Патриаршее подворье в Сокольниках, храм Рождества Иоанна Предтечи. 2004 год.
Отекстовка: Сергей Пилипенко, август 2020.


Сегодня одна из ключевых и важнейших лекций, на которую будет завязано потом очень многое. Я должен обратить ваше внимание, что с темой о создателе Российского государства, государе Иоанне Третьем Васильевиче, безусловно связаны не только события XVI и потом XVII века, но в значительной степени так или иначе это аукается нам даже в петербургские века, и в XX веке. И сейчас политические предпочтения, если хотите, политические устремления Ивана Третьего необходимо изучать весьма тщательно любому политику, общественному деятелю, преподавателю. А русский человек, у которого есть дети, внуки, тоже в какой-то степени преподаватель. Их нужно изучать, конечно, и офицеру, и дипломату, и практическому пастырю в меньше степени. Это один из ключевых моментов отечественной истории.

Надо сказать, что Иоанн Третий своего рода рекордсмен в русской истории, он дольше всех правил, дольше всех был во главе государства — 42 года. И в этом я вижу особое благословение России от Господа, потому что неизмеримо хуже было бы, если бы рекордсменом оказался его полоумный внук Иван Четвертый или Петр Первый, или Ульянов (Ленин), от которого Господь быстро нас избавил, или Ельцин (Махнач смеется). Годы его правления — с 1462 по 1505. На его правление приходится окончание седьмой тысячи лет от сотворения мира, что тоже способствовало некоторым затруднениям, потому что и в Западной Европе, и у нас многие ожидали конца света по истечении седьмой тысячи, ходили такие поверья. Эсхатологические настроения были довольно распространены. И то было бы полбеды, но ими пользовалась разная нечисть, о чем будет особый разговор.

Тем не менее, как напишет потом в «Секретной дипломатии XVIII века» об Иоанне Третьем один из самых известных русоедов, русоненавистников Карл Маркс, напишет с глубоким восхищением, «в начале его правления Европа едва замечала Россию, к концу его правления Россия грозно высилась на восточных рубежах Европы, а ее правитель был наследником трона византийских императоров». Это много.

Он объединитель Руси, он создатель впервые в истории единого русского государства, которое еще не охватывало всех русских земель и все-таки уже было Россией, а не Владимирским и не Московским, пусть даже великим княжеством, не герцогством в европейском смысле слова. А что касается того, что то были еще не все русские земли, то, ну что же, так в истории бывало неоднократно. Почти все русские земли соберутся в едином государстве только к концу XVIII века при императрице Екатерине. А все русские земли не соберутся в составе единого русского государства никогда, потому что доставшаяся не Литве, а Польше Галиция была шестьсот лет отделена от других русских земель, шестьсот лет была под католическим владычеством. Мы об этом уже говорили. Примерно такая же история была с Буковиной, примерно такая же история была с Угорской или Подкарпатской Русью, сейчас это Ужгородская область. И даже, если вам покажется, что Сталин в конце Второй мировой войны, пусть не в русском, а в коммунистическом государстве объединил все русские земли, то и это будет неправдой, ибо тот же Сталин уступит Чехословакии Прешовскую область, подарит полякам русский город Холм (ныне Хелм), а также Белосток, и опять получится, что никогда не собирались все земли в одном государстве. В рамках одной русской государственности да, такое было в домонгольской Руси, во всех землях, во всех княжествах правили русские правители, но тогда единой России не было.

Ну, а сейчас мы находимся в лучшем случае в ситуации середины XVIII века, даже хуже, первой половины XVII века, в очередной раз утратив западнорусские земли. Об этом необходимо помнить, и я обязательно буду это повторять. Это необходимо не упускать из виду.

Международный престиж России в итоге правления Ивана Третьего стоял так высоко, что папский нунций в Польше отписывает, что «если в Европе какое-то государство в ближайшие годы будет увеличиваться в размерах, то это государство Московское». Так они нас называли, они не любили называть нас Русью, Россией. Но для нас это все равно ничего не меняло. Папские представители были всегда людьми ответственными и образованными. Это тоже очень интересное признание. Дело в том, что это конец XV века, это эпоха Возрождения. В те времена не было не только представления о незыблемости государственных границ (впрочем, мы знаем, что она стоит сейчас, в начале XXI века — ломанный грош), не было даже представления о естественных или естественно-исторических границах. В эпоху Возрождения рассуждали просто: государство могущественное, процветающее увеличивается, а государство хиреющее, слабеющее, угасающее уменьшается, вот и все. Вот от нас и ждали, что мы будем увеличиваться. И дождались.

Мне ужасно стыдно. Я воспринимаю это всю свою сознательную жизнь как личный позор, хотя это позор национальный, что до сих пор у нас нету ни одного памятника основателю. Наверное мы единственное государство в мире, где нету памятника его основателю. В Латинской Америке Боливар торчит на площадях не в одном государстве, в нескольких. В Америке Вашингтон, а заодно еще и Колумбус чуть ли не из каждой помойки торчат. В оккупированном турками Константинополе я как-то в поисках одного древнего храма зашел на пространство обширное, но непонятное. То ли то была площадь, то ли двор. Похоже было на помойку. И увидел на невысоком постаменте невысокого роста бронзовую статую в шляпе. Конечно, пошел посмотреть. Прочитать по-турецки нетрудно, они же пишут латинскими литерами. Думаю, наверное, Кемаль. И точно — Кемаль Ататюрк. Этих Кемалей в Стамбуле (Константинополе) наверняка больше десятка. Они во многих местах присутствуют. У нас же нету памятника Ивану Третьему.

Наш нерусский по происхождению и во многом антирусский по своему поведению «мер» (Юрий Лужков) ухитрился за бешеные деньги, вынутые из ваших карманов, взгромоздить мешающий Москве, спорящий масштабом с Храмом Христа Спасителя памятник Петру. Памятнику Петру вообще не место в Москве. Петр Москву разорил. В Петербурге понятно, он же основатель города, создатель флота. Что за ним, то ему оставим. Но в Москве что потерял памятник Петру? А памятник Ивану не поставили. Можно только сказать, что он занимает видное место на памятнике «Тысячелетие России» в Новгороде, но ведь там полторы сотни фигур, их там все-таки много, в том числе конечно же Иван Васильевич.

