Эту тему я считаю достаточно актуальной, потому что чего только ни обсуждается в наше время (и то хорошо) — демократия ли то, что у нас существует, и соответствует ли она нашим традициям, и соответствуем ли мы вообще демократии, и свойственна ли демократическая традиция русским. Говорят и о желательности воссоздания монархии. Притом часто забывают, что монархий-то много, и что не каждая монархия, как и не каждая демократия, соответствует русским национальным традициям. Поверьте мне, господа, как отмечал двадцать четыре века назад Аристотель в трактате «Политика», который неоднократно издавался, все правильные формы власти хороши: и монархия, и аристократия, и демократия. Так же однозначно плохи их искажения. Для монархии — это тирания. Для аристократии — это олигархия (у нас неграмотно пользуются этим термином, вообще-то это власть немногих или, если хотите, власть шайки; по-гречески «олигос» — немногие). И наконец охлократия (от «охлос» — толпа) есть искажение демократии.
Есть еще одно, очень важное замечание. Развивая мысль Аристотеля, в середине II века до Р.Х. величайший античный историк Полибий пришел к выводу, что наилучшей политией, то есть политической системой или устройством государства является такая полития, в которой объединены в одной схеме как ее элементы все три правильные виды власти: и монархия, и аристократия, и демократия.
В 1993 году вот эту трехэлементную политию я назвал Полибиевой схемой. И сегодня попытаюсь вам показать бегло, что в лучшие периоды своей истории русские управлялись в соответствии с Полибиевой схемой, а в приличные периоды в отличие от лучших (были же и неприличные периоды) русские стремились к восстановлению Полибиевой схемы. Существует моя статья о том еще 1993 года, незначительно переделанная потом, которая так и называется — «Полибиева схема власти». В последнее время я не переиздавал ее, но она абсолютно доступна, есть в интернете.
Итак, давайте посмотрим. Начиная еще с языческого, трудно различимого прошлого в России государством было каждое княжество. Я твердо убежден, что то, что у вас было в школьном учебнике, единая Киевская Русь — это вымысел историков XVIII столетия. Такого государства никогда не было. Была конфедерация княжеств. Безусловно великий князь Киевский был первым князем, но он таким почитался только в силу того исключения, что Киев был первым городом, что Киев — мать городов русских. Никакой же политической системы для всей Руси не существовало, ни столицы, ни правительства, ни правителя, а вот в княжестве она была. Так сохранялось весь домонгольский период.
Вообще сейчас в науке принято считать термины «древняя Русь», «домонгольская Русь» и «Киевская Русь» синонимами. То есть, от языческих времен, из глубины веков, можно сказать, от VIII века нашей эры до середины XIII века нашей эры — это период древней Руси. Что мы там видим? Мы видим, что каждое государство имеет князя. Князь пребывает в городе. Каждый город по возможности стремится получить себе князя. Это трудно, это вызывает борьбу. Псков несколько сот лет добивался собственного князя, дабы перестать быть «пригородом» Новгорода, пригородом не в современном значении этого слова, а в значении зависимого города, города второго ряда, города неполноправного. Князья наследовали друг другу в соответствии с «лествичным правом». Оно объединяло Русь. «Лествица» значит лестница, но для политического термина принят славянский синоним. То есть, столы наследовались по старшинству не от отца к сыну, а от брата к брату, которые переезжали со стола на стол по мере освобождения более высоких, более престижных столов. Это в какой-то степени, а также то, что в XI веке почти везде были вытеснены местные родовые княжеские династии, почти везде укрепилась династия Рюриковичей, несомненно, было серьезной скрепой для Руси.
Оснований для единства Руси было довольно много. Не было такого государства, но была такая страна. Никогда не путайте понятия «страна» и «государство». Думаю, вы сразу вспомните, что и по-английски эти понятия не родственны, это слова разного происхождения. Страна — историко-географическое понятие, она складывается веками, ее нельзя учредить. Вот сейчас на наших глазах пытаются учредить страны. Но это, на мой взгляд, тщетное занятие. Вот, например, не является страной неисторическая Латвия или неисторическая, искусственная Эстония. Государство же конечно можно учредить, конституировать. И термин «конституция» в первоначальном значении означает учреждение чего-то, прежде не существовавшего. Так вот, страна Русь существовала. Религиозное единство видимо существовало в языческие времена, а затем с конца X века Русь окончательно стала православной и тем самым укрепила свое религиозное единство.
Предполагая возможный вопрос, замечу, что я считаю, как и историки безбожные, безбожного направления в советские времена, что крещение Руси действительно не одномоментный акт, а акт длительный, растянувшийся на столетия. Ошибка советской историографии была не в этом. Дело пытались представить так, что крещение Владимира и киевлян было началом этого процесса, а на самом деле то был его конец, завершение. С конца X века была уже просто православная страна. Православная страна получила и православную государственность.
Связывало воедино Русь и ее правовое пространство, действие Русской Правды Ярослава и некоторых византийских, принятых у нас переводных законов. Связывали транзитные торговые пути и единая монетная система, единый эквивалент цен. Но не связывал единый правитель и единое правительство, единая столица. Чего не было, того не было. Так что говорим о союзе, о конфедерации.
