|
"Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток"
("Воспоминание" А.С.Пушкина)
6-го июня 1920 года... Крым. Уже четвертую неделю я на позиции у Перекопского вала. Наша батарея стоит в боевой готовности в полуверсте от него... Мы, батарейный расчет, ютимся в тесных и темных землянках, наспех вырытых вблизи орудий. Собственно говоря, мы там только ночуем, а остальное время проводим на свежем воздухе, разве заскочим туда при обстреле. Дожди же за все время ни разу не выпадали...
От скуки развлекаемся игрой в карты, чтением книг, которых очень мало, а то просто переливаем из пустого в порожнее. Разумеется, без рассказывания анекдотов не обходится. Время от времени разрешается отлучиться в городок Армянск: это по прямой около трех верст, но там никаких развлечений тоже нет, в магазинах достать ничего нельзя, разве что удастся в киоске выпить стакан сельтерской воды. Она приятная и холодная, а вообще-то в северней части Крыма вода невкусная: солоноватая и к тому же теплая. Здесь же, в Армянске, находится и наш обоз с кухней и размещены жены наших офицеров. Отсюда возят на батарею обед и ужин...
Пехота наша окопалась в самом валу, вырыв по его гребню окопы, а с тыльной стороны землянки для развлечения защитников вала изредка приезжают артисты. Приезжают на грузовой машине, откидывают борты, и это - сцена. С ними всегда любимица корниловцев певица Плевицкая, жена начальника Корниловской дивизии Скоблина. Я неоднократно слушал ее пение, и всегда с большим удовольствием. У Плевицкой приятный голос, довольно хорошая фигура, но простое лицо, можно сказать - даже некрасивое. Почти всегда пела свои любимые песни, в тот момент (жаркие дни) не по сезону: "Замело тебя, снегом, Россия" и другую, первый куплет которой, как будто, такой;
"Спит под снегом деревушка,
Всюду тишина.
Лишь не спит одна старушка:
Богу молится она"...
Наделенные громом аплодисментов, артисты отъезжают на 1-2 версты вдоль вала, чтобы повторить свой концерт для других жаждущих развлечения.
От скуки и для удовлетворения любопытства иногда прогуливаюсь вдоль вала. Он тянется от Керченского залива до озера Сиваш. Длина его около 10 верст. Насыпан еще в древние времена для защиты Крыма от набега кочевников и известен под названием Турецкого вала, ширина у основания до 30 футов высота более 12 футов. С северной стороны имеется глубокий и широкий ров. Посредине вала (блике к оз.Сиваш) расположен небольшой, сильно разрушенный уездный городок Перекоп. В стародавние времена, когда Крымом владели греки, он назывался Тафрос, а при татарском владычестве был переименован в Ферк-Кермен. Это была по тем временам сильная крепость. В 1738 году она была завоевана русскими войсками под командованием фельдмаршала Миниха, причем тогда же по его приказу часть вала была срыта, а крепость разрушена... Слева от г.Перекопа вал занимают Корниловцы, справа - Марковцы.
Примерно раз в неделю каждому из нас, младших офицеров батареи, выпадает дежурство на наблюдательном пункте, устроенном на валу. Это яма в рост человека, соединенная с тыльной стороной вала ходом сообщения. Два сидения (земляных): одно для дежурного, другое для телефониста. Тут же телефон и стерео-труба. По очереди с телефонистом можно на время отлучаться. Дежурство только дневное.
И эти отлучки я использую для прогулки вдоль вала. Здесь всегда царит большое оживление: слышен смех, игра на гармошке, пение. Землянки пехоты устроены сплошь по всему валу. Некоторые имеют настоящие двери и даже окна, взятые, очевидно, из разрушенных домов г.Перекопа. У входа в землянки нередко можно видеть столики и скамейки, а над дверьми шуточные надписи, вроде: "Дворец и крепость", "Клуб холостяков" и т.п. Тут же у своих "дворцов" и "клубов" их обитатели возятся с домашней работой: починкой или стиркой одежды, а то и чисткой оружия. Дело всегда найдется - было бы желание...
Я на наблюдательном пункте... Всматриваюсь в сторону противника. Местность до самого горизонта открытая и ровная, что создает благоприятные условия для обороны. Впереди, чуть левее, верстах в восьми, - группа деревьев. Это село Преображенка, и там, конечно, засел наш враг, выставив вперед охранение. Между нами и врагом "мертвая" зона, поросшая высокой и густой травой. Это и не удивительно: ни скота, ни людей там давно не было.
Впереди вала имеются два ряда наших окопов с проволочными заграждениями. Подобные заграждения устроены и во рву и по всему наружному скату вала. Одним словом, мы защищены на славу. Да и позади нас, у поселка Ишунь, верстах в 20 от вала, имеется также ряд окопов с проволочными заграждениями (запасная укрепленная полоса). К этому месту построили железнодорожную линию от станции Джанкой. Строили спешно, рельсы укладывали без насыпи, просто по разровненной земле. Я имел счастье проехать по этой линии. Так как паровоз по ней пускать было рискованно, то его заменял самолетный мотор с пропеллером, укрепленный на железнодорожной платформе. Три платформы сзади - и своеобразный поезд вез по новой линии и людей, и имущество, и, конечно, самое главное - рельсы и шпалы для прокладки линии.
Линию довели до поселка Чирик (неподалеку от Ишуня). Здесь жел.- дорожная "станция": несколько путей занято товарными вагонами, в которых живут строители дороги...
Мой телефонист ушел на батарею обедать. Вернулся сильно возбужденный и сразу выпалил:
- Знаете что?! Большая новость! Сегодня ночью выступаем туда! - кивнул в сторону противника.
- Откуда эта "утка" прилетела? - спросил я с удивлением.
