в состав Российской империи.

    Когда православная церковь решила, что это наш долг, мы ликвиди­ровали Орду за ненадобностью. Орда, конечно, сама на нас напала в 1480 году, но, будем честными, мы ее спровоцировали, нанеся бедному Ахмед-хану все оскорбления, какие только можно измыслить. Да, не­счастный он был человек... Он не мог не получать русскую дань, потому что его тогда дагларбеги прикончили бы. Просто возраст Орде вышел...

    Мы ликвидировали Орду, но, заметьте, мы не бросились на восток. Наоборот, у нас возникли дипломатические отношения с Казанью, у нас была дипломатическая миссия при дворе сибирского хана, предка знаменитого Кучума. По сути дела, мы осколкам Орды предлагали: ос­тавайтесь независимыми, чеканьте свои монеты, имейте ханов, но будь­те лояльны по отношению к нам. Мы же были лояльны к золотоордын­ским ханам. Больше мы ни на что не претендуем, чтобы только пленных в Казань не угоняли.

    И на протяжении 70 с лишним лет мы твердой рукой проводим ди­пломатию кнута и пряника в отношении казанцев. Мы не беспокоили сибирцев. Мы хотели, чтобы у нас в Казани, в Астрахани, в Нарыме бы­ли лояльные нам ханы. Когда в 1552 году русские войска берут Казань, это происходит потому, что на казанском столе оказалась крымская ди­настия. А крымцы — совершенно другие татары, это другой этнос. Крымцы — вассалы султана в оккупированном Константинополе. То­гдашняя московская власть не могла позволить турецкому шпиону пре­бывать в такой близости от Москвы. Это нынешнее наше правительство может позволить, чтобы в Тбилиси сидел американский шпион. То­гдашнее русское правительство таких вещей не позволяло, вот почему была взята Казань. А то еще долго существовало бы Казанское ханство. Мы совершенно не хотели его оккупации.

    Мы укрепляемся на Урале, потому что после взятия Казани, надо укрепляться на Урале. И тут происходит одна из величайших наших трагедий. Нам рано было «за Камень» расселяться, нам рано было в Си­бирь. У нас тогда народа не хватало, у нас и сейчас народа не хватает. Неделю назад я говорил об этом при обсуждении доклада демографа профессора Вишневского. О том, что нам надо решать проблему наро­донаселения, писал еще Михаил Васильевич Ломоносов и многие дру­гие. Дмитрий Иванович Менделеев писал об этом на рубеже XIX-XX веков. О том, что народа не хватает, знали все. Каждый купец знал, что народа не хватает, потому что у него товару больше, чем покупателей. Каждый воевода или земский староста считал людей, подвластных ему, загибая пальцы, потому что народа чудовищно не хватало из века в век.

    Если бы мы пошли за Урал, предварительно восстановив народона­селение, приобретя не белорусские, а хотя бы малороссийские земли, то есть веком позже, в XVII, а не в XVI веке то, может быть, мы решили бы проблему. Собственно, почему было туда не пойти? Две причины к то­му толкали. Сибирский хан Кучум, храбрый человек и хороший воен­ный, сильно обнаглел. Ему нужны были деньги, чтобы своим мурзам давать что-то. И начал Кучум нападать на строгановские владения. А Строгановых царствующая династия привечала особенно. Они единст­венные имели на Руси титул именитых людей. Строгановы были богаче любого боярина и могли содержать собственные войска. Еще не превра­тившийся в тирана царь Иван IV разрешил им иметь в качестве военной силы казаков. В Соликамске и Сольвычегодске, неофициальных столи­цах строгановских владений, были даже свои стрельцы, своя артилле­рия. Строгановы хотели защитить свои интересы — они были не только соляными королями, но и пушными, и осуществили блестящий воен­ный поход.

    Сейчас появилось много новоявленных «русоедов». Один из них подписывается явно не своей фамилией — Верхотуров, хотя никакой он не Верхотуров. Он поливает грязью нашу сибирскую политику, больше всего от него достается Ермаку Тимофеевичу. Хотя на самом деле отча­янная экспедиция Ермака — это спровоцированная Строгановыми экс­педиция в защиту строгановских рубежей. А Ермак вел преимуществен­но донских казаков, а также всех, кто к нему прибился. У него были свои интересы, — получить пушной ясак, откупиться от царя и еще себе «зипунов набрать», как говаривали. Эта экспедиция могла быть, что на­зывается, одноразовой — побили Кучума и удалились. Все равно ведь понимали, что ходить «за Камень» пока опасно.

    Но пришла другая беда. В 1558 году Иван IV навязал нам Ливон­скую войну, которая продолжалась 25 лет, почти до его смерти. В 1583 году подписали проигрышный мир (слава Богу, не капитуляцию), а в 1584-м Бог, наконец, избавил русских от первого тирана в русской истории. До того их не было.

    В 1564 году гениальный тиран и мерзавец положил начало опрични­не. Это был откровенный террор. И народ побежал, спасаясь от террора.

    Я опираюсь на исследования (по писцовым книгам) академика Весе­ловского, профессора Зимина, профессора Скрынникова. Бегство при­няло такой размах, что в центральных уездах Московского государства площади под пахотой сокращались в 10-12 раз. А куда бежали? Бежали в Литву, вовсе не считая это непатриотическим. Там большинство насе­ления составляли тогда русские люди, которым еще не объяснили, что они украинцы и белорусы. Бежали на Дон, естественно, поскольку с Дона «выдачи нет». Самые отчаянные бежали в Сибирь. И пошла волна по Сибири. Кучум еще был жив после гибели Ермака, но серьезно упал в авторитете у азиатских своих соседей — алтайцев, Алтын-хана. Уже не так боялись Сибирского ханства. Кроме того, старейшин коренных си­бирских народов подкупили. Им сказали, что московский царь будет с них меньший пушной ясак брать, чем брал Кучум. Кто же не согласит­ся?! Почему, собственно, не пойти под власть московского царя, если он тоже ясак берет, но меньший. Для русских, оказавшихся в Сибири, места было сколько угодно. Сибирь чудовищно мало населена и сейчас, а тогда она была неправдоподобно малонаселенной.

