Приобрести книгу в нашем магазине: http://www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15550/

Мы оставили Глеба с его моряками в тот момент, когда он ворвался в дом священника.
- Перевязать этих негодяев, - оборачиваясь назад, крикнул он. - Сдается мне, что мы поймали главарей. Их надо живыми в штаб доставить.
Басов и Бутенев бросились исполнять приказание.
- Извините, господин капитан, - вдруг заговорил один из арестованных. - Вы делаете большую ошибку, обращаясь со мною таким образом. Я такой же офицер, как и вы. Я…
- А так ты еще и офицер? Так тебя повесить мало предатель. Ну да в штабе разберутся.
- Я имею документы, - отступая и не давая стоявшему в нерешительности Бутеневу себя связать, продолжал тот. - Я имею документы, доказывающее, что…
- Э, какие там документы. Мичман Бутенев, почему этот негодяй не связан? - крикнул Глеб.
«Что за противная рожа, - между тем рассуждал он про себя, искоса поглядывая за пленного офицера. - Не даром изменил своей совести. Негодяй».
- Ну, господа, двигаемся дальше. А этих двух мерзавцев поручаю вам, Басов. Доставьте их в штаб живыми или мертвыми. При попытке к побегу вы знаете, что делать. Без разговоров пулю в затылок. Ну, с Богом.
Часа два или три продолжалась ловля рассеянных по станции красных. Между тем погода изменилась. Снег прекратился. Ветер разогнал тучи и стих. Погода стала прекрасной. Огромная полная луна выплыла из-за горизонта и осветила своим бледным светом только что взятую станицу. По улицам взад и вперед двигались патрули добровольцев.
- Господин лейтенант, - нагоняя на одной из улиц патрулировавшего Глеба, остановил его офицер связи. - Вас командир роты просит.
- А где он?
- Вон в той хате, в которой огонь светится.
- Ага. Вижу. Скажите, что сейчас приду.
- Господа, меня ротный командир зовет. Он вон в той хате. Вы же, пока что, погрейтесь немножко. Идите вон в эти соседние хаты. Но только, Боже сохрани, не теряйте связи друг с другом и со мною.
- Здравствуйте, лейтенант, - приветствовал Глеба уже успевший отогреться Дукаров. - Маленькую неприятность должен вам сообщить. Сейчас получил распоряжение о том, что наша рота назначена на остаток ночи в сторожевое охранение. Ранним утром нас сменит первая рота, а пока, хочешь не хочешь, придется померзнуть.
Глеб поморщился.
- Что же это, господин ротмистр. Нашу роту, что называется, и в хвост и в гриву. Ведь люди насквозь мокрые.
- Знаю, знаю. Да что поделаешь. Приказание категорическое. Ах да, это вы захватили комиссаров.
- Да, накрыл их еще не одетыми. Почивать изволили, пока мы станицу брали.
- Но представьте себе. Когда ваши моряки привели их в штаб, я как раз был там в это время, так один из них заявил, что он офицер. Ротмистр Карякин, какой-то. И что он попал на Дон специально, чтобы явиться в нашу армию. Даже предписание от нашего московского агента представил.
- Ну это он врет, - решил Глеб.
- Да вот подите же. Доказывает, что для нашей же пользы выпросил у красного командования назначения в командиры того отряда, который мы сегодня выгнали из станицы. Уверяет, что нарочно не принял элементарных мир предосторожности, чтобы облегчить нам занятие станицы.
- Врет негодяй, - повторил Глеб.
- Да и мне тоже сдается. Впрочем, кто его разберет. Посмотрим, как решит Корнилов.
- Ну а другой мой пленник?
- Другой-то, несомненно, комиссар. Его то уж, наверное, повесят.
- Так в каком же месте прикажете выставить караул от моего взвода?
- Займите-ка вы северный выход из станицы.
- Тот самый, через который сегодня бежали красные?
- Да-да. А вот вам записка с паролем и с пропуском.
Яркое солнце освещало белый снег, покрывавший поля, крыши домов и висевший пушистыми, нежными массами на ветвях деревьев. Налетавший иногда легкий ветерок сдувал его на неосторожных прохожих. Станичная площадь с большою церковью посередине, несмотря на ранний час, была оживлена. Множество людей сновало взад и вперед. Тут были и добровольцы, но главным образом здесь суетились местные жители.
- Никита, а Никита, - раздавался пронзительный женский голос из середины небольшой кучки людей, которые обступили какое-то деревянное сооружение, над окончанием которого еще возились плотники, постукивая топорами. - Никита, это что же тут строить будут?
- Шафот, - отвечал флегматичным тоном Никита.
- Чево такое?
- Шафот, тебе говорят. Шафот, на котором комиссаров вешать будут.
- Значит, виселицу? - не унималась любопытная баба.
- Дура. Сказано шафот. То по-старому виселицей называлось, а нынче шафот.
- Ишь ты дело какое.
- А кого ты оказал, вешать-то будут.
- Известно кого. Комиссаров да камячейку.
- Это какую же камячейку?
- Фу ты дура какая. Да ты что не знаешь, что ли, Василия Прохорова, Семена Федорова…
- А, так, значит, бедноту. Так ты бы так прямо и сказал. А то «камячейка», - осердилась баба.
