Приобрести книгу в нашем магазине: http://www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15550/

Наталья Владимировна Воробьева перед самой войной кончала одно из высших учебных заведений в Москве. Шла она прекрасно, и диплом ученого агронома, казалось, был ей обеспечен. Несмотря на близость цели, она легко бросила свои курсы, лишь только грянули первые выстрелы войны. Она поступила на курсы сестер милосердия, которые были открыты при Московском университете. Получив звание сестры, она уехала на Румынский фронт, в один из передовых госпиталей, и со всем пылом юной души отдалась новому делу. А дела было много. После каждого боя на фронтах госпиталь переполнялся новыми и новыми жертвами войны. Тяжелораненые требовали тщательного ухода за собой, а легкораненые - ласки, внимания и нравственной поддержки. Вот и билась Наташа, переходя от койки к койке, из палаты в палату. Однажды, после тяжелого боя, в офицерскую палату, которой заведовала Наташа, санитары ввели раненого в ногу офицера. Его красивое, свежее лицо было бы привлекательным, если бы не глаза. Дерзкие, наглые и самоуверенные, они портили все впечатление. Наташе он сразу же не понравился. Уложив его на свободную койку, она занялась другими ранеными. Между тем из канцелярии принесли свежий цигель и укрепили его над головой вновь прибывшего. «Ротмистр Матвей Карягин», - прочла Наташа меловую надпись на нем.
- Сестра! - раздался резкий голос Карягина. - Сестра, я пить хочу.
- Сию минуту. Вот только кончу перевязку.
Наполнив стакан водою, Наташа подала его офицеру. Тот взял, но, не поднося к губам, стал рассматривать покрасневшую девушку.
- Пейте же, - нетерпеливо промолвила она.
- А и хорошенькие же сестры в вашем госпитале! Все как на подбор. Этакое счастье, что я к вам попал! А ведь я было боялся, что попаду к крокодилам и что меня съедят, если не крокодилы в юбке, то скука и тоска.
- Пейте же! Мне некогда. Видите, сколько раненых.
- Ну, полно, полно! Не сердитесь, сестричка, - продолжал Карягин, пытаясь взять Наташу за руку.
- Я не сестричка, а сестра! - побледнела она, отдергивая руку, и, круто повернувшись, отошла от нахала.
- Ого! Какая строгость! - засмеялся Карягин. - Диана, да и только.
Яркий румянец негодования залил щеки оскорбленной девушки. Никто никогда не позволял себе обращаться с нею таким образом. Даже слезинки выступили на ресницах.
Избегая наглого офицера, Наташа до позднего вечера проработала в палате. Переходя от койки к койке, она буквально валилась с ног, когда поздним вечером пришли ее сменить. При выходе из палаты ее остановил голос Карягина.
- Сестра, прошу вас, подойдите ко мне.
Наташа подошла и, смотря поверх его головы, ледяным тоном спросила:
- Что вам угодно?
- Ну зачем такой тон? Я слышал, как мило вы болтаете с другими, а со мною и поговорить не хотите. А я, знаете, мастер поболтать. Я…
- Извините, ротмистр, мне некогда. Если вам что-либо понадобится, обратитесь к новой дежурной, - произнесла Наташа и повернулась, чтобы уйти.
- Да бросьте, сестра. Мне ничего не надо. Мне просто хотелось…
- Извините, - перебила она его. - Я вам повторяю, что мне некогда. - И быстро вышла из палаты.
- Фу, какая норовистая девчонка, - бурчал Карягин. - А хороша, черт возьми! Впрочем, еще посмотрим.
Из палаты Наташа отправилась в столовую персонала. Наглость офицера возмутила ее до глубины души, и она еле сдерживала волнение.
В столовой пили вечерний чай. За длинным столом расположились сестры, а в углу, за отдельным столиком, уполномоченный угощал только что приехавшего начальника дивизии. Высокий, сухой, моложавый старик, оживленно беседуя со старшим врачом, весело поглядывал на свеженькие личики молодых девушек.
- Вот я и приехал посмотреть ваш лазарет, - говорил генерал. - После последнего боя, надо надеяться, они не скоро оправятся. Так что есть немножко времени, чтобы отдохнуть.
- Здравствуйте, сестра, - перебил он себя при входе Наташи. - Ну что, как себя чувствуют ваши пациенты?
- Слава Богу. Впрочем, в моей палате особенно тяжелых нет. Все понемножку поправляются.
- Куда же это вы? - воскликнул генерал, видя, что - Наташа собирается сесть за общий сестринский стол.