- Да кашевар сообщил. Тот, что привез из Армянска обед. В Армяске только об этом и говорят, а наш командир еще ничего не знает, - добавил он, смеясь. - Наши женатые офицеры отпросились в Армянск попрощаться с женами.
- Ну, - подумал я, - если кашевар сказал, так это точно будет: кашевары все новости всегда скорее узнают, чем даже командиры.
Собственно говоря, я не придал особого значения этим сведениям, даже усомнился в них, но по прибытии на батарею увидел большое оживление: все спешно готовились к походу. Когда же стемнело, батарея двинулась к валу и потом вдоль него к одному месту, где в валу был сделан проезд. Через ров в этом месте был заранее перекинут деревянный мост.
И вал и мост проехали уже в темноте. Остановились шагах в 200 от рва - пропустить вперед саперов. У них за плечами ружья, а в руках большие ножницы, клещи и еще какие-то инструменты. Это они должны сделать нам проход в наших проволочных заграждениях, а петом и во вражеских .
Затем мы пропустили большую пехотную колонну: и только тогда тронулись дальше. Двигались без дороги, прямо по траве. Высокая и густая, она затрудняла движение, и потому часто останавливались передохнуть. Особенно доставалось лошадям: земля была мягкая, и орудийные колеса сильно вдавливались... Курить было запрещено. Оли бесшумно, только изредка слышались приглушенные голоса и фырканье лошадей...
Миновали свои передовые окопы и остановились. Здесь должна быть наша позиция. В темноте кое-как выровняли фронт батареи и в ожидании прилегли у орудий, но не надолго: тихим голосом передала команда приготовиться к бою... Ровно в три часа раздался орудийный выстрел за Перекопским валом. Это сигнал к атаке... Предрассветное утро сразу наполнилось грохотом орудийных выстрелов, разрывов снарядов, ружейной и пулеметной трескотней...
Противник, повидимому, не ожидал "гостей", сравнительно скоро был выбит из окопов и в беспорядке отступил... Продвинулись до села Преображенки. Справа - наш подбитый танк. Из зияющей в боку дыры выходит дымок... Неожиданно над головой послышался шум мотора - судя по знакам, наш. Покружился и опустился неподалеку. Из него выскочил летчик и подбежал к нашему командиру. Стал показывать на карте место, где он приметил батарею противника. Мы обстреляли то место, но удалось отбить только одну пушку, зато через три дня у красных была захвачена новенькая гаубичная батарея.
Снова в поход, и форсированным маршем. Утомленные и голодные, но довольные успехом, вошли в селение и остановились на заслуженный отдых. Первый день - удачный день...
При дальнейшем продвижении вглубь Северной Таврии хорошо запечат- лелось наше вступление в Асканью Нову, богатейшее имение некоего Фальц- фейна. Имение - овцеводческое хозяйство - было основано в 1828 году и до 1-й мировой войны считалось крупнейшим в мире. Сотни тысяч овец всевозможных пород когда-то паслись по обширным степям. Проводилась крупная научная работа по улучшению скота, с участием видных профессоров, для чего при имении имелся любительский зоопарк. Теперь овец почти нет: погибли и расхищены. Клетки или загоны, где находились редкие животные, пусты, только на двух обширных прудах еще видны их обитатели - водоплавающая птица - оглашающие поселок неугомонным криком.
Большой двухэтажный дом полуразрушен. Внутри попорченное пианино, разбитое трюмо, поломанные диваны. Валяются книги богатой здешной библиотеки. И все это сделали местные поселковые жители (махновцы тож). Ломали потому, что вещи громоздкие и в их хаты не влезали. Так вот, чтобы не досталось никому, и разбивали...
Не встречая серьезных сопротивлений, наши части быстро продвигались вперед. Хорошо запомнился бой под знаменитой, легендарной Каховкой, так патетически воспеваемой большевиками, где, по их уверениям, красными войсками было проявлено столько мужества и герйства…
Мы стали на позицию совсем недалеко от Каховки. Она ясно была видна. Был виден и Днепр, и на правом берегу, высоком и обрывистом,
слева городок Борисполь. Наша позиция, как это обычно делалось в гражданскую войну, открытая. Это все для того, чтобы поскорее начать стрельбу. Почва песчаная и бугристая, поросшая кое-где каким-то колючим кустарником После каждого выстрела хобот орудия зарывался в песок и ворочать орудие приходилось с большим трудом, призывая на помощь весь орудийный расчет.
Наш командир, для лучшего наблюдения за стрельбой, стоял на доске, положенной на борты подводы. Чтобы лошади не дергались при выстрелах, подводчик держал их под уздцы. Я начальник крайнего орудия и внимательно следил за командиром, как и другие начальники, чтобы своевременно подхватить его команду и передать к исполнению. Мне была хорошо видна вся наша батарея и подвода с командиром. Она стояла несколько позади и сбоку.
Хотя красные ожесточенно обстреливали нас из легких орудий, но снаряды рвались в стороне, и пока что на нашей батарее все обстояло благополучно. Но вот над нами разорвалась бризантная граната. Раздался резкий звук, как при разрыве полотна, только в тысячи раз сильнее. Мы увидели, как лошади подводы, на которой стоял и наблюдал в бинокль наш командир, от испуга рванулись и командир, раскинув руки, шлепнулся на четвереньки на песок. Потом стал отплевываться и отряхиваться, злобно ругаясь. Нас обуял смех при виде этой картины, и мы на время даже забыли, что находимся в боевой обстановке и под огнем.
Через некоторое время, только было успокоились, опять смех и горе: вблизи соседнего орудия разорвался снаряд. Двух номеров ранило, а третьего - то ли отбросило волной, то ли он испугался, отскочил и упал спиной на колючий куст. Бедняга заорал благим матом, а подняться не может, так как для этого ему нужно было бы опереться на колючки. Пришлось помочь слезть и вынуть занозы...