    И произошла историческая ошибка, историко-биологическая, исто­рико-природная. Русские преждевременно пошли в Сибирь. На то, что­бы вернуть Западную Русь, то есть Украину и Белоруссию, народа не хватало, и рванули на восток, пошли все дальше и дальше. Я выпущу статью в конце этого года об истории присоединения Западной Сибири. Восточную Сибирь ни у кого отвоевывать не надо было. Никто, кроме маленького Сибирского ханства Кучума, не преграждал тогда дорогу. И русские пошли.

    После Урала можно было остановиться на Оби. Есть такая наука — геополитика. Один из жесточайших ее постулатов, абсолютно верный, гласит, что границы всегда тяготеют к естественным рубежам. Остано­виться можно было на Оби, тем более что мы до Оби уже в XII веке хо­дили. Но дошли до Оби, а за Обью — никого. Тогда пошли дальше, туда, где свободнее, где нет воевод, чиновников. Русский народ всегда не лю­бил чиновников.

    Следующий рубеж. На Иртыше еще кто-то был — это все-таки кучумские земли. А ниже впадения Иртыша в Обь — никого. Пошли даль­ше. Следующий естественный рубеж — это Енисей с Ангарой, с выхо­дом на берега Байкала, с возможностью забайкальской торговли. Мож­но было бы остановиться. Но южнее Байкала жили буряты, в сущности, это северные лесостепные монголы. А севернее Байкала, на Ангаре и Енисее, никого нет, потому покатились дальше.

    Заметьте, на юг не шли. Почему? Для Евразии характерна устойчи­вая орография, то есть окаймление горными массивами. Посмотрите, по границам Советского Союза (а почти весь Советский Союз — это и есть историческая Россия) почти везде горы. На юге шли горные гряды. Идти за горы нам как-то непривычно было. Потому на юг не пошли. Последним рубежом могла бы стать река Лена, но за Леной-то тоже ни­кого не было. Вот и получилось, что уже в конце XVI века были основа­ны не только Тюмень, но и Томск, что гораздо восточнее. Уже в конце XVI века попали на Дальний Восток совершенно отчаянные первопро­ходцы, такие как Семен Дежнев, Василий Поярков, а потом казаки Иван Москвитин, Ерофей Хабаров. Это, правда, уже XVII век. Мы ни­кого не гнули в бараний рог. Приходили и говорили: мы вас защищать будем, обижать не будем, но платите с чума, с юрты в год соболя и 20 бе­лок. Какой-нибудь эвен думал: «Да мне нетрудно и 100 белок добыть, я умею это делать. У меня двое сыновей, дочка тоже умеет из лука стре­лять. А русский, между прочим, редкие вещи привозит. Мне атаман по­дарил нож стальной. А их царю я уж как-нибудь 20 белочек настреляю». Вот так все происходило. Просто мы нигде не могли остановиться, по­тому при недостатке населения растягивались на чудовищное про­странство.

    Судьба эвенов — это мой любимый пример того, как мы их завоевы­вали. Русские появились в так называемой Якутии в XVI веке, а якуты (отсюда и название республики) — в XVII веке. Первое коренное насе­ление — эвены. Это субэтнос того же народа, что и эвенки, но они раз­личаются. Эвены — доблестные таежные охотники, но они были с луками и в шкурах. А якуты появились в железных панцирях и с мушкетами. И если бы там не было наших казачков с пушечками, то эвены вообще исчезли бы. А так эвены до сих пор существуют.

    Что происходит дальше? Если в XVI-XVII веках русские люди кар­ты изучали хорошо, даже умели сами составлять превосходные карты, и читали больше исторические хроники, летописи и Священное Писание, то в XVIII веке начали читать ученых «европеев». И какое зло они нам принесли! Во времена Чингисхана, то есть во времена Александра Нев­ского, было известно русским людям понаслышке (они в Каракорум к великому хану вынуждены были ездить на поклон), что река Амур впа­дает в океан широким устьем. А еще знали совершенно поразительную вещь во времена Чингисхана и Александра Невского, что есть остров Сахалин. А в XVIII веке, после открытий Лаперуза, вся Европа и послушненькая Россия стали считать, что есть полуостров Сахалин. Те же западноевропейские товарищи довели до сведения нашего малоцивили­зованного и тупорылого населения, которое, как известно, лаптем щи хлебает, что у Амура вообще устья нет, что река исчезает в песках. А вы знаете, что Амур довольно судоходен чуть ли не в верхнем течении. И ширины, и глубины хватает, и фарватер хороший.

    Есть только одна бешеная река, которая не имеет устья, но это слу­чай особый. Она действительно теряется в песках. Это Хуанхэ — Вели­кая Желтая река. Больше таких рек на планете нет. Все остальные впа­дают в моря.

    Студенты, учтите, то, что я демонстрирую, это только терпимый уровень знания географии. Терпимый. Помните, что без географии истории нет. Если вы совсем географию не знаете, то вам зря историю читали. Это безнадежно.

