Киевская ЧК
В мае 1919 г. сотрудники Киевской губернской чрезвычайной комиссии расправились с членами Киевского клуба русских националистов (ККРН). Обычно про это событие вспоминают 15 мая, когда был расстрелян видный филолог-славист и историк-византинист Тимофей Флоринский, но большая часть арестованных была убита в другой день, а именно 22 мая
Несколько десятков расстрелянных — это не так много для Гражданской войны, как бы цинично это ни звучало. Но расстрел ККРН важен скорее как символ — символ уничтожения русского Киева.
Со временем этот эпизод Гражданской войны оброс множеством мифов и слухов.
Так, например, экс-редактор «Киевлянина» и член ККРН Василий Шульгин десятилетие спустя вспоминал, что «чрезвычайка раздобыла печатный список членов Клуба русских националистов, список, относящийся еще к 1911 году, и всех не успевших умереть или бежать членов Клуба, занесенных в сей список, расстреляла. Разумеется, это произвело сильнейшее впечатление. И отсюда пошла молва, что "жиды расстреливают русских по списку". Или еще, как говорили некоторые: "по алфавиту"».
Что же в действительности произошло в те майские дни 1919 года? И чем была обусловлена расправа над Клубом?
Киевский клуб русских националистов, созданный в 1908 г., был ведущей русской организацией Киева, объединявшей в своих рядах преимущественно представителей городского среднего класса.
До 1913 г. в Клубе состояли как люди умеренно правых взглядов, так и крайне правые черносотенцы. В 1913—1914 гг. Клуб потрясли несколько расколов — из него вышли как крайне правые, недовольные политикой нового председателя Клуба Анатолия Савенко, так и ряд умеренных деятелей, например Шульгин, поругавшийся со своими соратниками из-за дела Бейлиса.
После Февральской революции 1917 г. Клуб принял активное участие в различных выборах в составе Внепартийного блока русских избирателей (ВБРИ). Шульгин, вновь вступивший в Клуб весной 1917 г., был избран депутатом украинского Учредительного собрания, а ВБРИ получил более 30 % голосов киевлян, в то время как украинские эсеры набрали чуть более 20%. Таким образом, к началу 1918 г. Клуб стал ядром наиболее популярной политической структуры в городе.
После взятия Киева большевиками во главе с Муравьевым помещение Клуба было разгромлено, погибла вся документация. В течение весны—осени 1918 г. Клуб, не желая сотрудничать с немецкими оккупантами, не функционировал. После того как поражение Германии стало очевидным, Анатолий Савенко решил возродить Клуб и начал подготовку к Южнорусскому съезду, но приход петлюровцев разрушил все планы. Последние сведения о подпольной деятельности ККРН относятся к концу 1918 — началу 1919 г.
Первые месяцы после возвращения в Киев большевиков все было относительно спокойно, но к марту—апрелю 1919 г. ситуация обострилась.
Вокруг Киева полыхали крестьянские бунты, сам город едва не был захвачен повстанцами в ходе Куреневского восстания. В связи с этим началось так называемое дело «Союза русского народа», по которому были расстреляны несколько видных киевских черносотенцев.
До сих пор точно не ясно, как чекисты вышли на ККРН. По одним данным, список членов Клуба был найден во время обыска у профессора Флоринского.
Профессор-психиатр Николай Краинский, занимавшийся расследованием деятельности киевской ЧК, рассказывал, что был некий студент Гончаренко, ранее состоявший в Клубе, но затем ставший сотрудником ЧК. Якобы всплыло его прошлое, и он начал доносить на своих бывших соратников. Такое поведение, впрочем, Гончаренко не спасло, и он также был расстрелян. Краинский пересказывал эту историю со слов одного из комиссаров, но документального подтверждения у нее нет. Впрочем, это не так важно.
Чекисты проводили аресты по списку членов Клуба за 1913 г. (а не 1911-й, как писал Шульгин), который был частью клубного сборника и свободно продавался в магазинах, поэтому достать его было не трудно. В списке открыто публиковались адреса всех членов ККРН — никто не думал, что по квартирам будут ходить вооруженные люди, арестовывать, а потом расстреливать их хозяев.
Сотрудники ЧК Павлов и Рубинштейн проводили обыски и задержания ночью или рано утром. Первые аресты состоялись 12 и 13 мая, но большинство членов Клуба оказалось в руках ЧК в ночь с 13 на 14 мая. Еще несколько человек было арестовано в ночь с 16 на 17 мая, и еще один — 26 июня.
При обыске изымались документы, деньги, драгоценности, у некоторых даже мебель — фактически производилось ограбление арестованных. Не брезговали ничем — у одного из членов Клуба при обыске забрали монету, три ключа и нож.