- Это все вы, - шутя напустился он на уполномоченного. - Посадили меня отдельно, словно пугало какое. Коли я генерал, так и права не имею побеседовать с барышнями! Сестра, сделайте милость, садитесь сюда. Садитесь же, садитесь! Уважьте старика!
Наташа, улыбаясь, села с ним рядом.
- Вы давно у нас на фронте?
- Скоро два месяца.
- И не страшно?
- Не знаю. Кажется, нет.
- Ну а как вы здесь развлекаетесь? Поди в ухажерах недостатка нет!
- Что вы, ваше превосходительство, - засмеялся уполномоченный. - Сестра Воробьева так на них покрикивает, что к ней подступиться ни один не рискует.
- Вот вы какая, - проговорил генерал, внимательно оглядывая ее. - Но вы так и не ответили мне, как вы тут развлекаетесь в свободное время.
- Какие же тут развлечения? Не до них… Любуюсь природой, - подумав, продолжала она. - Места тут чудные. Дикие. Вот где охота должна быть.
- А вы охотник?
- Обожаю охоту. Особенно верхом.
- Знаете, что? Хотите, завтра поедем в горы. Может быть, коза, зайчишка или еще что-нибудь попадется. Кстати, у меня есть прелестное маленькое ружьецо. Ведь у вас с собой вряд ли есть оружие.
Наташа оживилась.
- Если позволит начальство, я с радостью приму ваше предложение.
- Ну начальство авось разрешит, - заметил генерал снисходительным тоном. - Так завтра, часов в пять, мы и тронемся. Поручик, - обратился он к адъютанту, - распорядитесь, чтобы к пяти утра была пара оседланных коней, да пошлите за моими ружьями. Чтобы оба сюда привезли. Для сестры Любимчика прикажите оседлать. Он как раз ей по росту будет.
Солнце еще не всходило, когда Наташа, верхом на маленькой, резвой лошадке, одетая в мужской костюм, подъехала к палатке генерала.
- А вот и мы, - пристегивая шашку, вышел из палатки старик. - Здравствуйте, молодой человек, - засмеялся он, глядя на Наташу. - Покажите же, покажите ваше искусство верховой езды, - продолжая он, разбирая повода.
- Прохоров, подай ягдташ и двухстволку.
- Ну, кажется, все готово. С Богом.
Кони тронулись шагом через лазаретный поселок.
- Как вам нравится Любимчик?
- Прелестная лошадка, - отвечала Наташа, похлопывая по крутой шее животное.
- Вот как выберемся из поселка, давайте рысью пройдем. Мне хочется, чтобы вы посмотрели, какая у него прекрасная рысь.
Выехав из поселка, пустились рысью. Генерал испытующе поглядывал на свою молодую спутницу, невольно любуясь ее оживленным личиком и легкостью, с которой она сидела в седле.
Первые лучи восходящего солнца брызнули из-за горизонта. Ярким золотом покрылись сплошь заросшие лесом величественные горы.
- Боже, какая дивная красота! - воскликнула Наташа. - Как величественны эти горы!
Генерал, как и она, любовался дивным пейзажем.
- Но куда же мы поедем? Выбирайте, сестра. Можно ехать по шоссе, а можно свернуть в горы, вон по той дорожке. Куда хотите?
- Идемте в горы.
Свернув на узкую, вившуюся змеей дорожку, они начали подниматься и, доехав до опушки леса, потонули в густой, зеленой листве.
Прогулка вышла очаровательной. Поднимаясь с горы на гору, спускаясь в лощины, они не столько охотились, сколько наслаждались природой, ароматным воздухом и отсутствием людей. В полдень, когда оба проголодались, на берегу безымянного ручья устроили бивак и закусили взятыми с собой запасами. День прошел незаметно. Солнце уже зашло и вдали засветились огни, когда они возвращались в поселок.
- Ну что же, сестра, довольны охотой?
- О, я страшно вам благодарна, ваше превосходительство. Этот день я провела с огромным удовольствием.
- Знаете, что? Не называйте меня превосходительством. Для вас я Дмитрий Петрович. Да и мне разрешите называть вас по имени-отчеству. И давайте учредим охотничье общество из двух членов. Вы да я. Когда будет свободное время, я буду за вами заезжать, и мы будем ездить в горы. Идет?
- Идет, - улыбнулась Наташа.
- А Любимчика и ружье я прошу вас оставить у себя, чтобы не таскать их каждый раз из штаб-квартиры. Прошу ими и без меня пользоваться, когда вам захочется прокатиться.
- Спасибо, Дмитрий Петрович, только ведь нам, сестрам, не разрешается верховая езда.