Он приобрел при жизни, об этом забыли, почетное прозвище «Грозный», звучавшее в разных языках. А потом произошла трагикомедия. В народной памяти его прозвище украл его внук. Почему понятно. Оба «Иваны Васильевичи» и близко друг от друга, между ними только Василий Третий. Отсюда якобы двойственный характер Ивана Грозного. Обратите на это внимание, вы наверняка будете этим пользоваться в жизни, потому что наши недруги, русофобы нынешние тычут нам обычно под нос, что «царь Иван Васильевич двойственный, что он конечно жестокий, но вместе с тем справедливый, потому что вы, русские, рабы и любите тиранов». На самом же деле, потому что в народной памяти смешались дед и внук. «Иван Васильевич» исторических песен русского народа — это два Ивана, точно так же, как «Владимир Красно Солнышко», о чем я говорил в лекциях, — это три Владимира, хотя преимущественно Владимир Святославич, но и еще два. Такие вещи совершенно необходимо знать, и жаль, что это произошло, потому что справедливо было бы, чтобы прозвище «Грозный» по-прежнему носил великий дед, а внук назывался как-нибудь иначе, например, «Иван Гнусный».

Меня всегда удивляло, что мерзавцы — потомки великих предков. Видимо, это все-таки неизбежно, что-то такое происходит с людьми. Иначе Писание не сообщило бы нам, что «мир лежит во зле». Ведь у Юрия Московского, первого великого князя Московского дома, дед и бабка были святые, Александр Невский и его вторая супруга княгиня Анфиса, кажется, забыл имя, она благоверная княгиня, и отец его был святой, Даниил Александрович Московский. А Юрий вырос мерзавцем, подонком и убийцей святого князя Михаила Тверского. Вот так.

Но вернемся к Ивану, хотя я думаю, что такие нравственные отступления, когда мы касаемся собственной истории, небессмысленны. Давайте обратимся к нему схематически, с вашего позволения. Дело в том, что Иоанн Васильевич и завершал эпоху, и открывал эпоху в одном лице. Он завершал череду великих Владимирских князей, создававших единую Россию, совместно с доблестными своими боярами, с блистательной русской аристократией и со всем русским народом, а открывал он эпоху уже России державы. Потому он как бы последний в череде великих князей и первый в череде царей. И вот мы можем с вами рассмотреть, что в различных сферах деятельности Иван совершил как последний и что как первый, то есть, что он завершил, чего он достиг, и что он завещал потомкам. Я уверен, что можно написать специальную работу «Политическое завещание Иоанна Третьего». Он его никогда не писал. И он не писал, и Иван IV не писал. А «Завещание Петра Великого» – это антирусская, западноевропейская фальсификация, остроумный документ. Не было такого документа. Иван его не писал, но во всей его тяжелой работе прослеживается вот это завещание — вот это я сделал, а вот это, сыны и внуки, делать вам.

Давайте посмотрим. Аспект первый. Как объединитель России, это проще всего, он закончил собирание земель, бывших под русским национальным управлением. Любой из вас может поправить меня в том, что он формально не присоединил Псковскую землю и половину Рязанского княжества. Но только формально, потому что реально они ему абсолютно подчинялись. Вот он и не торопился, он никогда не делал лишних движений и зря никого не обижал. Эти две небольшие территории присоединит его сын Василий. Это пройдет практически незамеченным в международной панораме. Они и так были русскими, никто не сомневался.

А какую задачу он поставил тем самым? Он поставил задачу объединения русских земель, находящихся под нерусским управлением, то есть в составе Великого княжества Литовского, под Польской короной — Галичина, немного в орденской Прибалтике. Мы знаем, что он про них не забывал. У него была кратковременная война с литовцами, в которой он очень быстро понял, что Литва так просто не берется, что это еще очень грозный партнер. И все свое длительное царствование он в общем положил на то, чтобы понравиться прежде всего литовским русским. При нем из Литвы ехали к нему на службу. Зять его, великий Литовский князь даже писал ему, жалуясь, что «у меня отъезжают, а ты принимаешь, какая же дружба-то?» На что Иван с элегантным ехидством вежливо отписывал: «Они бояре, они сами решают, кому служить. Как же я могу их не принимать?» Заметьте, при Иване IV будет все с точностью до наоборот. Иван IV будет обижаться, что от него бегут, а в Литве принимают.

Он провел короткую, блистательную кампанию 1502 года против области Ливонского ордена, скомандовав Ливонскому магистру: «К ноге!» Он отнюдь не собирался оккупировать там земли, ведь кругом стояли сильные соседи. Россия могла при Иване присоединить прибалтийские земли, Ливония уже стоила ломаный грош, но тогда мы ввязались бы в затяжную войну с кем угодно, с довольно грозными державами — Литвой, Польшей, Данией, Швецией. У всех были свои интересы. Однако Ливонский магистр титуловал его в дипломатической переписке «царем». Как Иван велел, так и титуловал. И платил Ивану Юрьевскую дань. Вот это очень интересно. Крупнейшие города того времени на территории нынешней Эстонии основаны русскими. Это города русского заложения. Это Юрьев, превратившийся к тому моменту в немецкий орденский Дерпт, при государе императоре Александре Третьем ставшим снова Юрьевом и сейчас по большевицкой воле и отсутствию у нас русской власти так называемый Тарту. И это Ругодив, который стал Нарвой, да так Нарвой и остался. Александр Третий почему-то забыл вернуть ему имя Ругодив. Дань с тех пор так и платилась. Заметьте, совершенно не существенно, велика ли эта дань. Это чисто международное юридическое соглашение. Наверняка Иван Третий не собирался на этом наживаться. Возможно, дань была символической, но она чрезвычайно важна, потому что она значит, что государство, будь то Ливонский орден или Республика Эстония, точно знает, что оно временно владеет русскими городами и платит за них арендную плату.

Может быть, вы помните, на границе между Испанией и Францией в Пиренеях есть государство Андорра, крошечная республика. Формально оно считается независимым, его никто не собирается присоединять. Но оно зависимо, и обеим сторонам, и Французской республике, и ближайшему архиепископу в Испании (который считается их сюзереном) платит дань каждый год. На ту дань, которую Андорра платит Франции, можно купить рубашку, может быть, даже не самую лучшую. Но андоррцы тем самым признают: «Мы зависимые, вы правители, вот получите ваши франки на рубашечку».

И если бы, конечно, у нас была русская власть, то я не знаю, как бы она поступила с Нарвой, имеющей 90% русского населения в настоящее время. Но в Тарту сейчас живут преимущественно эстонцы. И даже если бы мы вернули Нарву, думаю, что не надо было бы отнимать Тарту с их единственным университетом. Но пусть платили бы нам за Тарту Юрьевскую дань, притом с надлежащим ритуалом, чтобы видный эстонский чиновник официально приезжал бы в Москву, ему давалась бы аудиенция у главы государства, и он кланяясь вручал бы эту дань. Хоть десять долларов! Ну не важно! Иван был русский правитель. Он таких вещей из поля зрения не выпускал. Таким образом, это первый аспект. Их будет четыре.