Арестованные доставлялись в тюрьму ЧК на Елизаветинской улице на Печерске и размещались в общей камере. Почти все арестованные были мужчинами, за исключением хозяйки фабрики и магазина надгробных памятников Надежды Георгиевны де-Векки. Допросы проводили дежурные следователи Лазурнина, Равер, Тартаковский, Берман, Гринштейн, Алексеев, Сидоренко.
Никаких обвинений задержанным не предъявлялось, главной виной их была принадлежность к русским националистам, а также социальное и имущественное положение. Во время допросов арестованных расспрашивали об их политических взглядах, отношении к советской власти, наличных средствах и банковских счетах. Большинство задержанных утверждало, что в Клубе они оказались случайно и ничего против советской власти не имеют, но при этом многие из них отмечали свое крайне отрицательное отношение к украинской самостийности.
Так, например, директор одной из киевских гимназий, экс-депутат Государственной думы от Минской губернии Иосиф Павлович заявил на допросе: «К украинскому движению отношусь резко отрицательно, считаю, что Россия должна быть в целом едина. Всей душой сочувствую государственному строительству, проводимому советской властью, ибо она стремится соединить отдельные части России, а не раздроблять, как петлюровцы или гетман». Это его, конечно, не спасло. Приговор — расстрел.
Самое показательное, что в основном были арестованы и убиты люди, давно уже не имевшие никакого отношения к Клубу. Активные деятели ККРН во главе с Анатолием Савенко, продолжавшие заниматься политикой и после 1917 г., сразу же после появления в городе петлюровцев поняли, что вскоре вслед за ними придут большевики, и поэтому постарались оперативно перебраться в Одессу.
В Киеве же остались преимущественно те бывшие члены ККРН, которые политикой давно не занимались, в Гражданской войне никак не участвовали и поэтому не видели перед собой никакой вины перед советской властью.
68-летний Николай Мальшин, старший контролер Юго-Западных железных дорог, говорил: «Что мне, старику, сделают!.. Чем я провинился?..» На допросе он признался, что состоял в Клубе, так как является сторонником «единой неделимой России с конституционным строем». Приговор — расстрел.
Свидетель событий Алексей Гольденвейзер вспоминал:
«Большинство казненных были глубокими стариками (и Раичу, и Армашевскому, и Моссаковскому, и директору Общества взаимного кредита Цытовичу, и владелице мастерской надгробных памятников вдове де-Векки было за 70 лет). Некоторые из них были активными правыми деятелями (Коноплин, Минников, Армашевский), но большинство было политически бесцветно и состояло в Клубе националистов только потому, что того требовало их служебное положение и господствовавшие в этих кругах правила приличия и тона.
Гнетущее впечатление производило убийство Раича — популярнейшего старожила киевского суда, старого и по-генеральски резкого председателя, но умного и независимого судьи.
Трагикомические черты имело политическое мученичество присяжного поверенного Приступы — адвоката по крестьянским делам, заваленного мелкой практикой, не вылезавшего из своего старенького фрака, в котором он ежедневно выступал во всех отделениях суда и палаты. Он был бестолковый, но вполне честный и порядочный ходатай за своих клиентов-крестьян, чем выгодно выделялся из среды остальных специалистов по крестьянским делам. Само собою разумеется, что он не имел никакого отношения к политике, — никто в суде не знал, какому направлению он сочувствует, — и, по всей вероятности, какой-либо приятель на его несчастье записал его в Клуб националистов…»
Стоит отметить, что Гольденвейзер не всегда точен, когда говорит о возрасте расстрелянных: так, например, Моссаковскому было «всего» 59 лет, Армашевскому — 68, Цытовичу — 74. Кроме того, были расстреляны 73-летний судья Николай Раш, 69-летний инженер Николай Купчинский, 73-летний купец Андрей Слинко.
Да и присяжный поверенный Приступа все же не был рядовым членом Клуба — с 1913 г. и до приостановления деятельности Клуба он входил в Комитет ККРН, правда, занимался преимущественно не политическими вопросами, а устройством танцевальных, литературных и музыкально-вокальных вечеров. Впрочем, и этого вполне хватило для смертного приговора.
Конечно, среди погибших были не только случайные жертвы из числа киевских обывателей и представителей местного русского среднего класса, но и бывшие политические активисты, пытавшиеся скрыть свою прежнюю деятельность.
Так, например, тот же купец Слинко говорил чекистам: «В Клуб русских националистов я записался просто для посещения клуба как любитель игры в винт и никакой политикой никогда не занимался. Даже не могу сказать, что за цель имел этот клуб. В настоящее время я подчиняюсь всякой власти, какая существует». В действительности же Слинко в прошлом был не только членом ККРН, но и учредителем Крещатикского отдела Союза русского народа и членом Киевского Русского собрания. Кажется, Слинко удалось убедить чекистов в своей аполитичности, но это ему не помогло.
