Приобрести книгу в нашем магазине: http://www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15550/

Медленно и монотонно тянулось время в лазарете. Иногда налетали немецкие аэропланы. Они сбрасывали по нескольку бомб, впрочем, не причинявших вреда, и улетали обратно. Опасаясь отъезжать далеко, Наташа ограничивалась ездой по шоссе. По-прежнему изредка приезжал Дмитрий Петрович, и тогда повторялись их прогулки вдвоем.
Наступила зима, и жизнь в лазарете стало еще тоскливее и однообразнее. Теперь уже реже приезжал генерал и реже устраивались прогулки. На фронте тоже наступило затишье. Готовились к весеннему наступлению. Приезжая в лазарет, Дмитрий Петрович не раз предсказывал окончание войны весною.
- Нет, теперь, поверьте, мы вдесятеро сильнее, чем были в начале войны, - говорил он. - Дайте только теплу наступить, и вы увидите, как двинутся вперед наши армии.
Но вместо ожидавшего наступления разыгралась революция. Вначале она почти не сказывалась в передовых частях, но чем дальше в лес, тем больше дров. Чем старательнее углубляли революцию, тем труднее было справиться с ошалевшими солдатами. Даже в лазарете был устроен комитет, и санитары буквально не давали жить ни врачам, ни сестрам.
Видя такой развал и убедившись, что в этаком хаосе работать нельзя, Наташа, простившись с Дмитрием Петровичем, уехала в Москву. Впоследствии она сама удивлялась, как ей удалось проехать, так как на железной дороге творилось что-то невообразимое. Поезда были битком набиты разнузданными солдатами. Солдаты были внутри, солдаты были на площадках, на крышах, на станциях. Словом, все и вся было заполнено солдатами.
В Москве Наташа погрузилась в водоворот революционного кавардака. Перед своим отъездом на фронт она заплатила квартирохозяйке за целый год вперед, а потому, вернувшись в Москву, прямо с вокзала отправилась в свою комнату, которую занимала вдвоем с подругой Женей Кандауровой.
- Наташа! Вот сюрприз! - воскликнула Женя при виде подруги. - Ну, удивила! Вот уж никак не ожидала! Да рассказывай же, рассказывай!
- Все, все расскажу, - улыбалась Наташа, целуя подругу. - Только дай мне сначала умыться. Ты себе представить не можешь, до чего я грязна.
- Как же ты приехала? Ведь, говорят, поезда забиты солдатами, которые прямо выглядывают частных пассажиров.
- Ах, и не спрашивай! Это был сплошной ужас, а не дорога. А что у вас тут делается? - полощась в воде, расспрашивала она.
- Право, я не сумею тебе объяснить. Делается что- то странное, и я ровно ничего не понимаю. Хочешь, пойдем сегодня к Шелугиным. У них, как и прежде, по вечерам собирается общество. Там ты послушаешь, что говорят, и может быть поймешь что-нибудь. Воображаю, как обрадуются старики. Они и то каждый раз, как я прихожу, справляются о тебе.
- Что ж, отлично. Вот только я умоюсь, переоденусь, и отправимся.
В обширной квартире присяжного поверенного Шелугина Наташа и застала светское общество.
- Боже мой! Зайчик приехал! - воскликнула Ольга Васильевна Шелугина, полная, пожилая женщина, заключая Наташу в свои объятия. - Коля! Коля! - звала она мужа. - Посмотри-ка, кто приехал!
Из дверей столовой показалась тучная фигура Николая Ивановича Шелугина.
- Батюшки, зайчик! - растопырив свои толстые руки, быстро зашагал он навстречу гостье. - Ну и слава Богу, что приехали. Не такое теперь время, чтобы молодой барышне оставаться одной: да еще где? Среди разнузданных банд христолюбивого воинства. Идемте же в столовую. Вы там вам все по порядку расскажете.
За большим столом, в ожидании хозяев, сидело человек двенадцать гостей, большей частью Наташе незнакомых. Когда кончалась церемония представлений и приветствий, все с любопытством уставились на нее, ожидая рассказа о положении на фронте В кратких словах она передала им все, чему была свидетельницей.
- Да, - промолвил задумчиво Шелугин. - Дело идет быстрыми шагами. Может быть и можно было бы остановить всеобщий погром, но, к несчастью России, ею правит этот болтун и шалопай Керенский. Не ему успокоить взволновавшуюся стихию.
