Приобрести книгу в нашем магазине: http://www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15550/

На другое утро встревоженные жители Москвы были разбужены стрельбой, доносившейся с окраин города. Вскочив с постели и вспомнив события вчерашнего дня, Наташа догадалась, что началось восстание. Быстро одевшись, на ходу застегивая пальто, она уже выходила и переднюю, как в противоположных дверях, вся бледная и растрепанная, появилась квартирная хозяйка.
- Что это такое? Вы не знаете, почему стрельба? - взволнованным голосом затараторила она.
- Восстание. Восстание большевиков, - на ходу отвечала Наташа.
- Да куда же вы-то в такое время?
- Извините. Спешное дело есть, - отвечала та, сбегая по лестнице.
- Господи помилуй, - застонала хозяйка. - Ведь покою проклятые не дают. Жить невозможно, - причитала она, скрываясь в глубине коридора.
Выбежав на улицу, Наташа не успела пройти и одного квартала, как наткнулась на патруль из офицеров и юнкеров.
- Вы куда, барышня? - остановили ее.
- Господа, я сестра милосердия и рассчитываю, что мои услуги могут принести хоть небольшую пользу общему делу.
- Да, сестры вам нужны. Если вы в самом деле хотите нам помочь, то идите в Александровское военное училище. Там вам дадут работу.
Простившись с патрулем, Наташа поспешила в училище. По дороге ей то и дело попадались патрули, которые, узнав цель ее путешествия, беспрепятственно пропустили ее. В обычное время в этот час улицы Москвы бывали переполнены народом, но теперь Наташа встречала только патруля да изредка торопливо перебегавших через улицу каких-то женщин, по-видимому прислуг, спешивших запастись продуктами.
- Вам что угодно? - остановил Наташу юнкер, стоявший на часах у дверей училища.
- Она объяснила.
- Пожалуйте на второй этаж в комнату №22. Там происходит распределение медицинского персонала.
Поблагодарив юнкера, она поднялась по лестнице и постучала в указанную ей комнату.
- Войдите, - раздался голос.
Открыв дверь, Наташа попала в большую комнату, заставленную столами, на которых лежали, знакомые ей, санитарные сумки с перевязочным материалом. У окна, за небольшим столиком, сидел пожилой человек в форме военного доктора, окруженный женщинами и молодыми людьми в студенческих фуражках.
- Я сестра, - начала было Наташа, обращаясь к доктору.
- Прекрасно, прекрасно, - отвечал тот. - Вы уже работали где-нибудь?
- Да. Я только что с Румынского фронта.
- Отлично. В таком случае возьмите вот эту сумку и поспешите на работу. Вот этот молодой человек, - указал доктор на одного из студентов, - он будет состоять при вас как санитар. Он же и проведет вас к месту работы. Кстати, как вас зовут?
Наташа назвала себя.
- Слава Богу, не далеко. Вот пройдем эту улицу, до третьего угла, и повернем направо; там, по правой руке, будет маленький ресторанчик. Он то и есть наш перевязочный пункт.
- А где сейчас большевики?
- Большевики захватили окраины города и пытаются проникнуть в центр, но наши части сдерживают их.
- Так что в самом городе сейчас безопасно?
- Да, вполне.
- А кто командует нашими войсками? - продолжала Наташа.
- Какой-то полковник Берковский. Он и план защиты разработал, он и командует.
На перевязочном пункте Наташа застала молодого военного врача, с помощью двух сестер перевязывавшего раненых.
- А... и вы к нам, - обратился он к вошедшим. - Вот и отлично. Отдохните немного, господа, и идите по ближайшим улицам. Легкораненых сами перевязывайте, ну а кто потяжелее, тогда ведите сюда.
- Да я не устала, - возразила Наташа.
- В таком случае, с Богом, - не отрываясь от работы, отвечал врач.
Целый день пробродила Наташа, перевязывая раненых тут же на улице или заходя в подъезды домов. Легкораненые обычно после перевязки возвращались в строй. Иногда мимо Наташи проносили на носилках или просто на руках тяжелораненых. Перестрелка не умолкала целый день и только под вечер стала стихать. К ночи она почти совсем прекратилась.