В толпе послышался смех.
- А когда же вешать начнут?
- Обожди маленько. Еще на суд их поведут.
Внезапно толпа насторожилась.
- Ведут, - пронеслось над ней.
Все обернулись к небольшому сараю. Из открывшихся дверей вышло несколько добровольцев, окруживших небольшую группу арестантов. Пересекая площадь, шествие направилось к двухэтажному дому, над которым развевался трехцветный флаг.
- Это что ж, Корнилов сам судить будет? - снова послышался голос любопытной бабы, но ей никто не ответил.
В доме, куда привели арестованных, помещался Корнилов со штабом и там же сегодня заседал военно-полевой суд. За небольшим столом, покрытым белой скатеркой, сидел председатель, пожилой генерал. По обеим сторонам его поместились члены, а за отдельным столиком у самых дверей - молодой офицер, исполнявший роль делопроизводителя. Кроме суда в комнате находилось еще человек десять жавшихся у стен свидетелей и священник, только что окончивший приводить их к присяге.
- Благодарю вас, батюшка. Пока ваши услуги больше не нужны, - обратился председатель к священнику. - Ввести подсудимого, именующего себя ротмистром Карягиным, - приказал он делопроизводителю.
Двери отворились и, сопровождаемый двумя добровольцами с шашками наголо, вошел Карягин. В его голубых, нагло смотревших глазах, нельзя было прочесть страха или беспокойства. Держался он весьма свободно. Подойдя к столу, он вежливо, но не подобострастно, а с чувством собственного достоинства, поклонился.
- Назовите ваше имя, отчество и фамилию, - начал председатель, не глядя на него и не отвечая на поклон.
Карягин повиновался.
- Вы обвиняетесь в том, что забыв совесть, честь и свое офицерское достоинство, если только действительно офицер, командовали бандой красных разбойников, действовавшей против нас и нашей родины.
- Ваше превосходительство, - начал Карягин твердым голосом. - Я не собираюсь отрекаться от того, что я действительно командовал этой бандой. Мало того. Я должен доложить, что сам просил красное командование…
- Не командование, а разбойничье атаманство, - резко перебил его генерал.
- Я сам просил о назначении меня в один из отрядов действующих против вас. Цель же моя была, во чтобы то ни стало пробиться к вам и явиться к генералу Корнилову, о чем свидетельствует и то предписание, которое отобрали у меня при аресте.
- Ну, это предписание мало что доказывает. Вы могли найти его, снять с убитого или отнять у пленного.
- Это верно, ваше превосходительство, но мои документы, мой отпускной билет. Они свидетельствуют о том, что предписание выдано именно мне и что я действительно ротмистр Карягин.
- Не убедительно, - пробурчал генерал. - А что может служить гарантией, что и эти документы не достались вам таким же способом, как и предписание?
Карягин задумался.
«Черт их знает. Как же им доказать, что я действительно я».
Невольно вспомнилась ему виселица, которую он мельком видел, проходя через площадь. Мурашки пробежали по его спине. Вдруг он вспомнил о ротмистре Зайцеве, который помог ему в Москве достать подложные документы и предписание.
«Ведь Зайцев ехал к Корнилову. Если он доехал, я спасен».
- Ваше превосходительство, - снова заговорил он. - В одной из военных частей добровольческой армии находится мой товарищ, но N-скому полку. Ротмистр Зайцев. Он может засвидетельствовать не только мою личность, но и мое стремление попасть в добровольческую армию во время нашего совместного пребывания в Москве.
- Зайцев? - переспросил генерал.
- Делопроизводитель, попросите в штабе дать справку, находится ли у вас ротмистр Зайцев N-ского полка. Если он состоит у нас, то попросите немедленно прислать его в суд.
- Ну-с, хорошо, - продолжал старик, снова обращаясь к Карягину. - Что еще вы можете сказать для своего оправдания.
- У меня остается еще немного, что я хотел бы доложить суду, - отвечал последний. - Я хочу обратить внимание суда на то, как была организована защита и охрана станицы от наступающих частей добровольческой армии отрядом, которым я командовал. Для всякого военного человека, по моему мнению, должно быть совершенно ясно, что обороной руководил человек или ничего не понимающий в военном деле, или обдуманно способствующий неприятелю. Зная из опроса проезжих о вашем наступлении, я принял все меры, чтобы облегчить и обеспечить вашу победу. Мною был выслан только один разъезд, которого не выслать я не мог, опасаясь обвинения в предательстве или, по крайней мере, возникновения подозрений у комиссара. Он от меня не отходил. Никаких других мер безопасности мною принято не было. Ни одного караула или заставы я не выставил. Весь мой отряд в полном составе, за исключением одного разъезда, спал по квартирам.
- Имеются ли, господа, какие-либо вопросы? - обратился генерал по очереди к обоим членам суда, слегка наклоняясь в сторону спрашиваемого.
Последовали отрицательные ответы.
- Хорошо, пока нам сообщат о ротмистре Зайцеве, потрудитесь-ка стать вон в тот угол и обождать.
Как и Карягин, сопровождаемый конвойными, испуганно озираясь, вошел комиссар. Увидев председателя, он бросился перед ним на колени.