- Полноте, Николай Иванович, - возразил один из гостей, высокий блондин в статском костюме. - Вы уж слишком мрачно смотрите на положение вещей. Да и Керенский вовсе не так слаб, как вы думаете. Читали вы его последнюю речь? Железом и кровью, говорит, я...
- Железом и кровью, - презрительно фыркнул Шелугин. - Железом и кровью, а в Петербурге, под самым его носом, какой-то проходимец Ленин силой захватывает частный дом и открыто призывает к погрому. Железом и кровью, - продолжал он, - а солдаты не слушают своих офицеров, дезертируют, а иногда даже убивают своих командиров. Железом и кровью... слова, театральные позы и слова.
- Николай Иванович, - обратилась к нему Наташа. - Я тут ровно ничего не понимаю. Сделайте милость, расскажите, что такое творится?
- А никто, никто, дорогой мой зайчик, не понимает. Положение таково: есть у нас правительство во главе с Керенским, но есть и Совет рабочих и солдатских депутатов, самочинно принявший на себя роль контроля над правительством. Керенский, с одной стороны, из сюртука вылезает, чтобы заставить солдат воевать, а с другой - подрывает престиж офицерства и позволяет беспрепятственную пропаганду шайки разбойников, именующих себя большевиками, к прекращению войны и всеобщему погрому. Я вам вот что скажу, милый зайчик. Укладывайте-ка вы свои вещи да уезжайте поскорее домой, в ваш глухой городок. Авось предстоящая резня там не примет таких широких размеров.
- Николай Иванович, да перестаньте нагонять страх на барышню, - опять заговорил блондин. - Положение, правда, очень тревожно, но говорить о погроме, о резне как будто бы рановато.
- Ну да вы опять со своим Керенским, как курица с яйцом, - раздражительно заметил Шелугин.
- Что-то Мити давно нет из училища, - перевела разговор Ольга Васильевна. - Сегодня суббота, он к пяти часам должен был бы прийти, а сейчас уже шесть скоро.
- А Митя в каком училище? - полюбопытствовала Наташа.
- В пехотном Александровском. Не пожелал кончать университета. Загорелось на войну поскорее, - ответил ей Шелугин.
- Да и Лели тоже долго нет, - продолжала Ольга Васильевна. - Ох, хуже нет, как иметь взрослых детей в такое время.
В передней раздался звонок.
- Ну, слава Богу, это верно кто-нибудь из детей.
В комнату вошли Митя в форме юнкера Александровского училища и Леля, молоденькая девушка, подруга Наташи по курсам.
- Зайчик! Вот не ожидала! - бросилась она целовать подругу. - Когда ты приехала? А у нас-то что творится! Прямо не приведи господи, - продолжала она, здороваясь с присутствующими. - Вы знаете, - обратилась она ко всем, - в Петербурге восстание. Керенский сбежал в Гатчино.
- Что? Что такое? - послышалось со всех сторон...
- Вот оно. Началось, - подавленным голосом произнес Шелугин.
- Да, папа, я только на минутку забежал домой, чтобы предупредить вас. Я должен ночевать в училище.
- Это еще зачем? - взволновался отец. - Уж не хотят ли и вас, юнкеров, втянуть в эту грязную историю?
- Да. В случае восстания юнкера всех училищ, под общим командованием, будут охранять Москву до подхода войск.
- Ну уж это дудки! Я не разрешаю тебе принимать участие в этой драке.
- Папа, не забывай, что я присягал временному правительству и должен исполнить свой долг, - тихо, но внушительно, отвечал юноша. - Леля правду говорит. Петербург захвачен большевиками. Керенский с частью войск отступил в Гатчино. К нему, говорят, идет подкрепление с фронта, но пока оно еще не подошло. Здесь, у нас, тоже ожидается восстание, а потому нам приказано не расходиться из училища и быть наготове.
Несчастный старик опустил голову, не находя, что возразить.
- Иди, господь с тобою,- наконец произнес он, целуя сына и незаметно смахивая непрошенную слезу.
- Да что вы? Белены объелись оба! - закипятилась Ольга Васильевна. - Мыслимое ли дело, чтобы ребенка заставляли принимать участие в усмирении мятежа. Даст Бог и без Мити найдутся защитники. Ни за что не пущу! И слушать ничего не хочу.
