Приобрести книгу в нашем магазине: http://www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15550/

Революция застала Карягина в Петербурге, где он отдыхал, пользуюсь отпуском после ранения. Далеко де глупый человек, он быстро понял, что при новом строе центр тяжести сосредоточен в правительстве, а в совете рабочих и солдатских депутатов. Крайне честолюбивый, он мечтал если не о наполеоновской карьере, то, во всяком случае, о солидном и влиятельном посте в будущей России. Еще не принимая никакого решения, Карягин стал посещать этот совет, не пропуская почти ни одного заседания. Чем чаще посещал он эти собрания, тем больше и больше росло в нем убеждение, что правительство существует лишь до тех пор, пока советы позволяют ему это, что рано или поздно они столкнут его и возьмут власть в свои руки. Не укрылось от его наблюдательного взгляда то, что сам совет делится на две группы: знающих и незнающих, причем знающие делали вид, что они такие же члены совета, как и незнающие, но тем не менее это они руководили политикой совета, пользуясь незнающими как орудием для осуществления своих целей. Время шло и Карягину пора было ехать на фронт, но он сначала всякими законными путями оттягивал отъезд, а затем попросту перестал считаться с военной властью, убедившись в ее слабости и в своей безнаказанности. Далеко не трус, он оставался в Петербурге не потому, что боялся войны, а потому, что новые, открывшиеся после революции, возможности волновали его честолюбие. «Вовремя примкнуть к нужной партии, и я буду шишка», не раз говаривал он себе. Приезд и беспрепятственная агитация Ленина окончательно раскрыли ему глаза, и он записался в партию большевиков. Как ни увлекала Карягина завязавшаяся борьба, мысль о Наташе не покидала его. «Вот упрочу здесь свое положение и тогда примусь ее разыскивать», думал он часто. «Тогда уж ей от меня не увернуться. Все равно защитить будет некому. Жениться, так женюсь, а нет, так и без брака она будет моею», мечтал он, расхаживая по комнате. Теперь, после переворота, он занимал уже одну из видных должностей в военной секции и жил в Смольном институте.
В дверь постучали.
- Войдите! - крикнул Карягин, прекращая свое хождение.
В комнату просунулась голова красногвардейца.
- Товарищ, вас в секцию просят.
- Поминутно беспокоят, - пробурчал Карягин, надевая френч, и выходя из комнаты. В зале, который занимала секция, его встретил, одетый тоже во френч, человек среднего возраста, с ярко выраженным типом семита.
- Вас-то нам и нужно, - заговорил еврей. - Вот в чем дело. Восстание пролетариата в Москве приняло затяжной характер. Уж слишком мало знающих военное дело людей с нашей стороны, тогда как с противной, наоборот, все офицеры и юнкера. Так вот, Совнарком постановил срочно командировать в Москву, для руководства военными операциями, нескольких верных людей из бывших офицеров, в том числе и вас. Так что потрудитесь немедленно собраться, и через полчаса автомобиль отвезет вас на Николаевский вокзал. О документах не беспокойтесь. Все будет приготовлено. В Москве вы поступите в распоряжение товарища Каменева, который там руководит движением. Завтра утром экстренный поезд, я надеюсь, вас доставит в Москву. Желаю успеха. Торопитесь же, - улыбаясь и пожимая руку, закончил он.
«А ведь Наташа из Москвы. Сейчас она, наверное, там», - мелькнуло в голове у Корягина.
Только что казавшаяся неприятной, предстоящая поездка стала и желанной, и приятной.
«Как же мне ее найти? - ломал он себе голову, сидя в купе 1-го класса экстренного поезда, мчавшего его в Москву. - Как-нибудь через санитарную часть. Можно будет потребовать ее адрес через тот же лазарет, в котором она работала. Только уж очень это долго будет. А может быть она и сейчас еще в том лазарете. Нет, не с ее характером ужиться в лазарете при новых порядках. Безусловно, она уехала».
Карягин прибыл в Москву накануне того дня, когда офицеры и юнкера, защищавшие ее, сложили оружие.
- Немножко поздно догадался Совнарком прислать вас, - встретил его товарищ Каменев. - Впрочем, верные люди, знающие военное дело, никогда не повредят. Вот что, я вас назначаю командиром батальона металлургистов. Сейчас батальоном руководят комиссар, товарищ Иткин. Он ровно ничего не понимает в военном деле. Пусть он остается при вас для решения всяких вопросов политического характера, а вы при нем для руководства военными операциями.
