12-го июня 1812 года Французы перешли через р. Неман. Император Александр I, пребывавший в это время в Вильне, сделал попытку „избавить человечество от бедствий новой войны“, пославши генерал-адъютанта Балашева с письмом к Наполеону, в котором предлагал примирение, под условием немедленного удаления Французов из русских владений. Попытка эта не увенчалась успехом, и иноземные полчища разлились по северо-западному краю. Россия не была готова к их отражению.
Между тем неприятель стремительно двигался вперед – нужно было скорее выработать план военных действий и хлопотать об увеличении количества войск. Одной из первых мер, принятых Государем, было распоряжение о наборе конных казачьих полков в Малороссии.
В конце июня был отправлен на имя малороссийского генерал-губернатора князя Якова Ивановича Лобанова-Ростовского следующий высочайший рескрипт:
„Князь Яков Иванович! Известное Ваше усердие и ревность ко всему, что нужно для блага и защиты отечества, побуждаюсь Меня возложить на Вас попечение о сформировании казачьих полков в губерниях, начальству Вашему вверенных, и об оных, по мере готовности, в Калугу и Тулу отправлении. Вы можете в сем случае соображаться с настоящими надобностями, зная, сколько нужно умножение числа войск против неприятеля многочисленного и сильного. Сие формирование может заменить Малороссии обыкновенный рекрутский набор, в [2] прочих губерниях к осени приготовляемый. Отечество, в надежде на Вашу деятельность, ожидает от Вас сей немаловажной услуги. В прочем пребываем Вам благосклонный“.
На подлинном подписано собственною Его Императорского Величества рукою: „Александр“. Главная квартира м. Бельмонт, июня 25 дня 1812 года.
Получив милостивый рескрипт и желая, как можно скорее оправдать доверие Государя, князь Лобанов-Ростовский немедленно разослал всем земским комиссарам, ближайшим начальникам казачьего сословия, копии с рескрипта с приложением собственного нижеследующего воззвания, в котором он обещает выхлопотать у Государя в награду за скорый и успешный набор казачьих полков полное освобождение казаков от рекрутских наборов.
„Я при сем случае, – пишет князь, – имею всему здесь казачьему состоянию объявить, что тем снаряжением избавляются они не токмо первого рекрутского набора, но, по миновании в тех полках надобности, все они распустятся в домы свои, но навсегда останутся принадлежащими украинскому войску и по первому вос-требованию обязаны опять явиться на службу, и составить свои полки, офицера же пользуются содержанием и всеми по службе правами, уланским офицерам присвоенными: они имеют установленную форму по полкам, они считаются на службе даже в то время, когда полки распустятся, ибо тогда будет их обязанностью иметь полное сведение о состоянии и занятии подчиненных им казаков. Таковое сих полков устройство столь близко похоже с древним состоянием малороссийских воинов, что нет сомнения, что здешнее казачее общество предоставит одним избранным пользоваться и польстится употребить сей случай, чтобы доказать многочисленной формировкой, что они все достойны получить навсегда право составлять из себя защиту и служить не по очереди рекрутской, а по усердию к Царю и ревности к ремеслу, в коем отличаться они всегда умели, ибо кто не ведает, что быть на войне было сущее дело предков их; и потому ожидать можно, что без наряду от меня представится из каждой сотни больше одного охотника, после чего доведется мне донесть Царю, Отцу России, что „все казаки давно на злодея готовы и потому сказать [3] повели, Всемилостивейший Государь, быть им в свободное время дома и от рекрутства свободными, ибо на оборону царства Твоего составят они всегда целое войско“.
Но поелику нужно мне ведать прежде точную их о том мысль и усердие, имею рекомендовать вам, господам комиссарам, объявить в каждом повете Высочайший рескрипт и заключение мое и стребовать от каждого волостного правления, дабы в течение пяти дней каждое подало отзыв, коликое число с того ведомства казаков имеет быть людей к составлению помянутого войска. Предваряется, что могут быть назначаемы в казаки, не взирая ни на лета, ни на рост, ни на маловажные телесные недостатки, но с единственным наблюдением сил и способности к службе сего рода. Одежда их должна состоять в коротком, без пол, суконном полукафтане и в двух шароварах, из коих одни суконные и другие холщевые, две пары сапог, две рубашки, одна шапка с овчинным околышком и волосяным султаном, одна суконная епанча и одна ладунка патронная. Сукна назначаются, какие удобнее и выгоднее можно здесь найти, не исключая даже и серого. Стараться, чтобы были одного цвету на тысячи двухстах человеках.
