Борьба - жестокая, жуткая - уже началась... И первые ее жерт зы, московские юнкера, уже становились для нас примером высокого идеала, бескорыстного подвига. Радостно мы встречали тех, кому удавалось пробраться на Дон. Мы - учащаяся молодежь Ростова, Нахичевани, Новочеркасска, Таганрога и других городов - не вся, конечно, а только часть ее, которая чувствовала больше сердцем, чем разумом, что пришел момент выбрать свой путь...
До конца 1917 года мы еще надеялись, что большевизм не привьется у нас на Дону. Но постепенно и эти надежды угасали.
Скромно, вначале одиночками, появились в Ростове и Новочеркасске первые корниловцы, с эмблемой "батальона смерти"; Чернецов стал во главе первых партизан, а подступы к Таганрогу защищались офицерскими ротами полковника Кутепова. Появились афиши с призывом - в Добровольческую Армию. Без прений, без собраний гимназисты, реалисты, коммерсанты старших классов оставили занятия, не дождавшись аттестатов зрелости, и шли записываться. Быстро сформированные две роты составили "Студенческий батальон". Правда, среди записавшихся голубых студенческих фуражек было всего две, но к чести русского студенчества, нужно сказать, что университет (бывший Варшавский) был только что переведен в Ростов, а старшие сверстники наши либо носили уже погоны юнкеров, либо оказывались молодыми, но с боевым стажем офицерами. Они же и явились организаторами и первыми нашими учителями военного дела.
При вступлении в батальон спрашивали имя, фамилию и возраст поступавшего добровольца. Некоторым из нас нужно было, проглотив язык, увеличивать на несколько месяцев свой возраст: полагалось 17 лет. На первом смотру батальона мы познакомились с нашим командиром, генералом БОРОВСКИМ. С первого же ззгляда он завоевал наши сердца.
Статный, красивый, моложавый вид, простое, дружеское приветствие его произвело сильное впечатление. Проходя медленно вдоль строя добровольцев и внимательно останавливая глаза на каждом, генерал едва удерживал улыбку: на правом фланге стояли еще здоровые ребята, но на левом были дети.
В лазаретном городке у Ростова молодежь производила стрельбу и обучалась строю. До поздней ночи мы разбирали и собирали винтовку, приобщались к обязанностям часового, разводящего, к почитанию знамени, к долгу перед старшими. Счастлив был каждый из нас увидеть собственными глазами наших начальников.
Как просто и сердечно пришли к нам в лазаретный городок наши генералы Деникин и Марков... Как билось сердце при виде генерала Корнилова, частенько потом в походе запросто, на ходу беседовавшего с офицерами и молодыми добровольцами.
- о -
К концу января студенческий батальон нес уже обязанности ответственные: охрану банков, пороховых складов, почты и т.д.
Вечером Ростов был пуст и не освещался. Обыватели прятались за двойными ставнями и... многие из тех, чье месте было в армии, подыскивали подходящие погреба... наряд добровольцев, идя на смену, не раз из-за угла, из темной улицы встречался одиночными выстрелами… Положение становилось тревожным. Наконец, вопрос разрешился.
Проходя по фронту добровольцев, выстроенных в казарме, генерал Боровский медленно, спокойно, скрывая волнение, произнес несколько простых, незатейливых слов:
- Предоставленной мне властью освобождаю вас от данного вами слова... Раньше, чем окончательно решить, вспомните еще раз о ваших семьях... Мы идем в тяжелый путь... Та. решили наши вожди... Придется пробиваться по горам и степям... Быть может, на время мы уйдем далеко от наших родных мест...
9-го февраля (старый стиль) вечером Добровольческая армия покидала Ростов, уходя в Первый поход.
Медленно, с остановками, отходили мы по окраинным улицам города, которого многим не пришлось больше увидеть...
В Ольгинской Студенческий батальон, как отдельная часть, кончил свое существование: мы стали ротой образованного под командованием генерала Боровского особого юнкерского батальона, который впоследствии, после потери половины состава, был влит в 1-й Офицерский полк.
Боевое крещение под Кореновской, первые убитые и раненые... Тяжелые переходы, беспрерывные бои, отрезанность от всего и всех. Но достаточно было увидеть впереди белую папаху генерала Маркова. - и от минутной слабости и усталости не оставалось и следа...
Когда, после исключительно трудного перехода от аулов к станице Ново-Дмитриевской, утром по колено в грязи, под дождем, затем в снежной пурге, в буре, промокшие насквозь и к вечеру обледеневшие (шинели и бушлаты ломались, как кора на дереве), мы подошли к бурной Черной речке, преграждавшей нам путь, казалось, что уже сил не хватит перейти этот ледяной поток... Но на самой переправе, у места, где нашли брод, стоял он - генерал Корнилов - и еще перешучивался с окружавшими его офицерами. Шуткой подбодрились те, у кого не хватало решимости первыми лезть в воду. И трудное оказалось таким простым и несложным.
Невыразимо велика была сила обаяния генерала Корнилова. И тяжелее всех снарядов поразила нас смерть его.
Велик был подвиг того, кто сменил генерала Корнилова на тяжком посту, кто сумел вывести Добровольцев из-под Екатеринодара и влить в них новую бодрость...
В мае месяце 1918 года в той же станице Егорлыцкой, откуда, мы уходили в поход, не зная, когда вернемся, после нескольких дней настоящего отдыха, генерал БОРОВСКИЙ обходил роты 1-го офицерского полка. Вспомнив о тех, у которых он был первым командиром, генерал скомандовал:
- Бывшие в Студенческом батальоне, - три шага вперед марш!
Из оставшихся в строю и вернувшихся в строй после ранений (удивительно быстро залечивались раны в походе) вышло человек тридцать-сорок...
| 