- Ваше превосходительство, - быстро-быстро заговорил он. - Ваше превосходительство, пощадите. Я не своею волею. Партийная дисциплина заставила. Я не хотел идти против народных патриотов, но не мог не подчиниться силе. Вот он свидетель, - тут он бросил умоляющий взгляд на Карягина. - Они свидетель, как я любил генерала Корнилова, который так геройски убежал из австрийского плена. Я…
- Да замолчишь ли ты! - топнул ногою генерал. - Как твое имя, отчество и фамилия?
Бледный как мертвец, со слезами, стоявшими в глазах, комиссар назвал себя.
- Ты ли был комиссаром той шайки разбойников, которую этой ночью мы выгнали из станицы?
- Да, ваше превосходительство. Я был комиссаром, но клянусь вам Богом, что не по своей воле. Клянусь, что никогда не буду больше, как бы меня ни пугали…
- Довольно, - остановил его генерал.
Задав обычный вопрос членам суда о неимении вопросов, он велел вывести подсудимого.
Шатаясь, с блуждающим взглядом, несчастный поднялся с колен. Несмотря на старание конвойных, он ни за что не хотел встать на ноги, во все время допроса.
- Пощадите, - прерывающимся голосом произнес он и, поклонившись, вслед за конвойными пошел к дверям.
«Сыщут Зайцева или нет?» - сверлила мысль в голове Карягина. Воображение уже рисовало ему площадь. Толпу народа, виселицу и его, Карягина, стоящего на эшафоте с петлей на шее. Ожидание начинало волновать его нервы. Он с досадою заметил, что начал дрожать мелкой дрожью.
«Лишь бы судьи не заметили», - силился он одолеть свою слабость.
Как в тумане прошел перед ним допрос комиссара. Как будто издалека доносились до него вопросы председателя и ответы подсудимого.
- Ввести следующего, - между тем приказал генерал.
- Ваше превосходительство, ротмистр Зайцев явился, - произнесла чья-то голова, просунувшись в приоткрытую дверь.
Как будто птицы запели в душе Карягина.
«Спасен», - мысленно поздравил он себя, и к нему снова вернулась вся его бодрость.
- Пусть войдет, - ответил генерал.
- Знаете ли вы этого человека? - обратился он к вошедшему.
Зайцев обернулся, и при виде Карягина лицо его изобразило удивление, а затем неподдельную радость.
- Так точно, ваше превосходительство. Эго ротмистр Карягин, мой однополчанин.
- А можете ли вы засвидетельствовать, что он действительно пытался проехать в добровольческую армию?
- Безусловно, могу. Мы, ваше превосходительство, с ним внести хлопотали в Москве о получении предписаний и подложных паспортов. С этой стороны я могу поручиться за ротмистра Карягина.
- Хорошо. Вывести подсудимого. Только ведите его в помещение штаба. Пусть там обождет решения суда.
Карягин, сопровождаемый Зайцевым и двумя конвойными, вышел в коридор.
- Следующего, - услышал он голос председателя.
- Как ты попал сюда? - накинулся на него Зайцев, лишь только они очутились за дверями. - Вот так встреча! Да еще где? В заседании полевого суда!
В двух словах Карягин рассказал ему придуманную им историю о том, как он, задержавшись в Москве, выехать уже не мог. Как ему пришлось, чтобы пробраться в армию, поступить в красные командиры.
- Ловко! - одобрил Зайцев, выслушав эту историю. - Только с твоей энергией и было возможно преодолеть столько препятствий. Ну теперь тебя конечно оправдают. В этом сомнений быть не может. Так не хочешь ли поступить в наш отряд? Опять вместе послужим.
- Конечно хочу.
- В таком случае, ты здесь постой, а я сбегаю к командиру и притащу его сюда, чтобы он похлопотал о твоем назначении. Надо торопиться, а то, чего доброго, засунут тебя в пехоту. До скорого, - уже из-за дверей крикнул он.
В ожидании решения своей судьбы, Карягин, под охраной конвойных, оставался стоять в коридоре. Мимо него то и дело сновали рассыльные и адъютанты. Сквозь запертую дверь комнаты, в которой заседал суд, было слышно почти каждое слово, но Карягина суд больше не интересовал. Только что избежав опасности быть повышенным, он чувствовал себя удивительно легко.
«Что же, - размышлял он. - Если не удался мой первый план - разбить Корнилова и захватить Наташу силой, зато я на пути к осуществлению второго. Осмотрюсь, познакомлюсь с обстановкой, тогда и начну действовать. Милая моя козочка, - продолжал он мечтать. - Ты и не подозреваешь, что ради тебя сегодня я чуть не погиб ужасной смертью. Но, безусловно, удача мне сопутствует. Я глубоко уверен, что недолго придется ждать осуществления моего плана».
Внезапно его мечты были прерваны появлением делопроизводителя суда, скользнув через коридор и открыв дверь в канцелярию, он попросил дежурного адъютанта доложить командующему, что заседание суда окончено и что председатель просит разрешения представить приговоры на утверждение.
Адъютант направился к одной из запертых дверей и постучал.
- Войдите, - раздался резкий голос.
Придерживая шашку, адъютант исчез в дверях и очутился в небольшой опрятной, комнате. В ней помещался Корнилов.
