|
К 170-летию со дня рождения императора Александра III
и 175-летию со дня рождения композитора П.И. Чайковского
«Нельзя не быть бесконечно благодарным Царю, который придает значение не только военной и чиновничьей деятельности, но и артистической».
(П.И.Чайковский — фон Мекк, 2/14 января 1888 г.)
Император Александр III оставил значительный след в деле развития музыкальной культуры России. Как писала после его смерти «Русская музыкальная газета» в номере от 11 ноября 1894 г., «память Государя всегда будет дорога русскому музыкальному миру».
Александр III оказал прямую поддержку становлению в России русской оперы. В 60-70-е годы развитие русской музыки протекало в неустанной борьбе с консервативными критиками. Предпочтение отдавалось иностранным гастролерам. В России господствовала итальянская опера. По словам П.Чайковского, русскому искусству «не оставалось для приюта ни места, ни времени». Композиторы «Могучей кучки» видели свою цель в продолжении заветов русского композитора Глинки в развитии русской национальной музыки. Они считали, что развитие искусства должно иметь огромное воспитательное значение. Александр III, вступив на престол, неоднократно подчеркивал, что «распространение искусства есть «дело государственной важности». Эту идею на протяжении всей своей жизни он активно проводил в жизнь, как в области изобразительного, прикладного искусства, так и музыкального. Император осуществил смену лиц, определявших развитие музыкального дела в России. На место прежнего директора императорских театров был поставлен И.А.Всеволожский — поклонник русской оперы и музыки П. И. Чайковского. Во главе русской оперы — талантливый режиссер, руководитель симфонических собраний Русского музыкального общества, композитор Э. Ф. Направник. «Русская музыка, — по словам директора Императорских театров князя С.Волконского, — была далека, чужда, до нее надо было дорасти. Тут явился мост от старого к новому. Явился Чайковский... Чайковский нашел музыкальную форму, в нем это прошлое запело, зазвучало и зазвучало так естественно...».
Если до 1881 г. Направником были поставлены три оперы Чайковского: «Опричник», «Кузнец Вакула» и «Орлеанская дева», то с 1881 по 1893 г. остальные пять опер: «Мазепа», «Чародейка», «Евгений Онегин», «Пиковая дама», «Иоланта».
Весной 1882 г. государем был утвержден новый бюджет для Русской оперы: вместо прежних 169 тысяч — 274 тысячи; хор с 88 человек увеличен до 120 человек, оркестр (оперы и балета) с 124 артистов до 165 ти.
Император Александр III вместе с императрицей Марией Федоровной присутствовали на генеральных репетициях Русской оперы.
Между Чайковским и Александром III на протяжении многих лет установились уважительные и весьма доверительные отношения. Еще будучи цесаревичем, Александр Александрович помогал композитору материально, а, став императором, оказал композитору не одну услугу, исполняя его просьбы, связанные с постановкой опер на сценах императорских театров С. Петербурга и Москвы, он продолжал оказывать ему значительную материальную поддержку.
В 1881 г. П. И. Чайковский, постоянно нуждавшийся в деньгах, обратился к члену Государственного Совета, обер-прокурору Синода К. Победоносцеву с письмом: «...меня осенила мысль дерзнуть просить Государя, чтобы он повелел из казенных сумм выдать мне три тысячи рублей серебром заимообразно, то есть, чтобы долг мой казне постепенно погашался причитающейся мне из дирекции императорских театров поспектакльной платой. ...я выскажу Вам откровенно, почему у меня хватило смелости решиться на этот шаг. Мне передавали, что будто бы Государь изволил однажды в самых милостивых выражениях отозваться о моих музыкальных трудах. Я не имею основания не верить этому счастливому для меня обстоятельству, и вот, ободренный бесконечно лестным вниманием его Величества к моей музыке, я решился просить его оказать мне милость».
Ответ государя не заставил себя ждать. Он был краток: «Посылаю Вам (Победоносцеву К.П. — Ю.К.) — для передачи Чайковскому — 3.000 р. Передайте ему, что деньги эти он может не возвращать. 2 июня 1881 г. А.».
Композитор высоко оценил жест государя. «Я глубоко тронут той формой, в которой выразилось внимание Государя к моей просьбе. Боюсь, что письмо мое недостаточно сильно выражает то, что в сердце моем чувствую», — писал композитор в ответном письме К. Победоносцеву.
Для коронационных торжеств в Москве П. И. Чайковскому был заказан торжественный коронационный марш для оркестра и кантата «Москва» на слова А. Майкова.