- Позвольте, товарищ, - возразил Карягин. - Кто же при ком будет состоять? Я ли при нем, или он при мне? Кто же из нас будет начальник?
- Ах, товарищ, как вы этого не понимаете! Вы и он будете действовать совершенно самостоятельно. Вы, как командир, будете руководить военными операциями, а он - политической и экономической жизнью батальона. Ну, извините, мне некогда, да и вам пора к вашему батальону.
«Вот тебе и командир и верный человек! - рассуждал Карягин, выходя из вагона, в котором жил Каменев. - Все еще не верят подлецы. Хоть ты и верный человек, а все же мы тебя поконтролируем немножко».
Пройдя по указанному Каменевым адресу, Карягин остановился около небольшого двухэтажного домика, вокруг которого были расставлены часовые с двумя, готовыми к действию, пулеметами.
- Однако товарищ Иткин не из храброго десятка, - усмехнулся он.
- Вам, товарищ, кого? - окликнул его один часовых.
- Мне товарища Иткина надо.
- А по какому делу?
- Принять ваш батальон. Я назначен командиром батальона металлургистов.
Часовой нажал кнопку звонка. Вскоре дверь отворилась и из нее выглянула заспанная физиономия какого-то оборванца.
- Товарищ адъютант, вот спрашивают комиссара. Говорят, что командирам вашим назначены.
Оборванец с любопытством оглядел Карягина.
- Позвольте ваши документы, - наконец произнес он.
- Нет уж, товарищ, вы лучше бросьте со мной эти фокусы, - рассердился Карягин. - Я не для шутовства прислан сюда из Смольного. Потрудитесь доложить комиссару, что вновь назначенный командир батальона металлургистов желает его видеть.
Слова Карягина, по-видимому, произвели впечатление, так как оборванец моментально скрылся, а через минуту в дверях появилась фигура маленького человека с крючковатым носом и вообще с отличительными чертами израильского племени.
- Пожалуйте, пожалуйте, - запищал человечек, жестикулируя и сильно картавя. - Вот сюда, вот сюда, - забегал он вперед, указывая дорогу.
Пройдя небольшой коридор, все трое очутились в большой светлой комнате, вероятно, служившей раньше кабинетом какому-нибудь чиновнику.
- Садитесь, пожалуйста, - подвигая Карягину кресло, суетился комиссар.
- Вот, будьте любезны, товарищ комиссар, прочтите эту бумажку, - подавая приказ о своем назначении, проговорил Карягин. - А вот это мое предписание из Смольного.
- Прекрасно, прекрасно, - повторял комиссар, поднося бумаги к своим близоруким глазам.
- Ну-с, так вы удостоверились теперь, что я действительно назначен командиром батальона.
- О, вполне, вполне!
- В таком случае расскажите мне, где батальон размещен, - вытаскивая из кармана план, продолжал Карягин.
- Да видите ли, я, собственно говоря, хорошенько этого не знаю. Ведь я в военном деле очень мало понимаю. Вот товарищ адъютант, тот вам все расскажет. Вообще, военную часть я ему поручил.
- Да какая же теперь, кроме военной, другая часть может быть? - улыбнулся Карягин.
- Как какая? А политическая. А экономическая. Теперь ведь не то, что было раньше. Теперь каждый солдат должен быть сознательным человеком.
- Ну хорошо, хорошо, - прервал Карягин комиссара. - Сообщите мне численность, вооружение и расположение батальона.
Адъютант приблизился, и водя пальцем по плану, принялся рассказывать. Когда тот кончил, Карягин попросил его оставить их с комиссаром одних.
- Товарищ, вы знаете этого человека? - когда адъютант вышел, спросил он.
- Какого человека? Адъютанта-то?
- Да, я вас именно об адъютанте и спрашиваю. - Кто он такой?
- Он бывший офицер, - понижая голос, отвечал комиссар. - За какую-то историю, а может быть за пьянство, его уволили со службы. Это было еще задолго до войны. Потом он работал по разным специальностям. Перед самым нашим восстанием, узнав, что я назначен в этот батальон комиссаром, он предложил мне свои услуги как специалист военного дела. Да вы на счет него не беспокойтесь. Он очень полезный человек, уверяю вас.