- Не могу, мама. Никак не могу. Вы лучше успокойтесь и дайте мне чего-нибудь перекусить, так как я голоден, как волк. В училище же я все равно пойду. Лучше об этом и не разговаривать.
Зная настойчивый характер сына, Ольга Васильевна печально умолкла.
- Ах, да, папа, у меня к тебе есть важное поручение, - торопливо пережевывая пирог, продолжал Митя. - Я принес тебе письмо, которое завтра, во что бы то ни стало, надо доставить по адресу. Я потом объясню тебе, в чем дело.
Не желая мешать хозяевам в такую минуту, гости стали расходиться.
Наташу и Женю Ольга Васильевна упросила не покидать их и остаться ночевать.
Все гости уже разошлись, только один блондин чего- то мешкал в передней. Видимо, ему хотелось что-то сказать, но он не решался. Наконец, прощаясь с Митей, он предложил оказать услугу и доставить письмо по адресу, чтобы не беспокоить Николая Ивановича. Доверчивый юноша уже расстегнул свой мундирчик, но Николай Иванович остановил его.
- Не беспокойтесь, Филипп Павлович. Для меня не составит труда занести письмо. Даже полезно будет. По крайней мере, прогуляюсь немножко.
Пожав плечами, Филипп Павлович еще раз раскланялся и вышел.
- Не нравится мне этот господинчик, - заговорил Николай Иванович, лишь только тот вышел. - Что-то есть в нем этакое противное. В глаза не смотрит, а сам как будто бы в душу к тебе влезть хочет. Ну давай письмо, - обратился он к сыну, - да расскажи, в чем дело.
- Письмо это имеет огромное значение, - начал Митя. - Наш начальник, предвидя восстание, пишет в ставку о срочной присылке подкрепления. Так как он сегодня занят каждую минуту, то поручил мне доставить его письмо его родственнику-летчику, чтобы тот, не теряя времени, вылетел бы в Могилев.
- Понимаю, - протянул Николай Иванович. - Только не верю я, чтобы ставка вам помогла. Сама бессильна ставка.
- Так-то оно так, - возразил Митя. - Да дело в том, что, по сведениям нашего командира, в Могилеве сейчас находится N казачья дивизия. Вот на нее то мы и надеемся, так как казаки еще верны Керенскому.
- Дай Бог, дай Бог, - задумчиво произнес старик. - Но я вижу, что письмо необходимо доставить сегодня же. Бог знает, что будет завтра, а рисковать, таким образом, прямо преступление. Ты когда идешь в училище?
- Через полчаса.
- Ну и я с тобой выйду. Ведь если завтра, почему- либо, окажется невозможным доставить письмо, так я себе места не найду. Уж лучше сейчас сделать это дело.
Притихшие женщины с тревогой следили за разговором:
- Митенька, Митя, - вдруг всхлипнула Ольга Васильевна. - Ну пожалей ты свою старуху-мать. Не ходи, останься дома. Скажись больным.
- Перестань, мамочка. Я не изменю присяге. Все равно пойду. Не мучь ты себя понапрасну. Авось все благополучно кончится. Ведь еще, может быть, что и восстания-то никакого не будет, - обнимая мать, старался ее успокоить Митя.
В передней, надевая пальто, Николай Иванович вдруг почувствовал себя дурно. Из-за волнения у него начался сердечный приступ.
- Вот не вовремя, - стонал он, вытягиваясь на кушетке. - Но как же с письмом?
- Давайте я его доставлю, - предложила Наташа.
- А вам не страшно?
- Чего же мне бояться? - улыбнулась она, пряча письмо за корсаж.
- Ох, - стонал Николай Иванович. - Благослови вас Господь, милый мой зайчик.
Оставив больного Николая Ивановича и плачущую Ольгу Васильевну на попечении Лели и Жени, Митя и Наташа вышли из подъезда.
Ночь была темная. Фонари не горели. Выйдя на улицу, никоторое время они стояли на месте, чтобы дать глазам привыкнуть к темноте.
- Знаете, Наташа, - заговорил юноша. - Сдается мне, что восстание вспыхнет еще этой ночью, а потому... - вдруг он умолк. Вдалеке, за поворотом улицы, послышался топот ног двигавшейся группы людей. Вскоре насторожившиеся уши молодых людей ясно расслышали лязг столкнувшихся винтовок.