При постановке оперы «Евгений Онегин» у П. И. Чайковского возникли серьезные трудности. Некоторые коллеги, выступившие с критикой его произведений (среди них был, в частности, композитор Ц. Кюи) заявляли, что музыка однообразна и скучна, и даже, что у Чайковского «отсутствовал музыкальный слух». «Император Александр III, — пишет в своей книге о Чайковском М. Шух, — сделался тем, кто переломил общественное мнение о композиторе. Когда сам император посетил оперу, критикам пришлось замолкнуть окончательно».
Чайковский постоянно чувствовал поддержку императора и был ему за это благодарен. В августе 1883 г. он сообщал фон Мекк: «Теперь, безо всякого с моей стороны аванса, обе дирекции, и петербургская, московская, с каким то непостижимым рвением хватаются за мою оперу... Решительно не понимаю источника такого благоприятного ко мне отношения театральных сфер, но тут должна быть какая-нибудь тайная причина, и я не могу придумать ничего другого, как то, что, может быть, сам Государь выразил желание, чтобы мою оперу поставили на обеих столичных сценах как можно лучше».
Культуролог Соломон Волков, уделяя этой теме особое внимание, писал: «Это он [Александр III — Ю.К.] настоял, чтобы оперу Чайковского «Евгений Онегин» поставили в Петербурге в Императорском театре. Никто этого не хотел делать! Музыканты были против, они завидовали Чайковскому, говорили: это плохая опера, несценичная, публике не понравится. Но государь велел, и музыкантам пришлось подчиниться».
В 1884—1885 г. высокое покровительство императора и императрицы проявлялось особенно явно. В 1884 г. Чайковский был награжден орденом Святого Владимира 4 ой степени и пенсией в 3 тысячи рублей. В 1884 г. при поддержке Александра III была поставлена сначала в С. Петербурге, потом в Москве опера «Евгений Онегин». Из письма Чайковского фон Мекк от 13 марта 1884 г.: «...Государь велел в будущем сезоне поставить “Онегина”. Роли уже розданы, и хоры уже разучиваются...».
Из письма от 18 января 1885 года: «После свадебного обеда я поехал прямо в Большой Театр, где происходило пятнадцатое представление “Онегина” в присутствии Государя, императрицы и других членов царской фамилии. Государь пожелал меня видеть, пробеседовал со мной очень долго, был ко мне в высшей степени ласков и благосклонен, с величайшим сочувствием и во всех подробностях расспрашивал о моей жизни и о музыкальных делах моих, после чего повел меня к императрице, которая в свою очередь оказала мне очень трогательное внимание...».
Девять духовных музыкальных сочинений П. И. Чайковского были написаны композитором по приглашению императора. Среди них знаменитая Всенощная и Литургия Святого Иоанна Златоуста.
Чайковский в 1886 г., оценивая вклад государя императора в развитие в России духовной музыки, писал: «...Вообще в последнее время наша духовная музыка начинает идти по хорошей дороге вперед. Виновником этого движения — сам Государь, очень интересующийся совершенствованием ее и указывающий, по какому пути нужно идти. Со мной он дважды беседовал об этом предмете, и все мои последние вещи написаны по его приглашению и в том духе, которого он желает...».
В связи с созданием своих духовных сочинений, композитор в дневниках замечал: «В душу мою все больше и больше проникает свет веры». «...Я совсем иначе отношусь к церкви, чем Вы, — писал Чайковский фон Мекк 23 ноября /5 декабря 1877 г., — для меня она сохранила очень много поэтической прелести. Я очень часто бываю у обедни; литургия Иоанна Златоуста, по-моему, одно из величайших художественных произведений. Если следить за службой со вниманием, вникая в смысл каждого обряда, то нельзя не умилиться духом, присутствуя при нашем православном богослужении. Я очень люблю также всенощное бдение. Отправиться в субботу в какую-либо деревню, небольшую церковь, стоять в полумраке, наполненном дымом ладана, углубляться в себя и искать в себе ответ на вечные вопросы: для чего, когда, куда, зачем, пробуждаться от задумчивости. Когда хор запоет: “От юности моея мнози борят мя страсти” и отдаваться влиянию увлекательной поэзии этого псалма, проникаться каким-то тихим восторгом, когда отворятся Царские ворота и раздастся: “Хвалите Господа с небес” — о, все это я ужасно люблю, это одно из величайших моих наслаждений!»