Надо сказать правду, красные Каховку защищали долго и упорно, несмотря на то, что у них в тылу имелась такая преграда, как Днепр, а мост через него нами обстреливался и был в нескольких местах разрушен. Только к вечеру удалось их сбить и потом без задержки продвинуться до самой Каховки. С каким облегчением покидали мы свою опасную и тяжелую позицию...
Я и мой приятель бредем в село в стороне от своей батареи, вдоль какой-то канавы. Часто попадаются раненые и убитые - и наши, и красные. Вот в канаве полулежит один, видно раненый в ногу: штанина разорвана и окровавлена. Одежда типично красноармейская. Мой приятель к нему с иронией: "Эй, товарыш! Какого коммунистического полка?" А тот спокойно: - "Третьего Корниловского". Всматриваюсь и замечаю на плечах и раненого нарисованные химическим карандашем погоны. Ага! Это бывший красноармеец, из недавно взятых в плен. Теперь наш, Корниловец. Таких "новоиспеченных" Корниловцев оказалось в том бою немало, и воевали они на стороне белых, по заявлению их ближайших начальников, добросовестно.
В Каховку вошли перед вечером. Это большое село, живописно раскинувшееся на берегу Днепра. Берег пологий, песчаный. Ни одной лодки: все красные забрали при отступлении на правый берег. В селе имелся большой пивоваренный завод, но на наше несчастье там не оказалось ни одной бутылки пива: все вывез наш враг.
В Каховке пробыли дня два. После нашего ухода ее удерживали от натиска красных разные наши части вплоть до 7-го августа, когда Каховку все ж таки пришлось сдать. Красные сразу же приступили к созданию так называемого Каховского плацдарма, и Врангелевской армии так и не удалось его взять. Советское командование придавало этому плацдарму колоссальное значение, так как он давал возможность его войскам в любое время нанести удар во фланг и тыл основной группироки Врангелевского фронта. Плацдарм, как образцовый, оправдавший свое назначение, упомянут даже в советских энциклопедиях. Он имел три оборонительных позиции: внешнюю прерывистую длиною около 55 клм. в виде дуги вокруг Каховки, концы которой (дуги) упирались в Днепр; главную позицию из двух линий окопов с проволочным заграждением и с ходами сообщения, длиною до 30 клм., и предмостную на подступах к Каховке. Важнейшие направления были минированы. Для обеспечения связи с правым берегом Днепра имелось два моста и речная флотилия разного вида судов...
Из серьезных боев после Каховского припоминается бой, который вели против конницы Жлобы. Конница эта успешно преследовалась нашими частями и, в частности, полками Корниловской дивизии. 3-й Корниловский полк, посаженный на подводы, и нашу батарею, приданную к полку, спешно направили куда-то на север. Двигались ускоренным маршем непрерывно днем и ночью, останавливаясь только дать передохнуть лошадям и покормить их, и этот перерыв каждый использовал, чтобы вздремнуть тут же на земле. Было даже не до еды.
Стали на позицию недалеко от какого-то села. В одной линии с нами в обе стороны вытянулась наша пехота и спешно стала окапываться. Дело было в полдень. Ждем, подремываем, раскинувшись на травке. Солнце печет, мучает жажда... Внезапно с левой стороны послышалась отдаленная стрельба... Приготовились к бою. Впереди, примерно в версте от нас, видны телефонные столбы. Там дорога тянется вдоль нашей боевой линии, и по ней-то якобы и должна проходить конница Жлобы, а мы ее должны "встретить" и "проводить" подобающим образом. Дальше, за дорогой, верстах в двух от нас, виднелась небольшая возвышенность. У подошвы ее протекала реченка с болотистыми берегами, непроходимыми для кавалерии. Значит, в ту сторону ей путь отрезан.
Стрельба слева усилилась. Это "встречали" Жлобу наши соседи... Показалась пыль и появились долгожданные "гости". Наша пехота открыла интенсивный огонь под аккомпанимент нашей, тоже интенсивной, орудийной стрельбы. Получилась картина, что мы просто расстреливали врага, а он какой-то живучий: продолжал двигаться, как ни в чем не бывало. Неужели взяли неверный прицел?! Наш командир его изменял, менял и направление, а противник все продолжал двигаться и двигаться...
Пришли в азарт даже наши телефонисты: тоже включились в стрельбу, но по-моему ружейная стрельба вряд ли нанесла жлобинцам существенный урон, уж больно большая была до них дистанция. Ближе же расположить боевую линию, очевидно, было рискованно: красные могли прорвать нашу жиденькую цепь и вырваться. Ясно, что успех этой операции в большей степени возлагался на артиллерию.
Несмотря, казалось, на свое безнадежное положение, жлобинцы несколько раз обстреливали нас пулеметным огнем, выкатывая в нашу сторону пулеметные тачанки. Однако, это им не проходило даром: мы быстро переключали огонь на них и с успехом отгоняли, а две, зарвавшиеся, прямо перед фронтом батареи были подбиты и остались на месте.
Как долго проходила конница Жлобы, не помню, но всему бывает конец; прошла конница, и теперь стрельба слышалась только справа: это наши соседи "провожали" незваных "гостей". И так на всем пути их следования. Попытка Жлобы внести в наши войска сумятицу закончилась его разгромом.
Мы отправились в селение на отдых. Местные жители были спешно мобилизованы для погребения убитых. Не обошлось без потерь и у нас: доказательством тому были похоронные залпы, коими провожали оставшиеся своих соратников...