Итак, в каждом княжестве был князь. Князь согласно Василию Осиповичу Ключевскому (одному из величайших дореволюционных историков на рубеже XIX-XX веков) имел власть, ограниченную служилым характером по отношении к городу. Это не значит, что князя нанимали и выгоняли. Он не был наемником, он был монархом, но монархом на службе у княжества, прежде всего у стольного града. Князь с дружиной еще в языческие времена поступал на службу городу. И даже тот князь, который захватывал город силой (вспомните знаменитый эпизод с Олегом, захватившим Киев), оправдывал свой захват ревностной службой городу.
Нам было бы полезно то знать сейчас, мы гораздо менее свободолюбивы и обладаем меньшим чувством собственного достоинства, чем наши отдаленные предки, славяно-русы древней Руси. И нас бы действительно мог бы не интересовать, к примеру, сомнительный по целому ряду причин характер прихода к власти Бориса Ельцина, если бы Борис Ельцин отстаивал русские или хотя бы российские интересы. На самом же деле все было наоборот. В киевские времена такого князя через несколько месяцев вышибли бы пинками, если бы не убили. Иногда убивали.
Безусловно, городская демократия была равновесна княжеской власти, князю и дружине. Но если против монархического элемента образовывался союз аристократии и демократии, то есть союз боярской знати и вечевой демократии, тогда он был сильнее монархии. В 1135 году в Новгороде произошло такое объединение, консолидация аристократических и демократических сил. Князя выгнали и постановили, что «отныне новгородцы вольны во князьях», то есть вольны призвать, вольны проводить. Это продержалось до потери, до утраты независимости Новгорода, то есть до конца XV века, до 1478 года.
Вместе с тем княжеская власть реальна, она реальна в том, что князь, безусловно, прежде всего военачальник своего княжества, но также и глава правительства с определенными оговорками, олицетворение власти. Заметьте, «город сильнее князя», декларирует Ключевский, утверждает и наш современник Игорь Яковлевич Фроянов, петербургский профессор (основные труды — «Древняя Русь» и «Киевская Русь»; «Киевскую Русь» только что переиздали), утверждаю и я. Однако есть и такое летописное указание в первой новгородской летописи старшего извода начала XII века, где отмечается, что «в Новгороде полтора года князя не было, и в новгородцах была туга великая». Опять-таки современному человеку непонятно. Как же так? Главного «эксплуататора» не стало, надо же собрать «митинг» и напиться. Но новгородцы-то были умнее нас, они понимали, что Новгород страшно теряет в престиже. Если нету князя, то Новгород соскальзывает в иерархии, ему грозит перспектива превратиться в чей-нибудь пригород. Город остро нуждался в князе.
Боярство. Мощь боярства заключалась в том, что если князь своей земли не имел, то боярин имел, он имел вотчину. Князь, вообще говоря, имел землю всего своего княжества. То значило, что он с нее получает дани. Дани то же самое, что позднее подати, а сейчас налоги. Но у князя не было и не могло быть феодального владения, с которого он получал бы ренту, потому что он эти дани получал не как князь Мстислав или Глеб, а как князь, например, Брянский. А если Брянский князь повышался и становился князем Черниговским, то с этого момента он получал черниговские дани, более крупные, более богатые, но тут же терял брянские дани, которые отходили его преемнику, ставшему Брянским князем. Боярин был крепче связан со своей землей, он имел вотчины. Это первые землевладельцы в нашей истории. И мы постоянно видим упоминания, что то или иное принципиальное решение князь обязательно принимает с боярами.
А как насчет демократии? Я уже сказал, что у нас древняя демократическая традиция. Наша демократическая традиция кабы не древнее, чем монархическая и тоже, безусловно, уходит в языческие времена. Речь, прежде всего, идет о городской демократии. Сельская тоже была, была сельская община, сельский сход, решавший дела, но только внутренние дела. Сельская демократия касалась конкретной волости, соответственно конкретной общины. На государственные, то есть на дела княжества она не оказывала ни малейшего влияния. А вот городская демократия оказывала.
Русский город принципиально отличен от города западноевропейского. Вот в этом сборнике в его название, на его обложку вынесено название большой статьи. Это моя совместно с коллегой Марочкиным статья, которая так и называется — «Русский город и русский дом». Она есть и в интернете. Потому если вы заинтересуетесь, прочитать ее не будет особой проблемой. Эту мою статью, пожалуй, профессионалы отметили почему-то выше всех прочих. Русский город принципиально отличался от Запада. Он был мягче. Западный город, колыбель западной демократии, был очень жестко организован. Почему же? Потому что западный город защищался от собственного сеньора, не от врага, а от сеньора, который мог быть графом, герцогом, епископом… Именно от столкновения с сеньором возводились при первой возможности каменные стены. Потому была и жесткая организация внутри города, были купеческие гильдии и ремесленные цехи. Купеческие братства, подобные западным купеческим гильдиям, у нас тоже были в домонгольский период, а вот цехов не было. Была менее жесткая организация.
Князь все-таки не был сеньором, или, точнее говоря, он был сеньором, но одновременно был и городским магистратом, должностным лицом, ответственным перед городом. Потому цехов не было, а была территориальная организация. Низший уровень — улица, собиравшая уличанский сход и избиравшая уличанского старосту. В большом городе следующий уровень — конец («район», как бы мы сейчас сказали). В Новгороде было пять концов, во Пскове — шесть. Сейчас историки считают, что любой крупный город имел кончанское устройство. Конец имел свой соборный храм, кончанское вече, и избирал кончанского старосту. И был высший уровень городской демократии — городское вече, оно собиралось только по очень серьезным проблемам.