- Так коли он полезный, вы бы хоть одели его. А то стыдно сказать. Адъютант новой пролетарской части, а одет, как босяк.
- Да все, знаете, времени не было. Эти военные распоряжения массу времени отнимают.
- Хорошо, от военных распоряжений вы теперь свободны, так уж позаботьтесь о нем.
- Да, да, я непременно, я обязательно…
- Ну-с, а я пойду осмотрю расположение батальона. Может быть, и вы пройдете со мной?
- Нет, нет! Зачем же мне идти? Я ведь все равно ничего не понимаю. Только понапрасну погинуть могу.
Сопровождаемый адъютантом и двумя ординарцами, Карягин отправился на позицию. Оказалось, что люди его батальона, главным образом, были расположены в квартирах верхних этажей, откуда было удобно обстреливать целые кварталы. Остальные же несли патрульную службу по улицам.
- А где у вас пулеметы? - обратился он к адъютанту.
- На крышах.
- Вот это напрасно. Прикажите их немедленно спустить на улицу и расставить по два на перекрестках. А где ротные командиры?
- Какие тут ротные командиры, товарищ. Здесь кто больше кричит, тот и командир. Только именем комиссара мне и удается с ними справиться.
«Ну, это я выясню», - как бы про себя, заметил Калягин.
Только что он собирался идти назад, как заметил группу вооруженных людей, двигавшуюся со стороны центра города.
- Это что за люди?
- Пленных ведут, - всматриваясь в толпу, отвечал адъютант.
- Куда же их?
- Сперва к комиссару, а затем в расход.
В это время толпа поравнялась с Карякиным. Окруженные красногвардейцами, шли мальчики-юнкера. Шли на мучительную смерть. Их стройные, одетые в аккуратно пригнанные шинели, фигуры резко выделялись из общей толпы.
- Где их поймали? - спросил адъютант у одного из конвойных.
- Тут, недалече. Засели они в один домишко угловой да вдоль улицы постреливают себе, и шабаш. Два дня сидели, да прозевали, как ихние отступать стали. Домишко-то мы и окружили. Хотели было штурмом взять, да куды там. Такую трескотню подняли, что не приведи господи. Пришлось обождать. Как расстреляли они патроны, так положили пробиваться к своим. Тут уж мы их и переловили.
Несчастные пленники, по-видимому, знали о предстоящей им участи, так как относились совершенно безучастно к происходившему вокруг. На их бледных, изнуренных лицах можно было прочесть только полное безразличие и апатию. При взгляде на них кровь бросилась к лицу Карягина. Какой-то тайный голос шептал ему, что его место там, среди этих героев, что они близки ему, что они, а не он, идут верной дорогой. Невольно он отвернулся. Спасти их? Нет, мне поздно возвращаться назад. Даром что ли столько подлости и грязи принял я на свою совесть. Пусть гибнут глупые, непонимающие, не хотящие понять того, что происходит. Я понял и, как искусный моряк, лавируя между опасностями, выйду на безопасный и широкий фарватер. Прочь слабость, иначе я свалюсь на полдороге и меня задавят так же, как и этих мальчишек!
После окончательного занятия Москвы большевиками, Карягин продолжал числиться командиром батальона, но фактически совершенно не вмешивался в его жизнь. Он занялся своими делами. Наташа по-прежнему не выходила из его головы. Из рассказов сестер того госпиталя, в котором он ее впервые увидел, Карягин знал, что она была на каких-то высших курсах, но на каких? С методичностью человека, решившегося во что бы то ни стало добиться своего, он начал обходить все существующие в Москве высшие курсы. Пользуясь своим положением, он заставлял перерывать архивы и перечитывать все списки. Однажды, уже теряя надежду на успех своего предприятия, он отправился на сельскохозяйственные курсы, стоявшие на очереди в его списке. Вызвав ректора, Карягин обратился к нему.
- Я вас очень прошу, профессор, помочь мне разыскать мою сестру. Она училась на ваших курсах вплоть до начала войны, а затем поступила в сестры милосердия.
- Трудную задачу вы мне задаете, - улыбнулся ректор. - Сами же вы говорите, что ваша сестра ушла с курсов. Каким же образом мы можем знать, где она находится теперь?
- Я и не прошу об этом. Дайте мне только адрес ее квартиры, где она жила во время слушания курсов. Дальше я сам постараюсь узнать.