    В XVII веке при царе Алексее Михайловиче мы ввязались в дело ос­вобождения братьев наших, потомки которых потом сочтут себя не рус­скими людьми, а украинцами. Брата всегда защищаешь, к тому же брата во Христе. А в XVIII веке началась большая европейская политика. Бы­ла Семилетняя война при императрице Елизавете. Потом измена Роди­не, которую совершил император Петр III, правда, лишившийся за то и трона, и жизни. Потом русская императрица-немка Екатерина II вела правильную внешнюю политику, но ей пришлось выдержать три раза военные действия в связи с разделами Польши. Это тоже освобождение своих. Две тяжелые русско-турецкие войны, русско-шведская война, о которой часто забывают. Напряжение сил было большое. Сибирью некогда было заниматься, хотя до Дальнего Востока доходили. А за век нас убедили, что там и делать нечего: Амур в болотах тонет, Сахалин — полуостров. Воспользовавшись тяжелым положением Рос­сии в 1689 году тогда сильное маньчжурское правительство устроило нам хорошую головомойку и заставило подписать Нерчинский договор, позорный для России, на который сейчас любят ссылаться товарищи, хорошо знающие историю.

    Дальше все происходило очень быстро в царствование императора Николая I, страшного «ретрограда», «реакционера» и «мракобеса», ведь у нас были, если верить Михаилу Евграфовичу Салтыкову-Щедрину, одни жулики, воры, губернаторы, которые хуже воров. Нам бы сейчас таких губернаторов...

    Так вот, в 1848 году из Санкт-Петербурга, от стрелки Васильевского острова, то есть от Биржи, ушел в плаванье на судне «Байкал» с целью исследования Дальнего Востока «пробивший» эту идею капитан-лейте­нант Невельской. Он составит карту и неоспоримо докажет, что амур­ский лиман — это устье Амура, что Амур судоходен, что он вовсе не те­ряется в песках. Подтвердилось также, что Сахалин — остров. Он от­крыл нам дорогу на Дальний Восток, потому что добраться до него раньше можно было так: до Байкала, а дальше до Охотска по тракту, но только зимой, и то очень тяжело. А единственным поселением на всем пути тогда был Охотск. И Охотское море холодное, зимой замерзает. Ну какое развитие Дальнего Востока? Русские, правда, ходили и дальше. Русские добирались до Аляски не раз в русской истории. Дежнев видел Аляску. Добирались до Калифорнии, имели владения в Калифорнии. Пытались основать колонию с некоторыми шансами на успех на тогда еще не оккупированных американцами Гавайях. Как это было бы пре­красно! И все без помощи правительства, без помощи государства, при полном равнодушии верхов. Мы там нашли бы население, мы бы ин­дейцев окрестили.

    Итак, на Дальнем Востоке был только промерзший насквозь Охотск. И тут все меняется. Невельской открывает устье Амура и де­монстративно водружает русский флаг на южном, азиатском берегу ли­мана. Другой достойнейший русский человек, капитан 2 ранга Завойко, строит и укрепляет Охотск, а получив данные Невельского, предприни­мает экспедицию и основывает Владивосток — замечательный город в бухте Золотой Рог.

    В Иркутске появляется новый генерал-губернатор Николай Му­равьев, будущий граф Муравьев-Амурский (конечно, в России, как счи­талось, были одни воры, но почему-то были Кауфман-Туркестанский, Муравьев-Виленский, Муравьев-Амурский). И наводит Николай Му­равьев порядок по всей Сибири: тракты, ямская гоньба, школы в боль­шом количестве. В Нерчинске сначала возникает каторжная тюрьма, а потом создаются два крупных учебных заведения — инженерное учили­ще и гимназия. И народу там больше, чем на каторге, кстати сказать.

    Это три гиганта, открывшие дорогу на Дальний Восток.

    Я частично использую материал недавно опубликованной популяр­ной статьи в православном журнале «Наследник». Автор назвал ее «Три богатыря и один святитель». Совершенно точно. Потому что был еще один человек, создавший русский Дальний Восток, — Иннокентий, епископ Камчатский, Алеутский и Курильский. Он святой. В святцах он значится как Иннокентий Московский, потому что последние почти 10 лет жизни он пробыл митрополитом Московским за все свои заслуги. В его житии и про Дальний Восток написано. Был пострижен в иеромо­нахи, стал миссионером на Дальнем Востоке.

    Собственно, вот эти люди — губернатор, архиерей и два моряка и морепроходца — всё и сделали. Конечно, и другие были. У Гончарова об этом можно прочитать. В своем произведении «Фрегат «Паллада» он описал морскую экспедицию на Дальний Восток. Обратно он возвра­щался по суше. Он рассказал о тех людях, которых встречал, — об охот­никах, казаках, купцах, офицерах, чиновниках, о том, какие чудеса они совершали ради России.

    Теперь вернемся к упомянутой мной геополитике. Когда я учился в 1970-е годы в университете, она называлась в лучшем случае «буржуаз­ной лженаукой», в худшем — «фашистской». Сейчас геополитические ра­боты выходят у нас. Уже можно читать в русском переводе классиков геополитики Маккиндера, Хаусхофера. Свой светила геополитики Александр Гельевич Дугин у нас есть — правда, он немножко путает науку с мистикой.

    Одна из норм геополитики — двухбереговая держава должна устой­чиво держаться за оба берега и тяготеть к ним всей своей жизнью. Поче­му мы, в общем-то, правильно, хотя не всегда удачно, иногда преждевре­менно, слишком поспешно (при Петре) рвались к берегам Черного и Балтийского морей? Чтобы нам выйти в морские державы и торговать? Балтийское море запирается датскими проливами намертво. А при Ива­не IV оно запиралось просто вооруженными кораблями Ганзы. Черное море запирается еще надежнее. Можно запирать Керченский пролив, Босфор, Пропонтиду, Дарданеллы. И даже если ты вышел в Средизем­ное море, то Суэцкого канала еще нет, а Средиземное море надежно за­пирается скалой Гибралтар. Нет, не для того, и не для экспансии, в том числе торговой, нам были нужны берега Балтийского и Черного морей, а для того, чтобы мы как двухбереговая держава не мизинцами, как сей­час, а руками за них держались. И нам все равно надо возвращать свой статус на этих морях.