Вот пример, который вас убедит в том, что эта демократия была совершенно реальной. Князь, который тогда воспринимался все-таки прежде всего как воин и полководец, волен был по своему усмотрению воевать. Ну, те, кому полагалось, епископ, игумены, священники могли его увещевать не воевать, быть миролюбивым, особенно не вступать в междоусобицу с другим князем. Им это либо удавалось, либо не удавалось. То было его княжое право. Но князь мог по своему усмотрению затеять войну только с дружиной, в крайнем случае, с «охочими людьми», мог набрать добровольцев. Князь не мог ополчить город. Город ополчал себя только сам вечевым приговором. То есть, иными словами, мы видим, что наши отдаленные предки в древней Руси участвовали в решении вопроса мира и войны примерно так же, как и древние греки в полисной Элладе, чему вас правильно в школе учили. Думаю, что сейчас самые пламенные демократы не требуют все-таки, чтобы решение вопроса мира и войны принималось референдумом, ну, за технической невозможностью, правда. То есть, любая демократия XXI века слабее, менее властна, значит, менее демократична, нежели те, средневековые демократии, о которых сегодня идет речь. Это тоже учтите.
Интересно, что была и промежуточная, как у нас любят говорить, «система сдержек и противовесов». Абсолютно ничего нового не придумали в последнее время! Был еще очень интересный институт в древней Руси. Это должность тысяцкого. «Тысяцкий» — это глава городского ополчения и глава города, как, например, «лорд мэр» в Англии. Тысяцкий всегда боярин, естественно, но избирался-то он демократией. Он избирался горожанами, и в какой-то степени был городским противовесом князю. Вот и такая была ситуация. Я, правда, не считаю, что то было исполнением «принципа разделения властей». Я вообще считаю, что «принцип разделения властей» не только не исполняется нигде (его имитируют), он и не выполним. У нас об этом вообще речь не идет, я говорю сейчас про Запад, где демократические институты более разработаны. Все равно это фикция — «принцип независимости властей».
А тот принцип, который я вам сейчас рисую, это скорее не принцип разделения, а принцип дополнения властей! Он очень характерен для Полибиевой схемы.
Итак, посмотрите. Элементы Полибиевой схемы: князь (монархия), бояре (аристократия), вече (демократия), притом демократия полноценная. Из кого собственно состояла городская демократия? Из городских домохозяев, глав семейств, которые и говорили от имени своих семейств. Совершенно немыслимо представить себе, чтобы на вече появился, да еще рот разинул, как это у нас принято в последние полтора десятилетия, городской босяк. Ближайший к нему домохозяин тут же ему рот бы и заткнул под радостный хохот окружающих. Разумеется, демократия — это главы семей, как и в Риме, как и в Элладе, как и во всех настоящих демократиях. Походя замечу, что неограниченная демократия, в которой участвуют все жители, в сущности не есть демократия, а есть охлократия, власть толпы. Это написано в моей работе «Демос и его кратия». Незаконные иммигранты стремятся стать законными, стремятся даже приобрести политические права. Сахалин в этой проблеме не самое больное место. Но посмотрите, что творится в Сибири с нашествием самых опасных незаконных иммигрантов — китайцев. Настоящие демократии самим устройством оберегают себя от подобных явлений, проникновений и угроз, потому что «гражданин» и «житель» — это принципиально разные понятия. Вас учили, что демократия — это власть народа. А что такое «демос»? Житель не имеет никакого отношения к демосу. Демос — это только граждане. Демократия — это власть полноправных граждан. В статье «Демос и его кратия» я отмечаю, что если все население объявлено гражданами, то в данной стране нету ни одного гражданина. А в древней Руси граждане были.
Итак, это первый период, соответствующий Полибиевой схеме. В XIII веке происходит смена этноса. Это по Гумилеву, на это, строго говоря, у нас нету времени. Заканчивается история единого народа славян и начинается история русских. Гумилев довольно убедительно показывает, что нормальный возраст этноса, который прожил всю свою историю, — 12-13 веков, после того этнос распадается. Потому вы можете видеть, что мы находимся на половине пути. Так что вы можете обзаводиться огромным количеством детей и быть спокойными за своих внуков, правнуков, на их век России еще хватит, если конечно мы будем относиться к России серьезно.
Так вот, смена этноса — это вообще всегда большие потрясения, хотя мы унаследовали культуру древней Руси. Смена этноса происходит, но культура остается та же самая. А политические традиции есть часть культуры, они тоже те же самые. Но в силу того, что распадающийся этнос потому и распадается, что полностью утрачивает внутриэтническую солидарность, как всегда и бывает, тут же, естественно, все, кому не лень, начали Русь рвать в клочья. Причем из тех, кто ее рвал, наименее опасными были ордынцы. Ордынцы не стремились оккупировать наши земли, они стремились получать дани. Они не собирались жить в наших землях. Степнякам даже в лесостепи южной Руси было неуютно, а в лесах они вообще не жили, они терялись там. Это был не самый страшный противник. Доказывается это, например, тем, что почти все, что сохранилось от культуры древней Руси, сохранилось в великорусских областях, в областях восточной Руси, а в западных областях, которые теперь по-новому называются Украиной и Белоруссий, которые, как выяснилось, имеют как бы свою независимую историю, не сохранилось ничего, потому что ордынцы не уничтожали русскую православную культуру, а поляки, венгры, немцы уничтожали ее со вкусом.