Каждый иметь должен одну лошадь. Качество сей лошади определяется также одной способностью к верховой езде без всякого ограничения лет, роста и статей; сбрую ее составляет обыкновенное казачье седло, уздечка, маленький чемодан, баклажка для воды и саква для фуража.
Оружие полагается для казака нижнего чина: пика, сабля, один пистолет, на пятьдесят человек шестнадцать штуцеров или ружей, какого бы калибра они ни были, из оных же вещей чего не достанет, пополнится из собранного по губерниям на милицию оружия. Патроны и порох будут выданы. Ко времени совершенного сформирования дано будет свидетельство, по коему и начнется довольствование от казны жалованьем и провиантом, до того же времени содержаться обществом своим.
Офицеры и унтер-офицеры получают от казны все им положенное с самого времени определения их в полки.
Особенно предписывается всем нижним земским судам объявить немедленно всем отставным воинским обер-офицерам, [4] унтер-офицерам и рядовым, также и милиционным, что имеющие из них о службе своей свидетельства и желающие ознаменовать свое усердие могут в состав сего войска быть приняты и пользоваться вышесказанными выгодами и сего ради чинили бы они себя отзывы, с приложением документов своих, прямо ко мне или в нижний земский суд, который будет о том представлять мне. – Князь Лобанов-Ростовский. 1812 года, июля 10 дня. Полтава“. -
Едва успел князь Лобанов-Ростовский сделать первые распоряжения о наборе казачьих полков, как был обнародован манифест от 6-го июля о созыве ополчений во всей России. В виду выраженной в манифесте крайней нужды в возможно скором сформировании и снаряжении в поход ополчений, князь Лобанов-Ростовский послал немедленно распоряжение полтавскому и черниговскому губернским правлениям, чтобы не стеснять казаков точным выполнением распоряжения от 10-го июля, хлопотать лишь о возможно большем количестве войск, и за скорое снаряжение опять обещал исходатайствовать у Государя освобождение от рекрутских наборов и, кроме того, временные льготы в уплате податей. В этом же, нижеследующем распоряжении Лобанова-Ростовского изложена и организация формируемых казачьих полков:
„Полтавскому и черниговскому губернским правлениям:
Вследствие полученного мною, от 6-го сего месяца, Высочайшего Его Императорского Величества рескрипта, с коего здесь копию прилагаю, о формировании ополчений, я нахожу ныне, за поступлением уже от некоторых казачьего состояния людей удовлетворительных извещений, также и по неизбежности скорейшего исполнения, объявить необходимым сей же день через нарочных во всех поветах, что к составление тех казачьих полков потребно снаряженных с каждой сотни ревизских казачьих душ по четыре человека, к облегчению ж по части прежде предписанной одежды разрешается быть каждому казаку в новом только суконном кафтане или полукафтане, какого бы цвета ни был, лишь бы одного с прочими покроя, число же шароваров и обуви, как прежде сказано, и шапки одного ж покроя; впрочем, разбор лю-дей, лошадей, составление конской сбруи, оружия, иметь каждому, [5] как в первом объявлении от 10 сего месяца писано. А поелику составлением такового числа войск знаменуется усердие малороссийских казаков, то я поставлю долгом донесть о том Его Императорскому Величеству и быть у Его престола ходатаем, дабы благоволил Он приказать не вмещать казачье общество в рекрутскую очередь и в податях участвовать только, как состоянию их прежде повелено было, ибо обязываются они составлять из себя войско, какое в нужный час потребно быть может, уважая удобность быть в мирное время в домах своих. Таковой милости ожидание заставляет меня предложить губернскому правлению, как и казенной палате, приостановиться со сбором второй половины податей с казаков, и с помощью земской и городской полиции и волостных правлений иметь наблюдение, дабы как можно более людей снаряжено было с получения сего на каждом месте через две недели. Каждый полк имеет состоять из двенадцати сотен; в полку чиновников назначается: один полковой командир, два штаб-офицера, два адъютанта, два квартирмистра, один казначей, один штаб-трубач, на каждые полтораста человек один ротмистр или штаб-ротмистр, поручик, корнетов два, вахмистр один, унтер-офицеров десять и трубачей два. Все те чиновники несомненно явятся в надлежащее время к своим местам. Подлежит теперь земским комиссарам заняться вообще, совместно с волостными правлениями, наименованием тех селений, в коих удобно будет сотням собираться, и представить мне о том донесения, дабы, по получении оных от каждого повета, я мог бы решить, где удобнее те сотни сводить к составлению полков; касательно же оружия, сим полкам подлежащего, хотя я и беру все меры помочь в том сему обществу и надеюсь некоторое число достать, но не меньше надлежит всему обществу стараться добывать оное между себя, сколько можно более, дабы тем лучше достойными быть царского на подвиги их милостивейшего воззрения. Повторяется господам комиссарам оповещение тем отставным обер и унтер-офицерам, что они станут получать жалованье со дня их в полк помещения. Князь Лобанов-Ростовский. – Июля 16 дня 1812 года. Полтава“.