В своих записках ("Белое дело" под ред. А.А.Фон-Лампе) ген.Врангель писал о разгроме Жлобы:
"Остановив атаку на 3-ью Донскую дивизию, "товарищ" Жлоба всеми силами, до пяти кавалерийских бригад, бросился на Корни- ловцев. Однако, Корниловцы выдержанным ружейным и пулеметным огнем встретили атаку красной конницы. Наша артиллерия, выскочив на открытую позицию, открыла огонь во фланг атакующим...
"Конная группа "товарища" Жлобы была разгромлена совершенно. Вся артиллерия противника, свыше сорока орудий, до 200 пулеметов и до 2000 пленных попали в наши руки. Мы захватили до 3000 коней. Полки 2-й конной и донских дивизий полностью пополнили свой конский состав...
"Конница Жлобы имела: 7500 сабель, 6000 пехоты и, кроме того, на время операции подчинялись две кавдивизии..."
Разгром Жлобы происходил 19 и 20 июня по ст.стилю.
Успешные действия наших частей против красных были отмечены ген. Врангелем на параде, который он лично принимал на окраине какого-то селения в Северной Таврии. Там же он огласил и награды некоторым частям, В том числе и нашей батарее. Мы получили НИКОЛАЕВСКИЕ ленты на трубы, а наш командир был представлен к ордену св.НИКОЛАЯ. Там же ген. Врангель благодарил войска за безупречное отношение к населению освобожденных районов, чем, в свою очередь, создавался и соответствующий доброжелательный подход его (населения) к Белой армии.
По распоряжению Врангеля воинские части, при нахождении на отдыхе, должны были оказывать помощь населению в сельских работах, в частности по уборке урожая. Врангель упомянул В своих записках:
"Я предупреждал войска, что, ежели при объездах буду видеть вблизи расположения воинских частей неубранные поля, взыскивать буду с начальника части" ...
Казалось, все шло как нельзя лучше. Наши части заняли обширную территорию: на севере - г. Александровск (включительно), на востоке - до линии Волноваха-Мариуполь и на западе до Днепра (за исключением Каховки). Захвачены были орудия, пулеметы и множество пленных, что позволило укомплектовать наши части и дало возможность попытаться расширить военные операции путем высадки десанта на Кубани и Дону.
В своих записках по этому поводу ген.Врангель писал:
"Цель - организовать на Кубани военную операцию, освободить Кубань, используя казачье население. Перенести туда военные действия, имея в тылу Крым, как крепость...
"По занятии Кубани... я намечал, оттянув войска к Перекопу, перебросить на Тамань весь Донской корпус и, обеспечив прочную базу на Кубани, приступить к очищению Донской области...
"По данным флота, было погружено (в десант) 16000 человек, 4500 коней, при общей численности войск в 5000 штыков и шашек. Все остальное составляли тыловые части и беженцы"...
Как известно, Кубанская операция закончилась неудачей. Десант вынужден был вернуться в Крым. Единственное, что дал десант, это значительное пополнение людьми. Число присоединившихся казаков исчислялось десятью тысячами. Десант на Дон был также неудачным: почти целиком погиб... Причина неудачи Кубанского десанта, по мнению ген.Врангеля, - нерешительность действий начальника десанта ген.Улагая и трения между ним и его нач.штаба ген.Драценко...
Одновременно с этим надвигалась и роковая опасность для Врангелевской армии: Польша и большевики стали поговаривать о заключении между собой мира. Ген.Врангель по этому поводу высказался так:
"Принятие Польшей мира, усиленно предлагаемого большевиками и на котором настаивало правительство Ллойд-Джорджа, было бы для нас роковым. Освободившиеся на западном фронте три с половиной большевистских арми получили бы возможность обрушиться на нас, и в этом случае исход борьбы был бы предрешен... Предоставленные самим себе, мы неминуемо должны были рано или поздно погибнуть"...
И тем не менее, Врангелевская армия успешно продолжала военные действия. В последних числах сентября (ст.стиль) ген.Врангелем была задумана крупная операция по захвату Каховского плацдарма с тыла, то есть с правого берега Днепра, для чего на правый берег были переброшены 2-я армия ген.Драценко в 30 клм. ниже г.Никополя (по прямой) и 1-я армия Кутепова у г.Александровска (через остров Хортицу). Задача Кутепова - обеспечить 2-ую армию от удара с севера.
В свою очередь и в это же самое время красные в районе Никополя навели мост и стали переправляться на левый берег Днепра, чтобы СОВместно со своими частями (с восточной стороны') "зажать в тиски" Врангелевцев, оставшихся на левом берегу Днепра. Однако, узнав о приближении Корниловцев к Никополю, красные оставили свою затею и вернулись в Никополь, откуда были сразу же выбиты, и отступили на запад.
Операция по захвату Каховского плацдарма с тыла, известная, как Заднепровская, окончилась неудачно из-за нерешительности и вялости действий Драценко, отчасти и гибели командира казачьей дивизии Бабиева (30-го сентября), что поколебало дух казаков. Не удался и штурм Каховского плацдарма частями ген.Витковского, произведенный на левой стороне Днепра 1-го октября.
Неудачная Заднепровская операция явилась переломным моментом в истории Крымской борьбы в худшую для нас сторону, и, как отметил ген. Врангель, "обнаружила... стойкость красных при обороне и слабеющий наступательный порыв нашей пехоты"... К тому же, в связи с окончанием войны с Польшей, большевики имели возможность бросить свои военные силы "на Врангеля"... "На Врангеля" в первую очередь была переброшена самая надежная и стойкая воинская часть - 1-я конная армия Буденного, так сказать, "гвардия" Советов. Она всегда незамедлительно пополнялась отборными бойцами и отлично снабжалась. Даже форма одежды у буденовцев была особая: матерчатые шлемы с красной звездой (буденовки), гимнастерки и шинели с красными матерчатыми застежками на груди.