- Что ж, если книга с адресами еще сохранилась в архиве, то вашу просьбу будет легко исполнить. Да вот пройдемте в архив. Вам за какой год? - роясь в запыленных книгах и тетрадях, спросил он.
- Да перед самой войной.
- Значит, 1914-й. Извольте, - передал он Карягину тетрадь.
С лихорадочной поспешностью тот начал перелистывать страницы.
- Неужели и здесь не повезет? «Наталия Владимировна Воробьева», - прочел он с радостным волнением.
- Очень благодарю вас, господин ректор, - записывая адрес, откланивался он.
- Что, нашли?
- Да, благодарю вас, нашел.
- А как фамилия вашей сестры?
Но Карягин уже не слышал. Он торопился по адресу.
«А что, - соображал он, - если она и сейчас там живет. Впрочем, нет, не может быть. Не такой уж человек, чтобы сидеть сложа руки в такое время».
Без труда разыскав квартиру Наташи, он позвонил. Прошло несколько минут ожидания и дверь отворилась.
- Что вам угодно? - спросила его взволнованная Мария Васильевна.
С тех пор, как воцарялись большевики, бедная женщина не могла слышать звонка. Обязательно волновалась.
- Скажите, пожалуйста, здесь живет Наталия Владимировна Воробьева?
- Раньше жила, но вот уже четвертый день как выехала.
- А куда она выбила?
- Этого я не знаю, - подозрительно оглядывая Карягина, отвечала она. - Сложила вещи, да и уехала, а куда, я и не полюбопытствовала спросить.
«Знает или не знает? - сверлила мысль голову Карягина. - Если знает, то я заставлю ее разговориться».
- Да вам на что ее нужно? - обратив внимание на огорченное лицо незнакомца, полюбопытствовала хозяйка.
Перемена в тоне собеседницы не ускользнула от внимания Карягина. «Знает», решил он.
- Как же мне ее не искать! Ведь она же моя невеста.
- Вот как, - сочувственно протянула Мария Васильевна. - А я и не подозревала, что Наталия Владимировна собирается замуж. Ну уж коли вы жених, неудобно как-то говорить о таких вещах на улице. Видите ли, сама-то я не знаю, куда она уехала, но вам может помочь ее подруга, которая все время жила с ней в одной комнате. Уж она, наверное, знает.
- А где же эта подруга?
- Она скоро придет. Вы не стесняйтесь, молодой человек. Посидите у меня. Я уверена, что самое большее через полчаса она будет дома. Когда же это вы познакомились с Наталией Владимировной?
- Во время войны. Ведь она была сестрою в лазарете N-ской дивизии, на Румынском фронте. Я у нее в палате, после ранения, лежал.
- Очень, очень приятно познакомиться с женихом Наталии Владимировны, - тараторила Мария Васильевна, угощая Карягина чаем и совершенно забыв первоначальные свои подозревая. - Да, прелестная девушка. И ведь какая энергичная. Вы знаете, как она тут у меня в квартире одного юнкера спасла?
- Нет, этого я не слышал. Расскажите, пожалуйста.
Доверчивая женщина, ничего не тая, передала ему все, что читателю уже известно.
- Да, это на нее похоже, - отвечая на свои мысли, произнес Карягин.
Раздался звонок.
- Это, вероятно, Евгения Николаевна вернулась. Это подруга вашей невесты, - заметив вопросительный взгляд гостя, пояснила хозяйка.
Через минуту Карягин услышал, как дверь отворилась и молодой девичий голос произнес:
- Это ложь! Я знаю, наверное, что у подруги нет никакого жениха.
- Да что вы, Евгения Николаевна, - отвечал голос хозяйки. - Ведь жених-то здесь, налицо.
- Это не жених. Я не знаю, зачем он лжет, но что он лжет, так в этом я ни минуты не сомневаюсь.
«Видно, добром с этой девчонкой не сладить», - подумал Карягин, выходя в переднюю.
- Извините, барышня, - обратился он к Жене. - Ведь это вы подруга моей невесты, Наталии Владимировны Воробьевой?
- Да, я ее подруга.
- Вы, конечно, поймете мое состояние. Состояние потерявшего невесту, и поможете мне найти ее.
- К сожалению, я не могу вам помочь, так как не знаю, куда она уехала.
- Подумайте хорошенько, - подавая ей, свой большевистский документ, продолжал он.
- Что это значит? Ах, так вы большевик? В таком случае, я должна вам сказать, что моя подруга невестою большевика никак не может быть. Вернее всего, что ваша невеста и моя подруга попросту однофамильцы.