Так вот, начинается переходный период, период разорения XIII века. Еще языческую Русь скандинавы называли «Гардарики» — страной городов. Я вот в этой статье посчитал, что от 20% до 25% населения домонгольской Руси жили в городах. Правда, часть, живя в городах, занималась сельским хозяйством. Не только ремесленники и купцы жили в городах. Это примерно такой же процент, как и в конце (дохристианской) Римской империи, до четверти населения были горожане. Все это уходит. Русь становится надолго аграрной. Ну, естественно, притом утрачивается городская демократия, демократия же была городской. Ослабевший город, теряющий свою первоначальную культурную роль, экономическую роль, не может не утратить и политическую. Потому у нас остается княжеская монархия в определенном равновесии с боярской аристократией. Но что очень интересно, тем не менее низовая демократия сохраняется, и сельский сход, и волостной сход живут. В городах вече больше нету. Новгородское вече доживет до конца Новгорода, доживет и Псковское, а в общем везде вече исчезает. Однако сама организация горожан сохраняется на протяжении всего периода, это сотни и слободы. Вот тут еще одно существенное наблюдение. Демократия выстраивается только снизу, только с местного, как мы сказали бы сейчас, с муниципального уровня. Только так!
Я берусь утверждать, вам не навязывая, что если в некоем абстрактном государстве, управляемом неограниченным монархом без всякого парламента, на муниципальном уровне управляют не чиновники, а только советы и выборные начальники, то мы вынуждены признать, что в этом государстве демократия есть, как у нас, например, была демократия, начиная с Великих реформ Александра Второго, то есть, начиная с 1860-х годов. Собственно земская реформа проводилась в 1862-64 годы. А если в некоем государстве есть парламент, однопалатный или двухпалатный, или даже пятипалатный парламент, если кто-нибудь ухитрится такой придумать, но внизу управляют чиновники — начальники ДЭЗов, отделений милиции и даже участковые уполномоченные, то мы вынуждены признать, что никакой демократии в этом государстве нету, как нет и в нашем сейчас, потому что у нас именно такая система. Да, у нас с парламентаризмом вроде бы все в порядке, зато внизу мы видим только чиновников. Демократия может выстраиваться только снизу, от муниципального образования до парламента, если он есть.
В этот период, таким образом, у нас все равно не было Полибиевой схемы, у нас не было демократии на уровне государства, княжества, но внизу сохранилось демократическое самоуправление.
К концу XV века мы впервые приходим к созданию единой России. В киевские времена единой России не было, но, может быть, при величайшем государе нашей истории, первом нашем государе, кстати сказать, первом нашем царе Иване Третьем Васильевиче такое государство появляется. Тут чрезвычайно интересно, что это свидетельствует об изменении народного характера или, по-научному, этнического стереотипа. Славяне не были государственниками, они были очень вольнолюбивы, и конфедерация их устраивала. А рождение русских происходит в страшных условиях вторжений со всех сторон. И потому русские с самого начала становятся государственниками. И в XIV-XV веках идет не борьба всех против всех и вовсе не борьба кого-то за свою независимость. Тверь никогда не боролась за свою независимость от Москвы. Все были согласны с тем, что нужна единая Россия и будет единая Россия. Борьба шла между тремя династиями только за то, кто собственно сумеет основать единую Россию — Суздаль, Тверь или Москва. Сумела Москва. Но установка была общей — да, нужна единая, могущественная Россия. Она и появилась. Точную дату никто не назовет. Обычно считают, что это произошло во время приобретения внешней независимости, разрушения Орды в 1480 году. Это удобная дата. В любом случае это где-то в конце XV века.
И как только появилась единая Россия, выясняется, что социальная база правящего слоя стала узкой. Для отдельного княжества было достаточно князя и боярской думы. Понятно почему. Даже до князя можно было добраться простому человеку, а до боярина в крайнем случае сутки ехали. Доехал крестьянин до боярского двора, снял шапку, поклонился, рассказал боярину о своих проблемах. А боярин выслушивал, народ был тогда традиционный, уважительный друг к другу. Но теперь, с правительством в Москве, боярская дума сидит в Москве, и до нее не доберешься. И потому возникает проблема расширения социальной базы правящего слоя. Как она могла быть решена? На Западе ее часто решали бюрократически. По этому пути уже в XIV веке пошла Франция. В отличие от русских французы обожают бюрократию. Они поэты бюрократии. Собственно, и само слово «бюрократи» — французское. Так вот, мы по этому пути не пошли. Уже в 1493 году Иван Третий, принимая Судебник, первый общерусский законодательный корпус со времен Русской Правды Ярослава, советуется «с разных чинов людьми», по сути дела с земским собором, только в летописи он еще не назван «земским собором». То есть, уже в XV веке, при Иоанне Третьем был робкий опыт парламентаризма, даже при всей властности Ивана Третьего, который при жизни получил прозвище Грозный, которое потом у него украл его полоумный внук, тиран и людоед. По праву-то это прозвище принадлежало не Ивану Четвертому, а его великому деду.