- Ну об этом не беспокойтесь. Я скажу вашему уполномоченному, чтобы он вам не препятствовал.
На следующий день Наташа снова дежурила по палате. Обойдя всех раненых, которые ее ласково приветствовали, она подошла к койке Карягина.
- Позвольте, я вам поставлю градусник.
- Здравствуйте, сестра. Градусника не надо. Я и без него чувствую, что температура у меня нормальная.
- Это все равно. По госпитальным правилам я обязана померить вашу температуру.
- Ну, как хотите. Ставьте, если угодно. Только, пожалуйста, посидите около меня немножко.
- Извините, но я не имею времени.
- Полно сестра. Если захотите, то время найдете. Или я вам так противен? Ну позвольте, в знак внимания, поцеловать вашу ручку. - И он, схватив ее за руку, притянул к себе. С силой вырвав руку, красная от негодования, Наташа отступила.
- Я принуждена просить начальство защитить меня от ваших оскорбительных шуток, - проговорила она дрожащим голосом.
- Да постойте, сестра, я…
Но Наташа уже выбежала из палаты.
- Антон Петрович, - говорила она взволнованным голосом старшему врачу. - Антон Петрович, я убедительно вас прошу или переведите меня в другую палату, или возьмите из нее ротмистра Карягина. Я не могу работать в его присутствии.
- Да в чем дело? Что случилось?
- Он просто не умеет себя вести. Я ни за что не вернусь в палату, пока он там.
- Ох уж эти мне девичьи капризы, - нахмурился старший врач. Но, вспомнив о расположении к Наташе начальника дивизии, обещал перевести Карягина в другую палату.
«Странная девочка, - между тем думал Карягин. - До сих пор, бывало, только чуть-чуть поманишь и любая сестра на шею тебе готова броситься, а эта… Да ну ее. Вот еще привязалась. Подумаешь. Невидаль». Но как он ни гнал от себя образ Наташи, тот стоял перед ним, гневный и очаровательный.
«И как к ней идет гнев, - продолжал думать он. - Прямо богиня да и только».
Размышления Карягина были прерваны появлением двух санитаров.
- Вам что надо? - обратился он к ним.
- Так что приказано перенести ваше высокоблагородие в третью палату.
- Это еще зачем? Кто приказал?
- Так что господин старший врач изволили приказать.
- Идите вы к черту с вашим старшим врачом. Я не желаю переходить из этой палаты. Так ему и передайте.
- Слушаюсь, ваше высокоблагородие.
Санитары исчезли.
Однако не прошло и получаса, как сопровождаемый теми же санитарами в палату вошел старший врач. Он направился прямо к койке Карягина.
- Я вас прошу, господин ротмистр, не нарушать порядка во вверенном мне госпитале и не препятствовать персоналу выполнять их обязанностей.
- Да я в ваши порядки и не вмешиваюсь, но вовсе не желаю, чтобы ради удовлетворения вашего каприза меня таскали бы из палаты в палату.
- При чем тут каприз? Перевести вас в другую палату меня заставляет вовсе не каприз, а собственное ваше поведение. Хотя я и не обязан давать вам отчет о моих распоряжениях, сообщу вам, что распорядился я вашим переводом потому, что вы обидели сестру этой палаты, госпожу Воробьеву. По ее просьбе вы и переводитесь.
- Помилуйте! Каприз какой-то девчонки, которой Бог знает, что померещилось…
- Извините, ротмистр, госпожа Воробьева не какая-то девчонка, а сестра милосердия вверенного мне госпиталя. Я вас покорнейше прошу говорить о ней не иначе, как в надлежаще-почтительной форме.
- Скажите пожалуйста, - процедил сквозь зубы Карягин.
- Итак, господин ротмистр, согласны ли вы исполнить мое категорическое требование и оставить эту палату?
- А если я не соглашусь?
- Тогда, извините. Я приму против вас решительные меры.
- Например? - презрительно улыбнулся Карягин.
- Простите, я считаю наш разговор оконченным и жду лишь вашего ответа.
- Хорошо. Пусть несут. Но я вас предупреждаю, что это в последний раз, когда я позволяю с собой подобные шутки.
Старший врач ничего не ответил, а санитары подняли кровать и вынесли ее из палаты.
Дни тянулись за днями, ничем не нарушая монотонной жизни госпиталя. На фронте царило затишье, и раненых подвозили редко. Частенько, с разрешения уполномоченного, Наташе седлали Любимчика, и она отправлялась в горы. Иногда приезжал Дмитрий Петрович, и тогда они вдвоем отправлялись на охоту на целый день. Старик искренно привязался к молодой девушке. Он оценил ее цельный, прямой характер, ее серьезное отношение к жизни, а ее неподдельная радость при его приездах доставляли ему неизъяснимое удовольствие.
