|
Великорусское переселение на Дальний Восток (как, впрочем, и украинское тоже) шло исключительно по следам и зарубкам казаков. Почему это происходило именно так, легко понять: пустующих на Земле территорий нет, и чтобы что-то «освоить», нужно было первоначально это что-то «завоевать».
В эпоху превращения захолустного по европейским меркам царства Московия в крупнейшую европейскую державу русское самодержавие не обладало ни навыками, ни механизмами для тотальной мобилизации русского населения центральных областей страны к достижению каких бы то ни было крупных внешнеполитических задач. Полное отсутствие в русской правящей среде, вплоть до эпохи Петра I, привычки и механизмов к всеобщей мобилизации собственного народа вскоре убедительно доказала многолетняя, в финале проигранная Ливонская война и последующее лихолетье Смутного времени. Между тем, территориальное расширение Московской Руси, начиная с ХVI века, происходило высокими темпами.
Только между серединой ХVI века и концом ХVII века Московская Русь в среднем ежегодно (150 лет подряд!) приобретала земли, равные по площади современной Голландии. К началу ХVI века Московское государство равнялось по площади всей остальной Европе, а присоединенная атаманом Ермаком Западная Сибирь по масштабу вдвое превышала площадь Европы. К середине ХVII века Московия — без политических пароксизмов и чудовищных военных усилий Петра I, по сути без особых финансовых и материальных вложений — стала самым большим государством в мире.
Кто же произвел это колоссальное по протяженности, никогда, после Чингисхана и Тимура, более не повторявшееся в мире территориальное приращение?
Поход Перфильева и Хабарова
В 1946 году в старинной казацкой станице Максимиха Баргузинского аймака Бурятской АССР советские этнографы записали со слов старожила Федора Горбунова следующее: «Перфильев родом из казаков и сам был казаком. Все ранешние сотники, пятидесятники, воеводы и атаманы своим родом происходили с Дона. До того как прийти им в Сибирь, они сначала гуляли по Дону, Волге и Уралу. Потом, когда они услышали, что можно идти в Сибирь, они пошли с Урала через Обь на Енисей. На Енисее у них была главная остановка, тут был самый большой острог. <...> В остроге жил воевода — самый главный из казаков, которого на этот пост сам царь поставил. Воевода всех казаков принимал, делал из них отряды, потом посылал на Лену, Ангару, на Амур и на другие реки».
Изучение процесса освоения славянами Сибири и Дальнего Востока убеждает: такой сверхмобилизационный этносоциальный рывок, который сделали на восток Евразии казаки, был под силу (среди европейских народов) только им. Только казаки — этнос славянских самураев, народ, для которого идеалы человеческого достоинства, духовной свободы, национальной и социальной взаимоподдержки были не чем-то отвлеченным и далеким, а фактом их повседневной реальности, — могли совершить этот подвиг.
Упомянутый казак Перфильев есть ни кто иной, как знаменитый казацкий атаман Максим Перфильев, который был не только талантливым военачальником, но и искусным дипломатом, ибо свободно говорил на татарском, эвенкийском, монгольском и китайском языках. В 1618—1627 годах Перфильев присоединил к Московской Руси земли по Верхней Тунгуске, Лене и Витиму, оружием или дипломатией взял с аборигенов царский ясак. Он построил несколько укрепленных крепостиц — острогов, включая знаменитый Братский острог (ныне город Братск). В 1638 году, задолго до Ерофея Хабарова, атаман Перфильев вышел к Амуру — «собирать-де даурския землицы».
Московская Русь, то есть российское государство до Петра I, очень взвешенно, нарочито осторожно отзывалось на любые инициативы к своему территориальному расширению. Такие инициативы исходили преимущественно от казаков. В 1638 году казаки штурмом взяли стратегически важнейшую турецкую крепость Азов в устье Дона. Летом и осенью 1641 года они героически выдержали более чем трехмесячную осаду, вошедшую в военную историю как «Азовское сидение». Все это время, вплоть до середины 1642 года, казаки неустанно предлагали Москве взять Азов «под свою руку», закрепив тем самым за династией Романовых огромные территории в Приазовье и устье Дона. Москва очень долго размышляла, очень долго совещалась, но в конце концов отказалась от Азова. Второй раз, причем ценой значительных русских потерь, взять Азов удалось только Петру I.
