1942 год. Год тяжелых испытаний для всего Советского народа. Враг под Москвой. Его танковые колонны сминая все на своем пути катились на восток. Вся страна превратилась в единый военный лагерь — «Все для победы, все для фронта!» Идут эшелоны на запад с Сибирскими дивизиями, оружием и продовольствием. А навстречу тянутся эшелоны с беженцами. 1942 год и год «Великих переселений» народов Прибалтики, Поволжья и Кавказа. В нашу республику были этапированы 5907 человек спецпереселенцсв: немцы, литовцы, поляки, финны, ингуши и другие. Горькую чашу переселенцев в своем родном крае пришлось испытать и Чурапчинским колхозникам. О той страшной трагедии рассказывают страницы дневника Майи Аргуновой — десятилетней девочки из Чурапчинского колхоза «Коммунизм» и выдержки из докладной записки Правительственной комиссии, об итогах переселения в сентябре 1943 года.
«...СНК СССР и ЦК ВКП(б) придавая исключительно важное значение делу развития рыбных промыслов, для обеспечения страны рыбой и рыботоварами постановили:
1. Обязать Наркомрыбпром СССР приступить немедленно к организации и расширению рыбных промыслов в бассейнах рек Лены с тем, чтобы весной 1942 г. уже развернуть массовый лов рыбы в этих бассейнах.
2. Создать в Наркомрыбпроме СССР следующие государственные рыбопромышленные тресты по Сибири...
3. Организовать Якутский трест с промыслами на реках Лена, Алдан, Вилюй, Яна (Из постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 6 января 1942 г.).
«На протяжении многих лет большинство колхозов Чурапчинского района в силу климатических и почвенных условий не получают урожая зерновых, а для живности колхозов также не имеется достаточного количества кормов. Как правило с государством по зернопоставкам рассчитаться не могут. Систематически из года в год приходится заменять зернопоставки на натуроплату другими видами продуктов (мясо, масло и др.). Из года в год колхозы вынуждены посылать бригады в другие районы для заготовки кормов скоту, на большие расстояния перегонять на зимовку скот, в результате этого теряется большое количество скота при перегоне туда и обратно. Для большинства колхозов Чурапчинского района создалась крайне невыгодная ситуация в ведении их полеводческого и животноводческого хозяйства. Хозяйственная основа большинства колхозов оказалась расшатанной, финансовое положение подорванным. Создалась угроза дальнейшему содержанию и сохранению общественного колхозного скота. Вместе с тем имеется полная возможность использования трудовых ресурсов этих колхозов в рыбной промышленности республики в связи с решением ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 6/1 — 42 года.
Постановили:
1. Перевести 30 — 40 колхозов Чурапчинского района на устав рыболовецких колхозов и сделать рыбную ловлю для них основным видом хозяйства, а сельское хозяйство второстепенным, подсобным.
2. Переселить в связи с этим 30 — 40 колхозов Чурапчинского района в районы рыбной ловли (Кобяйский, Жиганский, Булунский).
3. Подготовку и переселение провести в текущем году не позднее 10 сентября.
(Из постановления бюро Якутского обкома РКП(б) от 11 августа 1942 года № 213).
Большая семья Аргуновых, насчитывающая 10 человек жила и работала в Чурапчинском районе. Записи сделаны детским аккуратным почерком, Майя старательно описывала все события невольной свидетельницей которых она стала.
«...29 августа 1942 года. Сегодня во сне видела отца. Отец, верхом на белом коне, рубил огромной саблей фашистов. Его за храбрость хвалил потом сам Сталин. Утром, когда рассказала свой сон, бабушка и мама обе улыбнулись и решили, что отец жив, здоров и воюет, что скоро получим письмо. Когда они вернулись с утренней дойки, прибежал посыльный Коля и сказал идти всем на собрание. Я осталась дома и нянчила маленького Нюргуна. Вскоре вернулись родные с собрания расстроенные и недовольные. Дед страшно ругался, мать и бабушка молча начали перебирать одежду. Оказывается, мы всем колхозом должны переселиться на север в Кобяй и ловить рыбу для фронта, для победы.
