ГУЛАГ за 30 лет своего существования превратился в имя нарицательное. Царство абсолютного мрака и безысходности, отчаяния и тьмы. Место, откуда почти никто не возвращается. Одна из самых жестоких систем, созданных человечеством.

История ГУЛАГа пережила два этапа: довоенный и послевоенный. Это были весьма отличающиеся друг от друга этапы. Вопреки распространенному времени, пиковая численность ГУЛАГа пришлась на послевоенные времена, а вовсе не на времена Большого террора.

В 30-е годы политического противника было гораздо проще расстрелять, тогда как после войны смертная казнь была отменена из-за огромной потребности в рабочих руках, возникшей в разрушенной стране. Вместе с тем, новый контингент лагерей привел к значительным изменениям, что выразилось сразу в трех крупных восстаниях, прокатившихся по лагерям в 50-е годы и в конце концов поспособствовавших закрытию всей системы.

В 30-е годы протесты в системе ГУЛАГа практически отсутствовали. Вернее, носили единичный характер. Основной контингент политических заключенных составляли бывшие троцкисты и прочие заблудившиеся левые, к брутальному сопротивлению не слишком подготовленные. Или же простые крестьяне и рабочие, совершенно не понимавшие, что вообще происходит.



Кроме того, было просто непонятно, как именно сопротивляться. В дореволюционной России главным способом отстаивания своих прав была голодовка, но в условиях Гулага 30-х она теряла всякий смысл, поскольку заключенные и так голодали и умирали в огромных количествах.
Объявить голодовку было равнозначным самоубийству, которое, к тому же, никто и не заметит, поскольку смертность зашкаливает (в военные годы все стало еще хуже: в 1942 и 1943 годах умерло 25 и 22,5 процентов от общей численности заключенных). Заключенные практически не имели вариантов для протеста, поскольку перманентно находились на краю гибели. По сути, единственной формой протеста стали групповые и одиночные побеги, которые с 1941 года стали караться смертной казнью.

Первое восстание вспыхнуло в 1942 году. Его даже нельзя назвать восстанием, поскольку восставшие даже не рассчитывали на какие-то смягчения режима, не выдвигали никаких требований и не намеревались вести никаких переговоров. Поэтому Усть-Усинское восстание стоит особняком от последующих.

Кроме того, оно само по себе довольно невероятно, поскольку его возглавил не заключенный, а начальник лагеря. Оно вспыхнуло в маленьком лагерном пункте под названием «Лесорейд», располагавшемся в Коми. В лагере находилось около 200 заключенных, большая часть из которых была политическими.
Начальником пункта был Марк Ретюнин, сам недавно освободившийся. В конце 20-х он сел на 13 лет за ограбление банка, но в 1939 был досрочно выпущен и оставлен вольнонаемным, а затем назначен начальником этого маленького лагпункта на севере. Планы устроить восстание появились осенью 1941 года.
С началом войны резко ухудшились условия эксплуатации заключенных, также начались проблемы с продовольствием. Кроме того, поползли слухи о том, что политических заключенных скоро начнут расстреливать без суда. Ретюнин знал о расстрелах в Орловском централе, где отступающие чекисты перестреляли всех политических перед приходом немцев и рассказал об этом нескольким заключенным-троцкистам.
Началась подготовка к восстанию, Ретюнин заказал теплую зимнюю одежду и продовольствие и некоторое время подкармливал будущих беглецов повышенными пайками. 24 января 1942 года они разоружили ВОХРовцев и заперли их в овощехранилище. Затем они освободили всех заключенных, часть из которых присоединилась к отряду.
Им также удалось захватить оружейный обоз ВОХР. Планы восставших так и остались тайной. Вернее, их называется огромное количество, в том числе и откровенно неправдоподобных. Задержанные живыми утверждали, что они, опасаясь гибели в лагере, решили пробиваться на фронт, чтобы там объединиться с партизанами.
Следователи, в свою очередь, шили антисоветское восстание, утверждая, что восставшие собирались захватывать города, агитируя живших там спецпоселенцев переходить на свою сторону, а также ведя пропаганду против колхозов и советской власти. В действительности они, по всей вероятности, собирались уйти в тундру к оленеводам, где планировали затеряться.