Столь же осторожно и раздумчиво Москва вела себя и в событиях Переяславской Рады, когда практически без особых военных усилий — на саблях запорожских казаков — царю Алексею Тишайшему была поднесена Левобережная Украина.
В подобном стиле реализовывалась политика Московской Руси в Сибири и на Дальнем Востоке. Создавалось впечатление, что зауральские земли были для Московии своего рода «чемоданом без ручки». Отсутствие продуманной стратегической линии влекло за собой спонтанность, непоследовательность, а то и противоречивость действий.
Албазин. Источник: 2x2.su
Албазин. Источник: 2x2.su
Впервые отсутствие внятной твердой линии Москвы при реализации политики на Азиатском Востоке ярко проявились в событиях, связанных с Албазинским воеводством.
В 1651 году Ерофей Хабаров с боем взял укрепленное селение даурского князька Албазы, располагавшееся на Амуре недалеко от слияния рек Шилки и Аргуни. Ныне в этом месте расположено село Албазино Амурской области. Хабаров решил основать в этом месте постоянную крепостицу-острог. Невзирая на нехватку людей в отряде, он оставил в Албазине 50 казаков и пошел дальше вниз по Амуру. Албазин имел исключительно выгодное стратегическое расположение в верховьях Амура, однако невзирая на этот фактор крепостица не получила никакой реальной помощи из Московии — ни людьми, ни пороховым «зельем». В результате постоянные нападения маньчжуров из Китая вынудили казаков в 1658 году не только оставить Албазин, но даже уйти из всех основанных деревень и крепостиц к западу от острога.
Рейд Никифора Черниговского
Следующий приход Московской Руси на Амур снова был обеспечен этнической энергией казаков. Обеспечил это возвращение Никифор Черниговский — ярчайший представитель казацкого этноса середины XVII века. В составе войска Запорожской Сечи он воевал против Московии на стороне поляков в Смоленской войне (1632—1634 годы). Был ранен, попал в русский плен, а в 1638 году сослан в Сибирь, в город Енисейск.
Помотавшись по всем сибирским острогам, Никифор Черниговский в конце концов оказался в самом дальнем углу русской ойкумены — в Илимске на Лене. Здесь запорожец поднял восстание и собственноручно убил илимского воеводу Лаврентия Обухова — патологического садиста и мздоимца. Понимая, что теперь от московского царя ему может быть гарантирован только топор палача, Никифор Черниговский во главе отряда из 84 восставших казаков ушел в Приамурье, где вновь возвел Албазинскую крепость. Талантливый администратор и дипломат, Никифор Черниговский учредил в Албазине казацкую республику по типу Запорожской Сечи, основал вокруг крепостицы несколько новых русских селений, стал регулярно собирать ясак с окрестных аборигенов.
Московская администрация сквозь пальцы смотрела на усиление Албазинской казачьей республики, успешно управляемой приговоренным к смертной казни бунтовщиком. Организовать карательный поход на Албазин царские воеводы в Сибири, конечно же, могли, но воевать с казаками ввиду усиления за Амуром китайской империи Цин, по-видимому, не очень хотелось.
Дело решил богатый ясак, который дальновидный запорожец Никифор стал регулярно отправлять в Москву. Впрочем, иного пути, кроме как попытаться замириться с Москвой, у Никифора Черниговского не было: запасы пороха, захваченные в Илимске, подходили к концу, а натиск маньчжуров из Китая все более усиливался. Видимо, при посредничестве церковников конфликт в конце концов был исчерпан: в 1672 году запорожец Никифор был прощен и получил титул приказчика Албазина, но казачья республика, присягнувшая на верность московскому царю, была официально упразднена.
Последним славным деянием запорожского казака Никифора в Албазине стал его дальний военный рейд в 1675 году по правому берегу Аргуни и Амура, то есть уже по собственным землям китайского императора, с целью освобождения плененных маньчжурами славян и даурцев. Основной проблемой Албазина являлась катастрофическая нехватка людей, без которых невозможно было ни защитить русские земли по Амуру, ни обеспечить их хозяйственное развитие. Казак Никифор Черниговский хорошо понимал всю сложность положения и в меру своих сил пытался его исправить.