- Ну теперь по домам, господа, - снимая халат, обратился к своим помощникам доктор. - Завтра, чуть свет, приходите прямо сюда.
Чуть забрезжил свет, Наташа уже была на перевязочном пункте.
- Вот что, сестра, - обратился к ней доктор. - Сегодня попрошу вас остаться здесь и помогать мне, так как одна из моих помощниц почему-то не явилась, а без помощи опытных сестер мне не справиться.
Не успели еще разложить медикаменты и приготовить все необходимое, а двери ресторана уже начали поминутно открываться, впуская все новых раненых. Тут были и офицеры, но главным образом юнкера.
- Как дела? - иногда, окончив перевязку, спрашивал доктор кого-нибудь из пришедших.
- Да неважно, - обыкновенно отвечали ему. - Уж очень много красных и мало нас. Если бы еще к нам присоединились офицеры, живущие в Москве, а то одни юнкера да офицеры-фронтовики. Мало людей. Не хватает.
Однажды на перевязочном пункте появился пожилой капитан. Пуля пробила ему плечо, и он сам, без посторонней помощи, добрался до пункта.
- Чем вы нас утешите? - перевязав, спросил его доктор.
- Да признаться мало утешительного. Шаг за шагом уступаем кварталы. Если помощь не опоздает, то все же не сдадим Москвы. С недельку кое-как продержимся еще. Вообще удивляться надо нашей молодежи. Ведь почти без отдыха, а не унывают. Ей-Богу, молодцы! Сегодня приезжал к нам Берковский. Говорит, что через три-четыре дня непременно будут здесь казаки. Вот на них и надеемся. Ну до свидания. Иду спять к своим орлятам.
День проходил за днем. Кольцо большевиков все суживалось. Теперь уже и на центральных улицах было небезопасно. Пули летали и там, ударяясь о каменные стены строений и разбивая стекла окон.
Однажды, увлеченная работой, Наташа вздрогнула, услышав знакомый голос, назвавший ее по имени. Обернувшись, она увидала бледного как полотно Митю Шелугина. Он лежал на носилках.
- Митя! Голубчик! Куда вы ранены? - бросилась она к нему.
- В грудь, но это все равно. Я знаю, что умру, - прохрипел Митя, и на глазах его заблистали слезы.
- Полноте глупости говорить, - пыталась успокоить его Наташа. - Вот сейчас доктор вас перевяжет и...
- Не утешайте, - перебил он ее. - Я знаю, что умру.
Раненый замолчал, собираясь с силами.
- Да не во мне дело, - продолжал он. - Передали вы письмо?
Наташа утвердительно кивнула головой.
- Слава Богу! Прошу вас передать папе и маме, - останавливаясь на каждом слове, продолжал Митя, - чтобы, как только представится возможность, уезжали бы из Москвы. Я чувствую, я знаю, что нам не одолеть. Мы слишком слабы. А когда эти звери победят, они никому не дадут пощады. За эти дни я насмотрелся таких ужасов, какие мне и во сне не снились. Вы знаете, на моих глазах распяли одного юнкера.
Больной закрыл глаза и на губах его показалась кровь.
- Прощайте, Наташа, - прошептал он, чуть пожимая ее руку. Передайте... - Но тут силы окончательно оставили его, и он замолчал.
- Доктор! Доктор! - закричала Наташа, обнажая раненую грудь юноши.
Осмотрев рану и выслушав раненого, доктор печально вздохнул и, сделав знак Наташе, произнес:
- Залейте йодом и забинтуйте. Пока больше ничего не надо.
В этих словах Наташа прочла смертный приговор.
«Несчастная семья, - думала она, перевязывая Митю. - Потерять таким молодым такого чудного сына. Бедные, бедные Шелугины».
Вдруг Митя широко раскрыл глаза, вздрогнул, вытянулся, по лицу его пробежала судорога, и он затих.
- Скончался, - прошептал доктор.
Не замечая течения времени, работали на перевязочном пункте, отрываясь лишь на короткий срок, чтобы перекусить или, выскочив на улицу, подышать чистым, морозным воздухом. Теперь стрельба раздавалась совсем недалеко и чуть ли не с каждым часом подвигалась все ближе и ближе. Из рассказов раненых было ясно, что почти вся Москва уже в руках красных и что только самый центр ее защищается белыми. Однажды в разгар работы на перевязочный пункт вбежал какой- то юнкер.