Аспект второй. Восточная политика. Как последний в ряду своих великих и невеликих предшественников Иоанн Третий уничтожил Орду. Уничтожил блистательно, не то чтобы без единого выстрела, но практически без потерь. Это одна из самых красивых военно-дипломатических операций в мировой истории — знаменитое Стояние на реке Угре в 1480 году. Он свое дело сделал и прибавил к себе титул «самодержец», что тогда означало только одно, что над ним никого нет, что он суверенный государь, над ним нету хана. Только позднее термину «самодержец» начали придавать другое значение, переводя этим русским словом греческое «автократор», то есть самовластец. Закончил это дело окончательно, бесповоротно, но тем самым поставил и задачу поведения в отношениях с осколками Орды. Вот здесь мы снова должны не последний раз обратиться к геополитической проблематике. Дело все в том, что, как мы знаем, как мы разбирали и еще увидим сегодня, Россия явилась наследницей так называемой Византии, Восточной империи, Нового Рима, Россия явилась Третьим Римом. В этом отношении естественно наши предшественники находятся в Восточном Средиземноморье. Восточноримские территории — византийские территории. Положение православного царства налагало на нас обязательство в отношении восточных христиан быть первенствующей православной державой. Но так уж сложилась наша историческая судьба по воле Божией, что мы были также вассалами Орды, и в XIII веке были даже вассалами Каракорума, то есть гигантского имперского образования великого Чингисхана и его наследника, третьего сына Угедея. Отсюда много чего вытекает, в том числе позиция так называемых евразийцев, которые в чем-то правы, в чем-то нет. Современные евразийцы — это жалкая тень великих предшественников, с тем же названием работавших в 20-30-х годах XX века. Нынешние евразийцы просто странные антизападники, которые хотят нас переместить зачем-то в Азию, а мы с вами туда вроде бы не стремимся.

Но есть и правда в этом, изложенная во многих трудах, наиболее четко у Льва Николаевича Гумилева. У нас сходный ландшафт на протяжении всей Евразии — от восточной Украины до Дальнего Востока, по южным землям. У нас всюду всхолмленная равнина. У нас почти нигде не бывает плоско как стол. Даже степи прорезаны оврагами, а в оврагах обязательно рощи даже вдоль мелких рек, обязательно лес растет в степях. Преимущественно лесостепь, теплые широколиственные леса в европейской части, в азиатской меньше. Теплая тайга с лесостепными участками, с довольно большим содержанием лиственных пород, прежде всего березы. Севернее настоящая тайга, но севернее русские люди не живут и, как мы говорили, ничего там не потеряли. Притом это крупные реки, чрезвычайно удобные для судоходства. Между прочим, «перестроечное» и «послеперестроечное» правительство в первую очередь начало разваливать именно речное судоходство. А это между прочим самый дешевый в мире вид транспорта. Железная дорога дороже. Автомобильные перевозки еще дороже. Морская перевозка стоит дорого. Дешевле речной перевозки ничего не было во время Александра Невского и ничего нету сейчас. Везде удобные реки. И с юга гигантское евразийское пространство достаточно равномерно окаймляется серьезными горами, естественными рубежами хребтов Кавказа, Памира, Гиндукуша, Тянь-Шаня, Саян, Алтая, и так до конца. Родственные природные условия порождают определенное сходство национальных характеров, следовательно взаимную уживаемость. Не то чтобы мы были не восточноевропейским, а каким-то евразийском народом, это не так, но вообще наша уживаемость с нерусскими народами большой Волги, Урала и Сибири связана в том числе и с тем, что мы вписываемся в один ландшафт, в один климат, в одни природные условия. Это очень даже и удобно.

Великую степь заняли победоносные монголы в XIII веке, они создали некое пространство. Империя Чингиза довольно быстро распалась. Улусы между собой враждовали, но не всегда, люди переезжали из одного улуса в другой довольно легко. И мы себя чувствовали в этом пространстве хорошо. Религиозно мы византийцы (ромеи). Они были следующие римляне, а мы следующие ромеи. Культурно мы византийцы, но мы другие, мы довольно лесная страна. И русское православие даже в культовой, в богослужебной традиции сильно отличается от греческого, но это собственно ничего не значит. Все равно основа у нас, кстати, как и у ирландцев на крайнем западе Европы, византийская. Так вот, выяснилось, что если религиозно мы византийцы, то геополитически мы наследники не Византии, мы еще оказались, во подарочек-то, и наследниками Чингисхана! И с этим надо было что-то делать.

Я не уверен, что Иван, сколь бы он ни был велик, и его советники, а у него были хорошие советники, это понимали, но они это чувствовали. И вот в наследии он оставил разрешение вопроса отношений с наследниками Орды. Между прочим, это не означало, что всех наследников Орды предполагалось присоединить и обратить в русских подданных. На самом-то деле скорее даже наоборот. Уже Иван, мы говорили о его крымской политике, и его преемники всю первую половину XVI века и позже предлагали осколкам Орды принять ту неоспоримую истину, что когда-то Каракорум был главной монгольской столицей, его вассалом был Сарай, столица Большой Орды, а вассалами Большой орды были русские князья, а теперь все поменялось, но пространство то же самое, только теперь мы столица, а вы, пожалуйста, на здоровье, будьте нашими верными улусниками, то есть вассалами, как мы были вашими вассалами, и сохраним все в мире, и живите себе, как хотите.

От разрушения Орды в 1482 году до занятия Казани в 1552 году, как видите, пройдет целых 72 года. Это жизнь человеческая нормальная. Русь была намного сильнее Казанского ханства, но мы вовсе не предполагали занятие Казани. Мы приблизились к Казанским рубежам. Мы построили для предостережения при Василии Третьем крепость Васильсурск на Волге, город существует, затем в виде последнего довода крепость Свияжск уже близ самой Казани. Нас вполне устраивал дружественный хан, дружественная династия на Казанском столе. Мы вовсе не собирались оккупировать Казанские земли. Нам нужен был надежный сосед. Нам нужно было, чтобы у нас не смели воровать пленных с наших земель. В конце концов, это долг любого государя и государства перед подданными, чтобы их не воровали и не обращали в рабов. Это только сейчас каждый солдат, служивший на Кавказе, прочитайте у меня в Красном сборнике, каждый солдат знает, что в Ингушетии немало зинданов, где сидят русские рабы и строят трехэтажные виллы. Но ингушей же обыскивать нельзя, они же дружественная республика, это же не Чечня, и вообще. Иван так бы не поступил. Да и никто бы так не поступил. Я вам скажу, как поступили бы очень человеколюбивые русские. Обыскали деревню, нашли русского раба. Мужчин повесить, женщин с детьми и скотиной выгнать на дорогу, деревню сжечь. Невиновных нет. В любую кавказскую войну так поступили бы. А как иначе? Они не могут не знать, что у соседа русский раб в яме сидит, не могут не знать. Проблема должна была как-то решаться. И пока была надежда удержать дружественную династию в Казани, никто казанцев не трогал, а даже наоборот старались с казанцами торговать.

