Заказать книгу можно в нашем магазине:
http://www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15558/
13/26 ноября, в день памяти великого вселенского учителя и святителя Иоанна Златоуста, отошел в иной лучший мир долголетний редактор журналов «Православная Русь», «Православная Жизнь», «Православный Путь» и «Orthodox Life», маститый старец отец Архимандрит Константин (в миру Кирилл Иосифович Зайцев).
Родился о. Константин в 1887 г. в Петербурге, где и получил свое образование, закончив экономическое отделение С.-Петербургского Политехнического Института и Юридический факультет С.-Петербургского Университета (в 1912 г.). При обоих высших учебных заведениях был оставлен для подготовки к ученому званию. Затем отправился в Германию (Гейдельберг) и там готовился к научной деятельности, но был отвлечен от нее государственной службой.
Вспоминая об этом периоде своей жизни, о. Константин в одной из своих статей пишет: «Воспользовавшись тем, что я оставлен по кафедре административного права, я ушел в него, в практическом его осуществлении: поступил на службу в наш высший административный суд — в Первый Департамент Правительственного Сената.
«Как благодарен я Провидению, что оно ввело меня в этот высококвалифицированный аппарат надзора за законностью управления Империи. Я мог убедиться в том, что «свобода» не обязательно есть что-то, извне ограничивающее власть. Она может господствовать в аппарате формально неограниченной власти, поскольку этот аппарат проникнут сознанием высоких задач этой власти. Канцелярия являла картину, в своей повседневной работе, подчеркнутого уважения к личности, исключающую обычно вменяемую «бюрократизму» слепую подчиненность... Обер-секретарь, мое прямое начальство, дает мне сразу-же, допуская мою юридическую грамотность, довольно ответственные «дела». Я должен их подготовить к докладу, т.е. разобрав существо дела, изложить его в краткой, но исчерпывающей форме, и предложить текст мотивированного указа Сената... Я представляю проект обер-секретаря, а от него, по восходящей, через ряд административных лиц, к дежурному сенатору, а от него, с его замечаниями, к председательствующему — а затем возвращается первому докладчику, по той же лестнице вниз. Доклад в присутствии Сената делает фактический составитель проекта... А затем начинается обсуждение, часто, с участием высокого полета практиков-юристов, имевших полную возможность высказывать свои соображения чиновникам Канцелярии, разбирающим дело. Процесс разбора дел, как видно, совершенно устранял возможность давления или подкупа... Так создавалось наше домотканное «административное право», делавшее и наше отечество, в рамках самодержавия, правовым государством высшего ранга... Перейдя через некоторое время в ведомство Землеустройства, я убедился, что все наблюдавшееся мною в Первом Департаменте Сената не есть его привилегия: я нашел такой же высококвалифицированный личный состав, проникнутый глубоким знанием дела, обладавший исключительными способностями, самыми разнообразными, и объединенный горением служебного долга. Свободу нашел я и здесь. Если я писал в Сенате проекты указов, то здесь писал проекты министерских отзывов на важные для ведомства дела, рассматриваемые Сенатом — по второму, «крестьянскому», его департаменту. Эти проекты проходили аналогичную лестницу, пока не попадали к А. А. Риттиху, руководившему землеустройством... Война вызвала к жизни ряд «Особых Совещаний».. . Особое Совещание по продовольствию было приурочено к Ведомству Земледелия и Землеустройства, которое уже было подготовлено к этому, ведая снабжением армии... Я по началу отдавал вечернее время этому учреждению, а потом вошел в состав его делопроизводства, став скоро одним из помощников управляющего делами. Во весь рост я мог увидеть громаду нашего и государственного, и административного, и общественного строя — и это в условиях неслыханного напряжения Великой Войны, когда до максимума доходили и добрые и недобрые возможности, в нашем быту заключенные... Если задним числом воедино свести многообразные впечатления, рождавшиеся и наслаивающиеся за эти страшные, а, вместе с тем, и светлые годы, то так можно было-бы сказать: то был разительный контраст между величием нашего исторического строя... и дилетантской легкомысленностью нашей общественности, мечтательствующей, на хлебах нашей еще живой и могучей Империи, о новых формах жизни, которые обрекали на слом Империю в ее целом» («Прав. Путь» за 1961 г.).