Естественно, в рамках советской системы вооруженное восстание в лагере было невероятнейшим форс-мажором. По тревоге подняли всех кого можно, вплоть до авиации.

Беглецов довольно быстро нашли, но они с перестрелками уходили от погонь неделю, пока, наконец, у них не закончились боеприпасы. Тогда лидеры восстания застрелились. Остальных сбежавших, не присоединившихся к боевому отряду, скоро изловили. Половину из них расстреляли. Однако и ВОХР понес рекордные потери (следующие восстания обходились почти без жертв со стороны охраны) – с их стороны погибло 33 человека, почти 100 человек получили ранения или обморожения.




После этого восстаний не было 10 лет. Однако после войны в лагеря пошел другой контингент. Это были уже не довоенные ботаники, которые и очки то с трудом на голове держали из-за их веса, а фронтовики, по тем или иным причинам осужденные «за сотрудничество с врагом» (как правило, это были возвращавшиеся из плена), а также украинские националисты, которые вообще были самыми проблемными.

Но на самом деле нет, причина не в этом. До войны пропорции русских и украинских заключенных были почти одинаковы (до войны: 63 процентов русских и 13,8 процентов украинцев, после войны: 55,6 процентов русских и 20 процентов украинцев) однако восстаний не было. Что же изменилось? Изменились две вещи: во-первых, потенциально опасных в 30-е годы просто казнили, а среднестатистический довоенный заключенный мог предполагать, что его взяли по ошибке, скоро разберутся и выпустят, «ну не могут же они» и т.д., тогда как послевоенные уже были избавлены от иллюзий и понимали, что «могут».

Кроме того, значительная часть из них была осуждена на 25 лет, что, по сути, приравнивалось к смертной казни, особенно в условиях Особлага, а значит и терять им было нечего. Во-вторых, заехавшие в лагерях украинские националисты действительно были особым случаем. В большинстве своем это были западные украинцы из ОУН с опытом подпольно-партизанской борьбы еще в те времена, когда Западная Украина была частью Польши. Затем этот опыт был перенесен на СССР, после присоединения польской Украины.

То есть люди обладали навыками подпольной борьбы, конспирации, выстраивания связей во враждебном окружении и т.д. Кроме того, поскольку Западная Украина была присоединена только в конце 1939 года, они воспринимали эти лагеря скорее как лагеря военнопленных, примерно так же, как советские военнопленные воспринимали немецкие лагеря (в которых советскими военнопленными тоже нередко создавались подпольные группы).

В НКВД понимали, кто едет в лагеря, и приняли все необходимые меры. Политические заключенные и раньше были особым случаем по сравнению с уголовниками, теперь же для них была создана система в системе – Особые лагеря(Особлаг).

В этих лагеря сидели осужденные по контрреволюционной 58-й статье: начиная от белоэмигрантов и заканчивая членами УПА и обычными старостами с оккупированных территорий.

Режим содержания в Особлагах был значительно жестче, чем в обычных лагерях. Заключенные этих лагерей полностью изолировались от остальных, даже если работали. Запрещались свидания и переписка с родственниками. На одеждах полагалось носить номера, что ужасно злило заключенных. Как правило, их использовали на самых физически тяжелых работах.

Поскольку концентрация политических в Особлагах была зашкаливающей, то и количество осведомителей, а проще говоря стукачей, было огромным. Однако заключенные довольно быстро начали создавать в них подпольные ячейки для вычисления и убийства стукачей. Также большую роль здесь играли землячества.
Как уже говорилось, западные украинцы и латыши пока еще воспринимали себя в чужом государстве и объединялись по национальному признаку. Их этапировали в сибирские или казахские Особлаги через всю страну, и к моменту, когда они прибывали на место, они нередко уже имели четко сформированные ячейки, где у каждого были свои функции и обязанности.

Следующее восстание, хотя правильнее было бы называть его забастовкой, случилось в начале 1952 года, еще при живом Сталине. В казахский Песчанлаг привезли большую группу ОУНовцев.

