 Тяжёлые года всегда, вместе с огромными ненастьями, являют нам ещё и образцы человеческого духа, как бы приоткрывая нам завесу того, на каких людях и держится наш мир. Во все времена вместе с эталонами пороков, злобы и просто человеческой глупости являются заодно и образцы человеческой добродетели, а, вместе с ней, и гениальности, вынужденные разгребать всё то, что натворили их предшественники и враги. Одним из таких людей в чёрную для России годину Смуты был Михаил Васильевич Скопин-Шуйский — прославленный полководец, бивший смутьянов и интервентов, навечно обессмертив своё имя в истории Отчизны и, в конце списка но не по значению, заслуживший свой памятник на монументе ‘’Тысячелетие России’’.
Детство и юность нашего героя овеяны туманом веков, и известно лишь то, что родился он 8 (18) ноября 1586 года, рано лишился отца, крупного военного и административного деятеля, боярина князя Василия Фёдоровича Скопин-Шуйского, и, по сути, воспитывался своим четвероюродным дядей, будущем царём, Василием Ивановичем Шуйским. В 1604 году, в возрасте всего 16 лет, Скопин-Шуйский стал стольником при царе Борисе Годунове, а в 1605, уже при Лжедмитрии I ему был пожалован чин ‘’великого мечника’’. Выполняя его поручение, Скопин-Шуйский сопровождал Марию Нагую, признавшую Лжедмитрия I своим сыном. Но по-настоящему звезда Скопина-Шуйского начала восходить позже.
В 1606 году, по решению земского собора, Василий Шуйский восходит на трон, и уже довольно скоро назначает своего, напомню, на тот момент — 20-летнего, четвероюродного племянника на пост воеводы, отправляя его на подавление восстания Болотникова. Чем могла бы закончиться подобная история с обычным, заурядным человеком, бывшим просто на просто ставленников своего именитого родственника? Полный разгром правительственных частей, быть может, несколько скрашенный талантливыми бывалыми генералами при молодом аристократе, обильные слушки и недовольство непотизмом, называемым в каком-нибудь этаком старославянском духе, не отставка (родственник царя!), но перенаправка проштрафившегося полководца на какое-нибудь менее опасное направление и тихое замятие инцидента. Это всё было бы так, если бы только повстанцы не имели дело с Михаилом Васильевичем Скопиным-Шуйским.
Уже с самого начала его отряд разбил силы Болотникова на реке Пахре, заставив того идти к Москве гораздо более длинным путём. Выиграв время для достойной обороны Белокаменной, Скопин-Шуйский отличился и в самой осаде Москвы, успешно атаковав, вместе с воеводами Василием Голицыным и Борисом Татевым, войска повстанцев сначала у Данилова монастыря 17 (27) ноября 1606 года, а затем полностью разгромив их в сражении 22 ноября (2 декабря) у деревни Котлы. Болотников бежал сначала в Серпухов, а затем в Калугу, откуда вскоре был также выбит при участии в том числе и Скопина-Шуйского, а вскоре предпринял очередное наступление, но вновь был наголову разбит в битве на реке Восьме.
Снискав себе поистине всеобщее уважение, молодой воевода был поставлен во главе армии, направлявшейся на Тулу. Несмотря на превосходную тактическую задумку Болотникова в виде использования топкой местности и деревянных засечек, умело сдерживавших дворянскую конницу, Скопину-Шуйскому удалось опрокинуть его за городские стены ловкой атакой стрельцов. Началась долгая осада Тулы, в которой юный полководец принимал участие вместе с Царём. Ситуация осложнялась успешным наступлением Лжедмитрия II, сумевшего захватить Северщину, практически всю Брянщину и Верховскую землю. Всё это вынуждало как можно скорее закончить осаду, что и произошло на 4-ом месяце эпопеи. Болотников был захвачен, отвезён в кандалах в Москву, а позже в Каргополь, где был сначала ослеплён, а затем утоплен. С восстанием было покончено, а войска Лжедмитрия II приостановили своё наступление, с решением самозванца заняться прежде всего осадой Брянска. За безупречную службу Скопин-Шуйский был пожалован боярским чином.