- Не беспокойтесь, я не ошибаюсь, - ледяным тоном отвечал Карягин. - Впрочем, теперь, в сущности, нет никакой надобности доказывать, невеста ли ваша подруга или нет. Я просто желаю знать, куда уехала ваша подруга.
- Вы меня удивляете. Ведь я же вам сказала, что не знаю.
- Еще раз прошу подумать, иначе мне придется арестовать и вас, и вашу хозяйку.
- Что же, арестуйте.
- А вы знаете, что значит для молодой, хорошенькой барышни быть арестованной теперь? Имейте в виду, что распущенные и разнузданные красноармейцы не пощадят хорошенькой буржуйки.
- Однако и подлец же вы! - вся вспыхнув и меряя Карягина негодующим взглядом, произнесла Женя.
Несчастная Мария Васильевна, поняв, кому она так доверчиво рассказала о происшествиях последних дней, ни жива ни мертва стояла в передней и только переводила испуганный взгляд с Жени на Карягина и обратно.
- Оставим эпитеты в стороне, милая барышня, - продолжал Карягин. - Угодно ли вам ответить на мой вопрос? Имейте в виду, что если ваш ответ окажется лживым, то от ареста вам не уйти. А уж я сумею проверить, правду ли вы сказали.
Несколько мгновений длилось молчание. Бедная Женя всматривалась в стоящего перед ней человека и колебалась. Ей не верилось, чтобы интеллигентный человек, офицер, был бы способным на такую низость.
Карягин, скрестил руки, несколько расставил ноги и, покачиваясь на носках, с самым наглым видом, какой только мог себе придать, уставился на собеседницу. На секунду глаза их встретились.
«Нет, этот негодяй на все способен», - подумала Женя.
- Она уехала в Новочеркасск, - уже открыв дверь и не оборачиваясь, произнесла она.
«А ведь я так и думал, - рассуждал сам с собой Карягин, шагая по улице, после посещения квартиры Наташи. - Эта упрямая девочка только подтвердила то, в чем я и так был уверен». Только почему-то мысль о Новочеркасске была какой-то туманной и неясной. Скорее предчувствием, нежели мыслью. «Так, так. Да и куда бы могла уехать эта пылкая, экзальтированная девушка, как не к Каледину? На подвиг! Ведь подумать только, как красиво: непокорные пришедшему хаму, патриоты… Спасатели Родины… Что же лучше для этой головки? Все это прекрасно, но как мне ее достать оттуда?»
Внезапно Карягин был остановлен каким-то господином. Радостно улыбаясь, он протягивал ему обе руки:
- Карягин, голубчик! Вот неожиданная встреча! Какими ты здесь судьбами?
Оторвавшись от своих размышлений и вглядевшись в остановившего его господина, Карягин с трудом узнал одного из своих товарищей по полку, ротмистра Зайцева.
- Что, трудно узнать? - продолжал тот. - Да, братец ты мой. Я сам себя не узнаю, как посмотрюсь в зеркало. До чего меняет костюм.
Расцеловавшись, приятели пошли вместе.
- Ты что же тут делаешь? - полюбопытствовал Калягин.
- Ровным счетом ничего. Впрочем, я тут проездом. Завтра собираюсь покинуть эти прекрасные места.
- Уезжаешь? Куда же?
- Куда же теперь может ехать честный офицер? На Дон, конечно, - нагибаясь к самому уху Карягина, произнес тот. - А ты туда не собираешься?
Заданный приятелем вопрос вдруг навел Карягина на новую мысль.
- Конечно, собираюсь, - отвечал он. - Вот только не знаю, как все это устроить. Ведь нужно хоть какие-нибудь документы достать. С одним отпускным офицерским билетом далеко не уедешь.
- Если задержка только в этом, то я ее в два счета устраню. Здесь, в Москве, есть несколько представителей Корнилова. Один из них мой старинный приятель. Ели хочешь, мы можем сейчас же к нему завернуть, и он, по моей рекомендации, выдаст тебе и подложный документ, и предписание и даже немножко денег, если у тебя не хватает на дорогу.
- Вот этим, дружище, очень обяжешь, - радостным тоном отвечал Карягин.
- В таком случае идем сейчас же, так как перед отъездом предстоит сделать несколько визитов, а времени мало.