Московскую Русь проблемы защиты края, по-видимому, волновали куда меньше: страна быстро шла по пути окончательного всеобщего закрепощения крестьян, после которого никакие значительные переселения русских людей в азиатскую Украину, конечно же, становились невозможны. В итоге с 1675 по 1680 годы в Албазин пришел только один царский обоз: он вез порох, свинец, немного семенного зерна и только шесть человек новых поселенцев мужского пола. Создавалось впечатление, что царскую администрацию больше заботили не очевидные военные приготовления Цинского Китая, а персональный статус Никифора Черниговского, который на Москве виделся слишком значительным для бывшего бунтовщика.
В конце 1678 года под благовидным предлогом представления царю Федору Алексеевичу запорожца Никифора выманили из Албазина в Москву, где после почти двухлетних мытарств по приказам (аналог сегодняшних министерств) этого опытнейшего военного и дипломата определили в Красноярск в «дети боярские», то есть на почетное медленное угасание от тоски и безделья.
Китайский отпор казацкой экспансии
Сразу после отъезда Никифора Черниговского в Москву на его место был назначен приказчиком Григорий Лоншаков. Опытный горный инженер и неплохой дипломат, Лоншаков вместе с тем не имел сколько-нибудь серьезного военного и административного опыта.
Если усиление влияния Московской Руси в крае зависело в эти годы только от личной инициативы немногочисленных казаков и прихода в край редких обозов с военным снаряжением, то усиление китайской империи Цин на правом берегу Амура носило планомерный, стратегически осмысленный характер.
«Азовское сидение», Наиль Драгунов
В 1679 году цинский император Канси, умный политик и умелый администратор, мягко отстранил от власти своего родственника, князя Сонготу, и взял управление Китаем полностью в свои руки. Для присутствия Московии на Амуре наступали непростые времена — Канси был волевым, решительным и последовательным сторонником изгнания русских людей с Амура. Укрепив внутреннее положение Маньчжурии и обеспечив себе военную поддержку монголов, император Канси в сентябре 1682 года организовал разведывательный рейд сановников (фудутунов) Лантаня и Пэнчуня к Албазину. Чрезвычайная важность предстоящего мероприятия подчеркивалась уже тем, что разведмиссию лично возглавил Лантань — будущий руководитель экспедиционной армии.
Мотивация неожиданного появления высокопоставленного китайского воеводы вблизи русской стратегической крепости была проста до неприличия, ибо явно рассчитывалась на простецов: Лантань объявил русской пограничной страже, что он охотился на оленей и ненароком заблудился. Если бы русским приказчиком в Албазине был запорожский казак Никифор, очень высока вероятность, что эта «охота» Лантаня оказалась бы для него либо безрезультатной, либо вообще последней. Но казак Никифор в это время бесцельно терял время на почетной отставке в Красноярске, а сбитые с толку служилые московиты вместо того, чтобы немедленно спровадить незваного гостя за Амур, зазвали Лантаня в Албазин, где встретили с истинно русским размахом.
Когда Лантань собрался, наконец, уезжать, русские подьячие Лоншакова преподнесли китайцу ценный подарок. Наивные люди не подозревали, что главный их «подарок» уже лежал в походном вьюке Лантаня: китайский разведчик получил полную возможность не только осмотреть, но даже зарисовать фортификационные укрепления Албазина.
Этнополитическая наивность великорусских подьячих обернулась резким ускорением военных приготовлений Китая. По результатам своего «охотничьего» разведывательного рейда Лантань составил детальный план военной экспедиции против Албазина, ветхие деревянные укрепления которого китаец оценил как «крайне слабые, словно изглоданные голодным ослом».
Китайцы реализовывали свой план по вытеснению славян с Амура планомерно и последовательно. На Сунгари, крупнейшем притоке правобережья Амура, строилась речная флотилия, которая должна была доставить экспедиционный корпус и артиллерию под стены Албазина. Здесь же на государственных складах собирали трехлетний запас продовольствия, чтобы китайское войско во время военной кампании ни в чем не испытывало нужды.