Но когда в середине XVI века в Казани укрепилась крымская династия, откровенно враждебная, Москва не могла потерпеть турецких агентов на таком расстоянии. Далеко ли Казань! Вот узел второй — восточный вопрос. Он тянул за собой не частные, локальные проблемы, например, пленных, а глобальную проблему геополитического наследия — наследия Чингизова. Впрочем, не мы его создавали.

Третий узел — узел большой западноевропейской политики. Здесь все довольно просто. Как мы уже отметили выше, Иван ввел Россию в круг европейских держав как крупную, полноценную, процветающую державу, полноправный субъект европейской политики. В его суверенитете, в суверенитете России никто не сомневался. Что оставалось еще сделать Ивану? Если попросту, то заставить признать себя царем, то есть утвердить себя преемником императоров Рима и Константинополя. Он прекрасно понимал, что это не может быть сделано быстро. Суверенным великим князем его признали все. Посольства оттуда сюда и отсюда туда следуют одно за другим. В союзных отношениях с Иваном многие заинтересованы. Иван принял царский титул. Потому я и говорю, что он первый русский царь. Но Иван пользуется им здесь, а за границей только в переписке со Шведским королем и Ливонским магистром. Почему? Король Польский, он же великий князь Литовский признать Ивана царем был категорически не готов, потому что это уничтожало его собственный титул — Великий князь Литовский и Русский, ведь если есть Русский царь, тогда «Великий князь Русский» есть бессмыслица. Император Священной Римской империи тем более не мог признать его царем. Дело в том, что царь и значит император, только царь — восточноевропейский титул, а император — латинский, западноевропейский. Если интересно, прочитайте об этом в моей статье «Империи в мировой истории», много раз издававшейся, одной из самых известных моих работ. Западные императоры так долго дожидались того, что погибнет Константинополь, так долго мечтали оказаться единственными юридическими наследниками Римской империи, что после того признать какого-то выскочку из этой медвежьей страны императором они конечно никак не могли. Да лучше мы будем воевать до скончания века!

Иван рассуждал, видимо, так. Вы не хотите признать меня царем? Ну и не признавайте. Я знаю, что я царь. Русские люди знают, что я царь. Греки с болгарами и сербами, теперь порабощенные турками, тем более знают, что я царь. Ну, а вы потом узнаете, при моем сыне, при внуке. Он не обострял отношения. Он не срывал из-за того переговоры, как срывал Иван IV, который не мог сомневаться в том, что не будет еще при нем признан его царский титул. Потом, после победы в Смутное время, после восстановления России царский титул признали.

И вот заметьте, борьба за признание царского титула Московского государя шла то тихо, то бурно около полутораста лет. А когда Петр провозгласил себя императором в 1719 году, вся Европа признала это сразу и безоговорочно. Почему? У нас есть одна нелепая дата, она встречается в любой хронологической таблице, в любой энциклопедии — «Основание Российской империи. Петр Первый, 1719 год». Это вранье! Петр Первый не основывал Российскую империю. Он только принял взамен восточноевропейского титула западноевропейский титул, который не менял его статуса. Его предков уже признали царями. А то, что он поменял титул на западный, им либо нравилось, либо было безразлично, никакой борьбы вокруг этого не было.

Основание же Российской империи было во многом делом Ивана Третьего. Мы уже видели, что даже наши предки славяне своим умением терпимо, дружелюбно уживаться с меньшими окружающими народами, с теми же половцами уже обладали некоторыми имперскими чертами.

Собственно, империалист — это человек, который готов раздавить врага, выпороть непокорного и относиться с предельным дружелюбием к младшим друзьям, даже если они доставляют неудобства. Наши предки этими чертами обладали, мы окончательно обладали ими уже к концу XIV века. Россия даже еще не стала единой державой, когда начала приобретать черты империи. К Василию Темному, отцу Ивана на службу выехал из Орды царевич Касим с родственниками и многочисленной дружиной, со слугами. Касимовские царевичи получили земли, Городец Мещерский, который с тех пор и до наших дней так и называется — Касимов. Они чеканили свою монету, это было государство в государстве. Там они были абсолютными правителями. Ни разу не подвели. Это уже черта империи — приобретении провинции. Потом то же самое произойдет с Казанью, потом с Астраханью. Как ни странно, империю уже начал создавать до Ивана его слепой отец. Потом Иван. Потом наследники Ивана.

Настоящих имперских народов не так много в мировой истории, как мало и самих империй. Их просто мало. И русские, может быть, самый удачный из них. Настоящих имперских народов вряд ли наберется больше дюжины.

Причем это самое православное царство, которое потом будет называться и Российской империей, Иван вполне создал вчерне. Ведь неслучайна же идея Третьего Рима. И вот посмотрите. Она была сформулирована уже при Василии Третьем в послании к нему старца Псковского или Елеазарова монастыря Филофея. Но у нас может просто не быть более ранних упоминаний. Те же самые идеи только без идеи, что Москва — Третий Рим, высказываются уже в XV веке при Иване, идея того, что на наши плечи перешла тяжелейшая ноша — быть первенствующей христианской державой на планете. И к ней относились ответственно.

