7 декабря 2020 г. минул ровно век со дня убийства адмирала Александра Васильевича Колчака.
Так уж получилось, что тема эта волновала меня с самого детства…
Работая последние года два над сериями материалов о следователе Николае Алексеевиче Соколове и помогавшем ему английском журналисте Роберте Вильтоне, не мог я не вспомнить еще об одном человеке, чья воля и поддержка расследования цареубийства сыграли большую, в некотором смысле даже решающую, роль в раскрытии многих тайн этого безпримерного преступления.
Мысль эта не давала мне покоя во время краткого летнего отдыха, заставив, наконец, залезть на чердак, открыть старый бабушкин сундук и разыскать там толстую папку с надписью на обложке в две строки: «ИРКУТСКЪ. КОЛЧАКЪ».
Развязав тесемки, вскоре я увяз в залежах сложенных туда в разные годы разномастных листков: мемуарных отрывков, выписок из документов, выцветших ксероксов, старых фотографий и открыток…
Вот небольшая выборка из них, строго ограниченная темой: Иркутск, цареубийство, адмирал А.В. Колчак.
Первые по́сты предлагаемой публикации были написаны еще в конце декабря прошлого года, однако начинаю их выкладывать только теперь, когда всё в основном написано, а пафосность трагического события (в связи с круглой датой) уступает место возможности всесторонне, не торопясь, исследовать то, что мне давно хотелось понять – связи Адмирала с Царской Семьей: осознанные и те, что сближали их вне зависимости от личной воли.
Иркутск, улица Преображенская (Тимирязева).
Большинство черно-белых снимков Иркутска в этом по́сте выполнены фотографом Борисом Васильевичем Дмитриевым.
К СТОЛЕТИЮ УБИЙСТВА АДМИРАЛА А.В.КОЛЧАКА
Начну с воспоминаний.
Самое раннее мое детство (как столько стал я себя помнить) прошло в бабушкином доме в Иркутске на улице Жандармской. Конечно, так она в то время уже не называлась (появился я на свет при Сталине). Тогда, да и сейчас (всё еще!), это улица Фридриха Энгельса.
Однако благодаря бабушке знал я ее настоящее название, впрочем, как потом и всех тех, где привелось мне жить позднее: Дзержинского (на самом деле Арсенальская), 6-я Советская, а потом – на моей уже памяти – получившая экзотическое имя Джека Алтаузена (в действительности 6-я Иерусалимская).
Резной наличник на одном из домов на Жандармской.
Такие дощатые тротуары иркутских улиц были одной из характерных особенностей города.
Все эти чуждые и даже враждебные русскому уху – и уж, конечно, духу – труднопроизносимые, издевательские названия, вроде приведенных и прочих того же пошиба (Карла Либкнехта, Розы Люксембург, Клары Цеткин, Маркса, Марата, Фурье, Урицкого, Володарского, Свердлова, Трилиссера, Лассаля, Литвинова, Польских Повстанцев, Красного Восстания, Красных Мадьяр) – разве это не самое яркое и неотразимое доказательство всё длящейся и длящейся иноземной оккупации?
Переименование улиц старинного сибирского города было тотальным! А то, что и до сих пор всё осталось по-прежнему, – гораздо нагляднее любого аналитического исследования демонстрирует, в чьих руках по-прежнему остаются бразды правления.
…Но это я отвлекся. Главное, что я хотел сказать, – это то, что с дошкольной еще поры знал я и чувствовал, где – вопреки внешнему, наносному, насильно навязанному задолго до моего рождения – в действительности я живу.
Дом с завалинкой.
Подобно большинству иркутских улиц того времени Жандармская была заполнена дореволюционной еще постройки крепкими деревянными домами, некоторые с засыпанными для сохранения тепла завалинками; почти все со знаменитыми своим резным кружевом наличниками и закрывающимися на ночь ставнями, перехватывавшимися для надежности железными полосами с закрепленными на их концах коваными длинными болтами, продевавшимися через толщу стены, в специальные отверстия, в конце которых – уже внутри, в комнате – вдевались затычки.
Зимой, чтобы не выстуживать дом, днем дыру закрывали войлочной заглушкой; на ночь же на конец болта перед самым отверстием с затычкой насаживали шайбу из того же материала. И всё же в холодные дни к утру концы болтов, даже в жарко натопленных комнатах, покрывались ледяной корочкой.
Каждый вечер в течение нескольких лет я помогал бабушке в совершении этого нехитрого ритуала. Полагаю, что нынче об этом помнят уже немногие…
Один конец улицы Жандармской вел к центру, к Крестовоздвиженскому собору – первому православному храму, в котором я побывал:
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/220752.html
Вид с улицы Преображенской (Тимирязева) на Крестовоздвиженский собор.
Противоположный конец улицы выходил к реке Ушаковке, с которой водовозы в больших деревянных бочках развозили на лошадях – за небольшую плату – воду по близлежащим улицам, доставляя ее прямо к калиткам.
Чаще всего мы с бабушкой ходили в центр (в магазины, кино, парк, на базар), но нередко бывали и на Ушаковке.
Знаменский мост через Ушаковку. Дореволюционный снимок.
Вдали была хорошо видна тюрьма: Иркутский тюремный замок – последнее пристанище адмирала А.В. Колчака (личности в наших краях хорошо известной). Отсюда ранним утром 7 февраля 1920 г. его вывели убивать…
Иркутская тюрьма.
Всё это, конечно же, не могло не занимать мое детское воображение.
Однако неподалеку было и еще более значимое памятное место: там, где тело Адмирала пустили под лёд…
В 1999 г. по Инициативе Иркутского казачьего войска на месте предполагаемого убийства адмирала А.В. Колчака на реке Ушаковке был установлен памятный Крест из сибирской лиственницы, несколько лет спустя замененный на металлический.
Не раз мы с бабушкой проходили этим накрепко мне запомнившимся берегом.
Местные старожилы рассказывали, что произошло это у слияния рек Ушаковки и Ангары.
Эх, эх, Ангара,
Колчакова дочка!
Владимiр Луговской «Песня о ветре» (1926).
Продолжение следует.
