Среди знаменитостей, родившихся или живших на Тверской земле, — генерал-фельдмаршал Иосиф Гурко. В 1894 году Иосиф Владимирович стал предпоследним русским военачальником, удостоенным этого чина, 53-м по счету. В 1879-м был награжден орденом Святого Георгия 2-й степени. Таковых в орденской истории записано 125 человек. Гурко получил орден за номером 118.

Текст: Михаил Быков, фото: Александр Бурый

"Чтобы увековечить память этого фельдмаршала, и была построена в имении "домашняя церковь", а под нею 11 склепов, куда перенесли прах папаши и мамаши, умершей в Париже, и привезенный в Тверскую губ., как в то время подобало генеральской жене... В имении Сахарово сейчас расположен образцовый лагерь Н-ской дивизии. В домашней церкви устроена читальня для красноармейцев и крестьян... Генеральские останки — душителей рабочих и крестьян — убраны. На этом месте теперь цветут цветы пролетарской культуры и знаний". Выписано из газеты "Тверская правда" за 28 мая 1925 года. Подпись под сделанной вручную выпиской говорящая — "Очевидец".

 

"Папаша и мамаша" — это как раз об Иосифе Гурко и его супруге, урожденной графине Марии Салиас-де-Турнемир, так как последним владельцем имения Сахарово был их сын Владимир. Забегая вперед, замечу, что у фельдмаршала и Марии Андреевны было еще пятеро сыновей. Их судьбы таковы, что впору роман писать. Не "Карамазовы", конечно, но Федору Михайловичу материал понравился бы.

В 1977 году та же газета, переименованная в "Калининскую правду", тон поменяла. Отмечалось 100-летие последней русско-турецкой войны, в результате которой болгары получили свободу, а сербы и черногорцы утвердились на международной арене в качестве хозяев независимых государств. В 1901-м, когда фельдмаршал покинул этот мир, у гроба помимо родственников, высоких чинов из Петербурга и офицеров Тверского гарнизона стояли члены болгарской делегации. В 1977 и 1978 годах болгар тоже ждали в Советском Союзе, но вряд ли планировалось везти дорогих гостей в Сахарово. Из читальни домовая церковь превратилась в тренировочный зал спортобщества "Урожай" и по совместительству — в мебельный склад. Склонить головы у саркофага Иосифа Владимировича не получилось бы. На исконное место останки возвращать никто не собирался. Как бросили их в землю в парке в 60 шагах от памятника советским воинам, умершим от ран в местном госпитале во время Великой Отечественной войны, так там и оставили. Хорошо, додумались зарубки на ближних деревьях оставить. Видать, кто-то из добровольцев-могильщиков, сжимая рукоять лопаты, вспомнил Бога.

 

 

ГЕНЕРАЛ "ВПЕРЕД"

Что ни говори, коллективная память — это капризный инструмент истории. Как так получилось, что Петр Великий и великий Александр Суворов, военачальники Отечественной войны 1812 года во главе с Михаилом Кутузовым и в некоторой степени Михаил Скобелев с Алексеем Брусиловым затмили собой остальных замечательных полководцев, приносивших славу Российской империи на протяжении трех веков? К ним можно добавить "хозяев морей" — Федора Ушакова и Павла Нахимова. Идут перечисленные военные таланты по магистральному пути русской военной истории, а параллельно проселочными дорогами пробираются их достойные конкуренты и товарищи по победам и поражениям, известные по большей части специалистам и ценителям военного искусства.

 

Проверить себя нетрудно. Создатель русского флота, первый президент Адмиралтейств-коллегии Федор Апраксин, защитивший строившийся Петербург от шведов. Генерал-фельдмаршал Михаил Голицын, один из лучших полководцев Северной войны, победитель Гренгама. За титул лучшего с ним могли поспорить Никита Репнин и Шереметев. Еще один фельдмаршал — Христофор Миних, доказавший, что доминирование Османской империи на Черном море не вечно. Адмирал Григорий Спиридов, бивший турок там же. Учитель Суворова граф Петр Румянцев-Задунайский, не только блистательный практик, но и глубокий теоретик военного дела. Это — век XVIII. А век XIX вывел на скрижалях фамилии генералов Ивана Дибича, Ивана Паскевича, Константина Кауфмана, Михаила Лорис-Меликова, Федора Радецкого, флотоводцев Михаила Лазарева, Степана Макарова. Век ХХ — Романа Кондратенко, Николая Юденича, Николая Эссена.