Вот обратите внимание на такой интересный штрих из времени Ивана Третьего. В значительной степени новый Московский кремль на месте кремля Дмитрия Донского строят итальянцы. Почему? Ну, не они одни. Строили и псковичи, например, Благовещенский собор и Ризоположенскую церковь. Но все-таки стены с башнями построены итальянскими мастерами, и Успенский собор, и Архангельский собор, и Грановитая Палата, и Иван Великий. Почему итальянцы? Разве сами строить не умели? Умели. Даже москвичи. А уж псковичи строили точно не хуже итальянцев, они были европейски известными. Можно было собрать сколько угодно псковских мастеров для этих работ. Это делает просто честь наблюдательности московских дипломатов и купцов. Они раньше всех рассмотрели, что итальянцы стали к этому моменту, ну, не лучшими архитекторами, но во всяком случае лучшими инженерами Европы. Дело все в том, что до работы у Ивана Третьего один итальянец выполняет один заказ Венгерского короля Матвея Корвина и затем исчезает из Венгрии. То был эпизодический акт. И все, больше их за пределами Италии нет. Заметьте себе, что у нас итальянцы начали строить намного раньше, чем во Франции, хотя Франция поближе. Это, повторяю, делает честь нашей наблюдательности. Они нам организовали новый пушечный двор помимо строительства. Они действительно много построили и научили новой, прогрессивной технологии, что очень быстро привело к развитию каменного строительства, производства большемерного кирпича, более дешевого. Заканчивалось наше белокаменное строительство. Жаль конечно, но дело в том, что оно раза в три дороже. Но я думаю, что дело не только в том, что итальянцы хорошо строили, а мы то заметили. Дело еще в одном. Если Иван сознавал, что он создает Третий Рим, уместно было участвовать в этом представителям Первого и Второго Рима. Греки тогда у нас не строили, но они расписывали эти храми. При Иване Третьем греческие иконописцы у нас работали. Они занимаются нашими книгами, библиотеками, книжной иллюстрацией. А за представителей Первого Рима с некоторой натяжкой вполне сошли болонец Аристотель Фиораванти, строитель Успенского собора, и венецианец Алевиз, строитель собора Архангельского. Я думаю, что в это вкладывался смысл, и смысл немалый. Вот еще об исключительной наблюдательности, я бы даже сказал, прозорливости Иоанна Васильевича.

Итак, он завещал воссоздание Восточной Римской империи, что предопределяло для нас в перспективе законное стремление вернуть Константинополь, овладеть Проливами, сделать Черное море внутренним православным озером, что и должно было произойти в XX веке в итоге победоносной Первой мировой войны или Великой войны, или Германской войны, как по-разному ее называют, и произошло бы, если бы не христопродавцы и предатели своего народа и своего государства революционеры, как большевики, так и не большевики.

Четвертый блок, четвертый узел, который завязал Иван и предоставил потомкам его развязывать, — это узел государственных реформ. Надо сказать, что Иван Васильевич менее всего стремился выглядеть реформатором. Наоборот, он, а я наблюдал это в истории за очень достойными государственными деятелями как манеру поведения, старался выглядеть традиционалистом. Он каждый свой территориальный захват, Новгорода, Твери, каждое свое деяние по укреплению власти всегда обосновывал ссылкой на прецеденты, на Владимира Мономаха, на Ярослава Мудрого. Вот при Ярославе было так-то. И его ученые дьяки умели подбирать ему соответствующий документальный материал, по летописям, по церковной литературе и так далее все, что можно было приобрести. Тем не менее сейчас, когда мы глядим на его эпоху, мы видим его крупным и ярким реформатором.

Каковы его крупнейшие реформы? Во-первых, это реформа боярской думы. У нее нету даты. Она проводилась на протяжении всей его жизни. И на протяжении своего длительного царствования Иван сумел превратить думу из вотчинного совета московской аристократии при московском князе в общерусское правительство, которое притом сохраняло функцию аристократической составляющей власти. Мы уже отмечали с вами, что старомосковская знать, старомосковское боярство приобрело огромный вес к концу XIV века, особенно в правление Дмитрия Донского. Эти люди были очень властные, лучше всего помнили о тех заслугах, которые их предки, их семьи, их рода оказали московскому государю, и надежные, тесно связанные с Москвой. Что же делает Иван? В чем реформа? А он постепенно, но постоянно вводит в состав думы представителей титулованной знати, то есть потомков бывших князей, в том числе иных великих. Никулинские и Холмские, хоть и боковые ветви, но все-таки потомки великих Тверских князей. Шуйские — потомки великих Суздальских (Суздальско-Нижегородских) князей. Это было неудобно. Если даже старомосковские бояре, в основном утратившие титул с переходом на боярскую службу, готовы были при удобном случае всегда напомнить князю о том, что князь обязан этим Кобылиным, Жеребцовым, Пушкиным, Акимцевым, Салтыковым и так далее, то уж эти-то точно помнили, что они потомки князей.

Иван был сильный и властный человек, и как отметил о нем летописец, любил встречи. А встреча — это иносказательно полемика, когда его предложение встречало возражение со стороны бояр, с которыми он обсуждал проблему. Он умел настоять на проведении своей линии, но готов был и тратить время на выслушивание аристократии и безусловно старался не портить с ней отношения.

А удобства от этого какие? А удобства вот какие. Посмотрите. Раньше любому мужику, ну, кроме самых глухих конечно, не с Вятки, тем более не с Югры из-за Камня, из-за Урала, в общем даже до князя добраться было возможно. Ну, пара дней пути, если уж припекло князя повидать. Ежели конечно с пустяковым делом, то князь и по физиономии съездит, чтобы не отрывал от дел. Так ведь русский мужик умный был, он с пустяками не лез, а не по пустякам князь и выслушивал, и помогал, и советовал. А уж боярин совсем был близко, либо в нескольких сотнях сажень, либо в дне пути, его вотчина там за горушкой, там его владения. А теперь, когда Россия стало огромной многолюдной державой, а главное, огромной территориально, не то что до государя стало неимоверно далеко, но и до боярина стало далеко. И вот тут складывалась ситуация. С одной стороны, да, они помнили еще, что они потомки независимых князей, но Иван как бы им говорил, возводя их в боярство: «Вы всегда хотели править на Руси? А вы и будете править на Руси, только у меня здесь в Москве и вместе». С другой стороны это производило прекрасное впечатление на весь народ. Мы уже отмечали с вами, что тогда любому мужику было совсем небезразлично, каковы предки у князя, у боярина, у служилого человека. И если тверской мужик видел в великокняжеской думе, в царской думе князя Холмского, то ему это говорило: тогда это и наша дума, тверская, Холмские же наши. А ежели суздалец или нижегородец видел Шуйского в думе, то понимал, что это и его дело. То есть, Иван скреплял единую Россию одновременно и мягко, и жестко, и безотказно. Притом ради такой трансформации думы, превращения ее в новое качество он шел на то, чтобы титулованные бояре, по сути дела новые бояре, но потомки князей, по службе обгоняли старую московскую, нетитулованную знать. Мы при Иване Третьем видим, что нередко Шуйский или Бельский достигают чина боярина (тогда наивысший думный чин), а старая московская знать — только чина окольничего (это чин второй). И так бывало. Во всяком случае это колоссальная реформа, которую даже нельзя описать как реформу: он вел ее всю жизнь.