18-го июля был обнародован второй манифест о созыве земского ополчения. Действие этого манифеста распространялось и на [6] Малороссию – одновременно она должна была выставить конные полки из лиц, принадлежавших к казачьему сословию, и земское ополчение из помещичьих крестьян. Такое усиленное формирование войск было крайне тягостно для обывателей, в особенности в виду трудного в ту пору экономического положения Полтавской губернии, а потому многие стали уклоняться от всякого участия под предлогом болезни, неимения средств и т. п. К тому же возникли недоразумения между высшими представителями местной власти: генерал-губернатором князем Лобановым-Ростовским и полтавским губернским маршалом Дмитрием Прокофьевичем Трощинским.
Оставив пост министра уделов, Трощинский отправился на родину, где полтавское дворянство, гордясь подобным представителем, избрало его в губернские маршалы. Об общественной деятельности его в этом новом звании мало известно. Восемь лет провел Трощинский на родине до назначения своего министром юстиции, проживая преимущественно в любимом своем селе Кибенцы (миргородского уезда). Из помещенных нами в „Киевской Старине“ за 1886 г. четырех писем его к князю Лобанову-Ростовскому видно, что Трощинский принимал горячее участие в деле формирования земского ополчения и казачьих полков. Два из этих писем писаны в Полтаве в один и тот же день и помечены 30 августа 1812 года; второе служит как бы продолжением первого или припискою к нему. Трощинский заявляет, что казаки еще не готовы к походу в Калугу. Главной причиной замедления был недостаток в офицерах. Предполагалось заместить вакантные должности в казачьих полках назначенными по выбору дворянства кандидатами для земского ополчения, но и здесь недоставало еще пятидесяти офицеров, и даже уже поступившие выбывали ежедневно по болезням и другим законным и незаконным причинам. Получая неблагоприятные сведения о формировании ополчения, Трощинский был вне себя:
„Несчастное продолжение отступления армий наших, с одной, и медленность в выводе полтавского ополчения в назначенные ему места, с другой стороны, толико для меня мучительны, – пишет он Лобанову-Ростовскому, – что я от досады и огорчения слег и [7] уже третий день лежу в постели. Я не могу надивиться, как благородные люди могут равнодушны быть в деле толико важном, каково есть защита отечества. Всякий час получаю отзывы, что избранные чиновники, под предлогом болезней и других причин бесстыдно уклоняются от службы, a владельцы в поставке казаков и всего принадлежащего великие остановки делают. Извините, милостивый государь, (более) истины писать не в состоянии“.
Как ни волновался Трощинский и как ни хлопотал он о скорейшем снаряжении полтавского земского ополчения, но дело медленно подвигалось вперед; тормозил его, между прочим, и сам Лобанов-Ростовский своими распоряжениями, шедшими нередко вразрез с общим направлением дела. Его предписание о продовольствии 6,500 лошадей конного ополчения во время похода на счет обывателей вывело Трощинского из терпения, и он изложил Лобанову-Ростовскому свой взгляд на положение дел:
„Я уверен, – пишет он 24 сентября из Полтавы, – что пожертвованием дворянства здешней губернии на земское ополчение вы поставляете истинную цену; вам известно, что оно, по недостатку промышленности, довольно скудно и прежними расходами на поставку артиллерийских лошадей, волов, фур и на уплату за винокурение весьма доходы свои истощило. Несмотря на то, при воззвании к защите отечества, определило оно взнесть на земское ополчение в два месяца деньгами до четырехсот тысяч рублей, поставить 6,500 лошадей с полною сбруею, по нынешним дорогим ценам составляющих не менее шестисот пятидесяти тысяч рублей, дать на годовое продовольствие сего войска 80,000 четвертей муки и овса, с пропорциею круп, стоящих, конечно, более 300,000 р.; и того, не считая 13,500 казаков, одежды их и вооружения и с лишком 500 фур с погонщиками, пожертвовав более чем на 1,360,000 р., кажется доказало оно в полной мере рвение свое к службе государю и отечеству. Продовольствие сеном лошадей ополчения сего не могло дворянство взять на себя по сущей невозможности, наипаче не зная, куда необходимость заставит в течение войны подвинуть за границы губернии столь многочисленную конницу и будет ли прокормление оной сеном соответствовать его способам, истощаемым на защиту престола и отечества. [8] Дворянство думало, что правительству, располагающему сим ополчением, не недостанет средств к прокормлению сеном 6500 лошадей, куда бы они по обстоятельствам войны переведены ни были“.