- Спасайтесь, господа, - закричал он. - Берковский нас предал. Мир заключил с большевиками. Уже весь город в руках красноармейцев.
- Что такое? Что такое? - посыпались вопросы, но юнкер уже исчез.
- Сестра, - обратился доктор к Наташе. - Выйдите, пожалуйста. Узнайте в чем дело. Неужели правду сказал тот сумасшедший.
Наташа поспешно вышла на улицу и, не пройдя десяти шагов, наткнулась на группу офицеров и юнкеров, причем все были без оружия.
- Господа! - обратилась она к ним. - Что случилось?
- Преданы, преданы! - ответили ей хором. - Бросайте вашу сумку. Спешите домой, пока вас не арестовали.
- Да в чем же дело?
- Мир заключил Берковский. Теперь нас, как зверей, по улицам травят, - отвечали ей из толпы. - Спешите же домой.
Пройдя еще немного, Наташа встретила вторую группу, но уже окруженную вооруженными рабочими.
- Эй, ты, ваше превосходительство, чего отстаешь? - крикнул один из конвойных, ударяя штыком, по-видимому раненого, едва волочившего ноги юнкера.
На шинели несчастного показалось пятно крови. Все стало ясно Наташе. Круто повернув, она побежала назад.
- Стой! Ты, мадмазель, - услышала она сзади окрик, но, не останавливаясь и не оборачиваясь, продолжала бежать.
- Стой! Тебе говорят, - снова раздался крик, а следом за ним Наташа услышала звук выстрела, и пуля ударилась в стену рядом с ней.
«Только бы до угла добежать, - мелькнуло в ее голове. - Туда они не пойдут. Не бросят пленных».
Еще две пули прожужжали мимо ушей, но спасительный угол был близок. Одна минута, и она скрылась за поворотом. Спрятавшись в нишу ворот большого дома, Наташа выждала, пока красноармейцы прошли мимо укрывавшей ее улицы, и стремглав полетела на пункт.
- Все кончено! - объявила она, влетая в комнату. - Красногвардейцы уже здесь, в центре, и арестовывают офицеров. Сейчас, совсем недалеко отсюда и по мне стреляли.
Бледные как полотно, смотрели на нее раненые.
- Ну, господа, что же мы будем делать? Слава Богу тяжелораненых нет. Ходить все могут, - заговорил доктор. - Снимайте-ка с себя военные отличия, да по одному расходитесь по домам.
Вскоре перевязочный пункт опустел.
- Теперь и вы отправляйтесь, а то как бы и вас не арестовали, - обратился он к сестрам.
Пожав друг другу руки, сестры разошлись по разным направлениям.
Пробираясь домой, Наташа то и дело встречала толпы безоружных офицеров и юнкеров, конвоируемых издевавшимися над ними красногвардейцами.
Измученная нравственно и физически, добралась она до своей комнаты и, повалившись на кровать, моментально заснула.
Проснувшись на другой день, она собралась было пойти на улицу, как ее остановила хозяйка.
- Куда вы? Господь с вами! Вы знаете, что в городе делается? По всем улицам красногвардейцы рыщут и дома обыскивают. Все офицеров да юнкеров ищут, а как найдут, тут же и убивают. Ну куда вы пойдете? Или хочется посмотреть, как людей убивают. Смотрите, как бы в общей каше и вас не схватили бы.
Наташа заколебалась.
- А что, моя подруга не приходила?
- Да кто же в такое время ходит по улицам? Конечно не приходила. Сидит себе у знакомых и ждет, когда все это кончится.
Убежденная доводами хозяйки, Наташа решила остаться дома.
Между тем рассыпавшихся по городу юнкеров ловили, как диких зверей, и, насладившись их мучениями, беспощадно убивали. Бедные мальчики прятались, где кто мог. Многие, кто имел возможность, переодевались в штатское, даже в костюмы рабочих, и укрывались таким образом от преследования черни. Все же большинство гибло, не находя ни защиты, ни помощи. Пытавшиеся спрятаться в домах богатых или просто зажиточных людей находили перед собой запертые двери и тут же, на глазах перепуганных до подлости хозяев, гибли под ударами настигавших их большевиков.