В годы революции в России о. Константин участвовал в Белом Движении. «На безбрежных русских просторах, пишет о. Константин, расцветал новый культурный мир, легко и свободно осваивавший все достижения Запада и вместе с тем лишенный того слепого преклонения пред материальными благами, того узкого практицизма, той прижимистости и приземистости, той тесноты духовных горизонтов, того культурно-морального крохоборства, которые составляя в известном смысле силу западного человечества, вместе с тем, так безысходно обедняют его жизнь. Уверенной, но легкой и свободной поступью выходила Россия на мировую арену, как некий исполин... И вдруг — катастрофа, внезапная и оглушительная, начисто и до конца упразднившая все многочисленные «коэффициенты», которыми так выразительно можно было измерять «прогресс» на всех поприщах общественной, государственной, культурной жизни России. Дикое поле! Погорелое место! Не стало Великой России. Как марево расплылся ее величественный облик, утратив самое имя свое и обернувшись нечестивым государственным образованием мирового же масштаба, но лишенным всякого органического родства с бывшей Россией и прямой задачей себе ставящим сознательное и последовательное разрушение богоустановленного порядка на пространстве земной планеты. Память о подлинной России осталась только в ее исконной великолепной культуре, которая продолжает быть великой и, в конечном счете, положительной силой, все глубже проникающей в сознание мира. И все с большей настойчивостью стучится в осознание мира мысль о необыкновенной загадочности, о некой «провиденциальности» судьбы России. Не чудом ли божественной благодати является ее былой рост, о котором два века тому назад обруселый немец Миних, столь много сделавший для величия России, мог сказать: — «Русское государство имеет то преимущество перед другими, что оно управляется Самим Богом: иначе невозможно объяснить, как оно существует?»
После Врангелевской эвакуации, в Праге отец Константин вернулся к научной деятельности — магистровал у проф. П. Б. Струве по политической экономии; как приват-доцент, читал курс административного права на Юридическом факультете. Вновь был отвлечен от научной работы публицистикой: в Париже был помощником П. Б. Струве по редактированию журнала «Возрождения», а потом «России и Славянства». В 1935 г. архимандрит Константин был приглашен профессором политической экономии на Русский Юридический факультет в Харбин, где занимался научной и культурно-просветительной работой.
На путь служения Церкви о. Константин вступил в 1944 г. в Русской Православной Миссии в Пекине (Бей Ган). «Единственное сокровище, говорит архимандрит Константин, которым мы, последыши Исторической России, обладаем, есть радость принадлежности к истинной Церкви — в силу нашей сознательной принадлежности к Русской Зарубежной Церкви. Что являем мы собою в пестрой множественности свободного мира, даже в множественности христианского мира? Меньше, чем малое меньшинство — песчинку, ничто. Но и в этом ничтожестве — с точки зрения мира — мы обладаем, поскольку мы принадлежим к истинной Церкви, путем к блаженной вечности, которая возникает для всего спасшегося человечества при Втором Пришествии Христовом». И в другом месте пишет: «Церковь! Этим словом обозначаем мы — храм: в нем конкретизируется Церковь. Принадлежа к Церкви, мы осуществляем эту нашу принадлежность — в храме. Дух дышет где хочет. Но нарочитое место Его пребывания — храм. Не раз чудесным образом являемо было верующим то, что храм Божий есть обиталище Святаго Духа. Мне довелось слышать из уст одного священника, ушедшего с Дальнего Востока в Советскую Россию и сумевшего потом оттуда выбраться, как он в Сибири, в одном месте, где чтилась память преп. Симеона Верхотурского, был поражен видом посвященного ему прекрасного храма: он был обуглен, как после пожара! Прохожий, к которому он обратился за разъяснением, удивленно посмотрел на него: значит, он издалека, раз этого не знает. Обновленцам отдали храм — и вот Дух Святый, в виде огня, вышел ярким пламенем из окон... Высочайшее благоговение должен вызывать в нас храм. Преп. Серафим подчеркивал, каким счастьем надо воспринимать возможность самую малую черную работу совершить в храме. Ни у кого не может быть притязаний на особое положение в храме. Ни у кого не может быть сознания «собственного достоинства» в отношении к храму».
После кончины своей жены, Софьи Артемьевны, в 1945 году проф. Зайцев был рукоположен во священники и свою пастырскую работу вел в Циндао и Шанхае, откуда эвакуировался совместно с архиепископом Иоанном Шанхайским.
27 мая 1949 г. свящ. К. Зайцев прибыл в Сан-Франциско, где временно оставался в женской обители, среди своих духовных чад.
В начале августа 1949 г. о. К. Зайцев прибыл в Св.-Троицкий монастырь, в Джорданвилле, и вступил на должность преподавателя Св.-Троицкой Семинарии (сначала он преподавал Догматическое Богословие, а затем Историю Русской Словесности и Пастырское Богословие) и начал принимать деятельное участие в монастырском издательстве и в редактировании журнала «Православная Русь».