    Но когда мы докатились до Дальнего Востока, то характер двухбере­говой, а фактически трехбереговой державы изменился. Нам надо было держаться за тихоокеанское побережье или оттуда соскальзывать при любой перемене политической конъюнктуры: вдруг крепкий император появится в Бейпине (Пекине) и погонит нас оттуда. И вылетим. А если держаться за берег, двухбереговая держава все выдержит.

    Обращаю ваше внимание на то, что вторая держава в мире по терри­тории, Канада, имеет еще более несообразную с ее территорией числен­ность населения, чем Российская Федерация. Порядка 30 миллионов человек. Причем канадцы живут в южных частях атлантического и ти­хоокеанского побережий и в районе Великих Озер. А вся остальная Ка­нада — пустая. Там гуляют индейцы, иногда на вертолете пролетает по­лицейский, который должен охранять индейцев от чего-нибудь, или другой полицейский, который должен охранять лосей, например (такие полицейские там тоже есть). Но канадцы там не живут.

    Южнее находятся Соединенные Штаты. Сейчас, конечно, амери­канцы живут по всей Америке. Но где они жили 100 с небольшим лет назад? Они жили, естественно, в районе Новой Голландии, Нью-Джерси, потом южнее по атлантическому побережью, затем переехали на ти­хоокеанское побережье.

    Так вот, когда на Диком Западе (а Дикий Запад — это тихоокеан­ское побережье, это Невада, например) еще охотились за индейцами, из Сан-Франциско в Сиэтл уже бегал паровозик. Американцы, укрепив­шись на атлантическом побережье, укреплялись на тихоокеанском. И мы не можем чувствовать себя спокойно, если не создадим Дальний Восток, сомасштабный Европейской России демографически, в плане сельского хозяйства, промышленности, в военном и научно-культурном отношении. У нас там должны быть свои Сиэтл, Сан-Франциско и Лос-Анджелес, тогда Россия будет в порядке. А что делается внутри России, это никого не касается.

    Между Европейской частью России и Дальним Востоком находится Южная Сибирь. Это довольно широкая полоса великолепной плодо­родной земли, это великолепный климат, кстати, гораздо лучше, чем в Москве. Там, правда, зима посуровее, но и лето длиннее. В Москве 3,5 месяца, а там 4,5. И воды там хватает, и все что угодно растет.

    А севернее начинается мерзлотная зона. Русскому человеку там де­лать нечего. Полезные ископаемые следует, как это и делается, добы­вать вахтовым методом. Чем меньше народа там будет работать, тем лучше. Американцы тоже не стремятся все переселиться на Аляску. Ес­ли там хотят жить ханты и манси, то надо их опекать так же, как канад­цы опекают своих индейцев. Пусть на здоровье живут. Ханты и манси за много веков привыкли там жить, а русским к тем условиям привыкать незачем. Другое дело — лента Южной Сибири и Дальний Восток с его хорошим климатом. Цунами там бывают, правда, но таких цунами, ка­кие обрушиваются на Японию, все-таки не бывает. Японские острова прикрывают нас от цунами. Вообще там хороший климат, достаточно теплый. А небольшой участочек от Владивостока до нашей государст­венной границы — это вообще субтропики. Кстати, на Южных Кури­лах, которые время от времени «штатные» патриоты хотят отдать япон­цам, субтропический климат. На крайне южном Кунашире — бамбуковые леса, это, может быть, мирового класса курорт.

    На Дальнем Востоке были найдены великолепные гавани. Напри­мер, Императорская гавань (ныне Советская гавань), Находка — хоро­шие бухты, хорошие гавани, хорошие условия.

    На Дальнем Востоке есть всё. В Восточной Сибири есть нефть. Кремль мечтает ее гнать в Китай. Кремль скоро рабов погонит в Китай, простите. В Туве есть крупное месторождение коксующихся углей. Те­перь Кремль мечтает заключить договор и пробить туннель в Китай (там только горные тропы есть), чтобы гнать туда коксующийся уголь. Бог с ним, с углем, у нас угля хватит, мы угольная страна. Так они туда же и молибден потащат, а это лучшее месторождение Советского Союза — Тувинское. Это единственное по-настоящему ценное, что есть в Туве, если не считать министра Шойгу.

    Известно, что на шельфе Сахалина есть нефть. Ее хотят почему-то не китайцам, а американцам продать. Побыстрее избавиться, чтобы нефти не было. Я уверен, что нефтяные месторождения Центральной, Восточной Сибири и Дальнего Востока, включая шельфовые, не все разведаны. Я уверен, что нефть будут еще находить.

    На отмелях Сахалина и Курил множество рыбы и морепродуктов, и всё съедают японцы. Мы, между прочим, тоже хотели бы поесть моллю­сков, мидий, крабов. Это возможно, но при одном условии: если мы от­туда не сдвинемся, если мы оттуда не покатимся.

    Теперь о том, что будет, покатись мы назад на запад с Дальнего Вос­тока (заметьте, русские веками двигались на восток, сейчас отчетливо двигаются на запад). Если это будет допущено, мы потеряем то, что до­роже нефти, — Транссибирскую магистраль. Между бассейнами Атлан­тического и Тихого океанов самое быстрое сообщение — Транссиб. Да, это требует вложений в европейской части страны. Мы должны быстро менять вагоны (а мы это делать умеем) с узкой на широкую колею, потому что весь Транссиб на другую колею не перестроишь. Но это научились делать еще в довоенные годы. Мы должны построить терминалы, шос­сейные дороги, новые железнодорожные ветки, которые связывали бы Транссиб с огромными грузовыми терминалами. Нам будут платить за перевоз грузов, причем в основном контейнерными перевозками, столько, сколько нам за нефть не платят. Это достижимо. Я не уверен, что Стабилизационный фонд годится только для покупки туалетной бу­маги членам родного правительства. Не знаю, на что он еще использу­ется. Сейчас деньги есть. Всё окупит Транссибирская магистраль. Это бешеные деньги. Дешевле железнодорожного транспорта только реч­ной. Об этом тоже, кстати, стоит подумать применительно к Амуру.