Немало взволновало Трощинского распоряжение Лобанова-Ростовского о пользовании суммами, пожертвованными, вследствие высочайшая манифеста от 6-го июля, купечеством и евреями. Трощинский полагал, что, по смыслу манифеста, право распоряжаться новыми пожертвованиями принадлежит ему; Лобанов же Ростовский, не сносясь с ним, распределял их по своему усмотрению. В разъяснение этого недоразумения Трощинский послал из Кибинец, 23 октября, длинное письмо Лобанову-Ростовскому, в котором, между прочим, пишет: „Весьма прискорбно мне видеть, что тогда, когда единодушие всех верных сынов отечества, начальников и подначальных, необходимо к изобретению средств для отражения всеобщего врага и к действованию соглашенными волями и силами к достижению единственного предмета – защиты отечества, в то самое время распоряжения мои, к коим давно известным вам определением губернского правления был я уполномочен, опровергаются начальническою властью вашею, которую достойно уважать научился я прохождением сорокапятилетнего служения моего, равно как не выходить никогда из прав и пределов звания, носимого мною. Ваше сиятельство избавили бы меня от сей неприятности, если бы в начале августа, по получении Высочайшего рескрипта, изволили меня предуведомить, что обстоятельства не позволяют вам одобрить распоряжение губернского правления, которое отклонить в свое время не имел я никакого права, ниже благовидного предлога. Сие заставляет меня покорнейше просить ваше сиятельство, буде имеете еще в виду подобный сему или совокупно с губернским правлением, или особенно мои несоглашенные с начальническими предположениями вашего сиятельства обстоятельства, сделать милость заблаговременно о том предварить меня, дабы я мог достодолжно сообразовать поступки мои с мыслями и распоряжениями вашего сиятельства, которые единственным предметом имеют, конечно, общественное благо“.
Хотя Лобанов-Ростовский усиленно хлопотал относительно выполнения Высочайшей воли о возможно скором снаряжении ополчения, но он выказал себя в этом деле, как мы видим, крайне нераспорядительным. [9] Это, а также крайне тяжелое экономическое положение Полтавской губернии, и были главными причинами того, что сборы полтавского ополчения так растянулись, что оно не попало на театр военных действий и по изгнании французов за пределы России было немедленно распущено.
Вследствие непосильных требований, предъявленных к населенно, и нераспорядительности высших властей, малороссийские казаки лишились возможности принять участие в отражении грозного неприятеля и заслужить таким образом обещанные Лобановым-Ростовским монаршие милости. В 1818 году уже преемник Лобанова-Ростовского князь Николай Григорьевич Репнин получил следующий рескрипт:
„Господину Малороссийскому Военному Губернатору. При сильных мерах, кои к обороне отечества приемлемы были в 1812 году, поручал я предместнику вашему сформирование казачьих полков в Малороссии, поставив ему на вид рескриптом 25 июня того года, что оное заменит обыкновенный рекрутский набор, с прочих губерний к осени приготовляемый. Таким образом, составлено было из казачьего сословия 15 полков на праве ополчения, введенного вслед затем манифестами 6-го и 18-гo июля внутри государства, в составе коего находились и конные казачьи полки из ямщиков и поселян внутренних губерний. Вам известна служба сих последних, и что с окончанием войны они распущены по домам. Малороссийские ж казаки в последующее с 1812 года время освобождены были от рекрутских наборов и податей, кроме собираемых по указам 11-го июня 1816 года по четыре рубля с души, в намерении дать им новое образование.
По правилам, принятым в основание нового устройства поселяемых войск, соединение владеемых казаками земель в особые округи, кои бы отделяли их от земель помещичьих, должно предшествовать всем предполагаемым о сем предмете распоряжениям, но для приведения оного в исполнение требуется слишком продолжительное время, чтобы казаки могли между тем остаться без всякой службы отечеству. Посему Я повелеваю вам:
1) Казачье сословие в обеих малороссийских губерниях ввести в обыкновенную рекрутскую повинность по-прежнему при настоящем наборе. [10] 2) В знак же признательности к усердию казаков, оказанному скорым сформированием из среды себя полков, объявить им, что они оставляются при тех самых податях – по четыре с души, кои собираются с них на основании указов Моих от 11-го июня 1816 года.
На подлинном собственною Его Императорского Величества рукою написано: „Александр“.
С.-Петербург, 25 августа 1818 г.

Киев, 1892.