- Господи, неужели же так и дадут погубить этим несчастным мальчикам? - ломая руки, со слезами на глазах, волновалась Наташа. - Неужели никто не заступится?
Но кому было заступиться? Тот, за кого они гибли, Керенский, со спокойной совестью мчался за границу, и обыватели или граждане, как их теперь называли, дрожали от страха, забившись в свои квартиры.
Расхаживая взад и вперед по комнате, Наташа подошла к окну и вдруг заметила пробиравшегося вдоль домов пустынной улицы юнкера. Несчастный молодой человек, перебегая от подъезда к подъезду, звонил и стучался в двери. Напрасно. Никто не отворял ему. Не теряя надежды найти хоть в одной из квартир человеческое сердце, он продолжал свои попытки, с тревогой оглядываясь назад. В одно мгновение Наташа выскочила на лестницу и, открыв парадную дверь, закричала:
- Сюда! Скорей бегите сюда! Скорее! Скорее!
Но юнкера не надо было торопить. В два прыжка он перескочил улицу и влетел в подъезд. И вовремя. Только что за ним захлопнулась дверь, как в конце улицы появилась толпа вооруженных людей.
- Скорей! скорей! - шептала Наташа. - Идите в мою комнату. Я вас спрячу.
- Господи! Что вы делаете? - истерическим голосом вскрикнула квартирная хозяйка, появляясь в передней. - Сумасшедшая! Да теперь нас всех перебьют? Разве можно принимать юнкеров?
Возмущенная до глубины души, с дрожащими губаст, Наташа подскочила к хозяйке.
- Что я делаю? Человека от смерти спасаю. Хотите, выгоняйте его на улицу. Пусть его убивают на ваших глазах. Ну, что ж? Гоните же, гоните! Может быть, вам доставит удовольствие посмотреть, как проколют его штыками и как будет он умирать у вашего порога.
- Но куда же его спрятать? - упавшим голосом и, ломая руки, проговорила хозяйка.
- Не беспокойтесь. Я спрячу. Идите вот в эту комнату, - обратилась она к юнкеру. - Идите. Сейчас же раздевайтесь и ложитесь в постель, ту, что справа стоит. Скорее же! Скорее! - торопила она его. - А вас, Мария Васильевна, я прошу одолжить мне женский парик и немного грима. Ваша дочь часто играла в спектаклях. Я знаю, что у нее есть парики и грим.
Хозяйка бросилась за париком, а Наташа подошла к двери своей комнаты.
- Готовы ли вы? - постучала она.
- Готов, - отвечал юнкер, укрываясь одеялом и сбрасывая на пол всю свою амуницию.
Его молодое, еще безусое лице, покрытое, как у девушки, нежным пушком, было миловидно и женоподобно. Это, с первой же минуты, бросилось в глаза Наташе, и на этом она построила план спасения.
- Наденьте вот эту сорочку, - подала она ему одну из своих. - Вот эти кольца и браслет, сняла она украшения со своих рук. Вашу одежду я отнесу в ванную. Сегодня хозяйка собиралась стирать, так у нее ванна полна мокрого белья. Я уверена, что там искать не будут.
Закопав среди мокрого белья принесенную одежду и захватив у хозяйки парик и грим, она снова уже хлопотала около юнкера.
- Надевайте парик. Да не так. Стойте, я сама вам надену. Ну вот теперь другое дело, - осматривая юнкера, говорила она. - Лежите смирно, я сейчас немножко вам подрисую, - слабо улыбалась Наташа, принимаясь водить карандашом по бледному лицу юноши.
Окончив эту операцию, она снова внимательно оглядела его и, высунувшись за дверь, кликнула хозяйку.
- Мария Васильевна, ваша квартирантка, а моя подруга, конечно, вписана в домовую книгу?
- Конечно вписана, - отвечала недоумевающая хозяйка.
- Так вот, - продолжала Наташа. - Имейте в виду, что она никуда не уходила, а лежит больная дома. Понимаете?
