 Если Донская Область переносила невероятные муки тирании от большевицкого преследования, то на Кубани было еще хуже. Там происходило более грубое, ничем не прикрываемое, уничтожение ее населения.
Географическое положение территории Кубанского Войска представляло большие возможности для организации сопротивления: соседство гор, ущелий, лесов способствовало созданию партизанских отрядов. Горцы Карачая и Черкессии, также преследуемые коммунистической властью, симпатизировали казакам-партизанам и при всякой возможности помогали им. К этому нужно добавить, что те казаки Донской Армии, которые не попали на пароходы или по каким либо причинам сами не захотели покидать родную землю, в большинстве своем остались на Кубани. И когда сов. власть приступила к вылавливанию участников белого движения, все эти притесняемые люди соединялись в отряды и группы, начавшими ради самозащиты борьбу с большевиками. Так стало шириться казачье партизанское движение.
В ответ сов. власть усилила террор, наводняя станицы и хутора войсками, «специального назначения», чинившими жестокую расправу над местным населением. Этот террор вызвал ряд восстаний — казаки с помощью партизан восставали целыми станицами, а партизанские казачьи отряды не раз вступали в бой с чекистскими войсками.
Сов. начальство неоднократно прибегало к излюбленным им провокационным хитростям и обманам, вывешивая на стенах хат возвания, в которых обещалась амнистия партизанам и прекращение террора в случае выдачи главарей. Но казаки уже хорошо знали лживость этих обещаний, среди них предателей не оказалось, а наоборот, деятельность партизан усилилась. Партизаны казаки были неуловимы, беспощадны к чекистам и их подсобникам, мстя им за расстрелы своих семейств.
Местные сов. войска не могли справиться с партизанским движением. Были вызваны для подавления разрастающего, как они называли, «бандитизма» особые кавалерийские части. С их прибытием террор и расстрелы усилились. Таким путем сов. власть стремилась воздействовать на население, вынуждая его, в свою очередь, подействовать на партизан казаков, которые для спасения своих семей принуждены были бы прекратить борьбу. В то же время большевицкое начальство вновь обещало амнистию и прекращение террора. Партизаны, убедившись, что их сопротивление слишком тяжело отражается на населении Кубани и соседних народностей, были принуждены прекратить борьбу. Часть из них скрывалась где могла, некоторые ушли в Закавказье, отдельные казаки пробрались в Турцию и Персию.
Около 1930 г. сов. власть решила, что партизанское движение окончательно подавлено. Тогда было решено приступить к выселению оставшегося кубанского казачества в далекие северные, за полярным кругом, лагеря смерти.
Для этого была создана специальная комиссия, из отпетых жестоких чекистов - садистов, под председательством и ныне благодушенствующего «товарища» Лазаря Кагановича. Теперь его власть сильно пошатнулась, возможно, он сам попадет в те же лагеря смерти, в которые он безжалостно посылал казаков, и это было бы весьма желательно, а для него поучительно и полезно.
Каганович был облечен всею полнотой власти и действовал жестоко и коварно. Этот неограниченный диктатор имел свою резиденцию «на колесах» — в особом поезде, в составе более двадцати роскошных царских вагонах, со всеми удобствами, и находился под опекой верной и многочисленной охраны чекистов.
Обычно поезд останавливался встороне от станции на запасных путях, специально приготовленных для этого. В начале комиссия Кагановича действовала мирно и «любовно». Проводились беседы и давались разные обещания о будущей счастливой жизни. Замаслив бедноту своей ложью, Каганович издавал строгий приказ о «добровольной» сдаче оружия. А когда оружие было сдано и был составлен при помощи бедноты, главным образом из иногородних, список всего населения станицы, с пометками, кто надлежит выселению, тогда на станцию подавалось соответствующее количество скотских вагонов. В один прекрасный день объявлялось, что такие то семья подлежат выселению, им явиться в полном составе на станцию. Их, конечно, сопровождали чекисты.
Всем этим семействам было предложено сдать ключи местным властям, и им говорилось, что их, якобы, посылают на временные работы и они скоро возвратятся в свои очаги. На самом же деле, эти несчастные посылались в лагеря смерти навсегда.
После их отъезда прибывали транспорты из центральных губерний России с людьми, которые комиссией Кагановича распределялись по освобожденным домам сосланных казачьих семей, с правом пользоваться всем, что осталось в доме и хозяйстве, а оставалось все...
Из этих пришлых людей была организована местная власть. Оставшиеся казаки были взяты на подозрение и за малейшее неповиновение, часто мнимое, местной властью каралось, опять таки ссылкой в лагеря.
Пришлый элемент держал себя вызывающе, ибо он поощрялся к этому свыше. Из него были созданы дружины, как бы местная полиция, которая действовала под руководством чекистов.
После обработки данной станицы, комиссия Кагановича со своей многочисленной охраной переезжала в своих вагонах в другую станицу. На все время ее деятельности, во всех станицах был запрещен въезд и выезд. Все находилось под строгим контролем Че-Ка и местных советов.
Первая станица, подвергшаяся выселению, была Кореновская.
В 1944 г., будучи уже в Германии, я встретил знакомого казака донца Агеева, с которым я был знаком по белому движению 1918-19 гг. Агеев при отступлении белых армий заболел тифом, а после выздоровления добрался домой на свой хутор, близь Константиновской, на левом берегу Дона.