Императору Александру Александровичу были всегда близки мотивы русских народных песен, которые ввел Чайковский в свои оперы. Композитор не раз подчеркивал, что его музыка «всегда принадлежала русскому народу, России», которую он любил страстно как истинно русский человек. «Как бы я ни наслаждался Италией, какое бы благотворное влияние ни оказывала она теперь на меня, — рассказывал Чайковский фон Мекк 9 /21 февраля 1878 г., — а все-таки я остаюсь и навеки останусь верен России... ...я еще не встречал человека, более меня влюбленного в матушку — Русь вообще и в ее великорусские части, в особенности... Я страстно люблю русского человека, русскую речь, русский склад ума, русскую красоту лиц, русские обычаи... ...я думаю, что мои симпатии к православию, теоретическая сторона которого давно во мне подвергнута убийственной критике, находится в прямой зависимости от врожденной у меня влюбленности в русский элемент вообще. Напрасно я пытался бы объяснить эту влюбленность теми или другими качествами русского народа. Качества эти, конечно, есть, но влюбленный человек любит не потому, что предмет его любви прельстил его своими добродетелями, — он любит потому, что такова его натура, потому, что он не может не любить. Вот почему меня глубоко возмущают те господа, которые готовы умирать с голоду в каком-нибудь уголку Парижа, которые с каким-то сладострастием ругают все русское и могут, не испытывая ни малейшего сожаления, прожить всю жизнь за границей на том основании, что в России удобств и комфорта меньше. Люди эти ненавистны мне; они топчут в грязи то, что для меня несказанно дорого и свято».
Когда у композитора возник конфликт с дирекцией театра «Московская опера», которая не хотела соглашаться с намерением Чайковского исполнять впервые в свой бенефис оперу «Черевички», Чайковский через великого князя Константина Константиновича Романова пытался привлечь для разрешения конфликта императора Александра III. 31 декабря 1886 г. великий князь Константин Константинович писал П. И. Чайковскому: «...я лично спросил Государя, возможно ли исполнить ваше желание, и получил ответ, что все будет устроено, если не встретится каких-либо препятствий...».
Весной 1886 г. в письме к великому князю Константину Константиновичу Петр Ильич обратился с просьбой о его содействии в получении одобрения на посвящение императрице Марии Федоровне 12 ти своих романсов. Он писал: «Я был бы в высокой степени счастлив, если бы Государыня приняла почтительнейшее посвящение их Ее Величеству». Среди этих романсов были: «Вчерашняя ночь...» (слова А. С. Хомякова), «Я тебе ничего не скажу...» (слова А. А. Фета), «О, если бы знали Вы...» (слова А. С. Пушкина), «Простые слова» (слова П. И. Чайковского), «Ночи безумные» (слова Я. П. Полонского), «Песнь цыганки» (слова Я. П. Полонского), «За окном в тени мелькает...» (слова А. С. Хомякова), «Нам звезды кроткие сияли...» (слова А. Н. Плещеева) и др.
В этом же письме была выражена и другая просьба П. И. Чайковского: «Я окончил недавно сочинение новой оперы моей “Чародейки”, — писал композитор К. Р. — и буду в течение наступающей зимы оркестровать ее. Если будет можно надеяться, что Государю не покажется слишком смелым мое пламенное желание посвятить ему эту, вероятно, последнюю и, вероятно, лучшую мою оперу, — то в свое время снова обращусь к вашему Высочеству, и буду просить Вас об оказании мне покровительства Вашего!».
Об особых доверительных отношениях между композитором и государем свидетельствуют письма, сохранившиеся в российских архивах. Так, находясь в июне 1887 г. в Боржоми, Чайковский в письме Александру III просит его распорядиться о выделении денег на завершение строительства Тифлисского театра. В письме говорилось: «...Быть может Вы, Государь, простите мне дерзновение мое, если изволите принять во внимание, что мне, как русскому музыканту, нельзя не сочувствовать живейшим образом всему, что содействует развитию, распространению и упрочению русского искусства...
В Тифлисе строится на казенные суммы превосходный, величественный театр...
Для того, чтобы театр был устроен и открыт, нужна по смете сумма в 235 тысяч рублей сер[ебром] ... чем раньше сумма эта будет выделена в распоряжение тифлисского начальства, тем скорее наступит эпоха процветания русского искусства на далекой прекрасной окраине Вашей...