Не могу не оговориться, что мне стыдно всю жизнь, что мы, наверное, единственное государство, где нету ни одного памятника его основателю. В Америке Вашингтон торчит из любой помойки, еще и Колумб заодно. В Турции об Кемаля Ататюрка спотыкаешься. У нас же нету ни одного памятника Ивану Третьему. И знаете вы его после школы плохо. Согласитесь, что Ивана Четвертого вы знаете гораздо лучше. Вот так построено наше школьное преподавание. За всю историю дореволюционной России было всего два тирана. В истории Италии я бы назвал вам десятки тиранов. Но в школе изучают именно тиранов — Ивана и Петра! А многих достойных и даже великих государей упоминают так, что вы про них забываете, того же Александра Освободителя, кстати сказать.
Так вот, проблема поставлена, но не разрешена. Разрешается она к середине XVI века. В 1548 году собирается краткосрочный земский собор. В следующем, 1549 году уже работает полномасштабный земский собор 1549-50 и проводит земскую реформу.
Земский собор — это парламент без всяких оговорок. Его, кстати, так и воспринимали на Западе. Учтите, что «парламент» — это национальное название английского сословного представительства. У всех нормальных народов были свои названия. Во Франции в Средние века, помните, наверное, были «генеральные штаты», в Испании — «кортесы», в Польше — «сейм», в Швеции — «риксдаг», а у нас — «земский собор».
Так вот, земский собор имел обычный для парламента того времени состав. Верхнюю палату составляли аристократы (бояре и высшее духовенство), а вот нижнюю, выборную палату, большую раза в три, составляли выборные от дворян и от посадских, то есть от буржуазии. Но так было во всех странах. Зато земская реформа была еще интереснее. Было постановлено в каждой волости избирать земского старосту. Избирали старосту из местных дворян на срок, избирали «по дворянскому списку», как мы теперь сказали бы, но избирали все свободные домохозяева, то есть избирали дворяне и крестьяне! Помимо земского старосты был еще губной староста. «Губа» — это иное название волости. Приходится переводить на английский, потому что английские и американские понятия ваше поколение знает лучше, чем русские. «Губной староста» — это шериф, выборный глава полиции. Старостам помогали также выборные земские и губные целовальники. «Целовальник», потому что он целует крест, приносит присягу честно служить, когда его избирают на должность. Целовальников избирали из зажиточных крестьян. То есть, наша демократия оказалась шире западноевропейской (пожалуй, за единственным исключением Швеции), потому что у нас на земском уровне, на муниципальном уровне к ней были причастны не только мелкие дворяне и бюргеры, но и крестьяне, по крайней мере верхушка крестьян. Это неплохой штрих к нашей демократической традиции. Эта система действует с перерывом на опричнину, на тиранический захлест Ивана Четвертого, действует в XVI и XVII веках.
Каковы функции земского собора? Земские соборы избирали царей. Первые выборы царя происходят в 1584 году. Царь Федор Иоаннович был законным наследником. Но после смерти тирана сословия заявили о себе властно, топнули ножкой, и законного наследника заставили пройти процедуру избрания. После Федора избирается каждый следующий царь, в том числе законный наследник. Таким образом, избрание — это утверждение. Не только первый Романов, но и второй Романов, и последующие Романовы тоже избираются. И последние выборы проходят в 1682 году, когда на царство избираются на правах соправления Иван Пятый и Петр Первый, братья Иван и Петр Алексеевичи.
Земские соборы низлагали государей, точнее, имели право низлагать государей. Воспользовались этим один раз, когда земским собором в 1610 году был низложен за полной неспособностью и вредоносностью царь Василий Иванович Шуйский.
Земские соборы и только они утверждали законы.
Земские соборы всегда решали вопросы мира и войны. Так, например, в начале 30-х годов XVII века донские казаки завоевали, отняли у турок крепость Азов и предложили ее в подарок Московскому государю. Михаил Федорович обратился к земскому собору. Земский собор царю отказал, потому что смута была еще недавно, Россия была еще слабой, а принять Азов означало войну с турками. Мы были как-то не готовы.
Двадцатью годами позже, в 1653 году уже царь Алексей Михайлович также обратился к земскому собору с вопросом, принять ли Богдана Хмельницкого с частью малороссийских земель в русское подданство. Тут уже речь шла о соплеменниках, тогда все считали себя русскими людьми, и земский собор постановил принять. В 1654 году (в этом году юбилей) была ратификация этого договора, это Переяславская рада. На самом же деле все решено было годом раньше.
Земские соборы утверждали крупные изменения налогов, как и во всем мире. Единственное, что недоставало земским соборам, чтобы стать уж совсем полноценным парламентом, — это регулярность. Земские соборы собирали государи, иногда по своей инициативе, иногда по инициативе сословий. Однако уже в 1634 году московский видный дворянин Беклемишев (это имя надо знать) предложил сделать собор постоянным, с годичной сессией и сроком полномочий гласных. По-русски «депутат» называется гласным, то есть имеющим право голоса. Но предложение Беклемишева не было принято как-то по недомыслию, что называется, потому что и так каждый второй год созывался собор.
Таким образом, создав единое государство, мы восстановили Полибиеву схему. И теперь в масштабе государства она выглядит так — царь, боярская дума, земский собор.