- Так ведь ее же нет. Она же ушла, - робким голосом возразила Мария Васильевна.
- Ах, Боже мой! И не думала уходить. Вот зайдите в комнату и взгляните.
Доведенная до крайнего изумления, Мария Васильевна увидела лежащую на кровати хорошенькую молодую девушку с разрумяненным, как бы в жару, лицом.
- А вы, молодой человек, запомните, - обратились Наташа к юнкеру, - что вас зовут Евгенией Николаевной Кандауровой. Что вы слушательница высших медицинских курсов. Что родители ваши живут в Воронеже, где ваш отец занимается адвокатурой. Поняли? Только ради Бога не забудьте, а то, если начнут сверять с домовой книгой, могут обнаружить обман. Вот разве еще что. Давайте, для полноты картины, я положу вам компресс на голову. А вы, Мария Васильевна, может быть, найдете у себя несколько пузырьков с какими-нибудь лекарствами.
Опустив штору и расставив на стуле, около кровати мнимой больной, принесенные хозяйкой пузырьки, Наташа наконец села и, еле сдерживая волнение, стала ждать.
Но только что она села, как на улице раздался топот целой толпы и ее невнятный, заглушенный двойными рамами, гул. Отодвинув край занавески, Наташа выглянула на улицу, запруженную вооруженной толпой.
Подходя к подъездам домов, красноармейцы звонили и человек по пятнадцать вваливались в открывавшиеся двери. Вдруг ее внимание было привлечено человеком в офицерской форме, который вылетел из противоположного подъезда, как будто с силой вытолкнутый из него, и упал на мостовую. Не успел он подняться на ноги, вслед за ним замелькали приклады ружей, гоготавшей толпы. Когда толпа отодвинулась, Наташа увидела, что офицер лежит не двигаясь и весь залит кровью. В ужасе она отшатнулась от окна, и в этот момент в передней зазвенел звонок. Не надеясь на находчивость хозяйки, она сама открыла парадную дверь, в которую, прижимая ее к стене, ввалилось человек десять, вооруженных до зубов рабочих.
- Где у вас тут юнкаря и ахфицеры попрятаны? - все разом загалдели они, поднимаясь по лестнице, вверху которой ждала их хозяйка.
- Подавай сюда ахфицеров! - гоготали рабочие.
- Товарищи, - прерывающимся голосом заговорила хозяйка. - Товарищи, здесь нет ни одного мужчины, не то что офицера.
- А вот ето мы сейчас увидим, - выдвигаясь вперед и злобно поглядывая на женщин, проговорил один из рабочих. - Товарищ Еременко, станьте-ка на часах у черного хода, а вы, товарищ Власов, останьтесь здесь, да смотрите, никого не выпускайте. А где же дворник? Эй, кто-нибудь сбегайте, товарищи, за дворником, да что бы домовую книгу захватил.
Но за дворником бегать не пришлось, так как держа домовую книгу под мышкой, он уже поднимался по лестнице.
- Товарищ дворник, - обратился к нему, по-видимому предводительствующий остальными, рабочий. - Товарищ дворник, проживает ли у вас кто-нибудь из офицеров или юнкеров.
- Да кажись, что никого нет, - раскрывая книгу, отвечал тот. - Нет, товарищи, тут самое бабье живет. Четыре комнаты студенткам под наем сданы, а в пятой сама хозяйка с дочкой проживает. А всего десять женщин. В каждой комнате, значит, по две.
- Ну а может быть, кто без прописки живет? - продолжал допытываться рабочий.
- За это уж мы не отвечаем. За всякой комнатой не уследишь. Не примечал, как будто, - продолжил глубокомысленно дворник. - А между прочим, кто их знает.
- Ну показывайте комнаты, - тоном, не допускающим возражений, обратился он к хозяйке.
- Пожалуйте, - дрожа как в лихорадке, произнесла та, отворяя дверь своей комнаты.
- Вот здесь я с дочерью живу, но дочь, в настоящее время, выехала в Петербург.
- Ладно. Осмотрите, товарищи. Да загляните во все углы, в шкапы, под кровати, - распоряжался все тот же рабочий.