Чтобы иметь представление о военной мощи 1-й Конармии, приведу следующие данные о ее структуре в 1920 году. Она состояла из 4-х кавалерийских дивизий и одной кавалерийской бригады. Каждая дивизия по штатной численности достигала 10 тыс,человек и имела три бригады. Каждая бригада - два полка. Дивизия имела 12 орудий, 86 станковых пулеметов на тачанках, один автобронеотряд. Кроме того, в подчинение армии входило несколько бронепоездов, авиаотряд и разные специальные части, а при надобности придавались пехотные дивизии, посаженные на подводы.
В сентябре 1-я Конармия двинулась походным порядком с польского фронта на Врангелевский и к 25 октября подошла в район г.Бориславля (на правом берегу Днепра напротив Каховки).
Сам Ленин следил за продвижением этой армии, придавая исключительное значение своевременному приходу ее на фронт. 24-го октября он телеграфировал командующему южным фронтом Фрунзе:
"Врангель оттягивает свои части. Возможно, что он сейчас пытается укрыться в Крыму. Упустить его было бы величайшим преступлением. Успех предстоящего удара в значительной степени зависит от 1-й Конармии ..."
На основании этого указания Фрунзе дал такой приказ 1-й Конармии:
"Закончив в ночь с 27 на 28 октября переправу через Днепр у Каховки, стремительным маршем выйти 29 октября на фронт Ас- канья-Нова, Громовка, отрезать противника от перешейков и решительным наступлением с юга на Агайман, Серогозы совместно с 6-й и 2-й Конармиями окружить и уничтожить главные силы противника" .
28 октября буденовцы переправились через Днепр, однако, "уничтожить" противника было им не так просто: Врангелевцы оказали упорное сопротивление, и им, вопреки желанию Ленина, удалось, хотя и "временно", "укрыться" в Крыму. Мало того, 1-я Конная вблизи оз.Сиваш сама попала в окружение и, как пишет ген.Врангель: - "Действуй генерал Кутепов более решительно, цвет красной кавалерии, конницу Буденного, постигла бы участь конницы Жлобы". И это несмотря на значительное превышение сил у красных.
Силы красных с самого начала Крымской борьбы превосходили силы Белых. Ген.Врангель отметил в своих записках:
"Русская армия к маю месяцу уже представляла серьезную силу. Численность бОЙЦОВ на фронте, в запасных и тыловых частях достигла 40 тысяч человек. Мы располагали 10-ью танками, 20-ью аэропланами самого разнообразного типа".
Общая же численность армии, считая и флот, составляла 135-140 тысяч человек.
Основные силы Врангелевской армии в момент выступления в Северную Таврию, естественно, были сосредоточены на перешейках (25 тысяч штыков и сабель) против 20 тысяч у красных (на передовой позиции). С продвижением Врангелевцев в Северную Таврию красные резко стали увеличивать свою армию и уже к августу месяцу довели ее до 100 тысяч человек. Вот данные советских источников, отмеченные даже в их энциклопедиях:
"Укрепленные позиции (Белой армии) в северной части Крыма насчитывали 250 орудий, в том числе много тяжелых орудий полевой и морской артиллерии, 5 бронепоездов и до 20 бронеавтомобилей. Общая численность белогвардейских войск (на фронте) составляла свыше 28 тыс.человек, из них на Перекопском перешейке 11 тысяч. Численность советских войск на Южном фронте превышала 100 тысяч человек... Но в количестве и качестве артиллерии преимущество оставалось на стороне противника".
Как видно из этой выписки, данные большевиков о людском составе армий не особенно расходятся с нашими, однако, в отношении преимущества в артиллерии, то такового при наступлении не было: тяжелая артиллерия у Врангелевцев почти не принимала участия.
Соотношение сил Белой и красной армии с приходом на фронт буденов- цев резко увеличилось в пользу красных. 1-я конная в момент прибытия на южный фронт имела не менее 20 тыс.человек. Врангель писал:
"С подходом 1-й Конной армии силы противника должны были превзойти наши в 3 - 3 1/2 раза, а численность конницы оказалась бы в пять раз больше нашей. При этом противник значительно превосходил нас артиллерией и техническими средствами"...
Отступившие в Крым части Врангелевской армии заняли свои прежние позиции на Перекопском и Чонгарском перешейках, но продержались на них только несколько дней. Трехкратная атака красными Перекопской позиции успешно отбивалась ее защитниками. 7-го ноября красные, воспользовавшись обмелением оз.Сиваш (западный ветер отогнал воду на восточную сторону озера), перешли его вброд и ударили в тыл защитников Перекопского вала. Одновременно с этим был произведен и штурм его в лоб... В дальнейшем красные почти без задержек преследовали Врангелевцев, при чем в направлении на Севастополь двигалась 1-я Конармия, а в сторону Феодосии 2-я Конная и кавалерийский корпус...
Крымская борьба ген.Врангеля с большевиками закончилась 1б ноября 1920 года. Ген.Врангель писал:
"Корабли вышли в море. На 126 судах было вывезено 145.693 человека, не считая судовых команд. За исключением погибшего от шторма эскадренного миноносца "Живой", все суда благополучно пришли в Царьград".
Из общего числа беженцев на долю военных приходилось около 100 тысяч человек, из коих до 6 тысяч было больных и раненых и 3 тысячи воспитанников военно-учебных заведений...
Советская власть считала, что успеху в военных действиях на Врангелевском фронте она обязана ислючительно наличию своей кавалерии, которое достигло с приходом 1-й Конной до 40.000 сабель. Это на много превышало всю действовавшую в то время в Северной Таврии Белую армию (34.000 человек).
На свою пехоту, за исключением немногих отборных дивизий, советское командование мало надеялось, особенно на наспех сформированные части из новобранцев, слабо обученных и, как говорили комиссары, плохо политически "подкованных". В красной армии такие находились до первого боя, а потом превращались в белых бойцов.