    Если мы покатимся на запад, то потеряем, может быть, и самое бес­ценное наше достояние — озеро Байкал.

    На планете безумно не хватает пресной воды, и с каждым годом си­туация ухудшается. Одна десятая часть всей пресной воды принадлежит нам. Примерно 5% всей пресной воды на планете — это озеро Байкал. Причем это возобновляемый ресурс. Его как питали 360 рек и ручьев, так и питают. Если чуть-чуть перебрать из Байкала воды, то можно пло­тину на Ангаре перекрыть на недельку, глядишь, и уровень поднялся. За этим можно следить. Без Байкала мы богатой страной не будем.

    Нефть, в конце концов, кончится. Это не возобновляемый ресурс. Байкальская вода никуда не денется. А без пресной воды человек жить не может.

    Что меня настораживает? Восточносибирская нефть, проект, свя­занный с Китаем. Зависшая проблема распродажи шельфовой нефти. Неустойчивая позиция в вопросе рыбодобычи и добычи морепродуктов, прежде всего на отмелях Сахалина и отчасти Камчатки, то есть полное отсутствие заинтересованности Правительства в защите Дальнего Вос­тока. Я уж не говорю об освоении Дальнего Востока. Ну и Тува еще те­перь. Это, конечно, поближе, но тоже далеко. Но интересы России тре­буют, чтобы все это у нас разрабатывалось.

    Меня настораживает еще одна вещь. Начался этот процесс при пре­зиденте Горбачеве, успешно совершило все, что нужно, правительство президента Ельцина. Старательно разрушают Тихоокеанский флот и обслуживающие его силы. Наши флоты на Черном море годятся турок пугать. Для того чтобы напугать Саакашвили, вполне достаточно одного сторожевого катера. На Балтике у нас вроде устойчивые отношения с соседями, никого пока пугать не надо. Но это морские запертые флоты как были, так и остались. Океанских флотов у нас два — Северный и Тихоокеанский. Важнее, разумеется, Тихоокеанский. Потому что Се­верный флот подпирает весьма милитаризованную Европейскую Рос­сию. Мы здесь так и так защищены. А Тихоокеанский — полупустой Дальний Восток. Тем не менее, с удивительной готовностью на Тихооке­анском флоте уничтожили два авианесущих крейсера, пусть плохих, но других пока нет. Относительно нормальный авианосец у нас один — «Адмирал Кузнецов» на Северном флоте. На Дальнем Востоке, в зоне ответственности Тихоокеанского флота, где возможны локальные воен­ные конфликты — в Корее, во Вьетнаме, где угодно, — у нас нет ни од­ного авианосца, а теперь даже и паршивенького авианесущего крейсера. Хотя они еще не отработали свой ресурс. На Дальнем Востоке под пред­логом старения списали ракетные крейсеры, которые в состоянии дос­тавить сильную головную боль китайцам одним фактом своего сущест­вования. На Дальний Восток загнали, поставили на консервацию вели­колепное, построенное финнами по нашему проекту, бесценное, единственное, по сути дела, транспортно-десантное судно-док. Это луч­ший в мире док. Если он загружается катерами, то они сами из него вы­плывают. Великолепный лихтеровоз. Он не эксплуатируется. Не знаю, готовятся ли его распилить. Он почти не ходил.

    Наконец, у нас есть четыре океанские разведывательные судна, в том числе единственный в мире атомный разведывательный корабль. Это самый большой атомный неавианосец в мире. Имя ему «Урал». Сде­лан по заказу Главного разведывательного управления. ГРУшники все умоляли построить второй такой корабль, чтобы весь земной шар кон­тролировать. Не построили. Потом развалился Советский Союз. Но «Урал»-то есть, у него неограниченная продолжительность плавания. На нем вся лучшая техника, существовавшая 15 лет назад. Наверняка и но­венькое что-нибудь есть. Но он в океан не выходит.

    Такое стремительное уничтожение Тихоокеанского флота меня пуга­ет, потому что это главная защита, главная опора всего Дальнего Востока.


    В.И. Ачкасов, Институт философии РАН:

    Владимир Леонидович, лейтмотивом всего вашего выступления бы­ла боль за наш Дальний Восток. Что вы считаете самым главным для сохранения Дальнего Востока в рамках нашей державы?

    Махнач: Мы укрепились на Дальнем Востоке при императоре Николае I и прекратили продвижение в восточном направлении. Глав­ное, чтобы не было разрыва, чтобы Европейская часть России, Южная Сибирь, Дальний Восток были структурно сбалансированы между со­бой так, чтобы они обеспечивали нашей стране необходимый геострате­гический баланс. Мы, вообще говоря, не проиграли Русско-японскую войну. Мы предательски уступили выигрыш японцам. Наша армия не потерпела военного поражения. Россия могла продолжать воевать, по­теряв фактически флот. Разница в том, что если бы Россия выиграла на море, Япония капитулировала бы сразу. А Россия могла продолжать воевать, резерв у нее был достаточно большой. Было несколько преда­тельств, и самое большое совершил Витте, возглавлявший в Портсмуте нашу делегацию на переговорах. Уйдя с моря, перестав быть великой морской державой, надо было тем более продолжать укрепляться на Дальнем Востоке. До постройки Транссиба невозможно было обеспе­чить настоящую переселенческую политику. Она с блеском проводи­лась Петром Аркадьевичем Столыпиным и главным управляющим (то­гда он еще министром не был) Кривошеиным. Но слишком мало време­ни было у исторической России.