Прошло около двух месяцев. Карягин выписался из госпиталя и уехал в свой полк. Уязвленное ли самолюбие, или какая-либо другая причина, но он не мог отделаться от воспоминаний о Наташе. Еще в госпитале, когда его нога поправилась настолько, что он мог выходить, он всячески старался с ней встретиться. Но она так искусно избегала его, что встреча так и не состоялась.
Однажды эскадрон, которым он командовал, был переброшен именно в ту местность, где находился госпиталь. С верхушки горы, где он расположился, в ясную погоду можно было разглядеть госпитальные палатки и бараки. Служба, порученная эскадрону, заключалась в объездах всего близлежащего района прифронтовой полосы. Дело было скучное и не интересное. Карягина утомляло это, в сущности, бездействие. Кроме того, близость госпиталя и Наташи раздражали его. Он злился, гнал от себя образ ее, но все было напрасно. Стоило ему остаться праздным, как он начинал думать о ней, снова и снова переживая те немногие встречи, которые выпали на его долю во время лежания в госпитале.
Однажды в своем захолустье он получил большую посылку из России. В тот же вечер у него в землянке собрались все офицеры эскадрона - на рюмку коньяка. Была откупорена уже не первая бутылка, когда вдруг затрещал полевой телефон. Карягин снял трубку.
- В чем дело? Кто говорит?
- Наблюдательный пост №3. Дозвольте доложить. Так что сестра едут.
Надо сказать, что со своей верхушки Карягин не раз видел маленькую всадницу. В своей цейсовский бинокль он хорошо видел ее. Еще не зная, зачем ему это надо, но он приказал своим наблюдательным постам докладывать ему каждый раз, как заметят прогуливающуюся верхом сестру.
- Вот это мило, - обрадовались захмелевшие офицеры. - Провести вечерок за рюмкой коньяка, да еще в дамском обществе. Однако мы и не подозревали, что к тебе сестры ездят. И когда только ты успеваешь с ними знакомиться? Даже зависть берет. Право.
- Вахмистр! - высунувшись в дверь, крикнул Карягин.
Усатый унтер-офицер мгновенно вырос перед ним.
- Садись на коня и поезжай по дороге к госпиталю. Там ты встретишь сестру милосердия верхом на коне и в мужской одежде. Пригласи и проводи ее ко мне. Понял?
- Так точно, ваше высокоблагородие. Только, как прикажете, ежели оне не пожелают.
- Дурак. Коли не пожелают, арестуй и доставь сюда.
- Слушаю, ваше высокоблагородие.
Ничего не подозревавшая Наташа беспечно ехала на своем Любимчике. Этой дорогой она уже не раз ездила. Случалось, что она встречала солдат, но ни один их них ни разу не позволил себе ни малейшей грубости. Наоборот, при встрече с ней, дабродушные широкие лица обычно расплывались в улыбку и они дружелюбно здоровались с ней.
- Что мой Любимчик? Устала, лошадка? - разговаривала она с конем. - Ничего, ничего, ленивец. Скоро домой поедем. Видишь, как здесь хорошо.
И действительно кругом было хорошо. Дорога вилась по густому лесу. Кругом не было ни души. Ни один посторонний звук не нарушал гармонии природы. Шелест листвы, трели цикад да птичий гомон, одни наполняли воздух.
Вдруг вдали послышался топот коня. Ничуть не беспокоясь предстоящей встречей, Наташа продолжала подыматься в гору. Топот все приближался, и вот из-за поворота, выехал ей навстречу знакомый вахмистр. Наташа направила Любимчика к краю дороги, чтобы дать проехать незнакомому всаднику, но тот, поравнявшись с нею, остановил коня.
- Здравствуйте, сестрица, - поклонился он.
Наташа ласково ответила ему, вопросительно оглядывая его рослую фигуру.
- Так что наш командир приказали проводить вас до ихней землянки.
- Какой командир? Я не к какому командиру не собираюсь ехать.
- Не могу знать. Приказали вас встретить и проводить.
- Ты, голубчик, ошибаешься. А может быть, и твой командир ошибся. Я тут никого не знаю, а еду только для прогулки, - продолжала она, улыбаясь.
- Так что не могу знать! Приказано.
Наташа сделала движение, чтобы объехать вахмистра.
- Пропусти же меня, голубчик.
- А как же к командиру-то?