- Это к нам, - взволнованным шепотом произнес Митя, увлекая свою спутницу в нишу ближайшего подъезда.
Не успели они скрыться в углубление стены, как из-за угла появилось человек десять вооруженных людей. При свете электрического фонарика, вспыхнувшего в руках одного из них, Митя узнал шедшего впереди.
- Вахромеев, - прошептал он в ужасе.
- Кто такой Вахромеев? - так же тихо спросила Наташа.
- Филипп Павлович. Что у нас сегодня был. Который еще письмо предлагал отнести. Помните?
Между тем вооруженные люди остановились у подъезда Шелугина.
- Здесь, - произнес знакомый, как показалось Наташе, голос.
Затаив дыхание, стараясь не выдавать своего присутствия, стояли молодые люди, прижавшись к стенке. По-видимому, кто-то позвонил, так как вскоре Митя и Наташа заметили свет, появившийся сначала в гостиной, а затем и в передней. Через минуту дверь парадного отворилась, и вся толпа скрылась за нею.
- Это за письмом, - заговорил Митя - Без сомнения Вахромеев донес большевикам. Слава Богу, что письмо у вас. Теперь нельзя терять ни минуты. Бегите возможно скорее по адресу, а я полечу предупредить начальство о том, что видел. Нет сомнений, что восстание уже началось.
Он крепко стиснул маленькую руку Наташи и чуть не бегом пустился по улице.
Подождав несколько мгновений и не заметив на улице ничего подозрительного, Наташа тоже вышла из ниши и зашагала на Лубянку.
Несмотря на сравнительно ранний час, улицы Москвы точно вымерли. Изредка, то там, то сям, слышался топот двигавшихся групп людей. Иногда доносился лязг железа, как бы от столкнувшихся штыков. Выбирая улицы потемнее, Наташа спешила как могла. Уставшая до крайности, наконец она остановилась у ворот небольшого дома и, внимательно проверив номер его, двинулась во двор.
- Кажется здесь, - рассуждала она, поднимаясь по лестнице. Чиркнув спичку, она с трудом разобрала надпись на визитной карточке, прибитой на одной из дверей: «Николай Петрович Струйский - летчик».
«Слава Богу, нашла!» - подумала она, принимаясь звонить.
Через минуту дверь отворилась и на пороге показался молодой, одетый в домашнюю форму, офицер.
- Moгy ли я видеть господина Струйского?
- К вашим услугам, - отвечал офицер и жестом пригласил Наташу войти. - Чем вам могу служить, барышня? - продолжал он, подвигая ей стул.
- Если вы господин Струйский, то у меня есть к вам письмо, - доставая его, произнесла Наташа.
Струйский молча взял письмо и принялся читать. Чем дальше он читал, тем все более и более густые брови его хмурились. Наконец, окончив чтение, он взглянул на гостью.
- Вы в курсе дела? - спросил он ее.
- Приблизительно.
- В этом письме меня просят вылететь завтра в Могилев. Конечно я исполню поручение, но только в том случае, если завтра на аэродроме будут производиться полеты. Вылетев, как бы на практику, я буду совершенно свободен лететь куда мне вздумается, но боюсь, что прислуга аэродрома, ввиду начавшегося в Петербурге восстания, не пожелает работать. Тогда, к сожалению, я ничего не смогу сделать. Во всяком случае, постараюсь, - прибавил он задумчиво.
- Моя миссия исполнена, - встала Наташа. - Позвольте от всей души пожелать вам успеха.
- Куда же вы? Может быть стаканчик чаю позволите?
- Нет, благодарю вас. Я очень тороплюсь.
Выйдя от Струйского, Наташа уже более спокойно отправилась домой.
- Начинается, - думала она. - Бедные Шелугины. Что-то с ними сейчас?
Где-то прогремели несколько выстрелов, затем минуты на две где-то поднялась перестрелка.
- Вот оно! - мелькнуло в ее голосе. - Что-то будет завтра!
Выйдя от Шелугиных, Филипп Павлович быстро зашагал по улице.
«Такое известие, - думал он, - наверное, зарекомендует меня в их глазах. А письмо-то, кажется, очень важное. Иначе не стали бы его пересылать через юнкера и даже самого старика Шелугина. Вероятно, юнкерское начальство, боясь, что за ним следят наши люди, и придумало такой хитрый способ».
