Имя поэта казачьего зарубежья Николая Николаевича Туроверова широко известно не только любителям стихосложения, но и многим далеким от поэзии обывателям.
Как ни парадоксально, но именно по этой причине творчество другого представителя рода Туроверовых – Александра Николаевича – мало кому знакомо. Долгие годы талантливый писатель находился в ореоле славы старшего брата и лишь в последнее время интерес к нему, как к самостоятельной и самобытной литературной фигуре, неизмеримо возрос.
Впрочем, сам Александр Туроверов никогда не стремился к славе. Он не собирал свои произведения в сборники, не имел привычки коллекционировать публикации, к литературному процессу относился легко и без привычного пафоса оставить что-то после себя потомкам. Писал по вдохновению, причем мог делать это в любом месте, даже по дороге на работу. «Где-нибудь на вокзале залижет конверт со стихами и пошлет его тут же в газету или куда еще», – вспоминала его жена Ирина Туроверова.
Поэтичность вообще была свойственна многим отпрыскам старинной династии Туроверовых. Помимо военных подвигов, эта дворянская плеяда прославилась образованностью и литературным даром. В XIX веке Туроверовы дали Дону нескольких талантливых поэтов, одному из них даже удалось издать сборник*, в который были включены два стиха, ставших позже народными песнями – «Конь вороной с походным вьюком» и «Много лет Войску Донскому». Через поколение эту традицию поддержали Николай и Александр Туроверовы.

* А.В. Туроверов, «Казачьи досуги», 1858 г.

«Не забудь ту меловую кручу за стремительным Донцом»*
Родился Александр Николаевич 26 марта 1903 года в станице Каменской, куда его отец, судебный пристав Новочеркасского окружного суда, был переведен по долгу службы.
Здесь, в большом доме на улице Садовой (сегодня – ул. Горького, 112), который семья арендовала у казаков Диченсковых, прошло детство двух братьев. Родители поощряли в мальчиках широту взглядов и увлечений: на одной чаше юношеских занятий был «гранит» науки, на другой – поэтическая страсть, по одну сторону досуга – скачки на лошадях, по другую – творческие вечера в Дворянском собрании. Они одинаково разбирались в конной упряжи и новинках литературы, рьяно верили в силу русского оружия и всей душой ненавидели войну. Были годны и к военному ремеслу, и к штурму литературных вершин. Старший брат участвовал в издании школьного журнала, причем сразу под несколькими псевдонимами. В доме часто встречали гостей; кроме казачьих песен звучали малороссийские мелодии – мать будущих поэтов Анна, урожденная Карпова, была родом с Украины. От нее дети получили доброту, природную созерцательность и типичный южнорусский юмор. Последним качеством особенно отличался младший брат. Ирина Туроверова отмечала, что в эмиграции ее муж притягивал коллег по работе своим остроумием; незлые шутки и акцент вмиг ставили его в центр компании, его манере поведения пытались даже подражать. На вопрос, как ему удается иметь такие роскошные волосы, он мог не задумываясь ответить, что все дело в секретном снадобье: курином помете на спирту, и тогда прагматичный французский ум долго не мог понять, шутит мсье Туроверофф или говорит всерьез.

* Строки из стихотворения А. Туроверова 17 июля 1975 г.