Примерно в это же время наш герой женился на Александре Васильевне Головиной, дочери окольничего Василия Петровича Головина, но, не успел он насладиться семейным бытом, как тут же наступила новая беда. На сей раз в двухдневной битве под Болховом от войск самозванца потерпел сокрушительное поражение брат царя Дмитрий Иванович Шуйский. Молодому боярину было приказано встретить интервентов по Калужской дороге, однако, из-за недостаточно хорошо проведённой разведки, это решение оказалось неверным, и, в результате, Скопину-Шуйскому пришлось наступать на север. Ситуацию резко осложнил бунт в частях, не желавших воевать за ‘’боярского царя’’, но после ареста и отправки в Москву основных бунтовщиков, полководцу всё же удалось выдвинуться на север, однако время уже всё равно было упущено — Лжедмитрий II взял в осаду столицу и разбил лагерь в Тушино.
Поначалу вернувшийся в Москву Скопин-Шуйский принимал участие в обороне города, но уже вскоре был отправлен со 150 всадниками на север, для договора о помощи со шведским королём Карлом IX, а заодно — для собрания войска из собственно русских. Для склонения весов шведского короля в пользу союза, Царь был готов отдать скандинавам Корелу и отказ от претензий на Ливонию. Ситуация чрез меры осложнялась уже начавшимся брожением в северных землях: Лжедмитрию II присягнули Псков и Ивангород, предложения поддержать самозванца стали витать и в Великом Новгороде. Понимая всю опасность положения, новгородский воевода Михаил Татищев, принявший Скопина-Шуйского в городе, однако же, вскоре поспешил выехать навстречу шведам вместе с московским посольством.
Скопин-Шуйский встречает шведского воеводу Делагарди близ Новгорода
Встреча со шведским генералом Якобом Делагарди произошла в Орешке. На счастье юного боярина, ситуация в Новгороде вскоре прояснилась — победу одержали сторонники Василия Шуйского, вскоре пригласившие русского и шведского полководцев в город, а сам Михаил Скопин-Шуйский вскоре стал фактическим вождём Русского Севера. Правильно оценив опасность, Лжедмитрий II вскоре направил против него отряд Яна Кернозицкого, но новгородцы, под руководством прославленного воеводы, отбили все атаки на город, а подкрепления из Тихвина и онежских погостов окончательно заставили вражеские войска отступить. Выждав время, столь необходимое для формирования качественной, способной освободить Россию, русско-шведской армии, в мае 1609 года Скопин-Шуйский во главе войска выступил к Москве.
Освободительный поход начался как нельзя кстати — жители многих городов и волостей были уже сыты по горло бесконечными поборами и произволами ‘’тушинцев’’, грабительски разъезжавших тут и там по стране. Многие города восставали и добровольно возвращались в лоно законной власти, а в ряды русско-шведской армии стекалось всё больше людей. Вскоре воинские части Скопина-Шуйского и Делагарди пополнились большим отрядом, посланным в подкрепление смоленским воеводой Михаилом Шеиным. Из Старой Руссы Кернозицкий отступил безо всякого боя, битвы за Торжок и Торопец были начисто проиграны интервентами другим русским полководцам, находившимся в оперативном подчинении Скопина-Шуйского, а самим Скопиным-Шуйским была блестяще выиграна битва под Тверью, хотя и сам город взять не удалось. Однако, дальнейшему успешному продвижению помешал разброд в рядах шведских войск: часть требовала немедленного отдыха, часть — немедленного взятия Твери и продвижения на Москву, а часть — просто выплаты внеочередного жалования. В этих условиях Скопин-Шуйский принял трудное, но единственно верное решение — отделиться от основных шведских войск, взяв с собой тысячу согласных воевать шведов под руководством Кристера Сомме, и направиться к Калязину.