    Что касается советской власти, то она Дальним Востоком вообще не интересовалась. Переселенческой политики она не вела. Крупный про­мышленный центр Комсомольск-на-Амуре построен заключенными, а заселить город заключенными нельзя. Можно создать локальную циви­лизацию ссыльных, но не заключенных. Если бы мы туда гнали ссыльных, наверное, мы продолжили бы, хотя и довольно жестко, вполне ло­гичную политику Столыпина. Но, к сожалению, никто не занимался в советское время населением Дальнего Востока.

    Да, политика у нас была другая, Мы не уничтожали индейцев. Но есть политика терпимая, а есть политика безумная. Есть политика жес­токая, есть не очень, но это все равно политика. В отношении других народов, живущих на Дальнем Востоке, у нас не очень много проблем. Там не так уж много нерусского населения. Но товарищ Сталин ухитрился создать нам эту проблему.

    Мы вернули в итоге поражения Японии Сахалин. На Сахалине к тому моменту русского населения практически не было. Что делает Сталин? Он распоряжается под гребенку убрать всех японцев, а там бы­ли какие-то социалисты, которые хотели остаться на советском Сахали­не. Нет, всех до единого убрать. И не отпускать ни одного корейца. Ко­рейцы японцев не любят, а туда их привезли фактически рабами. Среди корейцев некоторые желали уехать. Нет, корейцев не отпускать. В итоге мы имеем следующую дурь. Область имеет почти 350 тысяч населения. На Курилах жителей мало, в основном это Сахалин. Единст­венный город, похожий на город, — Южно-Сахалинск, 150 тысяч, почти половина населения области. А корейцы все на Сахалине. Но из 150 тысяч жителей Южно-Сахалинска 30 тысяч — корейцы, это доволь­но много. Причем выгнать их уже нельзя, из них больше половины не знают корейского языка. Они уже говорят и думают по-русски. Но вся розничная торговля в Южно-Сахалинске в корейских руках. А кто они этнически? Да, многие из них не говорят по-корейски. Но в Сахалин­ском университете на факультете переводчиков из 60 студентов 50 — студентки-кореянки. Они изучают корейский, чтобы быть на перево­дческой работе и обеспечивать связи с Южной Кореей. А это уже похо­же на ту самую агентуру, о которой я говорил. Они что, будут радеть за интересы нашего Отечества? Даже в Северной Корее. А Южная Корея богаче, чем мы сейчас. Население надо создавать.


    Н.В. Гончаров, ИТАР-ТАСС:

    Владимир Леонидович, известны ли Вам реалистичные оценки того, какое количество населения при нынешнем российском уровне хозяй­ствования может принять Дальний Восток? Если говорить о пахотных плодородных землях, то это Амурская область и какие-то отдельные до­лины.

    Махнач: Перед революцией была такая осторожная экстрапо­ляция, что Дальний Восток «в ближайшие десятилетия» (они давно уже прошли) может при сохранении торговых отношений с Маньчжурией вместить население до 50 миллионов человек.

    Хочу сказать, что плиты с начертанными китайскими иероглифами «Мы вернемся сюда», которыми вымощена китайцами центральная площадь Читы, — это уго­ловное дело.

    Отдача на откуп китайцам предприятий, нежелание на них работать — это тоже уголовное дело. Чиновнику дали на лапу, и он «об­тяпал» предоставление этого предприятия в аренду.

    То, о чем рассказала Лариса Николаевна Вдовиченко, для меня но­во. Я в Чите не бывал и ничего подобного не слышал ни на Сахалине, ни в Иркутске, что есть проблема участия наших граждан в «Император­ских днях божественного тэнно» или еще кого-нибудь божественного в Китае. Это тоже, вообще говоря, уголовное дело. И заводить его необхо­димо ради спасения самих же китайцев. Это проблема, которая может привести к националистическим эксцессам. Начнут бить морды, в том числе и своим. И всё прекратится за два месяца, ни одного праздника божественного микадо больше не будет. Представьте себе на минуту, что будет с премьер-министром Государства Израиль, если он сделает присутственным днем субботу, или что произойдет с любым лидером мусульманской страны, если он сделает присутственным днем пятницу. У нас Путин однажды сделал рабочим днем воскресенье, так такие рез­кие высказывания услышал... Больше он этого не делает. Израильский премьер головы бы не сносил.

    Да и работодатель должен соображать хотя бы немного. Например, в Сирии 20% христиан, это каждый пятый. Наверняка там бывают ситуа­ции, когда мусульманин работает у христианина. Человека не станет, если он разок этому мусульманину предпишет праздновать какой-ни­будь христианский праздник. А у нас процент выше, не сирийский процент.


    С.П. Пыхтин, советник Аппарата Государственной Думы Федераль­ного Собрания Российской Федерации:

    А кто вообще считал китайцев? У нас есть достоверные сведения? Я говорю не о китайцах, живущих в пределах России. Кто достоверно зна­ет численность населения самого Китая? Почему я этот вопрос задаю? Многие мои знакомые посещали Китай в последние годы, и у них соз­далось впечатление, что там нет этих полутора миллиардов. И в разгово­рах с довольно ответственными чиновниками провинциального Китая приводились цифры иногда с пятикратной (!) разницей в численности отдельных китайских городов. Почему мы так слепо верим в то, что чуть ли не каждый четвертый житель планеты — китаец?

    Махнач: Эта мысль и мне давно приходила в голову, достовер­ной статистики действительно нет. Ограничения по рождаемости там есть, об этом говорится и в прессе, и даже в кино. Посмотрите фильм Ни­киты Михалкова «Урга». Ограничительная норма — один ребенок на ки­тайскую семью. Представителям национальных меньшинств разрешено иметь два ребенка. Они это ограничение иногда нарушают, но за наруше­ние наверняка наказывают. Значит, нарушают не все. А даже два ребен­ка — это ниже уровня естественного воспроизводства. Следовательно, этого не может быть, потому что не может быть никогда. Или великие китайские ученые изобрели способ размножаться почкованием.