В 1683 году «оленный охотник» Лантань выдвинулся вместе с речной флотилией на Амур и близ устья Зеи принудил к сдаче крупный казачий отряд Григория Мыльника, который вез военное снаряжение и провиант для Долонского и Селемджинского острогов. С потерей этого отряда московиты лишились не просто 70 человек вооруженного резерва, они потеряли какую-либо возможность для проявления военной инициативы в предстоящей войне. Албазинская крепость утратила оборонительное предполье, поскольку Долонский и Селемджинский остроги пришлось оставить без боя: без запаса пороха и свинца, без необходимого провианта удержать эти крепостицы было невозможно.
Единственный оставшийся острог Албазинского оборонительного предполья — Верхнезейский — был окружен китайским экспедиционным отрядом и героически защищался. Но что могли сделать 20 казаков в полуразвалившейся крепостице против 400 отборных маньчжурских солдат? Тем не менее верхнезейские казаки сумели продержаться почти полгода и только в феврале 1684 года капитулировали.
Военные действия императора Канси, о которых ясачные тунгусы предупреждали московитов еще зимой 1682 года, разумеется, застали царское правительство врасплох. Извечный тренд русской внешней политики на Востоке — игнорирование «неудобных» фактов, заискивающие дружелюбные жесты и говорильня о мире — сложился не вчера, уже Московская Русь ярко обозначила этот печальный тренд.
С началом военных действий началась штурмовщина: что не сделали за годы и десятилетия, пытались сделать за один-два месяца. Горнозаводчика Лоншакова немедленно сместили, стало не до серебра. В Албазин отправили воеводой потомственного тобольского казака Алексея Толбузина — энергичного, толкового человека. Поскольку за десятилетия, прошедшие с рейда Ерофея Хабарова, к осмысленной переселенческой политике так и не приступили, «воинского чина людей» пришлось собирать по всей Сибири буквально поштучно. К началу штурма Албазина китайскими войсками эти люди, разумеется, не успели.
Лантань между тем не дремал. В начале лета 1685 года трехтысячный экспедиционный корпус Китая на кораблях военной флотилии выдвинулся от Айгунской китайской крепости к Албазину. Берегом шли восемь сотен отборной маньчжурской конницы. Для великорусов и казаков, засевших в ветхих крепостных стенах, наступил момент истины. Силы сторон были попросту несопоставимы: на 450 казаков албазинского гарнизона пришлось не менее трех тысяч китайских пехотинцев (5 тысяч по русским данным, которые, скорее всего, завышены).
В невероятной спешке хватаясь за все разом, приказчики Толбузина не смогли вовремя эвакуировать в Албазин русских крестьян из окрестных деревень: маньчжурская конница, шедшая берегом, пленила более 150 беглецов, не успевших укрыться в крепости. При подходе к Албазину флотилия Лантаня расстреляла из пушек плоты с русскими беглецами, которые плыли в Албазин с верховьев Амура. По китайским данным, с плотов были взяты в плен 40 человек.
В Нерчинском остроге воеводой Иваном Власовым были спешно собраны около ста ратников, преимущественно из крестьян, воинские качества которых были, мягко говоря, сомнительными. Где-то сумели разыскать две пушки. Однако даже эта смехотворная, в сравнении с масштабом китайского вторжения, военная помощь застряла на пути к Албазину.
Битва за Албазин
12 июня 1685 года китайский экспедиционный корпус высадился у Албазина. Начался методичный обстрел крепости из так называемых «ломовых» пушек. Албазинские крепостные стены в полной мере оправдали уничижительную оценку Лантаня в части «изглоданности голодным ослом»: китайские ядра подчас прошивали крепость насквозь, пробивая одновременно обе противоположные друг другу стены. Бомбардировка продолжалась три дня и была очень результативна: были убиты больше 100 человек, полностью сгорели амбары с продовольствием, была разбита одна из трех крепостных пушек.
Ранним утром 16 июня в предутреннем тумане неожиданно рявкнули боевые барабаны и раздался ритмичный заунывный звон цимбал: это китайцы пошли на приступ одновременно со всех сторон. Неистово размахивая огромными сверкающими саблями, авангард китайской пехоты, составленный из бритоголовых богатырей двухметрового роста, с диким боевым кличем ринулся к стенам крепости. Расставленные в специальном порядке китайские фузилеры согласованными залпами своих фузей поддерживали перед гвардейцами «огневой вал».