В 1689 и 1696 году происходят два переворота, активно поддержанные иностранными наемниками, два переворота Петра Первого, они были переворотами бюрократическими. И самое страшное совсем даже не то, что в условиях второй тирании Петр перестал созывать земские соборы. В этом ничего кошмарного-то нет, это неприятность, но знаете, западноевропейские державы тоже проходили свои тирании или, мягче, через свой абсолютизм. Довольно модная тенденция абсолютизма, абсолютной монархии в XVII-XVIII веках зародилась в XVI веке. Например, старшим современником Ивана Четвертого был английский король Генри Восьмой. У них очень много сходного. Они охотно, с удовольствием проливали кровь, в том числе своих подданных, оба были бабниками несусветными, даже синхронно по семь жен имел каждый за свою биографию. Причем заметьте, что в Англии тогда было уже несколько веков парламентской истории.
Вообще-то, первый земский собор у нас был созван на 54 года раньше, чем первый парламент в Англии. Я пропустил этот момент. Пытаясь добиться некоего объединения Руси, великий князь Владимирский Всеволод Третий Большое Гнездо созывает сословное представительство в 1211 году. Такую дату желательно помнить, а то мы как-то дикарями выглядим. У нас в 1211 году, а у англичан в 1265 году. Но англичане сидели на острове, и у них традиция не прервалась, а у нас прервалась в разорении XIII века, некому и негде было собирать соборы.
Так вот, в Англии было несколько веков парламентской традиции, серьезной, не прерывавшейся, и тем не менее тирания возможна, к сожалению, везде. Парламент покорно голосовал за все безумства Генри, единогласно, как верховный совет СССР. Но Генри не стало, и постепенно парламент вернул свое положение, наступило некое равновесие между королевской властью и парламентом.
Кстати, вам не кажется, что наша традиция, наше стремление к воссозданию Полибиевой схемы, очень родственна английской? Ведь в Англии в лучшие времена мы видим то же самое — король, палата лордов, палата общин. Но не сейчас, конечно. Сейчас Англия есть республика, делающая вид, что она монархия. Сейчас королевская власть уже не конституционная, она просто декоративная, да и палата лордов за XX век стала декоративной. Но ведь не сейчас же величие Англии, не в XX веке, когда Англия, потеряв все свои мировые позиции, превратилась, простите, в драный шлейф США. А в XIX веке в Англии еще была реальная королевская власть и была реальная палата лордов, была Полибиева схема.
Так вот, мы очень родственны англичанам во многих чертах национального характера. Когда нас сравнивают с западными европейцами, делают невозможную вещь, нас сравнивают с континентальными европейцами, с немцами или французами, на которых мы ужасно не похожи, просто на редкость. А на крайнем западе гораздо больше сходства с русскими стереотипами, с русскими предпочтениями, с русским характером обнаруживают с одной стороны англичане, а с другой стороны испанцы. Это уже так, между прочим, как историк культуры обращаю ваше внимание. Если хотите, посмотрите.
Итак, Петр совершил переворот. Ну и что? Если бы не несколько дополнительных условий, прошло бы несколько десятилетий, прошло бы сто лет, и земские соборы восстановили бы свое положение. Ну, ладно, Англия, один тиран. А вот Швеция, тоже парламентарная страна. Она прошла не период тирании, а период абсолютизма. При Густаве Втором Адольфе в начале XVII века и при Карле XI в конце XVII века риксдаг пикнуть не смел! Все решал король и бюрократия. Но Карл XII с треском проиграл Северную войну, и риксдаг перестал считаться с королем, который к тому же слишком долго мотался по русским просторам, а потом по «турциям». И риксдаг вернул свое положение. Королевская власть сохранилась, она была реальной. И равновесие восстановилось.
Восстановилась бы и у нас. Но Петр не только разрушил парламентаризм в России, он сделал еще две страшные вещи, поистине страшные. И эти вещи тяготеют над нами до сих пор, они въелись в литературу.
Во-первых, он убил низовую демократию, земскую. Интересно, что территориально-административное устройство (и не только его) он срисовывал у шведов. Он вообще, воюя со шведами, очень много у них заимствовал. Швеция была в конце XVII и в начале XVIII века совершенно бюрократической монархией, одной из самых бюрократических в Европе. Вверху была земля (ланд), ниже херад, еще ниже дистрикт, но в самом внизу оставался самоуправляемый церковный приход — кирхшпиль, с выборным пастором и выборным фохтом — старостой, местным администратором. Так вот, когда все это переносилось на русскую почву, было специально записано в сенате, естественно с подачи Петра: «а кирхшпильфохту и выборным от крестьян не быть, потому как умных людей у нас в деревне нет». Это про Россию записали с ее многовековой земской традицией! И вот когда не стало даже низовой демократии, как можно было восстанавливать общегосударственную, парламентскую?
Во-вторых, есть еще одно мрачное наследие Петра, и вот оно-то действует, тяготеет над нами до сих пор. Это — западничество Петра. Культурный поворот Петра к Западной Европе привел к тому, что все, что было до Петра, стало относиться к «непросвещенному» прошлому. Потому, когда у нас уже в XVIII веке начали подумывать, а в XIX веке еще больше подумывать о восстановлении парламентаризма, то начали срисовывать западные образцы, а это плохо. Когда свой парламентаризм восстанавливали французы, восстанавливали испанцы, они же не бегали к нам срисовывать схему действия земского собора, они восстанавливали свою традицию — французскую и испанскую. А мы побежали к ним.