Те, едва прибыв в лагерь, по старой партизанско-подпольной традиции принялись вычислять и уничтожать осведомителей всеми способами. Тогда украинцев начали закидывать в особое помещение, где сердитые стукачи избивали их. Длилось все это недолго, поскольку заключенные решили сжечь барак со стукачами, однако были остановлены охраной, начавшей стрельбу. Несколько человек было ранено, как минимум один погиб.

В ответ заключенные лагеря на следующий день не вышли на работу и объявили голодовку всем лагерем. При этом в соседнем лагпункте, где были одни только украинцы, забастовку не поддержали. Однако и так получилось неплохо. Бастовавшие потребовали снять номера с их формы, наказать виновников стрельбы и пересмотреть некоторые дела. Несмотря на то, что их требования не были выполнены, обошлось без крови. Заключенные поголодали три дня, начальство пообещало им разобраться, а в итоге лагерь просто расселили. То есть активных участников развезли по разным лагерям.

Затем умер Сталин и лагеря забеспокоились. По всему ГУЛАГу ползли слухи один другого невероятнее. Начиная от: «нас всех теперь расстреляют» и заканчивая надеждами на всеобщую амнистию.

Масла в огонь подлила действительно состоявшаяся амнистия, но затронувшая только уголовников. По бериевской амнистии на свободу выходили только осужденные на сроки до 5 лет, тогда как на политических заключенных она не распространялась, хотя многие связывали определенные надежды со смертью Сталина.



Летом 1953 года вспыхнуло крупнейшее восстание в норильском Горлаге. Бастовали все лагеря (около 15-16 тысяч заключенных). Поводом послужил ряд кровавых инцидентов с явным превышением полномочий со стороны охраны.

Заключенные отказались выходить на работу, потребовали прилета специальной московской комиссии и выдвинули ряд требований. Прежде всего, они хотели добиться уменьшения рабочего дня с 10-12 часов до 7-8, а также улучшить условия существования в лагере, в том числе и качество оказания медицинской помощи. Были и более глобальные требования, касавшиеся не конкретно норильских лагерей, а вообще всей системы. Они требовали пересмотра политических дел, амнистии для инвалидов, возвращения заключенных иностранцев (поляков, немцев, венгров, японцев) на родину, отмены ношения номеров на одежде и снятия ограничений на переписку с родными.

Забастовка стала самой длительной за всю историю ГУЛАГа и продолжалась с 26 мая по 4 августа. Переговоры с заключенными были осложнены еще тем фактом, что забастовка началась еще при Берии, а заканчивалась уже после его ареста. При этом приехавшей на переговоры бериевской комиссии пришлось через некоторое время вернуться, поскольку товарищ Берия оказался английским шпионом и изменником родины.

В Горлаге действовали объединенные по нацпризнаку подпольные группы заключенных. Об одной из таких групп оставил воспоминания литовец Бронюс Златкус. Его посадили на 10 лет за принадлежность к националистической студенческой организации. В лагере он был членом подпольной группы «Норильские витязи»

«Нами была принята программа конкретных действий. Решили:

1. Образовать литовскую группу сопротивления.
2. Создать пятерки защиты, в каждой из которых должен быть старший.
3. Запретить самостоятельно проводить акты террора.
4. Собирать сведения об агентурной сети оперчасти.
5. Собирать сведения об активных пособниках лагерной администрации, любителях с помощью палки наводить порядок.
6. В каждой секции барака иметь своего человека для сбора информации.
7. Структура организации: представительное и исполнительное звенья, координаторы, советники, штаб.

Представительное литовское звено поручили возглавить адвокату Вацловасу Зубкявичусу. Координаторами назначили Микаса Мисюрявичуса, Бронюса Раманаускаса и меня (я держал связь с народностями Северного Кавказа). Советником стал ксендз Чесловас Каваляускас. Штаб возглавил Юозас Лукшис, имевший опыт организации групп сопротивления в карагандинских лагерях. Первые пятерки создали и возглавили Юозас Лукшис, Казимерас Везбяргас, Антанас Зинкявичус, Казимерас Шалкаускас.