Замечательные дни
Окончив каменскую начальную школу, Александр был определен в Новочеркасск, чтобы продолжить учебу в качестве кадета Донского Императора Александра III корпуса. Учеба в нем растянулась на долгие годы, но не по причине нерадивости ученика, а в силу объективных причин: в октябре 1917 года на Дон накатились революционные волны, и в их водоворот затянуло всех казаков от мала до велика, разделив их на красных и белых, на своих и чужих. Учебу Александр заканчивал уже в Югославии, где в 20-х годах заново возродился Донской кадетский корпус.
Но сначала были жестокие годы и кровопролитные битвы. На Дону Туроверов сражался против красных в рядах легендарного партизанского отряда есаула В. Чернецова. В одном из боев совсем еще юный боец – 15-летний кадет – за храбрость получил Георгиевский крест 4-й степени. В своем рассказе «Первая любовь» так описывает автор лихие годы: «То были замечательные дни: Корнилов формировал Добровольческую армию, Каледин взывал к казачеству. Но казаки, вернувшись с фронта, были глухи к призыву своего атамана – война им надоела. И мы, юнкера, кадеты, гимназисты, разоружив пехотную бригаду в Хотунке под Новочеркасском, пошли брать восставший Ростов». При всей трагичности донской смуты, дни, совпавшие для автора с прекрасной юношеской порой, были, по его определению, «замечательными».
После смерти Чернецова Александр снова ненадолго окунулся в учебу в освобожденном Новочеркасске. Затем отступал в составе кадетского корпуса пешим строем в Новороссийск. Позже в Крым – последнее пристанище десятков тысяч русских офицеров, казаков, солдат и чиновников, а также гражданских беженцев. Вчерашнее бредовое чувство предстоящей разлуки с Родиной переставало быть чем-то фантастическим и становилось реальностью. Образ уходящих на юг кораблей стал одним из главных в творчестве обоих Туроверовых. Александр писал:

    «Я помню этот день, морозный и ветряный,
    Когда в последний раз я посмотрел на Крым,
    Корабль наш шел на юг… И ветер рьяно
    Рвал за его кормой на клочья черный дым.»

В ноябре 1920 года в числе группы старших кадетов Александр Туроверов навсегда покинул Родину. Всматриваясь в портовые дали последнего русского города в своей жизни – Евпатории, поэт видел, как:

    «…Кружилась чайка низко у воды,
    Все тоньше становилася полоска
    Родной оставленной земли…»

Все не по-нашему
Первое, что сделал Туроверов-младший в эмиграции, – это снова сел за парту в восставшем из пепла кадетском корпусе в югославском Белграде. Учился, как и прежде, старательно и очень хорошо. Шарика – такое прозвище он получил в школе, – уважали. Негласный закон никому не давал права трогать Георгиевского кавалера, поэтому он мог позволить себе даже маленькие вольности, например, поспать на уроке за спинами товарищей. Впрочем, это нисколько не отражалось на учебе. К тому же Шарик блеснул литературными способностями, выиграв конкурс на лучший рассказ, став победителем среди учащихся всех русских школ на Балканах.
В 1923 году в 35-м выпуске корпуса в звании вице-урядника Александр закончил учебу. И снова ее начал. На этот раз в Чехии, куда неутомимый студент отправился постигать инженерную науку в Горной академии в г. Пшибраме. Опять это были «замечательные» дни. «Чехия встретила меня сумрачно, – вспоминал Туроверов в рассказе «Непосланное письмо». – Все было по-другому, не по-нашему». Сначала он еле сводил концы с концами, обживаясь на новом месте; иногда, чтобы заработать денег, уезжал на практику на рудники. «На шаткой печке в моей казарменной комнате варил украденную на ближайших полях картошку… Два месяца не писал брату, ведь марка – деньги. Часто от истощения меня качало, и это было приятно; словно я выпил лишний стакан вина».
Но была и отдушина – в Пшибраме образовался местный хутор Общеказачьей студенческой станицы в Чехословакии, в деятельности которой он прошел все ступеньки иерархии: от писаря до атамана хутора.
Вскоре образование дало свои плоды – молодой инженер устроился на работу на завод каучуковых изделий во Франции. Произошло это, вероятно, не без содействия старшего брата, который к тому времени уже основательно обжился в Париже. В 1930-м году братья Туроверовы вновь воссоединились, чтобы не расставаться уже никогда.

Под крылом синицы
Сен-Клу, Франция

Cен-Клу – типичное парижское предместье. С 1954 года в этом городке жила семья Александра Туроверова.