Быть может, Ваше Императорское Величество найдет возможным в ближайшем будущем осуществить достойным Вашего милостивого сочувствия вожделения тифлисской публики, и если мой слабый голос хоть отчасти послужит к тому поводом, то я почту себя глубоко счастливым.
Ваше Императорское Величество, испрашиваю всемилостейшего прощения Вашего за дерзость, с которою я осмелился обратиться с настоящим ходатайством моим непосредственно к Вашему Величеству, имею счастье быть Вашего Императорского Величества верноподданный и беспредельно преданный слуга. Петр Чайковский».
Александр III согласно просьбе Чайковского распорядился о выделении необходимых средств для скорейшего завершения строительства Тифлисского театра, который впоследствии получил имя Захария Палиашвили.
В 1888 г. последовали распоряжения Александра III о назначении композитору пожизненной пенсии в три тысячи рублей серебром. «...Сегодня, милый друг, я получил очень важное и радостное известие, — писал Чайковский из Германии 2/14 января 1888 г. фон Мекк. — Государь назначил мне пожизненную пенсию в три тысячи рублей серебром, меня это не столько еще обрадовало, сколько глубоко тронуло. В самом деле, нельзя не быть бесконечно благодарным царю, который придает значение не только военной и чиновничьей деятельности, но и артистической...».
Императорская чета посещала практически все оперные постановки П. И. Чайковского. Когда в 1892 г. на сцене С. Петербурга с успехом прошла опера Чайковского «Иоланта» и балет «Щелкунчик», Петр Ильич в письме своему брату А. И. Чайковскому, сообщая об успешной постановке оперы и балета, особо подчеркивал, что император Александр III «был очень доволен его произведениями». Он писал: «Милый Толя! Опера и балет имели вчера большой успех, особенно опера всем очень понравилась. Накануне была репетиция с Государем. Он был в восхищении, призывал в ложу и наговорил массу сочувственных слов. Постановка того и другого великолепна, — глаза устают от роскоши...».
Из воспоминаний графа С. Д. Шереметева: «Однажды, в 1893 г. глава государства был как то особенно музыкально настроен и потребовал, чтобы сыграли одну из пьес Чайковского. Хор (вероятно оркестр. — Ю.К.) играл в этот день особенно хорошо, и впечатление было сильное. Государь пожелал повторения и слушал с видимым наслаждением... Все разошлись несколько позднее обыкновенного и под чудным настроением, а на другой день узнали, что в то самое время, когда это происходило в Гатчине, умирал Чайковский.
Казалось, мы слышали его лебединую песнь. И тот, кто слушал ее так внимательно и так наслаждался ею, недолго пережил его...».
После смерти П. И. Чайковского его брат Модест Ильич, оценивая ту огромную роль, которую сыграл Император в судьбе его брата, писал великому князю Константину Константиновичу, являвшемуся президентом Российской Академии наук: «...Если бы в 1877 г., когда оперы его не давали еще денег, у брата Петра не явились неожиданные средства, позволявшие ему оставить каторгу преподавания, если бы Государь Император, тогда еще Цесаревич, не являлся изредка ему на помощь, то нервная болезнь, начавшая развиваться у брата, не дала бы создать половины того, что он сделал с тех пор; скажу больше, вряд ли он дожил бы и до 53 лет при таких условиях, потому что во время своего профессорства, чтобы сочинять, надо было урывать часы в такое время, когда занятия губительно действуют на здоровье нервных людей, т.е. вечером и ночью. “Евгений Онегин” никогда бы не был написан, если бы как раз в это время существование брата не было обеспечено помимо заработка в консерватории. Он не мог, не смел бы написать такой вещи, потому что и во время создания ее и долго после, считал эту оперу “фантазией обеспеченного человека”, делом, которое ничего не принесет ему в материальном положении. Только при таких условиях творчества ему удалось написать вещь свободно, как хотелось, без боязни, что она не даст денег, и именно она-то и обогатила его впоследствии. Высочайше пожалованная пенсия затем еще более увеличила его благосостояние, и дала возможность сознавать себя вполне обеспеченным до конца жизни, независимо от успеха той или иной оперы. Это было великое благодеяние, которое он очень ценил. И еще за несколько дней до кончины говорил мне, что отсутствие на репертуаре его опер далеко не так уж заботит его вследствие постоянной, верной помощи, дарованной ему Государем Императором...».