В первую очередь мы вступили в союз с западными украинцами, потом с русскими, при необходимости проводили совместные акции. Решили, что каждая нация сама наказывает виновных земляков».

Один из участников восстания Семен Головко, который является племянником Шкуро и его ординарцем во времена войны (к слову, еще несколько лет назад он точно был жив и жил в Норильске) вспоминал:
«У нас в зоне 275 человек советских офицеров, три героя Советского Союза».

В целом, все национальные группы держались особняком друг от друга, хотя уже после начала восстания вынуждены были сотрудничать. Бывший ОУНовец Евгений Грицяк описывал ситуацию еще до начала восстания:

«Как-то на Горстрое ко мне подходит один из очень активных, умных и рассудительных русских заключённых — Владимир Заонегин — и говорит:

— Знаешь, Евгений, мы, русские, решили собраться в узком кругу с тем, чтобы наметить дальнейшие пути борьбы против большевизма. Мы хотим, чтобы среди нас был и ваш представитель. Мы можем принять тебя или поговори там со своими, и кого вы пришлёте, того мы примем. Больше одного принять не сможем, поскольку ты сам понимаешь, что это должен быть очень узкий и хорошо законспирированный круг.

— Хорошо,— отвечаю я,— этот замысел я одобряю, но прежде, чем дать вам ответ, мы хотели бы знать ваши мысли относительно отделения Украины от России.

— О нет! Нет! — категорически возразил Заонегин.— Про это и речи не может быть!

— В таком случае,— ответил я,— хотя я ещё ни с кем не говорил, но могу уже дать вам наш ответ. А ответ такой: ни я, ни кто-либо другой из нас на ваше сборище не придёт. Мы не хотим класть свои головы только за то, чтобы сменить цвет нашего хомута; мы хотим сбросить его с нашей шеи!

На этом и кончилось. Заонегин насупился, молча отвернулся от меня и пошёл прочь. Больше я его никогда не видел».

Среди лидеров восстания с русской стороны был Борис Шамаев. Это был советский офицер, попавший в плен еще в начале войны. В плену он, по одним данным, вступил в подпольную группу советских военнопленных и для организации побегов пошел на сотрудничество с немцами, по другим – просто пошел на сотрудничество с немцами. В любом случае, после войны он был осужден за измену.

Забастовка длилась до августа, побив все рекорды. Хотя несколько лагпунктов вернулись на работу значительно раньше окончания протеста. Еще один был взят штурмом, причем погибло несколько человек. Остальные бастовали вплоть до августа, когда был принят силовой вариант решения конфликта. Несмотря на то, что восстание было ненасильственным, то есть заключенные не нападали на охранников, его подавляли с помощью оружия. В результате со стороны заключенных было большое количество жертв. Точные цифры не называются, обычно говорится о 100-150 погибших. Выживших лидеров восстания осудили на 25 лет. Шамаев в 1959 был переведен в ИТК на более мягкий режим, а в 1968 отпущен. Заключенных Горлага развезли по другим лагерям, а сам Горлаг через некоторое время закрыли.


Примечательно, что в Литве «Норильские витязи» считаются национальными героями и все они награждены высшими государственными наградами. Даже в Украине каждый год проводятся различные мероприятия в годовщину восстания. В России про восстание в его годовщину пишут обычно только «Новая газета» и «Радио Свобода».


Параллельно началось другое восстание, на этот раз в Речлаге близ Воркуты. Заключенные там работали в основном на шахтах. Один за другим забастовали все лагпункты Речлага. В отличие от Горлага, там украинцы не играли большой роли, лидерами большинства забастовочных комитетов были русские (хотя один из комитетов возглавлял бывший польский офицер). Интересно, что один из комитетов возглавлял бывший полковник НКВД, осужденный совсем недавно.