Следователь записал в деле: «Слинко Андрей Петрович произвел на меня впечатление совершенно аполитичного человека, но как старый собственник сочувствовать советской власти не может». Приговор — расстрел.
Петр Армашевский — выдающийся русский геолог, профессор Киевского университета, один из организаторов системы женского образования в Киеве — вышел из Клуба националистов еще в начале 1913 г. из-за разногласий с Савенко, а после революции полностью отошел от политической деятельности.
По воспоминаниям известного киевского историка Андрея Стороженко, «с наступлением революции Петр Яковлевич совершенно удалился от общественной деятельности и замкнулся в своем кабинете, желая оставаться только сторонним наблюдателем того сумбура, который принесли так называемые "свободы". Он обрабатывал курс кристаллографии, перечитывал классиков естествознания, углублялся в Евангелие и предавался религиозным размышлениям <…> Петру Яковлевичу казалось, что раз он замкнулся дома и нигде не показывается, то палачи революции о нем не вспомнят и оставят его в покое».
Но это его не спасло — он был арестован одним из первых (возможно, благодаря тому, что его фамилия находилась в самом начале пресловутого списка) и расстрелян.
«Так погиб благороднейший человек, заслуженный деятель науки, учитель длинного ряда поколений киевских естественников, полезнейший гражданин города Киева, которому киевляне обязаны артезианским водоснабжением, славный сын Малороссии, горячо любивший свою ближайшую родину, но чувствовавший себя русским и мысливший Малороссию не иначе как в виде неразрывной части Российской империи…»
Был убит и автор фундаментального труда «Украинское движение как современный этап южнорусского сепаратизма» Сергей Щеголев. Примечательно, что его работу высоко оценили даже оппоненты из украинского лагеря. Так, например, украинский историк Иван Лысяк-Рудницкий хотя и называл книгу Щеголева «справочником для полиции», признавал, что «независимо от авторской тенденции и намерений его труд богат фактической информацией».
Никакой политической деятельностью в годы Гражданской войны Щеголев не занимался, более того, состоял на службе в советском Наркомздраве. На допросе в ЧК он заявил, что его взгляды — левокадетские, а на заседаниях Клуба он был всего лишь 3 или 4 раза за 5 лет, причем только на тех, которые были посвящены интересовавшему его как публициста украинскому вопросу.
Наркомздрав ходатайствовал об освобождении Щеголева как ответственного медицинского работника, но и это не помогло. Приговор — расстрел.
Арестованного купца Василия Коноплина расспрашивали про имевшуюся у него собственность и деньги на счетах. Следователь записал в протоколе: «Коноплин произвел на меня впечатление старого монархиста, имеет дом, землю и деньги на текущем счету 200 000 руб.». Приговор — расстрел.
Шульгин вспоминал про Коноплина: «Был в Киеве всем известный магазин шляп. Владелец его был всеми покупательницами ценимый, милый, с приятными манерами господин, который любезностью умел смягчать безжалостную шляпную дороговизну для тех, кому она была не под силу… Но этот приятный "дамский" человек обладал твердым, честным характером, который не знал компромиссов в некоторых вопросах <…> И вот нет Коноплина, твердого купца и патриота. Среда "Клуба русских националистов" вообще была русско-купеческая. Может быть, поэтому-то и торчала она бельмом на глазу».
Совершенно фантастическую характеристику дали чекисты ученому-лесоводу Александру Никифорову: «…Дворянин, окончил кадетский корпус. Счастлив был при Николае II, когда ему так хорошо жилось. Определенно контрреволюционер». Приговор — расстрел.
Всего было арестовано около 60 действующих и бывших членов ККРН. Согласно подсчетам киевского краеведа Тимура Кальченко, можно с уверенностью говорить о том, что были расстреляны 53 человека, нескольких отпустили. Первую группу расстреляли 15 мая, но большая часть арестованных была убита в районе 3 часов утра 22 мая 1919 г.
Чем же была вызвана расправа над Клубом?
Самая распространенная и популярная версия — «еврейская». Условно говоря, она сводится к тому, что чекистами якобы руководило «мировое еврейство», которое мстило русским националистам за дело Бейлиса. Не секрет, что подавляющее большинство киевских чекистов были евреями (по свидетельству арестованного белыми чекиста Болеросова, евреи составляли 75% состава чрезвычайки и занимали почти все руководящие посты).
Профессор Краинский считал непосредственным организатором уничтожения Клуба председателя киевской губернской ЧК И.И. Сорина (Блувштейна), который «был фанатиком еврейского национализма» и «соблюдал исключительно еврейские интересы». Именно Сорин, по его мнению, перенес деятельность ЧК с «борьбы против бандитизма на борьбу с врагами еврейства». Когда были уничтожены все лица, связанные с процессом Бейлиса по так называемому «делу "Союза русского народа"», Сорин «обратил внимание на существующий в Киеве клуб националистов. Быть русским националистом в глазах еврейства было величайшим преступлением. Постановлено было уничтожить всех членов».