Незадолго до смерти П. И. Чайковский, всегда поддерживавший молодых талантливых композиторов, подготовил в редакцию газеты «Русские ведомости» письмо, в котором он обращал внимание на молодого талантливого композитора Г. Э. Конюса, чья сюита «Из детской жизни» была впервые исполнена 25 февраля 1893 г. в концерте Императорского русского музыкального общества.
По неизвестным причинам письмо отправлено не было. После смерти П. И. Чайковского его брат Модест Ильич Чайковский нашел в бумагах брата черновик письма. Через великого князя К. К. Романова он довел до сведения императора Александра III содержание письма. Император, познакомившись с содержанием письма, счел пожелание П. И. Чайковского, высказанное в последних строках письма, его «последней волей» и дал указание о назначении композитору Г. Э. Конюсу ежегодной пенсии в размере 1200 рублей в год.
Александр III оказал большую материальную помощь Московской консерватории. Когда министр финансов И. А. Вышеградский (по просьбе своего зятя В. И. Сафонова, который был тогда директором Московской консерватории) обратился в 1893 г. к Александру III с просьбой выделить необходимые для перестройки здания суммы, император тут же дал распоряжение о выделении 400 тысяч рублей.
В. И. Сафонов писал П. И. Чайковскому: «Теперь будем иметь свои два зала». В ответ композитор 3 июля 1893 г. писал: «Милый друг Василий Ильич! Письмо твое преисполнило меня живейшей радости и вместе с тем удивления и восхищения по отношению к тебе. Ты совершил действительно великое и благое для московского музыкального общества дело! Браво, нет не soliDeo, не Gloria и тебе, и царю!».
Император сделал многое для увековечивания памяти великих русских композиторов. При одобрении императора и его содействии была организована всенародная подписка на памятник основоположнику русской классической музыки — оперной и симфонической — М.И. Глинке, который был тожественно открыт в Смоленске 20 мая 1885 г. В 1892 г., когда праздновался 50-летний юбилей оперы «Руслан и Людмила» М. Глинки, с согласия императора Александра III, одной из улиц Санкт-Петербурга было присвоено имя композитора.
Император пожаловал вдове композитора А. Н. Серова, В. С. Серовой 3 тыс. рублей на издание полного собрания музыкально-критических статей А. Н. Серова. При одобрении и согласии императора был освящен памятник великому польскому композитору Ф. Шопену.
Современники высоко оценивали вклад императора Александра III во всех областях культурной жизни России. П. И. Чайковский 5 марта 1885 г. писал Н. Ф. фон Мекк: «Было время, когда я совершенно искренно верил в то, что для устранения произвола и водворения законности и порядка необходимы политические учреждения вроде земских соборов, парламентов, палат и т. д. и что стоит только завести что-нибудь подобное, и все у нас будет великолепно, и все почувствуют себя счастливыми. Теперь, не то чтобы я перешел в лагерь ультраконсерваторов, но, по крайней мере, я усомнился в безусловной пригодности этих учреждений. Всматриваясь в то, что происходит в других странах, я вижу, что везде есть масса недовольных, везде борьба партий, взаимная ненависть и все тот же произвол и тот же беспорядок в большей или меньшей степени. Из этого я заключаю, что идеала правительственного нет, и что люди осуждены в этом отношении до конца веков испытывать разочарования. Изредка появляются великие люди, благодетели человечества, управляющие справедливо, благодушно, пекущиеся об общем благосостоянии, а не о своем благе. Но это редкие исключения. Во всяком случае, я убедился, что благополучие больших политических единиц зависит не от принципов и теорий, а от случайно попадающих по рождению или вследствие других причин во главу правления личностей. Одним словом, человечеству оказывает услугу человек же, а не олицетворяемый им принцип. Теперь спрашивается: есть ли у нас человек, на которого можно возлагать надежды? Я отвечаю: да, и человек этот государь. Он произвел на меня обаятельное впечатление как личность, но я и независимо от этих личных впечатлений склонен видеть в нем хорошего государя. Мне нравится осторожность, с коей он вводит новое и ломает старое. Мне нравится, что он не ждет популярности, мне нравится его безупречная жизнь и вообще то, что это честный и добрый человек <...>».
Известный художник А.Бенуа, принадлежавший к другому поколению деятелей российской культуры, писал после смерти Александра III: «Несомненно, его (Александра III. — Ю.К.) слишком кратковременное царствование было, в общем, чрезвычайно значительным и благотворным. Оно подготовило тот расцвет русской культуры, который, начавшись еще при нем, продлился затем в течение всего царствования Николая II...».
Юлия Кудрина
|