31 августа 1942 года. Пишу вечером. Завтра с утра отправляемся в путь. После того собрания прошло 2 дня. За эти дни поселок был похож на встревоженный муравейник. Все бегали, суетились, но никак не могли собраться. Оказывается с собой можно взять только 16 кг вещей и продуктов на одного. Уезжаем всем колхозом. Мне разрешили взять только 3 тетради, книги пришлось оставить. Бабушка никак не хотела оставить самовар, а мама уговаривала деда взять с собой швейную машинку, но пришлось все оставить. Так как председатель запретил брать лишнее. Дед с братьями весь скарб загрузили в телегу, привел наших коров и лошадей. Я упросила взять с собой маленького щенка. Он такой толстый, смешной, сейчас спит у моих ног. Отзывается на кличку «До5ор» -Дружок.
1 сентября 1942 года. Наутро дед закрыл на замок дом и амбар. Потом мы все вместе с нашими коровами и лошадьми отправились в путь. На дороге было столпотворение. Перегоняли все колхозное стадо коров и табун лошадей. На телегах сидели дети, женщины, старики и старухи. Старики со слезами на глазах прощались с родными местами. Дети тоже приуныли, видя горе и тоску взрослых. Так, манерное переселялись наши предки. Я сидела на телеге и держала Нюргуна, смотрела как исчезает в пыльной дали наша деревня. Бабушка с дедом шли рядом, остановились и молча перекрестились. До свидания родная Чурапча, мы едем ловить рыбу для фронта, для победы. Мама с братьями гоняли колхозное стадо, а наши коровы и лошадь были привязаны к нашей телеге. Говорили, что едем в пристань Бестях, там ждут пароходы. Вот удача, я еще ни разу не плавала на пароходах, да и увижу наконец-то красавицу Лену. Сегодня на ночь остановились в большом аласе, разожгли костры и расположились на ночевку. Всю ночь шел мокрый снег.
2 сентября 1942 года. Утром все было белым-бело. Красота необыкновенная, только было очень холодно и маленький Нюргун все время плакал, ему нездоровилось. После завтрака отправились дальше.
6 сентября 1942 года. Суток через пять приехали в Бестях. Дул пронизывающий, холодный, осенний ветер, по небу низко плыли серые облака. А пароходов нет. Очень холодно и маленький Нюргун разболелся, уже не плачет, а находится в каком-то забытьи, бредит. Я написала письмо отцу...»
«...Колхозы, переселенные из Чурапчинского района до наступления засушливых годов 1939 — 42 г. в своем районе были в организационно-хозяйственном отношении достаточно укрепившимися, а колхозники жили зажиточной жизнью. Среди этих колхозов были такие, которые имели Всесоюзную известность, как колхозы «Комбайн» — Сыланского наслега, «Красное семя» — Болтагинского наслега. Другие занимали первые места среди колхозов Якутской АССР, такие как колхоз «Основа» — Телейского наслега. Большинство колхозов обслуживались машинно-тракторной станцией, получали богатые урожаи, имели большое количество высокопродуктивного крупного рогатого скота и хороших лошадей. Во всех переселенных колхозах уже было выстроено немало типовых школ, больниц, детских учреждений, колхозных клубов и т.д.» (Л.4 оборот. Из Докладной правительственной комиссии от 19 сентября 1943 года).
«8 сентября 1942 года. До нас прибыли в Бестях еще несколько колхозов из Чурапчи Народу на берегу полно. Живем в наспех сколоченных шалашах и в палатках. Погода стоит отвратительная, идет то снег, то дождь. Дедушка с братьями караулят колхозное стадо и рубят тальник для скота, так как сена у нас совсем мало. Пароходов нет. Маленький Нюргун все болеет, состояние его ухудшается день ото дня. Бабушка пытается отпоить его отваром трав. Все ходят унылые, подавленные неизвестностью. Даже Дружок не бегает, не лает и не прыгает. Холодно и сыро.