Рассматривая разложенные на столе карты и просматривая донесения, генерал стоял, нагнувшись над столом и прихлебывал чай из стакана.
- Что скажете? - обратил он свое энергичное сухое лицо с немножко раскосыми глазами к вошедшему.
- Ваше превосходительство, полевой суд закончил свое заседание. Председатель просит разрешения представить приговоры на ваше утверждение.
- Хорошо, пригласите председателя, да, кстати, оповестите командира конного отряда, чтобы он был готов к походу через два часа, а за инструкциями чтобы явился во мне.
- Слушаюсь, ваше превосходительство.
Через минуту, держа под мышкой папку с приговорами, мимо Карягина, дружелюбно улыбнувшись ему, прошел председатель суда и скрылся в дверях канцелярии.
- Пожалуйте, пожалуйте, ваше превосходительство, - протягивая руку, встретил Корнилов старика. - Что, много народу повесили? - улыбнулся он, принимая бумаги и усаживаясь за стол.
- Да, вот троих приговорили к повешению, восьмерых к розгам, а одного оправдали, - усаживаясь напротив Корнилова, докладывал генерал.
- Кто эти три смертника?
- Один - комиссар отряда, который занимал станицу до вашего прихода. Другой - станичный комиссар, в свое время повесивший станичного атамана, а третий - председатель комитета бедноты.
- Утверждаю, - написал Корнилов на первых трех приговорах.
- Вот эти три присуждены к розгам. Это все члены комитета бедноты.
«Утверждаю», - вновь написал Корнилов.
- А это вот оправдательный приговор касается командира красного отряда.
- Почему же оправдательный? - удивился Корнилов, принимаясь читать приговор. - Так. Он вам доказал, что умышленно не принял охранительных мер, чтобы облегчить нашу задачу? Знаете, не верю я этому. Мер он не принял потому, что не допускал возможности нашего наступления в такую погоду. Я и сам не предпринял бы его, если бы знал, что погода так круто изменится. Гм, при нем оказалось предписание моего московского агента. Ах, вот что! Его опознал и за него поручился ротмистр Зайцев. Да, вы правы, конечно. Хотя я почему-то на верю ему. Впрочем, будущее покажет, а пока я и этот приговор утверждаю.
- Ваше превосходительство, - раздался голос дежурного адъютанта. - Командир конного отряда прибыл за инструкциями.
- Хорошо. Пригласите его сюда.
- Вас я очень благодарю, - обратился Корнилов к председателю суда. - Теперь же прошу извинить, - продолжал он вставая. - Приговор передайте старшему адъютанту для исполнения. Сами идите отдыхать. Ведь еще не спали, пожалуй.
- Да, признаться, пока нашел квартиру и устроился… так и утро наступило, а тут суд начался, - отвечал старик, пожимая протянутую ему руку.
Только что он вышел, как перед Корниловым появился молодой, лет тридцати пяти, полковник, командующий конным отрядом.
- Здравствуйте, садитесь, полковник, - приветствовал его Корнилов. - В каком состоянии ваш отряд?
- Через час буду готов к походу, ваше превосходительство. Только должен доложить, что люди, после вчерашнего перехода, еще не успели отдохнуть, отогреться и обсушиться. Кроме того, есть человек восемь с отмороженными ногами.
- Все это я знаю, но обстоятельства не позволяют ждать. Необходимо сегодня же, пока красные не успели стянуть сюда подкреплений, выполнить одну операцию. Через час вы со всем своим отрядом отправитесь в станицу Калужскую и отвезете генералу Покровскому мой приказ немедленно перейти со всеми своими силами и обозами сюда. Посылаю вас со всем вашим отрядом потому, что предполагаю на вашем пути присутствие неприятельской конницы. Предполагаю, что генерал Покровский выступит не позже завтрашнего утра. На всякий случай, чтобы обезопасить движение обоза, завтра же утром я вышлю вам навстречу полк пехоты, который встретит вас на полдороге. Ну-с, с Богом, - протягивая руку, закончил он.
Простившись, полковник все еще не уходил.
- Что, у вас еще что-нибудь есть для доклада? - поднял голову Корнилов.
- Так точно, ваше превосходительство. У меня есть, просьба о зачислении в мой отряд только что прибывшего в армию ротмистра Карягина.
- Это какого Карягина? Не того ли, что в плен прошлой ночью взят?
- Так точно, ваше превосходительство.
Корнилов нахмурился.
- А вы хорошо его знаете?
- Да я-то его вовсе не знаю, но офицеры отряда просят за него. Уверяют, что он прекрасный офицер.
- Ох не верю я что-то этому Карягину. Ну да уж ладно. Берите его к себе. Только рекомендую вам, хотя бы первое время, присматривать за ним. Понимаете?
- От души поздравляю тебя, - набросился на Карягина Зайцев, выскакивая из канцелярии и заключая его в свои объятия. - Во-первых, Корнилов утвердил твой оправдательный приговор, а во-вторых, ты назначен в наш отряд. Только, к сожалению, нам ровно через час выступать в поход, так что тебе надо поторопиться.
- Погоди, дружище, - остановил его Карягин. - Как же я смогу через час двигаться в поход, если у меня даже коня нет?