Несколько человек ввалилось в комнату и нагибаясь под кровати, раскрывая шкафы, осмотрели ее досконально.
- Вот здесь, - отворяя соседнюю дверь, - живут две курсистки, - продолжала хозяйка.
Перепуганные барышни молча смотрели на вошедших.
- А как ваши фамилии? - обратился к ним рабочий, проверяя по домовой книге.
И эта комната была осмотрена. Переходя от двери к двери, наконец подошли к комнате Наташи. Сопровождая рабочих, она ни на минуту не отходила от хозяйки, боясь, как бы в критическую минуту та не растерялась и Тем не внушила бы подозрений.
- А здесь живу я, Наталья Воробьева, с подругой, Евгенией Кандауровой, - отворяя дверь, произнесла она спокойным голосом.
- Так, так, - произнес рабочий, сверяясь с книгой и входя вслед за Наташей.
- А это что ж. Барышня больна что ли?
- Да, подруга простудилась, и я вас очень прошу не слишком ее тревожить и не студить комнаты.
Несчастный юноша лежал на кровати, еде сдерживая волнение и закрыв глаза. При звуке шагов он на секунду открыл их, взглянул на рабочего и тотчас закрыл.
- Зачем же барышню беспокоить. Беспокоить мы не будем, - отвечал рабочий, закрывая дверь и впуская только одного из сопровождавшей его толпы.
- Товарищи, - повернулся он к дверям, - здесь больная девица, так уж вы не входите, чтобы не беспокоить ее. Мы уж вдвоем с Цыпляком как-нибудь осмотрим.
- И давно вы захворали? - любезно обратился он к больней.
Юнкер пробурчал что-то невнятное.
- Она часто бредит, - вмешалась Наташа. - Я и то несколько раз за доктором бегала, но теперь разве возможно доктора добиться?
- Как? Доктора не идут? - возмутился рабочий. - Вы, барышня, не беспокойтесь. Мы вам в два счета доктора представим. У нас это просто. Церемониев нет, - продолжал он и как бы для очистки совести заглянул под кровать, оставив неосмотренным большой шкаф, стоящий в углу.
- А это кто же вам лекарство дал, коли доктора не было? - вдруг обратился он к почти уже успокоившейся Наташе.
Сердце ее сильно заколотилось.
- А это, видите ли, я сама ведь сестра милосердия, - нашлась она, - так попросила у хозяйки старых лекарств, и лечу ими.
- Ах, так вы сестра? - обрадовался рабочий. - Вот эго приятно, - осклабился он. - У нас большой недостаток в милосердных сестрах, так что, если хотите послужить народу, так для вас дело найдется.
- Что ж, я с удовольствием.
- В таком случае, я извещу вас куда прийти, а пока просим прощения за беспокойство, - галантно раскланялся он, протягивая свою мозолистую руку. - А на счет доктора не беспокойтесь. Через полчаса предоставим, - уже за дверями продолжал он успокоительным тоном. - А это куда у вас дверка, - вдруг услышала Наташа голос рабочего.
- Это в ванную, - отвечала хозяйка.
- Покажите и ванную. Надо ее осмотреть.
Сердце Наташи опять заколотилось. А ну как найдут юнкерскую одежду.
Послышался звук открываемой двери. Окинув беглым взглядом маленькую ванную, рабочий вышел, и ванная снова закрылась.
«Слава Богу», - подумала Наташа и взглянула на юнкера.
Тот лежал неподвижно и, тяжело дыша, тоже прислушивался в происходившему в передней.
- Что же, товарищи, идемте дальше. Здесь нам больше нечего делать, - услышали они голос все того же рабочего.
Вскоре топот ног на лестнице возвестил им, что обыск кончился. Когда парадная дверь захлопнулась, из груди молодых людей вырвался вздох облегчения.
- Слава Богу, - прошептала Наташа. - Ну, господин юнкер, - заговорила она, - благодарите Бога. Вы спасены.
- Да уж я и не знаю, как благодарить вас. Да и можно ли благодарить за то, что вы сделали для меня. Признаться, я уж и не чаял спасения. Подумать только, - скольких человек на моих глазах расстреляли. Ведь и сам-то я от стенки бежал.
- Как от стенки?