Одной из новаторских фишек Скопина-Шуйского было формирование новой русской армии по западному, нидерландскому (заимствованному через шведов) образцу, образцу, способному давать полноценный отпор польской коннице без какого-либо использования собственной кавалерии. Этот опыт, несмотря на некоторое забвение после Смуты, был вновь вспомнен во время Смоленской войны 1632–1634 годов, а затем — полноценно возрождён во время русско-польской войны 1654–1667 годов, став предтечей формирования новой армии уже при Петре I.
Став под Калязином, Скопин-Шуйский немедленно послал гонцов с призывом прислать ему дополнительные отряды, а также денежные средства, во все соседние города. Одновременно он послал за благословением к ростовскому чудотворцу Иринарху. Иринарх благословил его просфорой, крестом и наказал: ‘’Дерзай, и Бог поможет тебе! ’’ К этому моменту ряды Скопина-Шуйского пополнили полки из Костромы и Ярославля, а из окрестных земель начало стекаться крестьянское ополчение. К августу в его распоряжении было уже 20 тысяч человек. Неудивительно, что уже довольно скоро поляки во главе с Яном Сапегой перебросили 12 тысяч человек с осады Троице-Сергиевской Лавры. К тому же, в направлении Калязина выступил польский отряд Зборовского из Тушина, а также запорожские и донские казаки.
В середине августа того же года польско-русские части подошли к Калязину, однако там их ожидал неприятный сюрприз. Помимо подготовки собственно полков ‘’нового строя’’, Скопин-Шуйский обзавёлся и значительной кавалерией, а также грамотно подобрал позиции для боя. Поляки атаковали русские позиции, но не смогли их преодолеть, и, более того, попали под плотный русский пищальный огонь. Попытка неожиданно прорваться в лагерь Скопина-Шуйского со стороны реки Жабни ночью была предвидена полководцем, и также не возымела успеха. Вражеские войска отступили к Москве.
Особенно стоит отметить то, что вся эта блестящая победа была одержана именно русскими (не считая вышеупомянутого небольшого шведского контингента, действовавшего под русским командованием) войсками. Полки ‘’нового строя’’ прошли своё боевое крещение и доказали свою эффективность самым что ни на есть наилучшим способом, а их дальнейший путь, к страху поляков и бунтовщиков, продолжился дальше. Вскоре ситуация вскоре стала ещё хуже для них.
Скопа, попирающая польско-литовские знамёна — памятник Скопину-Шуйскому в Калязине
На присланные соседними монастырями и купцами деньги, Скопин-Шуйский смог вернуть к службе шведские войска Делагарди. Победоносным шествием русская армия двинулась на Переславль-Залесский, освободив его, а заодно и Александрову Слободу, отрезав тем самым стоявшего в Ростове Великом Лисовского от польских сил под Троице-Сергиевской Лаврой. К тому же, в Александровой Слободе к Скопину-Шуйскому присоединились силы воеводы Фёдора Шереметьева. Сапега стал планировать поход на Слободу, однако и это было предугадано юным полководцем: Скопин-Шуйский послал к Лавре ряд летучих отрядов, то и дело нападавших на поляков с разных сторон, грозя снять осаду ещё до того, как они успеют выдвинуться на север.
В итоге, Сапеге пришлось оставить довольно большое количество войск под Лаврой, и, несмотря на то, что по пути к нему ещё присоединились две тысячи гусар Ружинского из Тушинского лагеря и конница Стравинского из Суздаля, в его распоряжении было гораздо меньше солдат, чем могло бы быть при иных раскладах. В октябре 1609 года он прибыл под Александрову Слободу с порядка 10 тысяч человек в строю. Началась битва на Каринском поле.
Первоначально полякам удалось опрокинуть атаку нескольких сотен русской конницы, однако, на этом все их успехи и закончились. Заранее приготовленные рогатки и надолбы остановили контратаку гусар, а сами польские всадники попали под убийственную пальбу русских стрельцов. Отступавшего врага атаковали русские кавалеристы, возвратившиеся под защиту укреплений. Этот сценарий повторялся ещё несколько раз до того, как Сапега принял решение отвести войска обратно к Лавре. Русские в очередной раз одержали сокрушительную победу.