Его другая не менее важная реформа — это поместная реформа. А может, она и более важная. В ее рамках Иван Третий создал общерусскую армию. Что было войском до Иоанна? Совокупность дружин и городовых полков, формировавшихся отдельными городами. Великокняжеская дружина, дружины его родичей, удельных князей Московского княжеского дома. Дружины, подчинившихся князей и союзных князей. А к ним примыкают, но тоже под водительством своих начальников боярские дружины, бояр великого князя. А также городовые полки, это городовые дворяне, служившие городу, церковные служилые люди, тоже вступавшие в городовые полки, церковные дворяне, казаки городовой службы. То есть, армия — это огромная совокупность дружин. Что делал Иван? Он брал воина, небогатого воина и предлагал ему службу и в оплату за эту службу поместье. Это так и называлось — поместный оклад, столько-то крестьянских душ, столько-то четей земли. Поместье — это условное владение. Это заработная плата с земли. Помещику давалась земля, он с нее должен был кормить себя, свою семью, поддерживать порядок в своем поместье, включая крестьянские деревни, и являться на службу конным, людным, оружным, то есть верхом на исправном боевом коне, в подобающем вооружении и доспехе, которые он показывал на смотрах, подготовленным и обученным к владению этим доспехом и хотя бы в какой-то степени к действию в строю, в сопровождении людей, если небогатый помещик, то одного человека, тоже им вооруженного, оружного холопа из дворни этого дворянина.

Кто были эти люди? Откуда он их взял? По преимуществу они были бывшие служилые люди боярских и мелкокняжеских дружин. Преимущественно они были дворяне в тогдашнем смысле этого слова, то есть вольные слуги, княжие и боярские. Однако я не сомневаюсь, что по первости ему воины нужны были, а не древность происхождения. В ряды помещиков попадали также из оружных холопов, бывшие несвободные люди. Князь освободит и землей наделит. То есть, он вырвал значительную (основную) часть русских воинов из-под непосредственного боярского управления, из дружин в полки русской армии. Иван Третий создал русскую армию.

Ну, здесь ситуация неоднозначна. Поместья в качестве вознаграждения давались и достаточно богатым людям для повышения их престижа, их благосостояния, если уж в министры попал, а вотчины у тебя недостаточно, то еще и поместье тоже получишь. И среди небогатых дворян были вотчинники. Необязательно полагать, что все вотчинники были только крупные бояре. Нет. Многие владели вотчиной, те же самые новгородские житьи, о которых мы говорили. То есть, вотчинник мог быть не крупным, а помещик мог быть наоборот крупным. Но вотчину отобрать было нельзя. Это было возможно только через суд, только осудив на смертную казнь за измену или что-то сопоставимое, это конфискация имущества. Вотчина наследовалась, она принадлежала нераздельно вотчиннику боярину, а поместье можно было отобрать за неисправность по службе. Например, на смотру выяснилось, что конь полудохлый, до смотра доехал, но в поход на нем идти нельзя, и доспех давно не исправлялся у оружейника, ременные части где-то ослабли, а где-то и оборваны. За то можно было получить пинка по органу усидчивости и вылететь с поместной службы.

Почему Иван прибег к такой форме платы воинам? Ведь как раз в его время в Западной Европе распространялись наемные профессиональные армии, небольшие, но постоянные. Он это знал. Видите ли, в чем дело, по целому ряду причин Иван был невероятно богат, но не имел денег. Во-первых, Россия всегда была, вплоть до большевиков, даже при последнем императоре страной низких налогов. Налоги были едва ли не самые низкие в Европе на начало Великой войны, на 1914 год. Во-вторых, до XIX века России постоянно не хватало драгоценного металла, а следовательно денег. Денег платить наемникам у Ивана не было, а земля, чтобы платить помещикам, была.

Свою поместную реформу он тоже вел всю свою жизнь. Сначала он раздавал свои земли в центральных уездах, раздал свои великокняжеские владения в поместные владения. Не все конечно, себе оставил, но многое раздал. Довольно много Иван приобрел в новгородских конфискациях, еще до присоединения Новгорода конфисковал имения крупнейших своих противников, например, Борецких, когда его задабривали новгородцы, получив от него очередную порку, за счет дома святой Софии, то есть обширнейших владений архиепископа. Кое-что он приобрел с ликвидации Орды, кое-что с присоединением тверских земель, но уже немного. И земли кончились.

Что оставалось у Ивана? У него было еще три источника земель. Источник первый. Черносошные крестьяне, то есть свободные, не помещичьи крестьяне. Черносошные крестьяне — это в сущности сельские налогоплательщики, а черные сотни, черносотенцы — это городские налогоплательщики. Потому слово «черносотенец» означает городской демократ, представитель городских демократических кругов. Мы с этим еще встретимся. Их богатейшие земли сложились в итоге колонизации Севера последних ста лет. За огромной монашеской колонизацией начинается еще одна, новая волна крестьянской колонизации Русского севера, не первая, потому что была еще домонгольская колонизация. Новгородцы продвинулись на восток очень далеко. А новая волна — это конец XIV – конец XV века. В условиях севера, в условиях сложного, комплексного хозяйства, при огромном значении промыслов (эксплуатации природных ресурсов) сложилось богатейшее крестьянство, среди которых уже тогда были знаменитые фамилии то ли крестьян, то ли скорее людей торговых. Иван совсем не был глупым человеком, он не мог отдавать своих самых надежных налогоплательщиков во владение помещикам.

Еще у него были боярские или, скажем шире, вотчинные владения. Ну, естественно, самыми крупными среди них были владения боярские. Один советский историк, которого не желаю напоминать, написал, к сожалению: «У него были боярские владения, но Иван III в отличие от Ивана IV еще не готов был ступить на путь конфискации боярских земель». Я ему и всем подобным возражаю. Слово «конфискация» в русский язык попало в XVIII веке. В XV веке такого термина не было, а был термин «грабеж». Иоанн Васильевич грабителем себя не считал. Если бы ему кто-нибудь посоветовал ограбить своих же бояр, я думаю, советчик кончил бы плохо. Так что этих земель у него не было. Они были не его.