Вот вам современный пример. В экваториальной Африке до сих пор существует институт племенных королей, они обладают реальной властью в той местности, которая считается их королевством в составе современных африканских республик. Каждый год старейшины собираются и избирают короля, обычно того же самого, то есть продлевают его полномочия. Сроков у него никаких нет, может избираться хоть до самой смерти. Но каждый год его полномочия можно не продлить. И вот этот институт, одновременно умеренно монархический и конечно же демократический, работает великолепно, как и до колониальных времен! Зато на государственном уровне демократические институты, перенесенные в Африку из Европы, порождают такую коррупцию, которая нам не снилась даже сейчас. Все институты — монархические, аристократические, демократические работают только в национальной форме! В любой другой они работать отказываются.
В частности, Петр, конечно, приблизил русское самодержавие к абсолютным монархиям Запада. Петр разрушил демократические институты, и аристократические тоже, кстати, боярскую думу он тоже разрушил. К чему это привело? В XVIII веке русские тоже были людьми энергичными и полными чувства собственного достоинства. Выяснилось, что больше невозможно терпеть императора Петра Третьего. А какое государство, какое общество, кроме нашего современного, может терпеть иностранного министра на своем престоле? Грузинское, например, может. Грузинское общество может терпеть президента Саакашвили, который, уже став президентом, продолжал получать заработную плату в государственном департаменте США. Это уже не называется «агент влияния», это называется просто — «агент». И ничего. Но русские люди в XVIII веке к тому были не готовы. Это, кстати, Маркс в «Секретной дипломатии XVIII века» назвал Петра Третьего «верноподданным прусским министром на русском престоле». Было ясно, что от него надо избавляться, но не было института земского собора, который мог бы сделать это легитимно. Пришлось удавить.
В это время крепостное право на Руси фактически превращалось в рабство. Кстати, крепостное право в XVII веке (прежде его не было) и крепостное право в XVIII веке — это два совершенно разных явления, хотя термин используется один и тот же. Крепостное право, крепостное положение крестьянина в XVII веке означало только то, что он не может покинуть свою землю, свой дом, свою усадьбу, что он должен обрабатывать эту землю. Но выгнать его тоже было нельзя. Крестьянин был соединен с земельным наделом как бы навечно. Это все, потому что поместья тогда вообще нельзя было продавать. Поместье было формой заработной платы дворянина. Многие, правда, владели не поместьями, а вотчинами. Вотчину можно было завещать, продать, пожертвовать монастырю, но только целиком, а не одну крестьянскую усадьбу. Поместье могли отобрать у дворянина. Что в обоих этих случаях менялось для крестьянина? Тот же сосед Иван слева, тот же сосед Семен справа. Тот же отец Николай в приходском храме. Те же оброки. Те же подати государству. Изменился только субъект получения этих оброков, и ничего больше. А продавать крещеных людей никому недозволенно, о том была просто особая статья в соборном уложении. Притом имелись в виду, конечно же, не крестьяне, а холопы, то есть дворовые. Что можно продать крестьян, никому не могло даже присниться! И сравните это положение в конце XVII века с положением в конце XVIII века, когда в «просвещеннейший век» Екатерины Великой можно было в газете напечатать объявление: «Продается девка здоровая с телегою крепкою и борзою сукою». В XIX веке это прекратил уже Александр Первый, но мы прошли через такое.
Только в городах, где оставались слободы и сотни, теплилась обессиленная, достаточно обескровленная низовая демократия, все-таки она еще была.
В 1861-64 годах проходят Великие реформы Александра Второго. Кстати, походя хочу сказать, что за двадцать лет до того, при Николае Первом, при отце Александра Освободителя, местное, волостное самоуправление уже было дано государственным крестьянам, не такой уж маленькой группе населения. По последней ревизии, то есть переписи населения было подсчитано 25 миллионов помещичьих крестьян и 18 миллионов государственных, то есть казенных, у которых барина не было. Вот они раньше получили сельское и волостное самоуправление. А по реформам Александра Второго его получили все освобождающиеся крестьяне. Одновременно были восстановлены земства на уровне уезда и губернии. Впервые, начиная с Петра, были восстановлены общие муниципальные учреждения, где дворяне, мещане (то есть горожане) и крестьяне заседали сообща. Через полвека это привело к блестящим результатам, в начале XX века подводили итоги земской реформы. В России появилось множество хороших дорог, все занялись своими дорогами. Конечно, я имею в виду не железные дороги, ими земства не занимались. Появилась агрономическая и ветеринарная система обслуживания населения, вторая в мире после Италии.
Наверное, мы единственное государство, где обязательное всеобщее начальное образование вводилось два раза — в 1908 году и в 1932 году. Два раза, потому что революция и ее составная часть гражданская война полностью развалили народное образование. Да, действительно, я признаю, что Надежда Константиновна Крупская во главе комиссии по ликвидации безграмотности занималась реальным делом. Но только надо всегда помнить, что они занимались этим потому, что они-то, учинив кровавые революционные безобразия, сами и разорили систему грамотности в исторической России. И скоро мы придем к тому, что нам придется в третий раз вводить всеобщее народное образование. Мы к этому приближаемся, господа.
Таким образом, земская реформа, безусловно, была оправдана. Мы восстановили низовую демократию, готовы были восстановить ее на уровне земского собора, правда, уже под названием «государственная дума». Вы, наверное, знаете, я надеюсь, что вы знаете, что указ о созыве государственной думы с ограниченными полномочиями лежал на письменном столе императора Александра в тот самый трагический день 1 марта 1881 года, когда его убили двумя бомбами. Первая поубивала казаков конвоя и детей, которые приветствовали своего царя, император остался невредим, но бомбисты ходили парами за маломощностью тогдашних взрывных устройств. Вот так, к сожаленью.