Совсем противоположного мнения были советские командиры о нашей пехоте в чем я убедился, когда попал в плен к красным 12-го октября 1920 года под Никополем во время Заднепровской операции. В своем очерке "ПЛЕН", помещенном в журнале "В-к П-ка" (№ 81-87) под псевдонимом А.Т-ий, я был вынужден, с целью уменьшения объема очерка, удалить кое-какие сценки, по которым можно было бы до некоторой степени судить о таком мнении. Теперь, полагаю, не будет лишним восполнить мой очерк этими сценками. Я попал в плен в одну из бригад 2-й Конной армии.
Как я писал, меня, избитого комиссаром штаба бригады, привели на допрос к начальнику штаба. В тот момент он находился в соседней комнате, откуда слышался громкий разговор. Через некоторое время он вышел ко мне и остановился передо мною, раскачиваясь на носках. Явно был "под мухой". Стал внимательно меня осматривать с ног до головы, а потом начал задавать вопросы:
- Слушайте! А сколько вас перешло сюда, за Днепр? (Это в районе Александровска).
- Понятия не имею, я ведь давно в своей части не был.
- Ну, хоть приблизительно.
Я действительно не знал, сколько наших перешло через Днепр. Все тело мое болело, и мне было не до разговоров. Чтобы отвязаться от начштаба, я назвал цифру - 15 тысяч.
- Что-о?! 15 тысяч! - разозлился он. Вы что, за Тюху-Матюху меня принимаете? Что здесь, по-вашему, дурачки сидят и не могли в свое время послать на переправу разведчиков пересчитать, сколько вас перешло? 15 тысяч!
Он быстро зашагал по комнате и, когда поравнялся с дверью, через которую пришел, бросил туда:
- Слышал новость, Федя? Пленный сказал, что сюда их переправилось 15 тысяч!
- Да пошли ты его... подальше! Вот сволочь! - дала совет неведомая мне личность, а начштаба только поморщился на это, досадливо махнул рукой и снова приблизился ко мне:
- Знаете ли вы, что могли наделать здесь ваши 15 тысяч? - язвительно спросил он и сам же ответил шопотом: - раздраконили бы нас в пух и прах! - Потом вытянул руку к окну, где сидел какой-то военный:
- А ну-ка (назвал фамилию), возьми свой талмуд, скажи-ка пленному, сколько беляков перешло Днепр, скажи-ка! - и, в ожидании ответа, скорчил рожу. Тот раскрыл толстую тетрадь, перелистал несколько страниц, нашел нужную и сообщил цифру, в два с лишним раза меньшую моей.
- Ну, вот видите! - несколько успокоился начштаба, - а вы 15 тысяч! А, может быть, вы считаете, что ваш солдат стоит наших двух? - ехидно спросил он. - Не спорю о пехоте. Пехота у вас хорошая, отличная, говорю, пехота, стойкая. Ну, а кавалерия у вас какая? Лошади-то какие - ведь клячи водовозные. Ну, как на таких клячах идти в атаку, как?
Я ответил, что, конечно, в атаку лучше идти на хороших лошадях, а он продолжал:
- Да и тех у вас не хватает. Мы же знаем, многие ваши кавалеристы не имеют коней. Ни кавалеристы, ни пехотинцы. Разве не так?
И с этим заключением я согласился и не знаю, как долго еще мучил бы меня начштаба, если бы в дверь не просунулась чья-то голова и не произнесла тихонько:
- Товарищ начштаба! Вас просит к аппарату начштабарм два.
Начштаба обрадовался и ушел, поручив продолжать меня допрашивать своему адъютанту. Однако, он очень скоро вернулся. С ним был долговязый красноармеец с винтовкой и саблей. Начштаба стал спешно давать адъютанту распоряжение об отправке в штаб армии каких-то бумаг. Потом сказал:
- Повезет бумаги Фомич, - указал на красноармейца и, подумав немного, прибавил: - пусть заберет и пленных, его (кивок в мою сторону) и тех, что на улице. Все! - и пошел к своему Феде.
Адъютант передал бумаги Фомичу, который тут же сунул их в кожаную сумку, и отозвал его в сторону. Что-то говорил насчет меня - так я решил потому, что косил на меня глаза и произнес такую фразу: "Важный пленный, доставь в полном порядке".
- Дык я хорошо знаю, тов.адъютант! Не впервой, - ответил Фомич, меня удивило, что рядовой Фомич не вытягивается по-военному перед своим начальником адъютантом, а держался свободно, даже развязно. Я заметил также его привычку часто вставлять в свой разговор слово "дык"...
- Ну, айда, поехали! - кивнул мне Фомич, и мы вышли на улицу.
Там стоял шум и раздавался смех. Два красноармейца охраняли трех наших солдат, взятых в плен вместе со мною. Вокруг стояли красноармейцы-зеваки, язвили и насмехались. Особенно выделялся молодой, цыганского типа паренек: кривлялся и гримасничал. При моем появлении он приставил к своей голове ладонь с растопыренными пальцами и заорал:
- Полк сми-ирна-а! - а потом три раза: - Аспада афцеры! - меняя после каждого раза голос, имитируя этим передачу принятой в нашей армии команды от старшего командира к младшим. Потом подскочил ко мне и, указывая на подбитую скулу, сладенько так пролепетал: "С советским орденом-с вас!" Кругом заржали. Вызывал веселье и смешной наряд пленных: они были раздеты красноармейцами и взамен получили какое-то старье. На одном была надета старая женская кофта.
Нас погнали по правой стороне улицы. Навстречу, казалось, бесконечной лентой двигалась кавалерия... Мы прошли несколько кварталов и остановились на углу. Нам нужно было налево в проулок, и мы ждали, когда в колонне появится большой интервал, чтобы ее проскочить.