Поворачивая несколько раз из улицы в улицу, он наконец остановился перед одним из домов. Стукнув три раза в окно и троекратно нажав пуговку звонка, он начал ждать. Вскоре за дверью раздались шаги и чей-то хриплый голос спросил его: «Кто там?»
- Прохожий на огонек, - отвечал Вахромеев условную фразу.
Дверь отворилась. Вахромеева встретил какой-то человек, одетый в кожаную куртку.
- Это вы, товарищ Вахромеев? Но ведь еще рано.
- Важное сообщение. Где комитет?
- Да все там же. Ну идите, что ли!
Пройдя небольшой коридор и открыв одну из дверей, Вахромеев очутился в обширной комнате, залитой светом и переполненной людьми. В комнате было накурено, пол засыпан окурками и заплеван. Присутствовавшие были, большею частью, в рабочих костюмах или в матросской форме с пулеметными лентами через плечо и револьверами у поясов. За большим письменным столом сидело три человека в штатском. Один из них что-то писал, а двое других, перегнувшись через плечо, читали написанное. Остальные, не обращая на них внимания, вполголоса беседовали между собой.
- Краснопольский! - вдруг, окончив писать, крикнул сидевший за письменным столом.
Широкоплечий, грязный, с запачканным лицом поднялся со стула один из рабочих.
- Возьмите вот эту бумагу и немедленно отнесите ее в нашу типографию, а затем возвращайтесь сюда.
Не обращая больше внимания на Краснопольского, говоривший уже собирался было снова писать, но тут взгляд его упал на Вахромеева.
- А вам, товарищ, что здесь угодно? - враждебным тоном спросил он.
- Имею сообщить нечто важное, - отвечал Вахромеев, приближаясь к столу. - Только что я был у присяжного поверенного Шелугина и при мне прибежал сын его, юнкер Александровского училища. Так вот, этот юнкер принес отцу, для немедленной передачи, какое- то письмо. Причем несколько раз повторил, что оно имеет огромное значение. Я полагаю, что это письмо написано кем-нибудь из руководителей контрреволюционеров и что оно, может быть, будет небезынтересно для вас. Кроме того, по словам юнкера, белогвардейцы ожидают нашего выступления и готовятся отразить его.
- Это каким образом вам известно?
- Все со слов того же юнкера.
- Гмм... Это интересно. Вот что, товарищ Вахромеев, я сейчас дам вам десять человек нашей гвардии. Идите в квартиру Шелугина. Если понадобится, произведите обыск и во что бы то ни стало достаньте мне это письмо. Старика Шелугива захватите с собой. Там, в подвале, еще найдется место для одного. Поняли? Эй, товарищ Языков! - крикнул он. - Возьмите десять человек гвардейцев и поступите в распоряжение товарища Вахромеева.
«Кажется, выходит недурно, - думал Вахромеев, шагая по улицам во главе отряда. - Теперь они перестанут сомневаться в моей преданности. Вот как они попадут к власти, - продолжал он свои радужные мечты, - найдется тогда и мне тепленькое местечко. Уж и пощупаю же я карманы московских толстосумов! Да. Умному человеку только теперь и возможно выбиться в люди. Только не зевай, Вахромеюшка! А как набьешь карман золотом, так и за границу. Поминай как звали».
- Далеко ли еще, товарищ? - обратился в нему Языков.
- Вот за этим углом. С правой стороны.
Подойдя к подъезду Шелугиных, Языков вынул электрический фонарик и осветил визитную карточку, прибитую к дверям. «Николай Иванович Шелугин. Присяжный поверенный» - с трудом читал он, в то время как Вахромеев нажал кнопку звонка. В квартире Шелугиных еще не ложились стать.
Николай Иванович, не находя себе места от мучавшего его приступа, лежал на кушетке. Ольга Васильевна сидела около мужа, прокладывая холодные компрессы к его груди. Леля и Женя, подавленные и испуганные, ушли в Лелину комнату.
Вдруг задребезжал звонок.
«Кто бы это мог быть? - подумала Ольга Васильевна, направляясь в переднюю. - Да ведь как настойчиво звонит. Уж не Митя ли вернулся?»
Растворив дверь, она в ужасе отступила. Перед ней стойл Вахромеев, а за ним целая толпа вооруженных бродяг.