В этом лагере восстание было также ненасильственным. На переговорах им предложили сократить рабочий день до девятичасового, снять номера с одежды, разрешить свидания с родственниками и переписку. После этого часть лагпунктов вышла на работу, другие же добивались пересмотра своих дел. В итоге непокорные лагпункты штурмовали с применением оружия, в результате чего погибло 47 заключенных. Организаторов забастовки посадили, а рядовых участников развезли по другим лагерям.

Тем не менее, два восстания за месяц напугали власть. Уже 1 сентября было закрыто Особое совещание при НКВД СССР – дьявольское учреждение, обладавшее абсолютными полномочиями и при этом не ограниченное никакими запретами (почти все послевоенные дела рассматривало именно ОСО, причем дела рассматривались без адвокатов, а зачастую даже без подсудимых).

Последним восстанием, окончательно добившим систему, стало Кенгирское восстание в Степлаге в мае-июне 1954 года. Оно не было самым крупным или продолжительным, зато отличалось наибольшей эпичностью.

Началось все с того, что в Степлаге объявили о смягчении режима. Заключенным разрешили свидания и переписку. Некоторые решили отметить это визитом в женскую колонию, находившуюся прямо напротив. На следующий день было объявлено, что территория между мужской и женской колониями объявляется огневой зоной. Это всех возмутило и на следующую ночь заключенные опять решили наведаться в гости, но в результате были обстреляны автоматчиками. Погибло 18 человек. Тогда и женский и мужской лагеря забастовали и взяли контроль над лагерем в свои руки. Они выпустили всех, находившихся в следственных изоляторах и принялись создавать комитеты. Кроме того, они взяли все лагеря под свое руководство, назначались ответственные за радиопропаганду, за листовки, за пожарную безопасность, за собственную безопасность. Создавалось бюро по сбору информации о злодеяниях, куда все заключенные могли пожаловаться на притеснения со стороны старой охраны. Создавались группы сопротивления, санитарные группы, лаборатории по изготовлению оружия, отдел священников и группа «рупористов», которые вели пропаганду среди солдат вокруг лагеря. Ее возглавлял бывший советский морпех. Был даже создан ударный отряд из чеченцев(!).

Комиссия отличалась весьма интернациональным составом. В нее входил бывший учитель и фронтовик Макеев, осужденный за антисоветскую агитацию, морпех Батоян, троцкистка Шиманская, будущая еврейская активистка Бершадская (они были делегированы от женского лагеря). Среди главных руководителей восстания были еврей Герша Келлер по кличке «Жид», партизанивший в УПА и в лагере ответственный за караулы и в целом за военное дело, русский немец Юрий Кнопмус, в прошлом активист-комсомолец и, по всей видимости, агент советской разведки. Во время войны он оказался на оккупированной территории, стал старостой, а потом ушел с немцами. В лагере он отвечал за пропаганду. Еще одним лидером был Энгельс Слученков, бывший советский солдат, в плену вступивший в РОА и ставший там офицером. Уже после войны он пытался организовать в «Озерлаге» подпольную группу националистов и был вновь судим и переведен в Казахстан.

В лагере он отвечал за службу безопасности, сыскное дело и тюрьму. По воспоминаниям очевидцев, был самым радикально настроенным среди лидеров восстания и выступал за превращение тюремного восстания в общенародное антисоветское. Украинские источники нередко называют среди лидеров восстания Михаила Сороку – старого ОУНовца и скаута из «Пласта», мотавшего срок еще в довоенной Польше. Однако известно, что Сорока не входил ни в один из составов комиссий, а также не был осужден как организатор и лидер восстания.

Солженицын вообще считал лидером восстания некоего Капитона Кузнецова, самого неоднозначного персонажа. Уж больно неясная у него биография. В ряде источников указывается, что он был фронтовиком и подполковником РККА, попал в плен к немцам, после войны был осужден «за участие в карательных операциях». Сам Кузнецов вообще говорил, что он разведчик, заброшенный в тыл к немцам для диверсий, арестованный гестапо и сбежавший из лагеря. Дополнительной неясности прибавляет и тот факт, что Кузнецов был приговорен по делу о восстании к расстрелу, но ему внезапно заменили казнь на 25 лет, а уже в 1960 реабилитировали вообще по всем делам и отпустили. Также, по воспоминаниям очевидцев, из руководителей восстания он был наименее радикальным.