- Я же тебе сказала, что твоего командира я не знаю и ехать к нему не собираюсь, - давая шенкеля, отвечала Наташа.
- Уж вы простите меня, сестрица, но командир приказали, ежели вы добровольно не пойдете, арестовать вас и силой к нему доставить.
- Как арестовать? За что арестовать?
- Уж того я не знаю. Приказано предоставить вас к нему, и все тут. Пожалуйте вперед, а я позади пойду.
- Но я не хочу ехать к твоему командиру, - попробовала она протестовать.
- Никак, сестрица, невозможно. Коли добром не пойдете, я силой вас повезу.
Делать было нечего. Не на шутку встревоженная, Наташа двинулась по указанной ей дорожке.
- Ничего не понимаю, - рассуждала она сама с собой. - Если за шпиона меня приняли, то почему этот солдат называет меня сестрой? Посмотрим. Ясно, что тут какое-то недоразумение.
Между тем Карягин с нетерпением ожидал прибытия Наташи. Выпитый коньяк разбередил его нервы, и, не обращая внимания на захмелевших офицеров, он вышел из землянки и медленно пошел ей навстречу. Не успел он войти в лес, как увидел медленно приближавшихся Наташу и конвоировавшего ее вахмистра. Наташа сразу узнала Карягина. Сердце ее быстро-быстро заколотилось и кровь бросилась в голову.
- Здравствуйте, сестричка, - беря Любимчика под уздцы, приветствовал он ее насмешливым голосом. - А ты, - обратился он к вахмистру, - исчезни.
Тот дал шпоры и, лихо козырнув, мгновенно скрылся среди зелени лиса.
- Что вам угодно? - чуть слышно пробормотала Наташа побелевшими губами.
- Что мне угодно? Да просто соскучился по вас. Шутка сказать, более трех месяцев не виделись. Слезайте же, мой зверек, - и он обнял ее за талию, пытаясь снять с седла.
Не помня себя, Наташа взмахнула хлыстом и со всей силы ударила им Карягина по лицу. Ошеломленный неожиданностью, он инстинктивно закрыл лицо обеими руками и выпустил уздечку Любимчика. Этого мгновения было достаточно. Подняв коня на дыбы, Наташа круто повернула и стрелой полетела назад, к лазарету. Она неслась стремглав, не разбирая дороги и боясь оглянуться. Ее выручил инстинкт лошади. Любимчик искусно избегал опасностей и на полном ходу лавировал между ними. Благополучно спустившись в долину, она еще версты две пронеслась карьером, но, убедившись, что погони за ней нет, пустила шагом взмыленную лошадь.
- Вперед это мне наука, - рассуждала она, немного успокоившись. - Уж слишком была я беспечна. Нет! Чтобы теперь я поехала одна, да еще так далеко! Дудки! Ни за что на свете.
Сообразив, что Наташа ускользнула и что ему ее не догнать, Карягин затрясся в бессильной ярости. Чтобы дать себе немного успокоиться, он вошел в лесные заросли и лег на траву, укрытый кустами. Лицо от удара горело.
«Вероятно, шрам виден, - думал он, ощупывая вспухший рубец. - С этаким украшением, черт возьми, и домой показаться нельзя! Но как хороша! Как хороша! И дернуло же меня с первого же знакомства восстановить ее против себя. Нет. Это необыкновенная девушка. В ней есть что-то такое, чего в женщинах я еще не встречал. Но неужели же она так-таки и потеряна для меня? - Странно. Но этот вопрос вдруг отозвался болью в его сердце. - Да что я! Влюбился, что ли? Нет, так нельзя распускаться, а то чего доброго и впрямь влюбишься».
Между тем вечерело. Солнце зашло и наступили сумерки.
- Теперь, пожалуй, можно и домой. Эти шалопаи авось не заметят. Надо только вызвать их из землянки, - рассуждал он, вставая.
- Эй, господа! - выходя на полянку, крикнул он. - Чего вы, как кроты, забились под землю. Вылезайте сюда да бутылки с собой тащите.
Из дверей, пошатываясь, появились офицеры.
- Ну брат, однако, ты долго любезничал с сестрой. Да где же она?
- Фью, - засвистал Карягин. - Ее и след простыл.
- Что же ты не пригласил ее в землянку?
- Приглашал, да она законфузилась большого общества.
- И предпочла тет-а-тет с тобой! - засмеялся один из офицеров.
- А хотя бы и так. Ну, к черту сестру! Давайте лучше выпьем. Налейте же мне. Да не в рюмку. Лейте прямо в стакан. Сегодня я настроен напиться…