Во время раскулачивания он бежал на Кубань и на станции Кореновская устроился под вымышленной фамилией смазчиком. После к нему переехала семья. На станции Агеев проработал до прихода немцев. Он мне и рассказал про выселение казачьего населения этой станицы. Видно было, что трагедия выселения была настолько жуткой, что за 14 лет она не изгладилась из его памяти, а жена и мать его, присутствовавшие при нашей беседе, горько плакали. По его словам, выселяемые казаки кубанцы знали, что их выселяют из их домов, с родной Кубани, навсегда. Поэтому то их погрузка в поезда была необычайно трагична: плачь, смертные обмороки, сопровождавшиеся в то же время расправой чекистов со стариками, женщинами, детьми. Со стороны невозможно было смотреть на эту душераздирающую сцену: окровавленные матери хватали своих детей, прижимали их к груди, теряли сознание, а чекисты бросали этих полуживых людей в вагоны и запирали их на замок... Но все же они не могли справиться с посадкой. Казаки, казачки и дети собрались тесной толпой, которая, будучи прижата к вагонам, все же не желала грузиться. При этом они со слезами и с большим подъемом с чувством душевного страдания и скорби запели: «Ты Кубань, ты наша Родина, вековой наш богатырь...»
Угрозы и побои не помогали... Казаки как будто не замечали чекистов, ни наносимых им побоев, а продолжали со слезами петь... Эта жуткая сцена подействовала на рядовых красноармейцев, на глазах некоторых были слезы, как говорил Агеев. Начальники их, боясь бунта, поспешили сообщить о происходящем Кагановичу, прося принятия чрезвычайных мер. Пришел новый, усиленный отряд чекистов, а казакам было объявлено, что при невыполнении приказа о посадке будет применено оружие. Казаки, поняв серьезность положения и безрезультатность сопротивления, стали грузиться, но продолжали свое пение.
Когда эшелон с несчастными людьми, в запертых на замки вагонах, отошел от станции, плачь и пение были еще долго, долго слышны... Агеев говорил, что все служащие и рабочие станции, имевшие возможность видеть эти сцену, плакали и долго провожали глазами этот трагический поезд...
Несмотря на строгое запрещение хуторам и станицам сообщаться между собой, слухи о работе комиссии Кагановича стали быстро распространяться по Кубани. Уцелевшие казаки снова стали убегать из своих станиц и хуторов в местные партизанские отряды, тогда еще кое где существовавшие, но не проявлявшие такой активности, как раньше: они только скрывались, как могли. Партизанское движение стало принимать все большие размеры. Карачаевцы, черкессы, кабардинцы, ингуши, осетины, которые также в то время подверглись сильным притеснениям, также волновались и восставали.
К началу весны 1930 г. в верховьях рек Кубани, Малки, Белой, в горах Хаморы, Учкулана и в окрестностях городов — Владикавказе, Грозном и др. собралось несколько десятков тысяч партизан. Сов. власть в станицах, хуторах, аулах и некоторых городах этих районов была парализована: сов. работники бездействовали, скрывались или бежали.
В марте повстанцы и партизаны перешли в наступление, но к сожалению, восставшие не имели хороших руководителей и, не наладив необходимой связи между собой, действовали без плана — стихийно.
Спустившись с гор и двигаясь к главной Владикавказской магистрали, кубанские повстанцы уже подходили в ЖД узлу Минеральные Воды, когда навстречу им прибыли бронепоезда и многочисленные эшелоны с частями красной армии. Начались неравные бои. Против казаков-партизан, вооруженных только винтовками и небольшим количеством пулеметов, действовали многочисленные отлично вооруженные регулярные части. Ими были применены броневики, артиллерия и даже самолеты. Повстанцы не ожидали такой огромной силы и были со всех сторон окружены. Их сопротивление было сломлено после отчаянных упорных боев. Они должны были уступить силе, их отряды рассеялись, но многие из них пали в неравных кровавых боях.
Долго еще оставались карательные войска советов «наводить порядки» на Кубани и Кавказе. Террор был неописуемо жестоким. Много было жертв, как при подавлении восстания, так и позже - беспощадно сжигались станицы, хутора, аулы, а их население уничтожалось.
Но знаменитая комиссия Кагановича прекратила свою гнусную работу, не выполнив задания. Ему показалось страшным работать там, где стреляют, ибо он, со своей опричниной, мог расправляться только с безоруженными казаками, женщинами и детьми, ссылая их целыми поездами на верную смерть в лагеря, для этого предназначенные. Комиссия ретировалась в Москву, с докладом о своей деятельности «великому Сталину».
Место Кагановича на Кубани заняла карательная армия, которая расправлялась с ее населением, не нуждаясь уже в вагонах, ибо на месте уничтожала всех тех, кого нужно было вывести в лагеря смерти.
О судьбе других Каз. Войск я имею мало сведений, но нужно полагать, что все они подстрижены советской властью под один гребешок с Доном, Кубанью и Тереком.
В. А. Беляевский.
«Родимый Край», Изд. Донского Войскового Объединения, № 19 ноябрь-декабрь 1958
источник |