«Сдача казаками Албазинского острога маньчжурам после первой осады 1685 года», неизвестный художник
«Сдача казаками Албазинского острога маньчжурам после первой осады 1685 года», неизвестный художник
Казалось, ничто не могло спасти защитников Албазина от поголовного истребления. Ничто, кроме казацкого мужества и топкого болотистого рва перед стенами крепости. Это был как раз тот случай, когда расхлябанность московских бояр сыграла добрую службу. Оборонительный ров Албазина годами не чистили, он полностью заилился и, на первый взгляд, казался пересохшим, именно поэтому китайцы не заготовили заранее осадных мостков.
В ярости штурма бритоголовые гвардейцы бросались через ров и немедленно увязали по пояс. Этим воспользовались казаки, в упор расстреливавшие сгрудившуюся массу человеческих тел. Небольшой отряд донцов и запорожцев из 26 человек под началом сотника Стефана Бойко ринулся с кинжалами через стену в попытке захватить главный штандарт наступавших гвардейцев. Казаки погибли почти все (уцелели только четыре человека), штандарта не захватили, но зато проложили к штандарту целую улицу из бритоголовых трупов.
В результате всех этих обстоятельств китайский план одномоментного штурма был сорван, борьба за стены распалась на несколько очагов. Этим обстоятельством блестяще воспользовался воевода Толбузин, умело перебрасывая казаков и «всякого звания русских людей» от одного места прорыва к другому.
Нужно отдать должное китайцам: они упорно, даже фанатично, не считаясь с потерями, штурмовали Албазин весь день. Только в 10 часов вечера солдаты Канси отступили в свой лагерь. Их потери были чудовищны: Лантань лишился убитыми и раненными более 400 солдат.
На следующий день упорный Лантань отдал приказ готовить новый штурм. Китайцы начали вырубать окрестный лес и заваливать ров стволами деревьев. Работали беспрепятственно, поскольку у защитников Албазина практически закончился порох.
В этих условиях воевода Толбузин проявил себя умелым и волевым дипломатом: он сумел договориться с Лантанем о выводе гарнизона крепости и всех русских людей в сторону Нерчинска, то есть туда, где активно собиралось и было уже частью готово казацкое ополчение. Китайцы настаивали на уход албазинских казаков на север, в сторону Якутска, что гарантированно вело к дополнительным людским потерям и лишало казаков всякого шанса продолжить сопротивление. В ключевой момент переговоров Толбузин «перевернул шахматную доску»: он заявил Лантаню, что либо открытый путь на Нерчинск — либо казаки продолжат сопротивление. Лантань согласился.
26 июня 1685 года казаки и русские крестьяне вышли из крепости и в боевом походном строю двинулись на запад. К воинской чести офицеров Канси китайцы сдержали слово — путь на Нерчинск был открыт, китайцы не атаковали и даже не построились в боевые порядки. После ухода Толбузина Лантань частью взорвал, а частью срыл укрепления Албазина. Затем отошел к тыловой Айгунской крепости.
В начале июля в Нерчинске наконец-то соединились все силы забайкальских казаков и русского ополчения, общей численностью около 1200 человек. Почувствовав под рукой реальную военную силу, мужественный Толбузин собрал Войсковой Круг, на котором казаки дружно отказались «побежную славу собе из Албазина учинять».
Здесь же, в Нерчинске, Толбузин нашел себе надежного боевого товарища. Им стал крещеный в православие немец Афанасий Бейтон, человек исключительной смелости и огромной воли. Бейтон привел в Нерчинск донских казаков и русских крестьян из Западной Сибири, и вплоть до гибели Толбузина оставался его надежнейшей опорой.
27 августа 1685 года к взорванным стенам Албазина вновь подошли казацкие струги. На сей раз войсковые силы воеводы Толбузина были более-менее ощутимыми: 714 казаков (из них 200 конных) и 155 русских промысловиков и крестьян, пожелавших вернуться на Амур. Истовым трудом эти люди до первого снега сумели восстановить крепость. Впереди их ожидала страшная война на истощение с лучшими войсками империи Цин, а за их плечами не было ничего, кроме необъятной, пустынной Сибири и далекой Москвы, в которой и вокруг которой в это время рубили головы многим сотням верных русских людей, которых обвинили в церковном «расколе».
Автор — доктор исторических наук Николай Лысенко
| 