10 сентября 1942 года. Сегодня наконец-то несколько колхозов отплыли на пароходе. Они едут к самому Северному морю в Булун и Жиганск. Нюргуну очень плохо».
«...Между тем обсуждение вопроса о переселении во всех колхозах проходило поспешно с полным нарушением колхозного устава, без тщательного разъяснения чем вызывается это переселение. Работники аппарата — уполномоченные, выезжавшие в колхозы по вопросу переселения вынуждали колхозников к принятию решения, спекулируя трудностями засушливого лета 1942 года. В тех случаях, когда колхозники возражали, то их запугивали тем, что колхозы остающиеся на своих местах, обязательно должны выполнять все данные планы. После обсуждения вопроса о переселении колхозники приходили к мысли о том, что все это неизбежно, даже необходимо потому, что они едут выполнять фронтовой заказ. К тому же им обещали изобилие рыбы, а следовательно, продуктов и товаров, выдаваемых по отовариванию. К отдельным колхозникам, вынужденным оставаться на месте по тем или иным причинам, принимались самые строгие меры вплоть до исключения из колхозов. Затем их облагали завышенными налогами и обязательствами госпоставок как единоличников. В случае если колхозник не мог выплачивать эти налоги, то отдавали под суд, как злостного неплательщика налогов...» (Листы 5 - - 6. Из Докладной записки правительственной комиссии).
«...Само переселение 4988 душ населения из 41 колхоза проведено без какой-либо продуманной подготовки, необходимых помещений, продуктов питания для людей и кормов для скота, в важнейших пунктах перевалки, а именно в Бестяхе, на острове «Сулар», на «Тас Тумусе» и т.д. На местах, где переселенцы должны были обосноваться не велось работы по подготовке жилья, продуктов и кормов для скота и людей. Колхозники-переселенцы в Бестяхе из-за неприбытия пароходов в течении одного-полутора месяцев жили под открытым небом...» (Л.6. Из Докладной правительственной комиссии).
«12 сентября 1942 года. Сегодня умер наш Нюргун. Мама сильно переживает. Теперь заболел брат Егор. От папы нет писем. Пароходов все нет. Очень холодно. Продукты, взятые с собой, несмотря на жесточайшую экономию кончаются.
13 сентября 1942 года. Наконец-то прибыл пароход. Он большой и очень красивый, называется «Пропагандист», только люди на пароходе очень злые. Капитан все время кричит и ругается. Нас с нашими коровами и лошадьми загрузили в одну баржу. Всего было 5 барж. Очень тесно. Мы всей семьей расположились возле коров. Дедушка говорит, что так будет тепло во время плавания. Егор все время бредит, зовет папу. Перед прибытием парохода получили «похоронку» на отца. В письме сказано, что он погиб смертью храбрых, защищая свою Родину. Дедушка говорит, что он погиб под Сталинградом. От горя слегла мама».
«...Для переезда колхозников на пароходах не были созданы самые элементарные условия для нормального переезда... Для скота на пароходах было взято кормов на 3 - 6 суток, а фактически большинство пароходов плыли по 8 -- 9 и больше, впоследствии чего скот грыз деревянные части барж. Несмотря на такие ужасы, капитаны пароходов на неоднократные просьбы колхозников об остановке парохода для кормления скота или погрузки сена отвечали отказом. Пароход «Пропагандист», везший 746 переселенцев и 952 коров и лошадей вечером 14 сентября 1942 года, оставив буксируемые 5 барж в середине реки отплыл в неизвестном направлении под покровом ночи. Как раз в ту ночь разыгрался шторм и в течении суток люди и скот находились среди бушующих волн, брошенные на произвол судьбы. По рассказам колхозников эта была жуткая картина: стоны, крики и плач детей, женщин, рев и мычание голодных коров, ржание лошадей. К счастью людей, находившихся на баржах, к исходу дня наскочили на песчаную отмель и остановились...» (Л.6 оборот: Из Докладной записки правительственной комиссии).