Победа на Каринском поле принесла Скопину-Шуйскому поистине всероссийскую славу, и многие начали уже прочить его в цари, предпочитая находившемуся под сильным боярским влиянием Василию Шуйскому. Однако, сам молодой полководец отказывался от этих притязаний, демонстративно разорвав грамоту с оным предложением от рязанского воеводы Прокопия Ляпунова, впрочем, не став придавать огласки сам инцидент, что, возможно, сыграло с ним плохую роль в последствии.
Вскоре русские войска не замедлили перейти в контрнаступление, и вот уже несколько полков были размещены неподалёку от Сергиева Посада, чрезмерно нервируя Сапегу. Вскоре он отправил отряды Ружинского, Микулинского и Стравинского атаковать укрепившийся полк Головина в селе Ботово, который, в условиях надвигающейся зимы полностью отбил их атаки с большими потерями для самих нападавших, а вскоре та же участь повторилась и с отрядом Загорского. Тем временем, Скопин-Шуйский, благодаря оперативным подкреплениям из Ярославля и Костромы довёл численность русских войск до 30 тысяч человек.
Вскоре, однако, произошло определённое ухудшение условий для русской стороны. Король польский и великий князь литовский Сигизмунд III официально объявил войну России, намереваясь посадить на трон на сей раз не Лжедмитрия II, а уже своего сына королевича Владислава. Но на руку Скопину-Шуйскому сыграло одно не столь неожиданное, не столь ожидаемое обстоятельство: в Тушинском лагере начался раздор на ниве нерегулярных выплат жалования и накопившихся долгов. Вскоре Лжедмитрий II, до того практически взятый под стражу, бежал оттуда в крестьянской одежде в Калугу вместе с отрядом казаков. Находившийся под Лаврой Сапега в январе 1610 года с большими потерями отразил нападение сравнительно небольших отрядов воевод Григория Валуева и Давыда Жеребцова, но с подходом Скопина-Шуйского без боя снял осаду и отступил в Дмитров.
Для окончательной победы над поляками оставалось освободить Дмитров и деблокировать Москву, с целью чего юным боярином были сформированы летучие отряды лыжников, в условиях зимы, гораздо превосходившие конников по мобильности, общей численностью порядка 4 тысяч человек. Практически сразу после формирования они разгромили польскую сторожевую засаду под Дмитровым, а вскоре главный отряд под руководством Скопина-Шуйского напал на союзных полякам казаков в дмитровском посаде, перебив их всех до одного, а после ещё и разгромив присланные им на помощь польские сотни. Лишившись большей части своего войска, Сапега остался запертым в Дмитрове в совершенно незавидном положении, а молодой полководец тем временем успел ещё освободить Можайск, после чего вернулся в Сергиев Посад. Ситуация становилась крайне тяжёлой для тушинцев, однако, Скопин-Шуйский как бы оставлял им возможность свободно уйти через юго-западное направление, чем большинство из них и воспользовалось. Тушинский лагерь распался, а Скопин-Шуйский триумфально вошёл в Москву.
В Повести о победах Московского государства пишется: ‘’И была в Москве радость великая, и начали во всех церквах в колокола звонить и молитвы Богу воссылать, и все радости великой преисполнились. Люди же города Москвы все хвалили мудрый добрый разум, и благодеяния, и храбрость Михайла Васильевича Скопина-Шуйского’’. Царь принял своего четвероюродного племянника, как и полагается, со всеми почестями, однако глубоко в душе затаил обиду и опасение, что народ любит его родича гораздо больше, чем его самого. Особенно же масла в огонь подливал его бездарный брат, проигравший тогда все битвы, и проигравший в будущем ещё и битву за деблокирование Смоленска, которая могла всерьёз изменить весь итог русско-польской войны. Скопин-Шуйский планировал выступить к Смоленску с началом весны, однако Делагарди предлагал сделать это как можно скорее, справедливо осознавая всю сложившуюся опасность положения своего союзника по оружию. К сожалению, прославленный русский герой пренебрёг этими предостережениями, за что и поплатился своей молодой жизнью.