Итак, посмотрите, что мы видим. Я назвал вам два больших периода действия Полибиевой схемы в России. Оба периода — это периоды ее силы и процветания. И IX век — начало XIII века, и XVI-XVII века. Я указал вам также периоды вполне приличные, когда мы стремились к восстановлению Полибиевой схемы. Это вторая половина XV века, то есть Иоанн Третий, и эпоха, начавшаяся с освобождения крестьянства, с 1861 года. Мы были близки к тому, чтобы ее восстановить, ведь у нас кроме государственной думы был и государственный совет — квази-аристократическая палата.
Вот тут я хочу заметить, что умные люди присматриваются к опыту процветающих государств, хотя Полибия, может быть, и не читают. Посмотрите, как воспроизвели без всякой аристократии и без монархии Полибиеву схему в США. Аристократии в Америке быть не может, все плебеи, но сенат США устроен так, что исполняет роль аристократической палаты. Сенаторов избирают на 6 лет, а не на 2 года, как конгрессменов, и не на 4 года, как президента. Притом каждые 2 года сенат обновляется на одну треть, то есть, большинство в сенате всегда консервативно, большинство всегда давно работает в сенате. Да и президент США вообще-то республиканский монарх.
Так вот, мы стремились к восстановлению Полибиевой схемы, и совсем близки были к этому в последнем царствовании, при императоре Николае Втором, когда, наконец, мы все-таки пошли на избрание государственной думы. И вот тут, что очень важно, была снова нарушена национальная традиция. Все века, которые я вам разбирал, у нас была беспартийная демократия. Нелегальные партии всегда существовали, всегда есть группы единомышленников, соратников. Но легально партии были невозможны. А ведь даже современные западные политологи и философы обычно признают, что партийность есть неизбежное зло в демократических системах, по очень простой причине — это не демократический институт. Партия работает в условиях демократии, но сама-то партия устроена недемократически. В своей статье «Демос и его кратия» я привожу, что еще в XVIII веке английский философ Джеймс Хатчисон задает вопрос, можно ли считать порядочным гражданином члена политической партии? Есть русский перевод его трудов, вообще-то в основном он был эстетиком, но занимался много чем. Это середина XVIII века, не так уж давно, да? Не при фараонах. И Хатчисон отвечает: Конечно же нет! Потому что член партии будет защищать интересы партии, а не общества. И вот мы допустили партийность, легализовали партийность в 1906 году, и получили зараженную этой партийностью государственную думу. Слишком рано, ведь у нас же не было партийного опыта до того.
Самое нелепое, что никто не подсказал императору (у нас же были юристы, были историки) одну простую вещь, что партии ведь были только у разрушителей, у революционеров, были только подпольные партии, а у людей благонамеренных, у центристов, у правых, у монархистов, у них-то партий не было.
Таким образом, с легализацией партий дума получилась зараженной ядом партийности. И вот сейчас мы тоже имеем выборы по двум спискам — выборы по партиям и региональные выборы по избирательным округам. Это создал Ельцин, а Путин сейчас хочет это усугубить. Надеюсь, что Господь и русское общество ему в этом помешают. А если не сумеют помешать, через три года Путина все равно не будет, и его мерзостную систему сломают. Нам хотят навязать выборы только по партийным спискам. Если сейчас у нас нету парламентской демократии, то не будет даже ее тени, будет несколько олигархических групп, несколько конкурирующих шаек. Это лучше, чем одна шайка Коммунистическая партия Советского Союза, но все равно достаточно плохо. Полноценная демократия действует только там, где избирают лично знакомых людей, хотя бы знакомых, так сказать, не шапочно, не за ручку, а тех, кого можно было наблюдать. Когда якут Абрамович оказывается во главе Якутского региона, где его не знает ни один якут и ни один русский, это рядом с демократией даже не пылилось.
И последнее, господа, мне пора завершать. Петр совершил в истории России небывалый бюрократический переворот. С 1718 по 1783 год число чиновников в государственном аппарате Российской Империи увеличилось вдвое, и не хватало денег, чтобы их содержать. В конце XVIII века бюрократизм в России уже смягчается. В XIX веке, особенно после реформ Александра Второго бюрократизм идет на убыль, и все становится неизмеримо лучше. Если хотите, прочитайте мою маленькую, смешную заметку «Воруют ли русские». Она есть в этом сборничке «Россия — последняя крепость», который еще продается в вашем городе. Я доказываю там, смеясь, но доказываю, что чем бюрократичнее дело в России, тем больше воруют, и наоборот. Советская власть с первых дней побила все рекорды Петра. И последнее, на что обращаю ваше внимание. Со времени расчленения Советского Союза бюрократический аппарат, который должен был бы сократиться, потому что были три крупные инстанции — КПСС, СССР и РСФСР, на самом же деле возрос в 2,7 раза (!), хотя теперь осталась только РФ. Вот такое замечательное наблюдение наших дней.
Но я не собираюсь критиковать нынешний режим, я лишь только показал его полное несоответствие национальным политическим традициям.
Южно-Сахалинск. 2004.
Отекстовка: Сергей Пилипенко, декабрь 2017. |