Третье. У него были уже тогда очень обширные, населенные монастырские владения. Это был возможный резерв. Вы вправе спросить, почему же конфисковать у бояр — это грабеж, а у монастырей — это не грабеж? Грабеж конечно. Но именно в этот момент в монашеской среде начался спор о монастырском землевладением — спор между «нестяжателями», возглавляемыми старцами Паисием Ярославовым и преподобным Нилом Сорским, и «иосифлянами» («осифлянами»), возглавляемыми Иосифом Волоцким. То есть, у Ивана оказались помощники в лице нестяжателей. Заметьте, споров о церковном землевладении никогда не было. Никто не сомневался в том, что епархия (епископ как ее глава) вправе владеть населенными деревнями. Вопрос был поставлен иначе. Может ли монастырь иметь населенные земли, то есть эксплуатировать крестьянский труд. Нестяжатели утверждали, что не может. Иосифляне обратное. Это разбиралось на церковных соборах трижды — в 1490, 1494 и и в 1504 годах. Победили иосифляне. Епископат стал решительно на сторону крупного монастыря.

И как обычно это разбирается в советской литературе, а иногда и в дореволюционной шибко либеральной литературке, были вот одни нестяжатели и были вот стяжатели. Одни вот хотели уединенной жизни, монашества, не хотели никого эксплуатировать, и за ними конечно будущего не было, они были такие, знаете ли, караси-идеалисты, довольствовались нищетой. И конечно крепкие энергичные церковники, которые хотели стяжать, их победили.

Все это чушь, все это неверно. Так же, как чушь — вражда между преподобным Нилом и преподобным Иосифом. Ученики преподобного Иосифа жили подолгу в скитах заволжских, то есть сторонников, учеников и друзей Нила Сорского, так сказать, ездили на стажировку изучать монашескую жизнь. И там их принимали. А когда я впервые в своей жизни в 1971 году побывал в Иосифове монастыре, который очень люблю, и сейчас это одно из моих любимых мест, то чуть ли не сразу же натолкнулся, рассматривая росписи на стенах соборного храма, на иконное фресковое изображение Нила Сорского, в монастыре, так сказать, его врага. Нет, дело было не в этом. И дело было вообще не в том — стяжать или не стяжать. Иосиф сам был подвижником, исполнял, будучи игуменом, основателем монастыря, тяжелейшие послушания, в частности, на ручной мельнице зерно молол. Есть известный житийный эпизод, как крестьянин пришел по какому-то делу и спросил, где игумен. Ему указали на хозяйственный двор. Он увидел крутящего жернова Иосифа и бросился к нему: «Что же ты, отче, как же так можно! Давай я буду вместо тебя». Покрутил, покрутил и опустил руки: «Да, не перемолоть мне игумена». Иосиф был богатырь.

Спор-то был об идеальном монастыре. Такие споры были также в Западной Европе и привели к созданию разных монашеских орденов. Может быть, и нам было бы правильно поступить на католический манер. А что в этом собственно дурного? Монахи разным занимаются. Просто для Паисия и Нила идеалом монастыря был небольшой скит, потому что отшельничество — это хорошо, но очень тяжело, это для единиц. А вот два-три, максимум четыре монаха, живущие вместе, — это достаточно. Они будут друг другу поддерживать во всем, в духовной жизни, в молитве, в духовной брани, в труде. А вы понимаете, что такой скит вполне мог прокормить себя, ему не нужны были населенные деревни. Тем более, что и Нил не запрещал принимать подношения. Если кто книгу подарит или ризу богослужебную, то можно принимать. Подарки можно. А Иосиф считал, что монастырь должен быть гигантскими культурным центром, а заодно центром благотворительности, чтобы там переписывали и собирали книги, чтобы там была солидная библиотека, чтобы там учили грамоте, не только своих послушников, но и окрестных жителей, обывателей, обывательских детей, чтобы там писали и собирали иконы. Кстати, преподобный Иосиф Волоцкий — первый известный нам в истории собиратель русской иконы. В частности, он собирал иконы, если хотите, был первым коллекционером икон преподобного Андрея Рублева. Они при нем были в монастыре, и были хорошо известны.

И мы знаем, что когда случились три неурожайных года еще при жизни Иосифа, Волоцкий монастырь кормил всю округу из своих запасов. Да, он собирал с крестьян. Из этих запасов он всю округу кормил. Воспитывал около пятидесяти брошенных родителями детей. Бедные крестьянские семьи не вытягивали всех детей, кормить было нечем, и кого-то отдавали на воспитание в монастырь. И ничего. Все даже повысили свой социальный статус, не все захотели идти в монастырь, а выучили всех. Они из крестьян перешли в служилые люди, получив какое-никакое образование. Он выполнял свою функцию.

Так кто же из них был прав? Да оба были правы! Это классический пример, когда правы оба.

Иван решительно поддержал конечно нестяжателей. Он был государственный человек, ему была слишком выгодна победа Нила. Оказать откровенное давление на церковный собор он не мог. Я так полагаю, что и не хотел. Он был православный государь. Но все что мог, он сделал. Он наверняка с советниками писал жесткие вопросы и отправлял их собору. И тут собор открутиться никак и не мог: государь же спрашивает. Приходилось искать прецеденты, обоснования, ссылаться на канонические правила, на святых отцов, и так отвечать на каждый въедливый вопрос Ивана. Но несмотря на то, что Иван долго пытался выжать из монастырей землицу, как мы знаем, это у него не получилось. А к концу жизни Иван потерял интерес к увеличению числа поместий.

Причиной церковных соборов был также вопрос о сохранении благочестия на Руси. Но об этом мы будем говорить в следующий раз, потому что вопрос этот возник в свою очередь по причине возникновения в Русской земле первой антисистемы — так называемой ереси жидовствующих. А этот вопрос сложный и требует отдельного рассмотрения. Внутренние же реформы Ивана мы теперь закончим, вкратце упомянув, что в 1497 году Иван издает первый Судебник. Это первый памятник общерусского законодательства со времен Русской Правды. Естественно, в совсем раздробленной Руси общерусский памятник трудно было создать, как его создал Ярослав и Ярославичи в XI столетии.

Не исключено, что 1497 год — это и год созыва нашего первого после длительного перерыва, после 1211 года парламента, первого земского собора. Об этом нигде не написано. Но написано, что великий князь обсуждал Судебник с разных чинов людьми. А созыв людей разных чинов, разных сословий — это и есть земский собор, это сословное представительство. Просто, может быть, в 1497 году еще не выработали процедуру и даже не придумали такого названия — «земский собор». Придумают ближе к середине XVI века. Но похоже, что уже при Иване Третьем он собирался. Документ этот доступен, он издавался много раз, в том числе в советское время. Невелик, чрезвычайно интересен для изучения. Что следует отметить. Весьма часто на Судебник кивают в том плане, что он положил начало закрепощению крестьян, ибо в нем закреплена норма Юрьева дня, которую вы наверное помните, что переход крестьянина от владельца к владельцу возможен только осенью в течение двух недель, неделю до и неделю после дня осеннего Георгия. На том основании марксисты охотно писали: «Вот видите, феодальный характер. Почему две недели осени? А потому что к Георгию, к Юрьеву дню убран урожай, дабы крестьянин расплатился со своим помещиком или вотчинником и только потом уходил. Это выгодно помещику». Я же задаю вопрос тогда, а крестьянину было выгодно собрать урожай, или было выгодно уходить голым и голодным?