    Пыхтин: Китайцы сами рассказывали, что у них статистика может охватить в большей мере городское население, а в сельской местности некоторые имеют по 3 и по 5 детей, но их просто не могут сосчитать.

    Махнач: Некоторые и у нас по 3 и по 5 детей имеют. Это не по­казатель.


    В.А. Саулкин, обозреватель радио и газеты «Радонеж»:

    Мы знаем, что Китай — это особая, древняя цивилизация. Мне в прошлом году пришлось общаться с китайцами, и только один из них, заместитель министра образования Китая, ректор одного из крупней­ших университетов, понимал, что Россия — это отдельная цивилизация.

    Многие считают нас частью Запада. К Западу отношение резко отрица­тельное. Мы понимаем почему. Из китайцев никто не знал о том, что на предложение разделить Китай царь-мученик Николай Александрович ответил очень твердо: Китай — древняя страна, с древней цивилизаци­ей, древней культурой, и никогда этот народ разделенным не будет. Мы с вами говорили об экономике, о трубопроводах, о военном аспекте, это все понятно. Но есть точка зрения, что XXI век — это столкновение цивилизаций, скажем, исламской и постхристианской. У меня вопрос: какая модель цивилизации сейчас в нашей стране (надеюсь, что она не постхристианская, а все еще христианская) и как китайская цивилиза­ция, древняя, своеобразная, закрытая, будет в XXI веке взаимодейство­вать с нашей цивилизацией?

    Махнач: Об этом надо лекцию читать. Обращаю ваше внимание на то, что мы по этому вопросу зачитываемся трудами если бы еще сэра Арнольда Тойнби, а то ведь малозначительного Хантингтона, поддаемся напору англосаксов. Между тем англосаксам свойственно говорить о модели цивилизации и считать культуру частью цивилизации. Для рус­ских и немцев по-прежнему характерно говорить о культурах, считая цивилизацию частью культуры. Это очень многое меняет. В Китае тоже наверняка считают цивилизацию все-таки частью культуры. У нас под­ход родственный, как видите.

    Что касается всего остального. Две великие христианские культуры сложились в IX веке. Еще христианская церковь была единой, не считая мелких сект, а культур было уже две — восточнохристианская и запад­нохристианская. Теперь, пожалуй, последнюю правильнее назвать просто западной. Я говорил об этом здесь неделю назад. Со мной резко не согласился выступавший. Он сказал: мы просто европейцы. Нет, не бывает «просто европейцев».

    Великих культур не так уж много. И сейчас, по всей вероятности, заканчивает свое формирование третья христианская культура, которая все больше уходит от Запада, причем с большей неприязнью, чем это делаем мы. Эта третья христианская культура, а следовательно, и циви­лизация — латиноамериканская. Хотя они католики, как и французы.

    Что касается китайцев. Есть стереотипы поведения у каждого этно­са. Один из стереотипов — то, что китайцы жестоки. Это неправда. Они и человеколюбивые, и достаточно гостеприимные, но их конфуциан­ское мировоззрение приводит к тому, что, если китаец целую неделю никого не надул, не обжулил, не перехитрил, он больной. Есть такая черта. Как вы понимаете, русскому это довольно чуждо. Конфуцианст­во (я историю религии читаю, хотя и не в Высшей школе экономики) — это религия без Бога, где выше печки ничего нет. А человеку нужно вообще-то, чтобы было что-то выше печки. Потому в III веке до н. э. Китай чуть не стал целиком буддистским, так они бросились в буддизм. А потом китайцы дважды успешно воспринимали христианство. Пер­вый раз на рубеже XVI-XVII веков, когда миссионерами были иезуиты, ученики Франциска Ксаверия, друга Игнатия Лойолы. Второй раз в XIX веке, когда миссионерами оказались мы. Но первый раз христиан передавили маньчжуры, а второй раз передавил Мао. Христиане, прав­да, и сейчас там есть, они в принципе охотно становились христианами. Более того, в конце сталинского периода (примерно в 1950 году) там было три епархии, и из трех епископов один был китаец. Я даже помню, что его звали преосвященный Симеон Ду. Так что с китайцами можно находить об­щий язык, дружить с ними можно. Но родными мы не бу­дем, слишком мы разные.


    Н. Волкова, студентка ГУ ВШЭ:

    Какие меры нужно принять на федеральном и региональном уров­не, чтобы кардинально изменить ситуацию, которая сложилась на Даль­нем Востоке, то есть что конкретно нужно сделать? Это первый вопрос.

    И второй: каким Вы видите место Дальнего Востока в Азиатско-Ти­хоокеанском регионе, если говорить об интеграции Дальнего Востока в этот регион?

    Махнач: Вы слишком многого от меня хотите — чтобы я здесь ответил на такой вопрос. Да и с административным ресурсом у меня ту­говато. Хочу заметить, что меры принять можно и нужно. Надо заняться всерьез, например, проблемами рыболовства и тому подобного. Там есть что делать. И это решается почти исключительно административными методами, частично силовым образом, при участии морских пограничных войск. Надо приступить к реконструкции Транссиба. Надо всерьез наладить кон­троль над количеством рабочих мест в Европейской России, тогда не уе­дут с Дальнего Востока в Иркутск, в Семипалатинск. Правда, перегру­жен у нас только один регион — Москва и Московская область, кото­рый скоро останется без лесов и парков, потому что рекреационная нагрузка на природу выше любой допустимой. Но проблему надо ре­шать. Если совершенно точно будет известно, что да, в Москве нужны только мусорщики, что ты, кандидат наук, найдешь только место му­сорщика, а место электромонтера не найдешь, то и не поедут люди. А все ставки бездельников, которые обслуживают парковки автомашин, в Москве запрещены, упразднены, нет больше таких рабочих мест.