- Это, брат, все пустое. Важно друзей иметь, а остальное приложится. Ты ни о чем не беспокойся, так как и коня и оружие я уже приготовил для тебя. Скажу больше. Я было приготовил маленький закусон с водочкой по случаю твоего прибытия, да вот этот срочный поход все спутал. Приходится закусон отложить до завтра.
Разговаривая таким образом, приятели вышли на площадь, направляясь к расположение своего отряда.
Окончив свое дежурство на околице станицы, моряки только что вернулись домой в отведенные им хаты.
- Ну-с, господа, - разместив всех людей своего взвода у входа в комнату, предназначенную для него и нескольких старших офицеров, воскликнул Глеб. - Теперь на боковую. Пускай хоть сам Вельзевул вылезает из ада - не поднимусь. Ба! Это что? - веселым голосом продолжал он при виде большого блюда с варениками, крынки сметаны, нарезанного сала и бутылки водки, расставленных на столе. - Держу пари, что это Кудинов распорядился.
- Конечно, Глеб Николаевич, это я. У нас охотников покушать хоть отбавляй, а вот приготовить да позаботиться никого не сыщешь.
- Ай да молодец, Кудиныч! Так вот, господа, заявляю четырехчасовую готовность. Можно снять патронташи и шинели.
- Боже, как хочется спать, - простонал Бутенев, слезая с печки, на которую он забрался, чтобы отогреться.
- Так чего же ты слезаешь? Ты уж и спал бы себе, - откликнулся Басов.
- Да, спал бы. Знаю я тебя. Слопаешь все вареники, а я голодным останусь.
- Экая беда, зато выспишься.
Сняв мокрую одежду, все уселись за стол.
- Так, значит, сегодня, по случаю вчерашнего купания, полагается по чарке водки, - наливая стакан, произнес Глеб. - Ай-да вареники. Я никогда в жизни не ел ничего подобного. Принимайтесь же, господа.
Позавтракав, все улеглись, кто куда. Вскоре в комнате раздавался лишь богатырский храп утомленных до предела людей.
Уже заметно стемнело, когда в комнату вошел офицер связи.
- Здесь ли командир взвода? - громко крикнул он. Но дружный храп был единственным ответом. Шагая через спящих, он наконец нашел спавшего Глеба.
- Господин лейтенант, господин лейтенант, - принялся он тормошить его.
- А? А? Что такое?
- Ах, это вы? - наконец придя в себя, произнес он.
- Господин лейтенант, проснитесь.
Глеб сел на своей подстилке и недоумевающими глазами уставился на своего мучителя.
- С чем пожаловали?
- Приказание от ротного командира. Приготовится к походу к шести часам утра.
- Хорошо, все будет готово. А вы не знаете, куда мы идем?
- Слава Богу не далеко на этот раз. Наш полк назначен выйти навстречу обозу и отряду Покровского, которые завтра утром выходят сюда из Калужской.
- Значит, мы опять сюда вернемся?
- Да. Приказано квартиры оставить за собой, а кроме того, не брать в поход больных и заведующих хозяйством, так как завтра же к вечеру мы должны вернуться.
- Хорошо. Доложите командиру роты, что все будет исполнено.
«Так, обоз сюда идет, - подумал Глеб, когда офицер связи вышел. - Я снова увижу Наташу и Колю». Мысль об этом свидании радостно взволновала его. Он закрыл глаза и перед ним появился бесконечно-дорогой образ молодой девушки. Уже не раз Глеб задавал себе вопрос о своем отношении к Наташе, но до сих пор не мог дать определенного ответа.
«А ведь я радуюсь более предстоящей встрече с ней, нежели с Колей, - подумал он. - Эх, полно, брат Глеб, лукавить перед самим собой. Ясно и несомненно, что маленькая чародейка приворожила меня. Влюбился как мичман. Сомнений нет. Разве не с радостью отдал бы я жизнь за нее? Разве приятен мне свет Божий, когда ее нет возле? Да вот хоть сейчас. Стоило мне узнать, что она едет сюда, как я другим человеком стал. И тоска моя исчезла, а в душе словно птицы поют. Так-то оно так, только что из всего этого может выйти? Ровно, братец ты мой, ничего. Разве в такое время возможно? Не о том и она думает. Удивится. Рассердится, пожалуй. Эх, Глеб, не для тебя счастье. Батюшки, что же я размечтался. Ведь им же комнату надо приготовить».
- Эй, Кудиныч, просыпайтесь, - начал он расталкивать спящего. - Кудиныч, да приснитесь же вы, черт.
Кудинов от энергичных тумаков Глеба вскочил на ноги, как на пружине, и, схватив шинель, торопливо стал надевать ее.
- Постойте. Садитесь и приходите, Бога ради, в себя.
- Что такое? Тревога?
- Никакой тревога нет. Просто поручение для вас имею.
- Уф, - отдуваясь и вытирая потное лицо, успокаивался Кудинов.