Скопин-Шуйский должен был стать крёстным отцом для сына князя Ивана Михайловича Воротынского, и потому был приглашён на пир в эту честь. Крёстной матерью же стала жена князя Дмитрия Шуйского Екатерина, дочь опричника Малюты Скуратова, из чьих рук Скопин-Шуйский принял на пиру чашу с вином, а выпив его, внезапно почувствовал себя плохо, а из его носа хлынула кровь. Слуги поспешно унесли героя домой, но никакие лекарства не помогли ему, и, после двухнедельных мучений, человек, который мог бы изменить исход Смуты и, как следственно, всей истории России, скончался. Весть о смерти молодого героя-освободителя Москвы повергла горожан в шок. Простой московский люд при первых же известиях о кончине Скопина-Шуйского бросился громить дом Дмитрия Шуйского, и лишь правительственные силы смогли предотвратить расправу.
Несмотря на то, что Василий Шуйский сделал всё, что только мог, дабы отвести от себя подозрения, захоронив полководца со всеми почестями в Архангельском соборе, громко рыдая над его роскошно отделанной гробницей, расположенной вблизи гробниц прославленных князей и царей, заслуженные подозрения народа ему от себя отвести так и не удалось. А вскоре и ему самому пришлось сполна поплатиться за своё преступление. Поход на деблокировку Смоленска, как уже и говорилось, возглавил Дмитрий Шуйский, разгромно проигравший Клушинскую битву. Поляки вошли в Москву, а сами Шуйские были увезены в плен в Польшу, вынужденные приносить присягу и падать лицом низ пред польским королём. Отныне Рюриковичи (а Шуйский был последним монархом из прямых потомков основателя Русской государственности) больше никогда не правили Россией, а в Русском царстве начался период Семибоярщины, который закончится созывом Первого и Второго ополчений и окончательным изгнанием поляков из страны — однако, с потерей ряда ключевых территорий, включая Смоленщину, которую вполне мог освободить убитый Скопин-Шуйский. Древний град безуспешно пытались вернуть в ходе Смоленской войны 1632–1634 годов, в которой Россия невольно поучаствовала в Тридцатилетней войне в составе протестантско-французской коалиции, но освободить Смоленск удалось лишь в 1654 году, в ходе русско-польской войны 1654–1667 годов, причём Смоленщина стала одним из главных её приобретений наравне с Черниговщиной, Киевом и Левобережной Украиной. А как знать — если бы Смоленск удалось вернуть ещё тогда, какой была бы история всех трёх восточнославянских стран вместе взятых? На момент смерти Михаилу Васильевичу Скопину-Шуйскому было всего 23 года…
За, учитывая случай с посольством Ляпунова, необоснованные опасения Василия Шуйского поплатилась и сама его семья, и, к сожалению, вся Россия. За свои заслуги Михаил Васильевич Скопин-Шуйский удостоился сначала народной памяти лишь на Русском Севере, однако, с XIX века слава о нём стала снова поистине всероссийской. В 1835 году русский драматург Нестор Кукольник посвятил ему свою одноимённую драму ‘’Князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский’’, пользовавшуюся большим успехом у современников, а позже ещё одну драму о Скопине-Шуйском опубликовала писательница Олимпиада Шишкина. Наконец, памятник Михаилу Скопину-Шуйскому был размещён среди ‘’военных людей и героев’’ на монументе ‘’Тысячелетия России’’ 1862 года. Памятники прославленному полководцу стоят на месте его битвы под Калязином, Тверская область, в Борисоглебске, что в области Ярославской, в Кохме Ивановской области и в селе Городне под Тверью. Ещё больше ему были возданы заслуги в 2009 году, во время столетия его освободительного похода, с установлением памятных досок, стел, мемориальных камней и поклонных крестов в подмосковном Дмитрове, под Ярославлем, близ Торопца, Торжка, и в Кашине. Россия не забыла своего героя, и, можно надеяться, что имя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского станет ещё более известным, обретя свою заслуженную славу среди Святослава Храброго, Дмитрия Донского, Александра Суворова, Михаила Кутузова, Георгия Жукова и других великих русских полководцев.
источник |