    Оттоку надо препятствовать, одновременно решая демографиче­скую проблему. Как? На мастер-классе профессора Вишневского я все сказал, и то будет опубликовано. Проблема решается поощрительным налогообложением со стороны государства. Ее решил на глазах всей Ев­ропы де Голль. После ухода великого француза спустили дело на тормо­зах и перестали так действовать. А он решил ее за несколько лет — про­сто ввел высокий налог на бездетность, который при наличии одного ребенка сокращался, по-моему, вдвое, а при двух детях достигал нуля. Только в этом случае переставали взимать налог. При трех детях уже шло государственное пособие, а дальше оно увеличивалось. Грубо гово­ря, суть в том, что де Голль заставил бездетных и малодетных платить налог.

    В беседе снова упомянули Русско-японскую войну, революцию и последовавший сепаратизм. Японскую войну мы обязаны были выиграть, у нас тогда бы революции не было. Задним умом крепки. А что касается рево­люции, революционных событий, то так называемая первая русская революция обошлась стране в 16 тысяч жертв. (Парижская коммуна в 1870 году, локализованная в Париже и окрестностях, стоила 70 тысяч жертв, а фактически 100 тысяч, потому что еще 30 тысяч были сосланы в жуткие условия тропиков). Генералы фон Ренненкампф и Меллер-Закомельский блестяще справились с бунтующими элементами, ничтож­ными силами наведя порядок на Транссибе. И заметьте: никто не риск­нул взорвать, разобрать Транссиб и тому подобное. Хотя могли бы.

    О китайцах слишком много говорилось. Я все-таки не о Китае лек­цию читал, я не синолог. Да, действительно, нам нужна была маньчжур­ская пшеница для того, чтобы создавать свой Дальний Восток. Но весь Китай ходил тогда в русских тряпках, а теперь мы — в китайских. Весь Китай носил текстиль русского производства, и не только Китай. Это дореволюционная ситуация.

    Нас тянут в ВТО. Если нас затянут в ВТО, чего хочет пока и глава нашего государства, плохо будет. Нас китайцы завалят своими товарами и своей рабочей силой. Нам незачем вступать в ВТО. Правда, из ВТО можно выйти, это понятно. Но вот проблема: иначе с китайской одеж­дой не получится. Значит, будем есть и их отраву.

    Проблема организации китайцев, создания чайна-таунов очень серьезна. У меня есть сведения, что китайцы купили значительную не­движимость в Москве. Это не чайна-таун на Дальнем Востоке. И есть информация, что в пригороде Петербурга планируется построить даже не чайна-таун, а чайна-мегаполис с населением до миллиона китайцев. Это серьезно. Потому проблема есть, говорить о ней надо, изучать ее надо. Задавать вопросы официальным лицам тем более надо, пусть от­ветят, зачем и по какому праву они наводняют Россию иностранными гражданами.

    Учтите, еще лет 120 назад немецким исследователем отмечалось, что китайцы приезжают куда-то, устраиваются порой на самую непрестиж­ную, низкооплачиваемую, грязную работу, но потом вы их не выдвори­те оттуда. Потому — никаких китайцев. Они могут, впрочем, как и дру­гие инородцы, работать, если нам это выгодно, на правах кули. Прие­хал, договор заключил, по договору тебя российские власти защищают, работу сделал, тебе заплатили — и на выезд. И ни малейшего шанса по­лучить гражданство. Японцы, например, замечательно эту проблему ре­шают — не дают японское гражданство никому. Шведы так же поступа­ют, да и другие. Это серьезные моменты.

    Есть ли русский сепаратизм и возможен ли он? Хабаровский губер­натор Ишаев повел себя в вопросе об островах на Амуре, которые неза­конно, антиконституционно передали китайцам, не как сепаратист, а как русский патриот. Я плохо представляю себе, каков он как губерна­тор, коррумпирован ли он, образует ли свой клан. Но когда ему начали выкручивать руки всерьез и требовать подписи (регион должен дать со­гласие на изменение границ, это конституционная норма), он сказал, что подпишет после Президента. Ему по факсу переслали документ с подписью «Путин». На нем губернатор Ишаев написал: «Ознакомлен. Ишаев». По-моему, это достойный человек. Так что я не думаю, что воз­можен русский сепаратизм. А вот обиженность, раздерганность, оторванность — эти проблемы есть. Но они более-менее преодолимы, если больше заниматься Транссибом.

    Что касается вопросов о том, авианосец ли «Адмирал Кузнецов», есть ли у нас задача для авианосцев, насколько велика была техническая неудача и надо ли было сохранить «Минск» и «Новороссийск», то эти вопросы исчерпывающе освещены в книге двух инженер-капитанов 1-го ранга с учеными степенями В.П. Кузина и В.И. Никольского — «Воен­но-Морской Флот СССР. 1945—1991». Лучше никто не написал. Она в 1996 году вышла. Я и до того точно знал, что флот без авианосцев — это несбалансированный флот. Но г-да Кузин и Никольский убедили меня в этом окончательно.

     

    Категория: История | Добавил: Elena17 (12.03.2020)
    Просмотров: 708 | Теги: Национальная безопасность, владимир махнач, стратегия, дальний восток
    Всего комментариев: 0
    avatar

    Вход на сайт

    Главная | Мой профиль | Выход | RSS |
    Вы вошли как Гость | Группа "Гости"
    | Регистрация | Вход

    Подписаться на нашу группу ВК

    Помощь сайту

    Карта ВТБ: 4893 4704 9797 7733

    Карта СБЕРа: 4279 3806 5064 3689

    Яндекс-деньги: 41001639043436

    Наш опрос

    Оцените мой сайт
    Всего ответов: 2035

    БИБЛИОТЕКА

    СОВРЕМЕННИКИ

    ГАЛЕРЕЯ

    Rambler's Top100 Top.Mail.Ru