«16 сентября 1942 года. Плывем дальше. В ту страшную ночь дедушку затоптали лошади, когда он бросился их успокаивать. Дед молодец, говорит скоро пройдет, что самое страшное позади, хуже уже не будет, скоро приплывем на место и будем ловить рыбу для фронта. Я помогаю бабушке, мы вдвоем ухаживаем за мамой, братом Егором и дедом. У деда сломаны рука и нога. В ту ночь погибли трое колхозников и несколько коров и лошадей. Когда же приплывем наконец?! Очень боюсь. Сена для прокорма скота совсем нет. Они исхудали, обессилели и постоянно мычат прося корм».
«...Скот, очутившийся на баржах без корма объедал друг у друга шерсть, гриву, что на людей так же производило тяжелое впечатление...» (Л.6 оборот. Из Докладной записки правительственной комиссии).
«28 сентября 1942 года. Наконец-то прибыли на место. Голый берег, не видно жилых построек, никто нас не встречает. Первым делом похоронили умерших. Среди них моя подруга Айта. Отощавшие коровы и лошади еле сошли на берег. Берег крутой и каменный. Кругом снег и лед. Строили шалаши для жилья и для скота».
«...По прибытии в Кобяйский район колхозников высадили на безлюдные острова «Сулар», «Тас Тумус» и «Арылах» на реке Лена и «Хатырык-Хомо», «Бакыр» на реке Вилюй. На этих берегах переселенцев никто не встречал и это вынудило в октябре и частично в ноябре жить под открытым небом. Уполномоченные Кобяйского района только через 7 суток начали размешать их в отведенные для них места...
Отсутствие подготовленных помещений вынудило переселенцев ремонтировать своими силами заброшенные юрты и строить временное жилье. На все это колхозники потратили около 1,5 месяца. Все это делалось только силами самих переселенцев. Отсутствие подвод, нехватка продуктов питания и кормов для скота усугубляло этот переезд». (Листы 6, оборот 7. Из Докладной записки правительственной комиссии).
«1 ноября 1942 года. Живем вместе с другими семьями в старом, заброшенном хлеву (хотоне). Хотон почистили, отремонтировали и устроились в нем жить. Из-за нехватки сена пало много коров и лошадей колхозного стада. Бабушка выходила маму и Егорушку... Дедушка лежа старается помогать советом, рука и нога никак не заживают. Сегодня из района была почта. Тетя Варя получила похоронку на мужа. Завтра наши пойдут на рыбалку. Сегодня целый день готовили снасти».
«...Несмотря на эти трудности, колхозы на зимний период лова вышли с большим энтузиазмом. Не зная местных условий, Чурапчинские колхозники ранее незнакомые с техникой подледного лова рыбы, а также незнающие особенностей местных озер затрачивали огромные физические усилия. Со стороны Кобяйского рыбзавода и районных организаций, кроме требования выполнения плана добычи рыбы никакой реальной помощи не было оказано. В результате Чурапчинцы. затрачивая неоправданные физические усилия, работая от зари до темноты сдали в IV квартале 1942 года 702 центнера, а в I, II, III кварталах 1943 года всего 2175 центнеров рыбы. Во время подледного лова 1942 года работало наибольшее количество физически здоровых мужчин, которых было 984 человека. Из них из-за недоедания, а так же тяжелых материально-бытовых условий умерло большое количество людей. На подледный лов выезжали здоровые люди, а затем эти же люди через 1-2 месяца возвращались больными и опухшими, которые после непродолжительной болезни умирали...» (Л.7. Из Докладной правительственной комиссии).
20 декабря 1942 года. Мы с Саргыланой помогаем маме и бабушке. Мама днем выхаживает колхозных коров, их всего осталось 11 и 13 лошадей. А вечерами вместе с другими женщинами и бабушкой плетем веревки, чиним сети, невода под руководством дедушки. Шьем из старых кулей и мешков штаны и теплые вещи для наших рыбаков. Сегодня привезли Егора и еще пять колхозников. Все они страшно опухли и обморозились. Бабушка все время молится. Егору-то всего 13 лет. Дедушка забил корову, все равно сена нет, хоть Егора досыта накормим, поставим на ноги. В соседнем колхозе арестовали председателя за то, что разрешил забить двух коров и накормить людей.