 

В этом не самом полном списке одно из достойнейших мест — у Иосифа Гурко. Будущий победитель в последней русско-турецкой войне — а именно Гурко многие военные специалисты и историки считали и считают таковым — родился в 1828 году в дворянской семье, корни которой находились в Белоруссии. Малая родина — родовое село Александровка Оршанского уезда Могилевской губернии. Отец — боевой офицер, участник Отечественной войны 1812 года и Заграничных походов 1813–1814 годов, орден Святого Георгия и генеральское звание получил в год рождения сына, когда в составе войск Паскевича взял Эривань. За Польский поход 1830–1831 годов был удостоен ордена Святого Георгия 3-й степени. В 1851 году стал полным генералом.

Неудивительно, что Иосиф с детства мечтал быть военным. Но первые годы учебы прошли в иезуитском коллегиуме — вероятно, Оршанском. Он до сих пор стоит в центре Орши в 300 шагах от Днепра — отреставрированный музей и картинная галерея. В 40-х годах XIX столетия коллегиум был превращен в городскую тюрьму, но Гурко этого уже застать не мог. После смерти матери в 1840-м его отправили учиться в Петербург, в Пажеский корпус.

 

 

Иосиф вышел из корпуса корнетом в лейб-гвардии Гусарский Его Величества полк. Служить в царскосельских гусарах и не быть отменным кавалеристом невозможно. И Гурко им был. Спустя пятнадцать лет после прихода в полк Гурко из корнета превратился в полковника, то есть преодолел четыре ступени гвардейской иерархической лестницы. Для гвардейской кавалерии середины XIX века случай довольно редкий. Ведь гвардия не воевала толком после наполеоновского периода. А за полковничьими эполетами маячили генеральские. Всего в лейб-гусарах Гурко прослужил шестнадцать лет. За исключением короткого периода. Лучший эскадронный командир полка рвался на Восточную войну в Крым, в Севастополь. Ради этого поступился гвардейским чином ротмистра и превратился в скромного армейского майора, батальонного командира в Черниговском пехотном полку. Осталась крылатая фраза, брошенная Гурко после перевода: "Жить с кавалерией, умирать с пехотой". Но "умереть" с черниговцами ему не пришлось. Майор оказался на Бельбекских высотах под Севастополем тогда, когда город-порт уже был сдан противнику.

 

По возвращении в родной полк Гурко довольно скоро был откомандирован в свиту Его Величества, где занимался реализацией проекта военной реформы в провинции. Судя по скупым откликам о его деятельности в Самарской, Вятской и Калужской губерниях, полковник и флигель-адъютант свиты отличался редким для чиновничества качеством — чувством справедливости. Хотя по необходимости был строг до чрезвычайности. Особенно к нерадивым коллегам. Волей-неволей Гурко принял на местах участие в проведении не только военной, но и крестьянской реформы 1861 года. Казалось бы, кадровый столичный офицер должен быть лишен малейших признаков гуманного отношения к недовольным крестьянам. Но, в отличие от местных помещиков, жаждавших крови, Гурко настаивал, говоря современным языком, на политическом диалоге и выступал категорически против смертной казни.

 

В строй Гурко вернулся в 1866 году — командиром 4-го гусарского Мариупольского полка. Вроде как понижение. На деле — практика для полкового командира. Через три года Иосиф Владимирович — генерал-майор, под рукой которого лейб-гвардии Конногренадерский полк! Шесть лет он командовал "мрачными" (прозвище гвардейских конногренадер. — Прим. авт.), превратив полк в элиту русской кавалерии. Затем получил 2-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию.

 

КОГДА МЫ БЫЛИ НА ВОЙНЕ

Едва в 1877 году началась русско-турецкая война, Гурко стал проситься в действующую армию. Он знал, что Гвардейский корпус беспокоить не будут, а генерал-лейтенанту очень хотелось в реальном деле доказать, что тридцать лет отданы военной стезе не напрасно. Трудно сказать, отпустил бы его на Дунай император Александр II из Петергофа, где стояли конногренадеры, но заступился великий князь Николай Николаевич — старший. Главнокомандующий Дунайской армией и брат царя служил ранее генерал-инспектором кавалерии и был убежден, что лучшего начальника для передового сводного конного отряда не найти.

 

Вскоре новоиспеченный командующий передовым (он же — Южный) отрядом в 15 тысяч человек прибыл в северную Болгарию, принял его от прежнего начальника и направил на город Тырново. Что тянуть, решил генерал, понимая, что противник стремительного удара не ждет. И бросил кавалерию на город. От прибытия Гурко на фронт до взятия древней болгарской столицы минули сутки!