Восставшие выдвинули требования: снизить сроки по 58-й статье, отпустить со спецпоселения семьи осужденных, отменить спецпоселение для освобождающихся из лагерей, установить восьмичасовой рабочий день и оплату труда наравне с вольнонаемными, разрешить общение с женской колонией, расследовать все случаи превышения полномочий охраной.

Пока шли переговоры, восставшие сконструировали свое радио, которое вещало на территории лагеря, а также запускали воздушных змеев с листовками для жителей ближайших населенных пунктов. В лагере были возведены баррикады.

В результате переговоры затянулись и начали грозить срывом плана по добыче угля. Лагерь было решено штурмовать. Поскольку само восстание отличалось эпичностью, его подавление также вошло в историю. Для подавления бунта в лагерь ввели танки(!). Серьезно, пять танков ездили по лагерю.

Причем штурм начался ночью. Танки были укомплектованы холостыми снарядами, но задавили несколько человек. Кроме того, в подавлении восстания участвовали военные с боевым оружием. Заключенные пытались оказывать сопротивление и смогли ранить несколько человек, но погибших со стороны военных не было. Со стороны восставших по официальным данным погибло 47 человек, впрочем, заключенные уверяли, что погибших было больше.

Лидеров восстания арестовали, несколько человек, в том числе Келлера и Слученкова – расстреляли. Остальных заключенных перевели в различные лагеря. Тем не менее, третье массовое восстание за год ясно намекнуло руководству страны, чтобы дальше старым жить невозможно. ГУЛАГ уже не тот. Начался пересмотр сталинских дел ОСО.

В 1955 году были амнистированы все осужденные за сотрудничество с немцами. В том же году со спецпоселений были возвращены домой депортированные семьи прибалтов. Иностранных военнопленных также отпустили домой. В 1956 году существование ИТЛ (исправительно-трудовых лагерей) было признано нецелесообразным, им на смену пришли колонии с более мягким режимом. Вскоре был полностью ликвидирован старый ГУЛАГ.

Конечно, нельзя со стопроцентной уверенностью сказать, что ГУЛАГ развалили националисты (украинские, русские, литовские, латышские). Однако именно они продемонстрировали самые эффективные примеры противостояния. Опыт подпольной работы помогал им создавать конспиративные ячейки сопротивления и противостоять развитой сети лагерных стукачей. А боевой опыт помогал им ставить на место уголовников, которых лагерное начальство традиционно использовало для запугивания политических заключенных (ботаники 30-х не могли эффективно противостоять блатным).

Уже упоминавшийся выше Семен Головко приводил один из примеров «воспитательной работы» с уголовниками, которых специально привезли, чтобы гнобить политических:

«Хлеб проигрывать, молодых трахать, работать, не работать. За них же надо отдавать норму. Мы смотрели, смотрели, нас было пять друзей, казаков, я говорю: «Братцы, да что же это такое? Давайте к этому пахану придем — или-или». Мы пришли к нему: вот, так и так. Он выхватывает две финки. Мы же в разведке были, чего там говорить, мы их заделали. Я бригадирам говорю: «Так, обрезай уши». Уши отрезали, бригадиру каждому: «Беги и говори в лагере — бейте». Их как начали, и всех сто человек в зону загнали за проволоку, и их от нас убрали».

Конечно, при Сталине могли быть десятки таких восстаний и все равно ничего бы не изменилось, но Сталин умер, времена изменились. СССР понемногу вылезал из раковины и открывался миру, Хрущев, виданное ли дело, поехал с визитом в США и на этом фоне существование средневекового двухмиллионного ГУЛАГа, в основном населенного политическими заключенными, уже не оправдывало себя.

Холодная война была уже не столько войной машин и людей, сколько войной идеологий. Трудно рассуждать на весь мир о преимуществах социалистического строя, когда у тебя в Сибири два миллиона политических заключенных. ГУЛАГ был обречен как система, но восстания 1952-54 годов, несомненно, приблизили ее конец.

источник