Вот в колонне показались пулеметные тачанки. На передней красноармейцы грызли яблоки. Один из них с любопытством стал всматриваться в нашу группу и еще издали запустил в нашу сторону огрызком, но не добросил. Тогда быстро нагнулся, достал большое яблоко и запустил им в меня.
Я во-время увернулся, и яблоко, пролетев мимо, сильно ударило в лошадь Фомича. Та шарахнулась, и Фомич чуть было не вылетел из седла. Это его сильно разъярило, он резко повернул коня в сторону удалявшихся и схватился за шашку, послав им вслед вереницу самой отъявленной ругани. А там, на тачанке, красноармеец поднял винтовку, щелкнул затвором и заорал: "А ну давай, кто кого! Дава-ай! Дава-ай!"
Наш старшой понял бессмысленность своей затеи и возвратился на свое место. Долго не мог успокоиться, а потом, к моему удивлению, с особой злобой прошипел: "Мало мы их, босяков, на Дону рубили!". Мы, пленные, в недоумении переглянулись: "уж не ослышались ли?" Но раздумывать было некогда: появился большой интервал, и мы быстро проскочили.
Дальше я писал, что мы дошли до конца селения и остановились у последнего дома, где лежало толстое бревно, заменявшее, очевидно, скамью. Фомич послал одного конвоира за подводой для нас (наши конвоиры были конные) и весело обратился к нам: "Ну, ребята, садись отдыхай и закуривай, чтобы дома не журились". Я закурил. Ко мне подошел ФОМИЧ и с некоторым смущением попросил: "Не угостите ли паиросочкой, г-н офицер?" Я удивился и обрадовался такому обращению и протянул ему пачку.
Закурили и разговорились. Фомич и другие наши конвоиры оказались донцами, оставшимися из-за недостатка транспорта под Новороссийском. Были на польском фронте, и сравнительно недавно их перебросили сюда, на врангелевский. На мой вопрос: "Много ли во Второй конной армии бывших белых донцов?" - ответил: "Много, почитай половина будет. Дык и сам командующий наш донец, бывший войсковой старшина Миронов"...
Разговор с Фомичем сильно подбодрил нас. Хотелось надеяться, что самое страшное осталось позади. Правда, оставался горький осадок от недавнего морального унижения, побоев и издевательств, но в то же время я сознавал, что, как пленный и потому бесправный, я всегда должен быть готовым не только к такого рода "встрече", но и еще к худшему - лишению жизни. Пока что, мне сохранена жизнь и как будто бы не собираются на нее посягнуть. Я поделился с Фомичем своими мыслями, я сказал ему:
- А знаете, Фомич! У меня, грешным делом, было опасение: зарубите вы меня по дороге. Ведь я-то далеко не был в состоянии идти после полученных побоев. Ну, и остальных за компанию, чтобы не возиться, а своему начальству доложили бы, что, мол, пленных прикончили при попытке к бегству.
Фомич рассмеялся:
- Дык посудите сами, г-н офицер, какой нам расчет вас порубить? Так мы с вами проваландаемся денька четыре, а за это время нас вполне могли бы послать и в бой, а там, всяко бывает, глядишь, твой же брат станичник и раскроит тебе напоследок башку. Нет, никакого расчету нет, - закончил он, еле сдерживая смех.
- Ну, а как к вам, бывшим белым, относятся в красной армии? - спросил я.
- Дык, как относятся! По разному относятся: большая часть, как к своим. Ну, а есть такие, что и насмехаются над нами, "редиской" прозывают .
- Как так?
- Дык считают - снаружи вроде наш, красный, а внутри должно остался чужой, белый
- Ну, а как, доверяют вам, не боятся, что можете перебежать?
- Дык на польском фронте, конешно, вполне доверяли: враг-то, вроде, чужой народ. Ну, а тут другое дело, может, и не доверяют: против своих же. Да и что теперь Врангель может сделать? У Деникина какая была армия, да и ту разбили. А потом, если Врангеля собьют и он побежит, какой же кому расчет к нему перебегать? Нет, надо войну скорее кончать, а не затягивать.
Подобные рассуждения были характерными для бывших белых, попавших в ряды красной армии не по своей воле, и, надо думать, они изменились бы в благоприятную для Белой армии сторону в случае ее дальнейших успешных действий. То же самое можно сказать и по отношению большинства красноармейской массы...
Крымская "вылазка" Врангеля сильно встревожила Советскую власть. Несмотря на ликвидацию "деникинщины", положение в стране оставалось чрезвычайно напряженным и было не такое уж устойчивое, как можно было бы думать. Сама "ликвидация" в известной степени обессилила страну. Неудачная война с Польшей полностью разрушила миф о непобедимости красной армии, так бахвалившейся своими первоначальными успехами (Даешь Варшаву! Даешь Польшу!). К тому же она отвлекла значительную военную силу, в том числе и гордость Советов - 1-ую Конармию. Начавшаяся в апреле 1920 года, война с Польшей затянулась до 12-го октября 1920 года, когда в Риге было подписано перемирие о прекращении военных действий.
Кроме того, в стране происходили волнения: бурлил "оплот" Октябрьской революции - кронштадтские моряки. Это бурление через 4-5 месяцев вылилось в крупное восстание (28 февраля - 18 марта 1921 года). Оно настолько напугало власть, что для его ликвидации приняли участие, кроме обычных воинских частей, и красные курсанты и 300 делегатов 10-го съезда партии под начальством Ворошилова. По советским данным, мятежники в Кронштадте насчитывали свыше 10 тысяч человек. Они располагали 68-ю пулеметами и 135-ю орудиями. Основная цель - свержение Советской власти.