«Однако сегодняшний день я не потерял даром, - рассуждал Карягин, возвращаясь домой. - Во-первых, узнал, куда уехала моя дикая козочка, а во-вторых, это предписание, которое так доверчиво мне выдали. Оно мне может очень и очень помочь в будущем. Теперь надо будет устроиться в один из тех карательных отрядов, что отправляются на Дон. А там или, разбив Корнилова, силой ее захвачу, если же нет, то, благодаря предписанию, можно будет проникнуть к белым. И при первой возможности выкрасть ее».
В комнате, которую он занимал в лучшей гостинице, его ждала повестка из военного комиссариата.
«Завтра в девять часов утра вас ожидает комиссар по военным делам», - значилось в повестке.
- Это куда еще упечь меня собираются. Вот будет штука, если меня куда-нибудь надолго пошлют. Этак все мои планы расстроятся. Ну да еще посмотрим. Если что-нибудь не подходящее, можно и отбрыкнуться.
Ровно в 9 часов утра следующего дня Карягин входил в кабинет военного комиссара.
- Вас то мне и нужно, - обратился к нему тот. - Присядьте, товарищ. Дело, по которому я вас вызвал, заключается в следующем: возможно скорее вам надо ехать в Екатеринодар. Вчера я получил донесение от товарища Сорокина, командующего нашими войсками на юге. Он жалуется, что благодаря недостатку в армии военспецов, на которых можно было бы положиться, Корнилов, несмотря на свою малочисленность, в каждом бою одерживает победу. Хотя мы и сами нуждаемся в людях, знающих военное дело и преданных революции, все же я решил командировать к Сорокину трех бывших офицеров. В том числе и вас. Я уверен, что не пройдет двух-трех недель, как вы покончите с Корниловым. Тогда я вас вызову сюда. Вы получите должность, более соответствующую вашим заслугам перед революцией. Пока возьмите приготовленные в канцелярии бумаги и поезжайте.
«Везет как утопленнику, - думал Карягин, возвращаясь домой. - Ведь только вчера подумал, что надо устраиваться на юг, а тут без малейшего усилия с моей стороны на другой же день желание мое исполняется. Хорошее начало - хорошее предзнаменование. Все равно мне достанешься. Нет, милая моя козочка. Не уйти тебе от меня».
Путешествуя в отдельном купе первого класса, Карягин и не заметил, как очутился в Екатеринодаре. Остановился в лучшей гостинице, где ему отвели номер, лишь только взглянув на предъявленные им бумаги. Карягин отправился к Сорокину.
- Доложите товарищу командиру, что я прибыл от московского военкома как военспец, - обратился он к дежурному секретарю.
Прождав минут пять, Карягин был приглашен в кабинет к Сорокину.
За большим, заваленным картами, столом сидел молодой, лет тридцати, человек, окруженный несколькими помощниками. Водя циркулем по карте, Сорокин о чем-то оживленно спорил, не соглашаясь с приводимыми ему доводами.
- А вот мы сейчас свежего человека спросим, - прервал он спор при входе Карягина. - Вы бывший офицер? - спросил он, просматривая бумаги, которые подал ему Карягин. - Прекрасно. В специалистах мы сильно нуждаемся. Вы пришли весьма кстати. Вот взгляните на карту. Видите, это путь Корнилова до вчерашнего дня, а это Покровского. Как вы полагаете? Куда Корнилов направит новый удар? Я уверен, что он изберет вот это направление, - указав место на карте, снова заговорил Сорокин. - Они же, - указывая на своих оппонентов, продолжал он, - уверяют, что этого пути Корнилов ни за что не изберет, а двинется вот сюда.
- Да послушайте, товарищ, - возразил один из членов штаба, как догадался Карягин. - Ведь надо же Корнилову искать соединения с отступающим Покровским. Или вы думаете, что он пренебрежет его отрядом.
- Конечно нет, но, по-моему, он постарается соединиться с Покровским вот здесь. Ну-с, товарищ Карягин, сообщите нам ваше мнение.
- Мне кажется, - водя циркулем по карте, начал Карягин, - что Корнилов двинется на станицу Новодмитриевскую, рассчитывая, если не соединиться с Покровским, то по крайней мере пересечь его путь.