Так вот, я вообще категорически отвергаю рассмотрение нормы Юрьева дня как нормы крепостнической. Почему? По очень простой причине. Да, появляется норма, гарантирующая и ограничивающая возможность крестьянского перехода. Как вы понимаете, крестьянин переходит от помещика к помещику не каждый год, потому что те из вас, кому доводилось переезжать на другую квартиру, знают, что это такое, какой это кошмар даже в наше время в Москве, даже при наличии автотранспорта. Крестьянину было еще хуже, а боярину уехать к другому князю еще хуже. Земля — это же роща, это орешник, это рыбный лов, это священник, к которому ты привык, это постройки твоей боярской усадьбы, в конце концов. Это скотина, которую всю не утащишь. У крестьянина конечно масштаб поменьше, но то же самое. Подворье со всеми хозяйственными постройками. Огород, который ты удобрял. Бычки, которых надо не перегонять, чтобы не отощали, а наоборот откармливать, потому что они на мясо пойдут. Твои свинки и так далее, и так далее. Это норма просто стабилизирует. Такие люди всегда бывают. В советское время тех, кто часто менял место работы, называли «летунами» на жаргоне инспекторов отделов кадров. Тогда они назывались «худыми мужиками», а чаще «худыми бобылями». Норма была против них. Но самое интересное в другом. Я предлагаю такое рассмотрение. Ну, хорошо, норма Юрьева дня ограничивает возможность крестьянского перехода. Но она же и гарантирует его. А кто вам сказал, что до Судебника 1497 года был свободный крестьянский переход? Это где написано? Нигде. А если нигде не написано, то вполне возможна ситуация, когда крестьянин говорит: «Ну, все, боярин, я от тебя ухожу. Мне никто никогда того не запрещал, в Русской Правде того нет». «А кто разрешал? — отвечает боярин. — Я может и не имею права тебя не отпускать, а не отпущу». Разумно? Разумно. А теперь этого сказать боярин не мог, потому что есть государев Судебник, где прописано право перехода. Какая же это крепостническая норма?

Но первый шаг к будущему крепостническому праву Иван все же сделал, но сделал непроизвольно. Даже политический гений не может предвидеть такого. Он сделал это разобранной нами поместной реформой. Дело в том, что создав помещика, Иван создал потенциального крепостника. Почему? А очень просто. В условиях свободного крестьянского перехода, пусть и ограниченного нормой Юрьева дня, кто был заинтересован закрепостить крестьянина? Крупный вотчинник боярин? А какая ему разница? Возьмем не самого крупного. Ну, работает у него триста крестьянским семей. Это тыщи полторы. Ну, уйдет семья, ну, две семьи. Одна уйдет, другая придет. Он сманить вообще-то мог, пообещать что-то: «Пойдешь ко мне со всем хозяйством, с семьей, я тебе даю три года слободы, три года не беру с тебя оброков, пока не обзаведешься хозяйством». Слово «слобода» именно оттуда — свобода от обложения налогом. Монастырь был обычно в таком же положении. Ну, во-первых, монахи и сами трудились. Тут вопрос в другом. Большому монастырю вроде Иосифова нужны конечно рабочие руки со стороны. Как вы полагаете, даже если монах не очень ученый, а просто переписец, переписывать книги — это тяжкий труд? У него еще есть время и силы землю пахать? Нет, конечно. Но монахи все же по хозяйству работали, им надо было даже меньше от своих крестьян. И семей крестьянских в общем хватало. А вы представьте себе положение помещика, у которого крестьянских семей десять. Да для него уход одной семьи — нож острый. Таких небогатых дворян бывало сколько угодно. И даже в те времена, когда дворяне получили при Екатерине Второй свободу от обязательной службы, большинство дворян не могли не служить. Они просто не могли себя прокормить. У них вообще не было поместья, либо оно было таким ничтожным, что только служба кормила. Я помню, что когда Федор Ушаков получал своей офицерский чин, он владел 17 душами крепостных, со стариками и малыми детьми. Это три семьи. Они могли прокормить мичмана флота? Нет, конечно. Он должен был служить. Вот он всю жизнь и служил. Так что здесь было по-разному. Ничего для закрепощения крестьян Иван Васильевич не сделал. Но объективно важный шаг к крепостничеству был сделан.

Итогами правления Ивана Третьего мы продолжим заниматься в следующий раз, в том числе разбором первой антисистемы в Русской земле. Это будет важно для тех, кто не читал мою статью «Антисистемы в России».

А сейчас я чуть не допустил важную ошибку. Хорошо, мы разобрали очень подробно четвертый узел Ивана Третьего реформатора. А какую же задачу он поставил? Я вас вплотную к этому подвел. Осталось ответить на этот вопрос. Запишите дословно. Он поставил задачу «расширения социальной базы правящего слоя», можно короче, социальной базы правительства, но это будет не вполне корректно. То есть, старое сочетание княжеской монархии и боярской аристократии было достаточным для раздробленной Руси, но недостаточным для единой России, для огромного государства, к тому же стоящего на пороге Нового времени. Не забывайте, то была эпоха Возрождения в Италии. И пойти можно было по пути бюрократизации. Наши предки, слава Богу, по этому пути не пошли. Можно было пойти по пути демократического расширения правящего слоя за счет сословного представительства. За счет кого можно было расширять правящий слой? За счет простых дворян помещиков. За счет зажиточных горожан. И даже наконец, что в Западной Европе почти не встречалось (встречалось только в Швеции), даже за счет зажиточных крестьян. Мы и пошли по этому пути, но уже в XVI веке. Хотя должен вам сказать, что демократия как таковая в добольшевицкой России полностью не умирала никогда, даже в самые крепостнические времена. В частности, тот же Судебник Ивана Третьего содержит и такую норму: «Ни один судья не смеет дерзать судить без лучших людей». А что такое «участие лучших людей», как не некая, может быть, зачаточная форма суда присяжных. Вот вам, пожалуйста, пример. На этом на сегодня все.

источник