31 декабря 1942 года. Сегодня встретим Новый Год. Что же нас ждет в Новом году? Я хочу, чтобы мы победили фашистов и вернулись весной в Чурапчу, где так хорошо жилось.
3 января 1943 года. У нас совсем кончились продукты, нет ни грамма муки и рыбы. Деду совсем плохо, скончался ночью Егорушка. У мамы опускаются руки, ничем не может помочь своим. Выживет ли кто-нибудь и вернется в Чурапчу?
15 января 1943 года. Дедушка перед смертью сказал: «Хотя мы все смертны и когда-нибудь все умрем, но так обидно, когда умирают преждевременно в самом расцвете сил из-за разгильдяйства и плохой организации где-то в глуши, на берегу угрюмой реки, расставшись с любимой Чурапчой, мне придется оставить свои кости в этой чужбине, где не нашли ни помощи, ни понимания местных жителей.
20 февраля 1943 года. Сегодня приехал бригадир Николай. Он привез немного рыбы и муки, которую отправили братья, сэкономив из своих скудных норм. Ведь" нормы выдают только работающим. Оказывается братья Алексей и Михаил тоже болеют. Бригадир сказал, что их скоро привезут. Мать всю ночь проплакала. Со смертью работающих братьев перестанут выдавать норму и мы останемся совсем голодными. Иссякают надежды и с нею жизненные силы. Бабушка все время лежит, не хочет ни есть, ни пить. Только все время говорит о своей Чурапче, вспоминает свой родной алас, родственников. Все мысли ее о возвращении домой. И мы тоже хотим домой, побегать по знакомым, родным местам.
25 февраля 1943 года. Сегодня в нашу юрту пришел Дима с сестрой и братом. У них все умерли. Димкин папа на фронте, говорят воюет снайпером. Один уничтожил очень много фашистов».
«...Выявлено круглых сирот — 188. У сирот совершенно нет одежды, обуви и постельных принадлежностей. Общее состояние их весьма плачевное и тяжелое, из-за систематического голодания они до крайности истощены, одежды у них совершенно обносились, а сами дети совершенно обшивели. Дальнейшее оставление этих детей в таком положении грозит их гибелью, поэтому безусловно требуется принятие чрезвычайных мер по спасению детей сирот». (Л.2 оборот. Из Докладной записки правительственной комиссии).
«...Ослабление политико-воспитательной работы и агитации в условиях военного времени привело к тому, что местные наслежные советы и районные организации в прошлом году совершенно самоустранились от руководства рыболовецкими колхозами, не заглядывали в эти колхозы, не говоря уже об организации какой-либо помощи. Такое положение еще усугублялось существующим антагонизмом местных...
Внешний вид самих переселенцев резко отличается от внешнего вида местных жителей. Они очень бледны, худы». (Из Докладной записки
правительственной комиссии).
«10 марта 1943 года. Во дворе весна. Но на душе черным-черно от пережитого горя и что еще предстоит пережить. Недавно умерла наша ангел-хранительница бабушка. Мы с мамой обхаживаем больных. Братья Алексей и Михаил умерли сразу за бабушкой. Нас теперь в семье осталось только трос: я, старший брат Николай и мама. Говорят Николая скоро призовут на войну. Он сам желает скорее попасть на фронт и отомстить фашистам за папу и за все наши страдания.
20 марта 1943 года. Николай уехал на войну. Теперь \ нас в колхозе осталось трое мужчин. Дома совсем нечего есть. На рыбалку не ходим, сил нет. Говорят толщина льда 2 метра. Очень холодно и голодно. Из колхозных коров осталось всего 4, остальные пали от бескормицы».