- Завтра в шесть утра наш полк идет к станице Калужской встречать обоз и отряд генерала Покровского. После встречи, совместно с Покровским, снова возвращается сюда. Я вас оставляю здесь и поручаю, во-первых, присмотреть за нашими квартирами, а во-вторых, озаботиться, чтобы ко времени нашего возвращения была бы приготовлена горячая пища для взвода, а в-третьих, - найти, поблизости от нас, одну комнату для Николая Николаевича. Поняли? Постарайтесь, чтобы комната была как можно ближе к нам, да чтобы хозяева приготовили молока, яиц, курченка, ну там еще что найдется. За все это я, разумеется, заплачу им. Ну-с, а теперь вставайте-ка, да позаботьтесь об ужине, а я пока что разбужу взвод да прикажу винтовки почистить, а то в последнем походе они сильно позаржавели.
В эту ночь долго сон бежал от глаз Глеба. Радость предстоящего свидания волновала его и не давала заснуть.
Уже часа четыре двигались добровольцы по снежной дороге на станицу Калужскую. Был чудный зимний день с маленьким, градуса в два, морозцем, при полном безветрии. Яркое солнце играло миллиардами бриллиантов на чистом снеге полей.
- Однако пора было бы встретить голову колонны, - произнес Басов, всматриваясь вдаль.
- Погодите-ка, я кажется вижу группу всадников, - продолжая он.
- Где? Где? - оживился Глеб.
- Да, да, теперь и я вижу, - поддержал Бутенев своего приятеля.
Действительно, из-за небольшой возвышенности показалась группа всадников.
- Полк, стой! - раздалась команда. - Привал!
Прошло несколько минут, и всадники поравнялись с отдыхавшим полком. Оказалось, что это был головной разъезд Покровского.
- Все ли у вас благополучно? - крикнул Глеб, когда разъезд проезжал мимо него.
- Слава Богу, все хорошо.
- А как наш обоз с ранеными?
- Двигается и обоз, - отвечали кавалеристы.
Примостившись на высоком снежном сугробе, он не спускал глаз с пригорка, скрывавшего за собой дорогу в Калужскую. Вот показалась темная масса пехоты со сверкавшими на солнце штыками, а вот и обоз.
«А не пройти ли мне вперед?» - мелькнула нетерпеливая мысль.
Поднявшись, он направился к ротному командиру.
- Разрешите, господин ротмистр, пройти навстречу обозу, вон до того бугорка.
- Что, хотите брата поскорее увидеть?
- Да. Беспокоюсь за его рану.
- Что же, сделайте милость, идите.
Еще не дойдя до бугра, Глеб уже встретил голову медленно двигавшегося навстречу обоза.
- Здравствуйте, лейтенант, - вдруг услышал он знакомый голос с одной из повозок. - Вы, вероятно, о брате беспокоитесь? - подымаясь из-за края телеги и приветливо улыбаясь, окликнул его лазаретный врач. - Ему гораздо лучше. Я вчера вечером делал перевязку и нашел сильное улучшение. Он у вас…
Но тут возница стегнул лошадей, и телега быстро покатила под горку.
- Коля, Глеб Николаевич здесь! - сидя на своей Машке и махая Глебу папахой, радостно воскликнула Наташа.
- Где? Где?
- Да вы лежите. Пожалуйста лежите, - забеспокоилась она, видя, что Коля пытается приподняться.
Между тем Глеб заметил маленькую всадницу, и радостно возбужденный, поспешил ей навстречу.
- Здравствуйте, Наталия Владимировна. Здравствуй, Коля, - пожимал он их руки. - Как твое здоровье?
- Да ничего как будто.
- О, ему значительно лучше, - слезая с лошади, вмешалась Наташа. - Вчера я приглашала старшего врача, и он сам делал ему перевязку. Говорят, что рана в прекрасном состоянии.
- Слава Богу! А как вы перенесли эту ужасную погоду?
- Да мы ничего. Я Колю укрыла такою массой одеял, что и он не почувствовал ни дождя, ни мороза.
- А сами-то вы как? Я очень беспокоился, что вы простудитесь.
- Я-то не из неженок. Померзла немножко, вот и все.
- Расскажи же, Глеб, об этом переходе. Воображаю, какой это был кошмар, - произнес Коля.
- Признаться, померзли немножко, - улыбнулся Глеб, шагая рядом с повозкой.
В коротких словах он передал все события последних дней.
- А что сделали с вашим пленником-офицером? - полюбопытствовала Наташа.
- К сожалению, не только оправдали, но еще и в армию приняли.
- Напрасно, - отозвался Коля. - Я уверен, что это просто ловко надувший судей негодяй.
- Да и я так думаю. Впрочем, черт с ним, - улыбнулся Глеб.
В это время показался конный отряд, двигавшийся по краю дороги и обгонявший обоз.
- А вот и наша конница, - сторонясь лошадей, произнес Глеб, раскланиваясь с Зайцевым.
- С кем это ты раскланялся? - обратился к последнему ехавший рядом с ним Карягин.
- Это командир ваших моряков, лейтенант Орлов, а на повозке его брат, тоже лейтенант.
- Он ранен, что ли?
- Да. Тяжело ранен, так что едва ли выживет, бедняга.
- А кто этот мальчик, что коня под уздцы ведет?
- Ха, ха, ха!.. Это, брат, не мальчик, а целая сестра милосердия, которая ухаживает за лейтенантом.
- Погоди-ка, ведь, кажется, как раз Орлов-то тебя и арестовал?
- Да, и довольно грубо при этом.