- И вы против меня, - улыбнулся Сорокин. - Ну ладно, - уже начальническим тоном продолжал он. - Там видно будет. Пока, на всякий случай, мы укрепим Новодмитриевскую. Вы товарищ, будете назначены командиром отдельного отряда. Я вам даю две пушки, двенадцать пулеметов, эскадрон кавалерии и два полка пехоты. Отряд этот уже сформирован и сегодня в два часа будет грузиться в поезд. Так вот, отправляйтесь, займите Новодмитриевскую и наблюдайте за соседними станицами. О малейшем замеченном движении корниловцев немедленно телеграфируйте. Что касается снабжения вашего отряда всем необходимым, то об этой позаботится комиссар отряда товарищ Ициксон.
«Опять комиссар. И тут не верят», - мелькнула, мысль в голове Карягина.
- Не забудьте окопаться как следует, - уже отпуская Карягина, вдруг вспомнил Сорокин. - Имейте в виду, что окопы, по вашему указанию, должны быть выкопаны казаками станицы. Я везде ввожу такой порядок, чтобы облегчать бойцов.
Уже третий день как отряд Карягина занимал станицу Новодмитриевскую. Погода стояла сносная. Было достаточно сухо, а потому окопы были закончены еще в первые два дня. Расположились в доме станичного священника, которого Ициксон запер в сарай, Карягин и комиссар отдыхали. Ежедневно посылавшиеся до соседних станиц разъезды доносили, что неприятеля не слышно и не видно. Только на третий день один из разъездов привез слух, что находящаяся в сорока верстах большая станица Афибская занята Корниловым.
«Если слух этот подтвердится, - соображал Карягин, - то сомнений нет - Корнилов изберет путь через Новодмитриевскую. Завтра придется принять оборонительное положение и попросить подкреплений».
Поднявшись на другое утро, он начал было распоряжаться выводом пехоты в окопы, но начавшийся дождь вскоре изменил его намерение. Он ограничился высылкой разъездов да приказанием пехоте быть в полной готовности. Дождь, как сквозь сито, не прекращался. Вскоре и улицы станицы, и дороги потонули в невылазной грязи.
«Не думаю, - рассуждал Карягин, - чтобы Корнилов повел людей по такой погоде. Хотя осторожность не повредит».
И, несмотря на просьбы командира эскадрона, он не прекращал разъездов. К полудню дождь перешел в снег и началась форменная метель. Еще было светло, когда во главе одного из разъездов, Карягин, сопровождаемый комиссаром, объезжал свои укрепления. Снег падал огромными хлопьям. В воздухе как бы висела густая белая кисея. Поднявшийся ветер намел целые сугробы. Снег совершенно заровнял окопы. Мороз крепчал. Подъехав к ручью, который еще утром не представлял собой ни малейшего затруднения для пешехода, Карягин увидел широкий и бурный поток.
- Вот прекрасная защита, - весело крикнул он, подъезжая к закутанной фигуре волновавшегося комиссара.
- Вот думаете он непроходим? - обратился к нему последний.
- Не то чтобы вовсе непроходим, но на переправу понадобится много времени. А если с этого берега немножко пострелять, то я думаю, что Корнилову ручья не перейти. Если только он действительно решил нас атаковать сегодня, во что я не верю, то он со своею бандою или замерзнет по ту сторону ручья, или уложит всех под нашим огнем во время переправы.
Успокоенный вернулся он домой, сопутствуемый комиссаром и командиром эскадрона.
- С морозцу недурно бы и по рюмочке пропустить, - обратился он к спутникам. - Вы бы, товарищ Ициксон, распорядились бы этим делом, а мы пока потолкуем с командиром эскадрона. Вот что, товарищ, - обратился он к кавалеристу. - Когда стемнеет, вышлите один разъезд по направлению к ручью. Так как сегодня очень холодно, то сменяйте людей через каждые два часа.
В начальники разъездов назначьте Федченко и Кошкина. Эти двое пусть всю ночь ездят. Поняли.
- Отчего же других не назначать. Ведь этак для Кошкина и Федченко обидно будет.
- Это уж мое дело, товарищ. Вы ведь знаете. Время военное и рассуждений быть не должно. Приказано и сделано. Ведь так?
- Ладно, товарищ. Будет исполнено.
- Вы вот выпейте-ка рюмочку на дорогу, - наливая из принесенного попадьей графина, продолжал Карягин.
- За ваше здоровье, товарищ. За полную победу, - выпивая рюмку, провозгласил командир эскадрона, обтирая усы. - Покойной ночи.