Во Франции возобновляется литературная деятельность Туроверова. Его публикации появились в журналах «Казачий союз», «Родимый край», «Возрождение», «Военная быль» (все – Франция), «Новый журнал» (США). В 1939 году А. Туроверов был принят в ряды «кружка казаков-литераторов» и стал одним из авторов крупнейшего издания «Казачий альманах».
Вскоре «веселая мачеха» Франция преподнесла ему «сюрприз», избежать которого он, впрочем, не смог бы ни в Чехии, ни в Югославии, ни в любой другой точке Европы. Началась Вторая Мировая война. Как и большинство других русских эмигрантов призывного возраста, Туроверов был мобилизован во французскую армию и, пройдя через военную мясорубку (в том числе – знаменитую «линию Мажино»), к счастью, остался жив.
В первые послевоенные годы, продолжая работу на заводе, он активно участвовал в общественной жизни казачьего зарубежья во Франции, был директором журнала «Казачий союз», в котором публиковались и его стихи. У него также произошли перемены в личной жизни – он женился. Его избранницей стала Ирина Орлова, чьи героические предки – сплошь генералы – прославили свой род, сражаясь за Россию в различных гвардейских казачьих войсках*.
Семья поселилась в старинном предместье Парижа Сен-Клу, которое как нельзя лучше подходило для жизни сверхкультурных эмигрантов, к коим, без сомнения, относились и Туроверовы. Некогда в Сен-Клу находилась резиденция французских королей, уничтоженная пожаром во время осады немцев в 1870 году. Здесь провозглашался на императорство Наполеон Бонапарт. В пределах Сен-Клу жил один из любимых католических святых – Клодоальд.
Один за другим у Туроверовых родились «три богатыря» – Михаил**, Иван и Николай. Дом, который предоставил завод «Годриш» молодой семье, только разогревал в его обитателях творческие порывы: все дома в округе носили поэтические названия и являлись своего рода напоминанием о «Цветочках»*** св. Франциска Ассизского, в честь которого было названа деревня. Жилище Туроверовых носило прозвище «Синицы».
Перо Александра Николаевича «выстреливало» многочисленные рассказы, стихи и статьи. Его очерки были разбросаны по всей эмигрантской прессе, и, конечно, никто не занимался их систематизацией. А жаль. «Ведь их писал человек не только хорошо и разносторонне образованный и, безусловно, не обделенный Божьим даром, но и человек патриотически настроенный, любивший свое многострадальное Отечество», – писал о поэте исследователь его творчества К. Хохульников.

* Портреты представителей многочисленного рода Орловых находятся в Эрмитаже и Государственном Историческом музее в Москве.
** Трагически умер.
*** Имеется в виду сборник рассказов, молитв и наставлений «Цветочки», приписываемый св. Франциску.

День за днем короче…
Последние годы жизни Александра Туроверова сопровождались тоской по отчему дому, по оставшимся в далеком прошлом родным и близким, по утраченной Родине. В некоторых стихах зазвучали декадентские мотивы:

    «Все проходит. День за днем короче.
    Улетают наши души навсегда…
    Скоро, брат мой, ледяные ночи
    Нам заменят заграничные года…»

Ирина Туроверова

Портрет верного спутника А. Туроверова – жены Ирины. Художник Шмигин.

Несколько лет поэт был практически парализован. Работу на вредном химическом производстве усугубил нелепый случай: приняв двойную дозу лекарства, понижающего давление (чтоб быстрее – это было на него очень похоже), поэт потерял способность передвигаться. «Его лечили, и к нему все вернулось: и движения, и речь. Он продолжал писать, – вспоминала Ирина Туроверова. – Но все это было уже не то. И как активный человек теперь он этим только мучился».
Умер поэт 2 ноября 1978 года. В газете «Русская мысль» о нем написали: «Смерть опечалила многих его друзей… Судьба не благословила Александра Николаевича быть погребенным в родном краю, который любил он беззаветно, по ее прихотливой воле нашел он приют в гостеприимной Франции».

источник