- Ну ты на него не сердись. Какие уж там вежливости в бою. А он отличнейший малый. Вот познакомишься с ним поближе, так и сам увидишь.
- Благодарю покорно, я и так довольно близко познакомился с ним, - сквозь зубы пробурчал Карягин.
- Ты что говоришь? - переспросил Зайцев.
- Я говорю, что действительно надо будет познакомиться.
Карягин хотя и не узнал в оборванном и испачканном мальчишке Наташу, но все же этот мальчишка напомнил ему ее. Напомнил Румынский фронт и удар хлыста, полученный от нее. Но не обиду или озлобление вызвало это воспоминание в его душе, а нетерпеливое желание скорее разыскать ее. Скорее начать действовать. Скорее отнять ее и умчать с собой.
- Басов! Басов! - раздался голос Бутенева из группы моряков, отдыхавших на снегу, мимо которых проезжала конница. - Басов, смотри, наш вчерашний пленник едет.
- Где? Что ты врешь?
- А вот и не вру. Посмотри на того офицера, что во втором взводе третьим с левой стороны едет.
- А ведь верно, черт возьми!
- Вот тебе и комиссар! Что, брат, ты думал, что его на виселицу повесят. Ан, врешь! Вместо этого на него самого погоны и шашку повесили, - расхохотался Бутенев, глядя на обескураженного Басова.
- Это черт знает, что такое! - возмутился последний. - Вчера мы его связывали, а сегодня, того ж гляди, он нами командовать будет.
- Чем это вы так возмущаетесь, - окликнул его Глеб, успевший с Колиной повозкой поравняться со своим взводом.
- Ах, это вы, господин лейтенант. Помилуйте, сейчас мимо нас в конном отряде, в офицерских погонах, проехал тот негодяй, которого мы вчера в плен взяли.
- Так чего же вы сердитесь? Я, признаться, забыл сообщить вам, что он оправдан и принят в армию.
- Так ведь это черт знает, что такое. Вчерашний большевик…
- Полно, Басов, вероятно, суд нашел достаточно причин, чтобы поверить ему.
- Так вы только на его рожу взгляните. Ведь сразу видно, что негодяй.
- Полно, полно, Басов. Коли Корнилов его принял, так это его дело. Ему виднее, а нам неловко, да и нехорошо так отзываться о своем новом сослуживце.
Между тем моряки окружили повозку, в которой ехал Коля.
- Как вы себя чувствуете, Николай Николаевич? - сыпались вопросы обрадованному встречей с друзьями Николаю.
- Вот что, Наталия Владимировна, - деловым тоном обратился к ней Глеб - Наш полк пойдет позади них, так что я не смогу проводить вас в занятую для Коли хату, но при входе в станицу вас встретит Кудинов. Он вас и проводит, и поможет распорядиться переноской брата.
- До скорого свидания, - крикнул он раненому. - До свидания, Наталия Владимировна!..
Быт уже совсем темно, когда Глеб и Кудинов входили в маленькую комнатку, занятую Колей и Наташей. Утопая в перинах, Коля лежал на широкой деревенской кровати. Для Наташи было устроено нечто вроде дивана. Маленький столик, уставленный закусками, два-три стула и большой киот с образами составляли меблировку комнаты.
- Молодец, Кудиныч! Спасибо вам! - осматривая помещение, похлопал он его по плечу.
- Хорошо ли вам здесь, сестра? - с самодовольным видом спросил Кудинов.
- Очень вам благодарна, Василий Семенович. Лучшего ничего я и не желала бы.
- Вы представьте себе Василий Семенович даже сливок к чаю достал.
- За это, я надеюсь, вы нас напоите чайком, - улыбнулся Глеб, присаживаясь на кровать брата.
- О, конечно, конечно! Вот только пусть самовар закипит.
- Присаживайтесь же, Василий Семенович.
- А вы знаете, - обратился к Глебу Кудинов. - Наш-то пленник, ротмистр Карягин, не только не повешен, но даже в армию принят.
- Да, я это знаю.
- Как вы назвали его? Ротмистр Карягин? - вдруг заинтересовалась Наташа.
- Да, ротмистр Карягин. А вы знаете его? - в один голос спросили Глеб и Кудинов.
- Я знала одного ротмистра Карягина. Еще во время немецкой войны мне, к сожалению, пришлось познакомиться с ним. Впрочем, я не уверена, что это именно он. Мало ли бывает однофамильцев.
- А почему вы сказали «к сожалению»?
- Да как вам сказать? Уж очень был нехороший человек и массу мне неприятностей причинил.
- А вы не помните, какого он был полка и как его имя? - спросил Кудинов.
- Тот Карягин был N-ского полка, а звали его, кажется, Матвеем Всеволодычем.
- Прекрасно. Завтра же я узнаю, тот ли это Карягин.
- Так меня это вовсе уж не так интересует, - разливая чай, улыбнулась Наташа.
- Все равно я узнаю. Все-таки интересно получать лишнюю характеристику этого молодца.
Долго еще сидели молодые люди, болтая между собой и рассказывая эпизоды из минувшей войны. Наконец Глеб, заметив утомленный вид Наташи, начал прощаться.