- Не беспокойтесь, Ольга Васильевна. Мы ничего плохого вам не сделаем, - проходя мимо обомлевшей женщины, промолвил Вахромеев.
Очнувшись от столбняка, Ольга Васильевна бросилась в комнаты.
Николай Иванович нетерпеливо ожидал возвращения жены чтобы узнать о позднем посетителе, как вдруг услышал в гостиной топот целой толпы и бряцанье оружия. Не успел он сообразить, в чем дело, как на пороге, сопровождаемый вооруженными людьми, появился Вахромеев.
- Извините, Николай Иванович, но, повинуясь партийной дисциплине, я принужден потревожить вас.
- Ах, это вы? - не вставая с кушетки, произнес Николай Иванович. - Это какой-же партии вы повинуетесь?
- Я социал-демократ, большевик.
- Ах вот оно что! Так что же вам от меня угодно?
- Мне необходимо получить то письмо, которое сегодня передал ваш сын для пересылки по адресу.
- Так, так, - согласился Николай Иванович, - Вы вот только что сказали, что принадлежите партии большевиков, а я вам говорю, что к парии подлецов вы принадлежите! Вы слышите? Я вам говорю, что вы подлец! - выкрикнул Николай Иванович, садясь на кушетку и хватаясь руками за сердце.
- Это что же? Никак буржуй ругается, - выступая вперед, произнес Языков.
- Оставьте, товарищ. Я сам, без вашей помощи, управлюсь, - остановил его Вахромеев. - Мне некогда, господин Шелугин, пререкаться с вами. Потрудитесь немедленно отдать мне письмо.
- Вон!.. - заревел Николай Иванович, вскакивая на пол. - Вон, мерзавец, из моего дома, ~ и, ринувшись к Вахромееву, с силой, которую трудно было предположить в старике, ударил его по лицу. Но вдруг зашатался, схватился за сердце и навзничь упал на ковер.
- Коля! Коля! - с воплем бросилась к мужу Ольга Васильевна, но, наклонившись над ним, вдруг умолкла. Все было кончено. Сердце бедного Николая Ивановича не выдержало напряжения, и моментальная смерть освободила его от предстоявшего ареста и пыток.
Безмолвно, не сводя глаз с мертвеца, Ольга Васильевна сидела на полу, окруженная смущенными красноармейцами. Первый опомнился Вахромеев
- Сударыня, - заговорил он. - Так как ваш не муж может исполнить моего требования, обращаюсь к вам от имени партии большевиков. Я требую выдачи письма.
Ольга Васильевна молчала.
- Да вы слышите, что я вам говорю? - уже раздражаясь, крикнул он.
Но Ольга Васильевна ничего не отвечала. Ее бессмысленный взгляд блуждал по лицам красноармейцев.
- Пошевелить старуху надо, - опять вмешался Языков, и, взяв ее за плечи, поднял и, несколько раз встряхнув, поставил на ноги. Но Ольга Васильевна по-прежнему молчала.
- И от нее ничего не добьешься, - отступая, заявил Языков.
В это время, привлеченные шумом, на пороге появились Леля и Женя. Несколько мгновений, еще не понимая, что происходит, они стояли молча, но в следующую минуту, сообразив и поняв все, Леля, как безумная, бросилась на труп отца и забилась в истерике.
«Этого еще не доставало!» - покусывая усы, подумал Вахромеев.
- Скажите хоть вы, - чуть не плачущим голосом обратился он к Жене. - Где письмо, которое сегодня принес молодой Шелугин?
Перепуганная девушка не скоро сообразила, чего от нее хотят.
- Письмо это отнесли по адресу, - наконец пролепетала она.
- Кто отнес? - оживился Вахромеев.
Но, сообразив, что она чуть не выдала подруги, Женя стала искать выхода.
- Кто отнес? - повторил Вахромеев.
- Да только что вы ушли, пришел какой-то офицер, а так как у Николая Ивановича начался припадок, то он и попросил его отнести письмо по адресу.
- А кто этот офицер? - допытывался Вахромеев.
- А я, ей-Богу, не знаю. Я в первый раз в жизни видела его сегодня.
- Ну а адрес-то, адрес на конверте какой был?
- Да ведь я и не видала письма. Откуда я могу знать адрес?
«Прогорело мое дело», - подумал Вахромеев.
- Идемте, товарищи, - обратился он к своей банде. - Здесь нам больше нечего делать.