Но к моменту вынесения смертных приговоров Сорина уже не было в Киеве, да и «доказать» или «опровергнуть» наличие «сионистского заговора» с целью уничтожения Клуба не представляется возможным.
Ответвлением «еврейской» версии является другая, согласно которой расправа над ККРН приписывается лично Льву Троцкому, но она также не выдерживает критики — Троцкий прибыл в Киев тогда, когда почти все обнаруженные чекистами националисты находились в тюрьме, а первую группу уже расстреляли. Никаких документов, связанных с расстрелом ККРН и подписанных Троцким, также не обнаружено.
Вторая версия — «украинская». Связана она с украинскими левыми эсерами (будущими «боротьбистами»).
Сторонником этой версии был известный галицко-русский деятель и член ККРН Юлиан Яворский, в 1919 г. находившийся в Киеве и избежавший участи своих одноклубников. Спасло его лишь то, что почему-то его фамилии не оказалось в том роковом списке за 1913 г., хотя он участвовал в деятельности Клуба как минимум до начала 1914 г.
Яворский писал в некрологе, посвященном его погибшему другу профессору Флоринскому, что тот был замучен «по коварному "украинскому" наущению темными и дикими большевицкими руками». Яворский полагал, что «украинская месть» настигла Флоринского в «большевицком кошмаре, когда по случаю восстания "украинского" эсера Григорьева его тайными единомышленниками в киевской "чрезвычайке" был коварно подтасован "красный террор" против… русских националистов, с Т.Д. Флоринским и П.Я. Армашевским во главе».
Несмотря на некоторую конспирологичность данной версии (например, указание на связь чекистов с «григорьевцами»), нельзя отрицать того, что «боротьбисты» в 1919 г. играли заметную роль в киевской ЧК и действительно могли повлиять на то или иное решение.
Одним из руководителей ЧК был украинский левый эсер Владимир Яковлев (кстати говоря, отец видного советского журналиста и деятеля «перестройки» Егора Яковлева). По свидетельству Краинского, Яковлев был «необыкновенный по своей жестокости и фанатизму». Именно Яковлев, по некоторым данным, лично расстрелял председателя киевского отдела Русского народного союза имени Михаила Архангела Виктора Розмитальского.
В комиссию по «красному террору», расправившуюся над ККРН, входили еврей-большевик Рубинштейн и два украинских левых эсера — Яковлев и Лашкевич. В пользу роли украинских левых эсеров в «красном терроре» говорит и история, связанная с расстрелом Владимира Науменко — одного из лидеров умеренного крыла украинского движения, выступавшего за федерацию с Россией. В Киеве были уверены, что именно украинские эсеры настояли на расстреле Науменко, так как он, по словам академика Владимира Вернадского, «мешал их самостийничеству». Так что можно предположить, что и в расстреле ККРН роль украинских эсеров во главе с Яковлевым была значительной.
Впрочем, ККРН, бывший крупнейшей «контрреволюционной» организацией региона (пусть фактически и не действующей), вряд ли мог избежать своей участи, даже если бы ЧК состояла исключительно из русских.
Кадет Юрий Рапопорт писал в своих воспоминаниях, что «Киев не был еще подточен тем, что разрушает жизнь глубже революции: голодом. В пестрых кирпичных домах при всех режимах семьи жили так же, как прежде, или старались так же жить и только крепче цеплялись за старые привычки, пока волны перекатывались через головы». Именно поэтому, по мнению Рапопорта, «Киев решено было почистить».
При этом, конечно, специфика этнического состава киевской ЧК сыграла свою зловещую роль. Сложные межэтнические отношения в Киеве и желание отомстить за старые обиды привели к тому, что чекисты выполняли свою кровавую «работу» со всем рвением и старанием. Клуб оказался удобной мишенью и для евреев-большевиков, и для украинских левых эсеров: можно было, оставаясь вполне в русле большевистской идеи уничтожения «классовых» врагов, заодно уничтожить и врагов «национальных».
Расстрел деятелей Киевского клуба русских националистов «по списку» (если говорить точнее, то «по списку» только производились аресты, а не сами расстрелы), стал для русских киевлян шоком, от которого они так и не оправились. Это была и своеобразная точка невозврата для русского Киева.
Когда несколько лет спустя начнется тотальная большевистская «украинизация», не будет практически никого, кто мог бы даже подумать об открытом сопротивлении — урок, данный киевлянам чекистами, не прошел даром.
Русский язык сохраняется в Киеве и сегодня, но в политическом смысле русский Киев умер — а точнее, был расстрелян — 100 лет назад, в мае 1919 года.
Читать далее: https://ukraina.ru/history/20190522/1023641561.html | 