- Да так. Сдали это мы оружие, по приказанию начальства. Ну нас сейчас же окружили, разделили на группы и повели. Ту группу, в которой находился я, привели во двор какого-то дома, да и говорят: становись-ка по пять человек к стенке. Я как увидел, что первых пять расстреляли - решил бежать. Все равно и меня убьют, думаю себе, так уж лучше попытаю счастья. Авось спасусь. Оглядываюсь этак во все стороны и вижу в глубине двора сарай. Двери открыты. Как раздался второй залп, все обратились в сторону убитых, а я, ударив в лицо стоявшего вблизи красногвардейца, бросился в сарай. Авось какую-нибудь лазейку найду. И действительно, только вбежал, вижу лестница стоит, да прямо к слуховому окну приставлена. Уж и не знаю, не помню, как только вбежал я по этой лестнице да моментально ее за собою и втянул. Только что я ее поднял и бросил на стропила, а в сарай красногвардейцы вбегают. Мешкать было некогда. Я в слуховое окно. К счастью, оно достаточно широким оказалось. Выскочил на крышу и вижу, что с другой стороны она спускается на соседний двор. В это время с того двора, где нас расстреливали, заметили меня и несколько выстрелов успели по мне дать. Кубарем долетел я через угол крыши да и спрыгнул в соседний двор. Смотрю, двор большой, а в конце его железные ворота. Я к ним. Неужели, думаю, заперты. Но и тут счастье мне сопутствовало. Ворота были на засове, а ключ, по какой-то дикой случайности, со стороны улицы в замке торчал. Оглядываюсь и вижу, что красногвардейцы уже на крыше сарая и вот-вот спрыгнут ко мне во двор. Отодвинул засов, выскочил на улицу да ключом и запер ворота. А красногвардейцы уже к ним подбегают, и слышу, как отворить их стараются. Тут уж я бегом по пустынной улице пустился да за первый же угол я завернул. Пробежав еще несколько кварталов то вправо, то влево сворачивая, попал на вашу улицу. Остановился и прислушиваюсь. Погони не слышу. Вот тут я и начал звонить во все подъезды. Поверите ли, подъездов двадцать пять я обошел, и ни в один не впустили. А сзади шум толпы слышу. Я уже и не сомневался, что это красногвардейцы. Я уже погибшим себя считал, а тут, в эти минуту, ваш голос услышал. Спасибо вам. Никогда не забуду этой минуты.
- Полноте. Тут не за что благодарить. Ведь не истукан же я какой-нибудь, а человек. Кстати, я до сих пор не знаю, как вас зовут.
- Алексей Корсаков.
- А по отчеству.
- Николаевич.
- А меня Наталией Владимировной Воробьевой. Что же, Алексей Николаевич, мы теперь будем делать? Ведь еще доктор придет. Ну хорошо, от доктора не трудно будет отделаться. Но дальше что? Ведь кроме женских костюмов у меня ничего нет. Придется вам барышней нарядиться, - засмеялась она.
Да мне все равно. Я готов и барышней быть, - улыбнулся Корсаков. - Уж теперь я в полном вашем распоряжении. Что прикажете, то и буду делать.
- А нет ли у вас родных в Москве?
- Нет. Здесь я совсем один. Мои родители в Тамбове живут. Я недавно в училище поступил, так что даже знакомых завести не успел.
В двери кто-то постучался.
- Войдите, - крикнула Наташа, делая знак Корсакову, который моментально принял надлежащую позу.
В комнату вошла хозяйка. Еще не оправившись от перепуга, бледная, как полотно, она сконфуженно улыбалась, как бы извиняясь за свою трусость.
- Слава Богу, спасена наша больная. Ну уж и натерпелась же я страху. Особенно, когда они в вашу комнату вошли. Но что же нам дальше делать? Ведь оставаться молодому человеку никак нельзя. Все равно дворник пронюхает и донесет.
- Ничего, - отвечала Наташа. - Дня два три проживет, а там видно будет. А пока, не сможете ли вы, голубчик Мария Васильевна, достать для Алексея Николаевича статский костюм. Ведь на нем моя сорочка и больше ничего нет. Ведь нельзя же ему в юнкерское, да еще при этом в мокрое, облачиться. Ведь его сейчас же убьют.