- А славный у вас брат, - как бы отвечая на собственные мысли, произнесла Наташа, проводив гостей.
- Правда, хороший человек? - оживился Коля.
- Вот бы вас обвенчать, тогда будет пара отличнейших людей.
- Полно вам вздор говорить, - рассмеялась она. - Вы вот лучше поворачивайтесь-ка на бок и постарайтесь заснуть. Сейчас я потушу лампу.
Несмотря на усталость после целого дня, проведенного на коне, Карягин долго не мог заснуть.
«И чего ж волнуюсь? - задавал он себе вопрос. - Пока был в Петербурге, в Москве, так далеко от нее, был совершенно спокоен, теперь же знаю, что она здесь, близко и тем не менее не могу успокоиться. Как бы это ловчее узнать, где она служит? Ведь о моем присутствии она и предполагать не должна. Гм, ну да завтра увидим. Авось, что-нибудь придумаю».
Солнце только что взошло, когда Карягин входил в станичную школу, в которой расположился лазарет.
- Могу ли я видеть старшего врача? - обратился он к дежурной сестре.
- Старший врач еще не скоро придет. Он вчера до трех часов ночи делал операции, так что, вероятно, еще спит.
- Какая досада, - произнес Карягин, делая вид, что хочет уходить. - А может быть, вы, сестра, не откажетесь мне помочь?
- С удовольствием, если смогу. Да вам, собственно говоря, что угодно?
- Видите ли, мне поручено пригласить в наш отряд одну из сестер, так я хотел бы просмотреть списки. Может быть, найду знакомую, что было бы гораздо приятнее и для нее, и для нас.
- Навряд ли это вам удастся, так как сестер в лазарете не хватает. Доктор, я уверена, ни за что не согласится отпустить хотя бы одну. Впрочем, попытайтесь. А списки можно получить у старшей сестры. Она в операционной. Погодите минутку, я о вас доложу.
Старшая сестра приняла Карягина очень любезно. Она предложила ему чаю, а сама отправилась за списками.
- Трудно вам приходится? - обратился Карягин к дежурной.
- Ах, и не говорите! Такая масса раненых, сестер мало, а об удобствах и говорить не приходится. Сами знаете, что мы живем на подводах под дождем, под снегом. Нет, наше положение не то что тяжело, а прямо ужасно, - томно прикрывая глаза и слегка картавя, отвечала сестра, видимо, довольная случаем пококетничать с красивым офицером.
- Вот, извольте вам списки, - произнесла старшая сестра, входя в комнату и усаживаясь за стол.
Карягин внимательно прочитал списки, но желанного имена не нашел.
«Да неужели же я обманулся и ее здесь нет?»
- Однако немного у вас сестер, - возвращая списки, произнес он. - Неужели же это все сестры и больше ни одной нет во всей армии?
- Нет, есть еще несколько, но те не подчинены лазарету. Они имеют свои, специальные назначения. Вот здесь, если вас интересует, список сестер, прикомандированных к различным частям, - подала она Карягину еще одну тетрадь. - Их всего двенадцать душ. Есть и еще две сестры, которые хотя и числятся при нашем лазарете, но нам не подчинены, а ухаживают за двумя ранеными, по особому распоряжению начальства.
- А вы не помните их фамилии?
- Позвольте, одна, кажется, Краевская. Она ухаживает за подполковником, князем Хивинским, а другая, если не ошибаюсь, Воробьева. Она приставлена к одному тяжелораненому моряку.
«Нашел!» - обрадовался Карягин и вслух добавил: - Извините, сестра, за беспокойство. Что ж делать? Волей-неволей нам придется отказаться от нашего проекта. Мы и не предполагали, что сестер так мало. Извините за беспокойство!
- Куда же вы так торопитесь? Выпейте еще стаканчик, - угощала его дежурная.
- Нет, благодарю вас. Я имею еще массу поручений. Боюсь, что не успею их выполнить. Времени так мало.
«Так этот мальчик была она, - рассуждал Карягин, возвращаясь домой. - И как я мог не узнать ее? Ну, теперь можно будет начинать действовать».
При входе в ворота Карягин чуть не столкнулся с выходившим из них Кудиновым. Вежливо поклонившись, он хотел было пройти во двор, но Кудинов остановился в воротах и, не отвечая на поклон, смерил его насмешливым взглядом с головы до ног и, засвистав какой-то мотив, двинулся на улицу.
Вся кровь бросилась Карягину в голову. Он хотел было догнать обидчика, но удержался, вспомнив, что его положение, на другой день после плена, далеко не прочно.
- Кто это сейчас был здесь у вас? - спросил он у Зайцева лишь только вошел.
- Ах, ты встретил его? Какой-то моряк. Приходил справиться о тебе.
- Обо мне?
- Да, спросил, какого ты полка и как твое имя и отчетливо. Когда же я ему предложил обождать тебя, он мне заявил, что ждать тебя не хочет и что вообще не желает тебя видеть.
- Что за идиот!
- Может быть у тебя с ним была какая-нибудь стычка.
- А как его зовут?
- Отрекомендовался он штабс-капитаном Кудиновым.
- Нет, не помню такого.
- А ну и черт с ним! Маниак какой-нибудь, - решил Зайцев, подсаживаясь к столу, на котором кипел самовар.