18/31 декабря 1949 г. состоялось пострижение в монахи священника Кирилла Зайцева. «Монашество в России, пишет о. Константин, не только было тесно связано с разными сторонами жизни: оно было нормальным идеалом жизни, всеми принятым; оно было общим идеалом. Пример. Не редкостью было, чтобы мирянин при известных обстоятельствах становился монахом. Вдовцы и вдовы, относительно свободные от общественных и семейственных обязательств, считали часто естественным выходом — вступление в монастырь. Большие бояре, князья, даже цари, чувствуя приближение последнего часа — порою в этот самый последний час — принимали постриг. Все это было всем понятно, так как домашняя жизнь всех классов русского общества следовала — и это не из очень большого далека — за образцом монашеского благочестия. Вот почему приход никогда не притязал всецело покрывать церковную жизнь. Приход являл собою как бы минимум церковности, открывая широкую возможность другим способам духовной деятельности. Эти устремления к блаженной Вечности удовлетворялись монастырями, и каждый мог иметь особые связи с одним, а то и с различными «святыми отцами». Высшего предела достигало подобное духовное водительство в образе т. н. старчества, которое предполагало абсолютное подчинение себя духовному отцу»... И дальше: «Единственный шанс будущего существования человечества есть его духовное возрождение. Мы здесь, маленький начаток возрождающегося русского монашества, растущий на почве благословенной американской свободы, все возможное делаем для того, чтобы оказаться на уровне великого миссионерского задания современного монашества. Не случайно здесь возник издательский центр и ныне возникает центр пастырского воспитания — с сочувственной помощью американских властей. Успеваем ли мы в нашем тщании — знает только Бог. Мы знаем одно: смиренно спасая свои души и упорно стоя на единственно спасительной основе верности нашей истинной вере в Истинной Церкви, служим мы не только России, но и той части свободного человечества, которая, как и мы, несмотря ни на что, тщится оставаться истинными христианами. Раз духовная мобилизация стоит на повестке дня для этой части человечества, наше дело не может быть только нашим делом. Губительная катастрофа повергла Россию на гибель всему миру. Будем ли мы иметь радость видеть спасительную катастрофу, которая повергнет адский тоталитаризм красной Москвы во спасение человечеству? Можно ли, однако, ждать этой радости, если нет шансов на духовную мобилизацию, охватывающую весь мир? Может и не произойти этой спасительной катастрофы. Тем более окажется необходимой духовная мобилизация той части человечества, которая, несмотря ни на что, упорно остается верной Богу, Спасителю нашему — готовясь, на этот раз, к встрече Его, идущего в мир, как Судья. В обоих случаях наше смиренное тщание здесь, в этом русском монастыре на американской почве, может быть — будем надеяться — не без пользы и для духовно пробуждающейся Америки — практически, для тех, кто, как и мы, употребляют все усилия на то, чтобы оставаться истинными христианами, что бы кругом них ни происходило. Это — трудная задача, и только Божия благодать может дать нам, и американцам и русским, нужные силы».
В монашестве новопостриженному наречено было имя Константина, в память первоучителя славян, как известно, весь подвиг учительства совершившего с именем Константина и только перед смертью, в схиме, получившего имя Кирилла. Архиепископ Виталий в своем слове после пострига указал, что такое изменение имени зовет новопостриженного к посильному подражанию просветительной деятельности своего небесного покровителя. Такой просветительной деятельности о. Константин посвятил последние 25 лет своей жизни.
За свои труды как в деле духовно-пастырского руководства, так и в неутомимой редакторской работе, в которой о. Константин проявил себя бескомпромиссным ревнителем церковной правды, 8/21 ноября 1954 года игумен Константин был произведен в архимандриты, продолжая трудиться на том же поприще почти до последних дней своей жизни. Лишь года за полтора до своей кончины почувствовал он сильные недомогания, что заставило его постепенно отойти от всякой деятельности. Но не оставлял о. Константин храм Божий: ежедневно он присутствовал почти на всех богослужениях. За две недели до кончины о. Константин перенес операцию, и после этого было очень заметно как его жизнь стала постепенно угасать...
Помимо напряженного труда по изданию строго-церковного журнала «Православная Русь» с его приложениями, о. Константин является автором многочисленных книг, брошюр и глубоко-назидательных статей. Перечислим некоторые его труды нравственно- богословского содержания: 1) Лекции по Истории Русской Словесности; 2) Пастырское Богословие; 3) К познанию Православия; 4) Православная Церковь в Советском Союзе; 5) Оглашеннии, изыдите; 6) Киевская Русь; 7) Памяти Последнего Царя; 8) Памяти Последнего Патриарха; 9) Черты личности и жизни митр. Филарета Московского; 10) Чудо Русской Истории, и др. Некоторые из его произведений были переведены на иностранные языки.
(Православная Русь. №23, 1975. Стр. 3-6). |