В Средней Азии велась упорная борьба с так называемым басмачеством (от слова басмач - грабитель, разбойник). Она началась в 1918 г. и закончилась в 1924 г. Основная цель - отторгнуть народы Средней Азии от России. В конце 1921 года в Бухару пробрался бывший военный министр Турции Энвер-паша, с целью помочь повстанцам в борьбе с большевиками. Убит в бою в 1922 г.
Не прекращалась борьба Советов на Дальнем Востоке с остатками Белых армий и с японскими интервентами. Только 21 октября 1920 года были освобождены Чита и Хабаровск, а окончательная ликвидация войны произошла только с занятием Владивостока 25 октября 1922 года.
Неспокойно было и в центральной России. Начиная с августа 1920 г. вспыхнуло Антоновское восстание на Тамбовщине, охватившее несколько уездов. Антонов в короткое время организовал две армии, из коих первая насчитывала свыше 14 тысяч человек. Антоновцами была перерезана Юго-Восточная жел.дорога, что подрывало подвоз хлеба в центр. Их лозунгами были: "Борьба с продразверсткой" и "За свободную торговлю", основная же цель - свержение Советской власти. Восстание настолько беспокоило Советы, что для борьбы с ним была вызвана "боевая" бригада Котовского. Все же власть должна была уступить повстанцам: по всей стране продразверстка была заменена продналогом, а в восставших местностях на тот год совсем отменена. Кроме того, была введена свободная торговля.
Вот что пишет про Антоновское восстание в своей книге "Воспоминания и размышления" бывший "главковерх" Жуков, принимавший участие в подавлении восстания:
"Антонов имел крупную, сколоченную банду... Главной ударной силой у Антонова были кавалерийские полки численностью до 5000 человек... Советское правительство создало штаб войск Тамбовской губ. для ликвидации бандитизма... Силы тамбовского командования были доведены до 32.500 штыков, 7948 сабель, 463 пулемета и 63 орудия. Эти силы были увеличены на 5000 шт. и 2.000 сабель. Однако, тамбовское командование из-за неорганизованности и нерешительности не сумело ликвидировать банды Антонова".
Военными операциями против Антонова руководил Тухачевский с заместителем Уборовичем. Политическое руководство возглавлял Антонов-Овсеенко. Это он в октябрьские дни 1917 года руководил штурмом Зимнего дворца. В годы 1902-1903 Антонов-Овсеенко учился в Петербургском юнкерском училище...
На Дону и на Северном Кавказе происходили непрерывные стычки с Зелеными, для борьбы с которыми большевикам приходилось держать крупные воинские силы. В результате такой борьбы в бывшей Терской обл., например, пострадали три станицы, из которых жители были выселены, а на их место вселены горцы. Эти богатые станицы в короткое время пришли в полное запустение, так как вселенные горцы чувствовали себя временными хозяевами и мало беспокоились о хозяйстве. Кроме того, одна станица, если не ошибаюсь, Фельдмаршальская, была разрушена...
Не давал покоя большевикам и Махно, точивший за их спиною нож, и они не были уверены, что этот нож батько не всадит именно им. Советские газеты того времени определенно сообщали о переходе Махно в лагерь Врангеля, вопреки заверениям и самого Махно, и его приспешников...
В результате продолжавшихся военных действий, страна претерпевала чрезвычайно тяжелое бытовое положение. Голодали города, не получая от деревень продуктов, а деревни не давали их или потому, что у самих было недостаточно, или потому, что не получали взамен фабрично-заводскую продукцию. Города же ее не могли дать или из-за отсутствия сырья, или из-за нехватки рабочих. Получался какой-то круговорот, вроде пустословия: "У попа была собака...". Базары, где можно было бы производить товарообмен между городом и деревней, были запрещены (они были разрешены в мае 1921 года).
Тяжелым бременем ложилось на население и содержание громадной армии, достигшей к осени 1920 года более 3.500.000 человек.
Такое положение в стране и связанное с ним насильственное изъятие у крестьян излишков продуктов вызывало враждебное отношение к Советской власти и у крестьян, и у горожан. Приходится согласиться с некоторыми политиками, утверждавшими, что гражданская война началась рано: нужно было бы выждать несколько лет существования этой власти с тем, чтобы население смогло бы получше познать ее сущность, и тогда эту власть удалось бы легко "сковырнуть".
Советская власть и не скрывала, что, не создай она красную армию, не было бы и ее. Гражданская война и создала эту армию и одновременно помогла удалить опасный для Советской власти элемент. С большим удовлетворением большевики всегда подчеркивали успехи созданной ими армии, победившей даже Белую, руководимую опытными военачальниками. Нельзя не согласиться, что успехи красной армии нередко происходили и из-за допущенных командованием Белых армий ошибок, из коих наибольшей, пожалуй, нужно считать безобразно проведенную (если не сказать- преступно) Новороссийскую эвакуацию, когда были брошены на произвел судьбы и боеспособные казачьи части, больные и раненые белые воины, не говоря уже о громадных запасах военного имущества.
А какой большой перевес дало бы это армии ген.Врангеля: ведь она была бы в два с лишним раза больше!
Думается, что многих участников Белого Движения терзал надоедливый вопрос: почему для эвакуации в Крым своевременно не был использован Керченский пролив. Ведь его ширина - не более 16 километров, а местами и еще меньше! А как быстро можно было перебросить там все излишние грузы, больных и раненых воинов и потом значительную часть армии! Создание же плацдарма на Таманской полуострове для обеспечения переброски грузов в Крым было не таким уж сложным делом, судя по географическому положению полуострова...
Конечно, все эти рассуждения теперь представляют только исторический интерес, а в отношении печального конца Крымской эпопеи теперь что ж - теперь остается разве только вздохнуть и промолвить:
"Не будь на то Господня ВОЛЯ, не от да ли б..." Крыма.
| 