«...Положение с питанием резко ухудшилось в весенние месяцы 1943 года. Начиная с марта до наступления возможности ловить мелкую озерную рыбу и сбора разных дикорастущих съедобных трав, люди вынуждены были есть кожу, заболонь сосны, олений ягель и т.д. Много людей умерло от голода, что не успевали закапывать мертвых». (Л. 13. Из Докладной правительственной комиссии).
«8 апреля 1943 года. Сегодня умерли двое маленьких сирот. Они лежали тесно прижавшись друг к другу, их не могли разъединить, так и закопали.
3 мая 1943 года. Весна набирает силу, природа пробуждается к новой жизни. Солнце светит ярко. Но у меня сил совсем нет. Получили письмо от брата Николая. Он воюет под Ленинградом. Есть совсем нечего. Мать варит кожу, в которую добавляет заболонь и ягель. После такой еды очень болит живот. Говорят летом поедем обратно домой, в Чурапчу, этой надеждой и держимся».
«...Массовая гибель людей от голода среди колхозников продолжалась до июня 1943 года. В это же время, пропало из-за нераспорядительности директора Кобяйского рыбзавода на ледниках около 24 тонн рыбы, главным образом первосортного карася, добытого и сданного колхозниками-переселенцами. На сегодняшний день (сентябрь 1943 г.) в ледниках и складах рыбзавода портятся сотни тонн рыбы. Следовательно районные директивные организации, дирекция Кобяйского рыбзавода имели все возможности, чтобы принять своевременные меры к спасению людей, умирающих от голода, за счет раздачи карасей, после соответствующего разрешения областных организаций. Установлено, что люди умирали днем во время работы на глазах у всех, или люди совершенно здоровые днем и бывшие в полном своем рассудке умирали ночью без единого стона. Росло количество беспризорных детей, больных, исхудавших, изможденных женщин и мужчин, стариков и старушек. Причем эти люди при появлении посторонних не показывают своего горестного положения и стараются принять приветливо. При разговоре у всех всегда прорывается желание скорее вернуться в Чурапчу, на родные места...» (Л. 13 оборот. Из Докладной записки правительственной комиссии).
«10 мая 1943 года. Сегодня наш председатель говорил, что написал письмо с просьбой о возвращении оставшихся живых в родную Чурапчу. Сказал, что поедет в Якутск добиваться разрешения. Писем от брата совсем нет. Люди дошли до крайнего истощения, ходят какие-то тени с выпирающими костями».
«...Все колхозники стремятся обратно в Чурапчу. Никаким разъяснениям и агитациям не поддаются, говорят: «Если приедем в любимую Чурапчу и умрем даже в день приезда, то смерть не будет так страшна...» Ещё раз убедительно прошу разрешить нашему колхозу обратный переезд в Чурапчинский район». (Л.23—24. Из заявления председателя колхоза им. Куйбышева Я.Д.Местникова).
6 мая 1943 года. Умерла мама. Бросив семью, убежали в Чурапчу председатель и бригадир.
18 мая 1943 года. Умерли все. Осталась я одна. Писать уже нет сил.».
Проезжавшие мимо рыбаки, зайдя в юрту нашли ещё живую, исхудавшую девочку среди мертвых тел. Она держала тетрадь с портретом И.. В. Сталина. Решили взять сё с собой. Но было уже поздно сё спасать. Девочка, поев немного, собрала свои последние силёнки и написала письмо любимому вождю Сталину с просьбой о возвращении колхоза в Чурапчу. Но ей самой уже не суждено было увидеть свою родную Чурапчу, её берёзовые рощи, где так любила гулять, играть с друзьями, свой родной дом, где прошла сё короткая и счастливая жизнь и осталась лежать вместе со своими родными в этой неприветливой стороне.
«Переселение 18 сельскохозяйственных артелей Чурапчинского района в Кобяйский район для добычи 3500 центнеров малоценной рыбы не оправдывает и сотой доли вызванных этим переселением расходов государства, не говоря уже о громадных потерях понесенных этими колхозами». (Л.6. Из записки правительственной комиссии). |