- Ну что вы, Наталия Владимировна? Мыслимое ли это дело? Конечно, статское платье надо достать. Да вот погодите-ка. С прошлого года, как умер мой муж, царство ему небесное, я все его вещи в сундук сложила, да так и не трогала с тех пор. Авось теперь что-нибудь и пригодится молодому человеку. Росту и сложения он, как будто, одинакового с моим покойником. Сейчас я пойду пороюсь в сундуке.
В это время в передней снова раздался звонок.
- Ах, Боже мой, - заволновалась хозяйка. - Неужели опять эти душегубы?
- Не беспокойтесь, Мария Васильевна. Это, наверное, доктор, - поспешила успокоить ее Наташа, хотя и у самой мурашки забегали по телу.
Действительно, это оказался доктор. До самых дверей его провожал красногвардеец, ушедший только тогда, когда их открыли. Доктор оказался пожилым человеком лет пятидесяти. Его, слегка на выкате, глаза располагали к нему с первого же взгляда.
- Здесь ли больная? - осведомился он, входя в переднюю.
- Пожалуйте сюда, доктор, - отворяя свою дверь, отвечала Наташа.
Мистифицированный доктор подошел к кровати, собираясь выслушивать и осматривать больную, но Наташа остановила его.
- Ради Бога, извините нас, доктор, но мы побеспокоили вас напрасно.
Тут она рассказала ему все происшедшее.
- Ну и молодец же вы барышня, - развел руками ошеломленный старик. - Ведь этакую штуку сыграть! - улыбнулся он. - Ну, молодой человек, или я уж не знаю, может быть, барышней вас назвать, - обратился он к юнкеру. - Ножки ее вы должны целовать. Ведь такую штуку нескоро поймешь, не то что придумаешь. Ай да молодец! А те идиоты поверили? - залился он добродушным смехом, забывая, что минуту назад и сам был обманут таким же образом.
- Вот, что нам дальше делать? - произнесла Наташа. - Не посоветуете ли доктор.
Лицо врача приняло озабоченное выражение.
- Статский костюм мы ему достанем, - продолжала Наташа, - но жить ему тут нельзя. Да и вида у него нет. Думала я, что, может быть, родственники у него здесь найдутся, но он одинешенек в Москве. Даже знакомых не имеет. Прямо не знаю, что и придумать.
- Так вы здесь один? - обратился доктор к юноше.
- Да один. Родители мои в Тамбове живут.
- Что же, ваш батюшка там служит?
- Нет, он в отставке. Он бывший морской офицер. Капитан 2-го ранга.
- Ах так он моряк. А фамилия как.
- Корсаков.
- Корсаков, не Николай ли Воиныч?
- Да, - удивился юнкер. - Моего отца действительно Николаем Воинычем зовут.
- Господи ты Боже мой! Да ведь это мой старый друг, приятель. Ведь я сам бывший морской врач и в молодости немало поплавал с вашим отцом. Так вот он куда, в Тамбов, забился. Ну и времена, - задумчиво произнес старик. - Вот что, господа. Эту ночь, уж как-нибудь, пусть молодой человек переночует здесь, а завтра, когда стемнеет, я снова зайду, как бы больную навестить, да и уведу его с собой. Связи, где нужно, у меня найдутся, документ я вам устрою. Жить же пока что будете у меня. Об этом не беспокойтесь. Так вы сынок Коли Корсакова. Корсар, как мы его звали. А как вас зовут?
- Алексеем.
- Под счастливой звездой ты родился Алеша, или матушка твоя, Анна Тимофеевна, Бога за тебя умолила. Так, значит, до завтра, - вставая, произнес он, пожимая руки молодых людей.
Принесенные Марией Васильевной костюмы ее покойного мужа как нельзя лучше пришлись на Корсакова, и когда он, переодевшись, позвал Наташу, она прямо не узнала его.
- Не забывайте же меня, заходите, - говорила она на другой день, провожая юношу с пришедшим за ним доктором.
- Что вы, Наталия Владимировна. Разве смогу я забыть мою спасительницу? Обязательно буду наведываться.