В чем была особенность последней русско-турецкой войны? Помимо вражеской армии нашим войскам противостояла сама природа. Сначала сплошной линией фронта с запада на восток вытянулся широкий Дунай с четырьмя крепостями по южному берегу. За ним, также с запада на восток, — Балканы с четырьмя горными перевалами, через которые только и можно было прорваться в центральную и южную Болгарию. А там, глядишь — широкой долиной между Балканами и Родопами к Константинополю. В русской Ставке это прекрасно понимали. Турки — тоже. Форсирование Дуная прошло успешно. Предстояло взять под контроль горные дороги. Отряду Гурко достался самый трудный перевал — Хаинкиойский. Правда, и куда слабее укрепленный, чем, например, Шипкинский. Понадобилось несколько дней боев, и перевал оказался в руках русских, что позволило выйти в тыл турецкой шипкинской группировке. Про тяжелые бои на Шипке в июле 1877 года наслышаны в России многие. Знаменитый памятник, олицетворяющий российско-болгарскую дружбу, наряду со стоящим на другой горе советским солдатом Алешей. Художественный фильм. Песни. Когда-то весьма плохонькие дешевые сигареты без фильтра... Но куда меньшему числу людей известно, что взятие Шипки — это во многом заслуга генерала Гурко.

 

После неудач под Плевной, где между Дунаем и Балканами разыгралось главное сражение войны, было принято решение усилить Русскую армию силами Гвардейского корпуса. Гурко принял 2-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию, которая вскоре благодаря резервам превратилась в Особую сводную армейскую группу до 70 тысяч штыков и сабель. С левого фланга Гурко перебрался на правый и, миновав перевал Араб-Конак, двинул на Софию. Но по дороге к перевалу предстояло провести несколько кровопролитных боев, которые вошли в учебники военного искусства: Дальний Дубняк, Телиш, Горный Дубняк, Орхание... А за перевалом — Ташкисен. Главные задачи возлагались на гвардейскую пехоту. Вот слова из напутствия солдатам генерала "Вперед", как называли Гурко в войсках: "Гвардейцы, о вас заботятся больше, чем об остальной армии... и вот вам пора доказать, что вы этих забот достойны". В высоких штабах генерала за глаза именовали иначе — "Колючка".

 

Гурко утверждал: "При правильном обучении бой не представляет собой ничего особенного — то же учение только с боевыми патронами, требующее еще большего порядка, еще большего спокойствия". Но помимо правильного обучения генерал не манкировал экспериментами, основанными на расчете, внезапности и разумном риске. В бою у Горного Дубняка он использовал новейшую тактику пехотной атаки. Его стрелки передвигались не привычными коробками, а перебежками. Им позволялось атаковать по-пластунски, что уменьшало потери и давало нужный эффект. Селение Телиш было отменно укреплено турками. И Гурко, бережно относившийся к солдатским жизням, отдал приказ подавить врага массированным артиллерийским огнем. Противник не выдержал и сдался. У города Орхание генерал нанес удар на опережение по 25-тысячной группировке противника, сконцентрировавшего силы для контрнаступления на Плевну. Чем полностью разрушил его планы. При переходе через горы на жалобы офицеров о невозможности втащить на перевал артиллерию даже на руках, прозвучало легендарное: "Тогда втаскиваем зубами!"

 

После некоторой паузы группа Гурко в тяжелейших зимних условиях спустилась с Балкан, вышла на Софийскую равнину и взяла будущую болгарскую столицу. Дальше настала участь Филиппополя, нынешнего Пловдива. Следом — Адрианополя, читай, Эдирне. Это и сейчас — европейская часть Турции. А 140 лет назад, наряду с Константинополем, город был сердцевиной турецкой Европы. Далее к турецкой столице двигался только авангард Михаила Скобелева.

После этой наступательной операции на шее генерала на георгиевской ленте и появился большой эмалевый крест ордена Святого Георгия 2-й степени.

После годичного отпуска, проведенного с семьей в Сахарово, Гурко занимал разные посты. Временно губернаторствовал в Петербурге и Одессе. Постоянно — в Варшаве, возглавляя при этом соответствующие военные округа. В польской столице он задержался на двенадцать лет, что позволило реализовать план по созданию нового укрепрайона на так называемом "польском балконе" — территориальном выступе, фланги которого упирались в германскую и австро-венгерскую границы. В отставку Иосиф Владимирович вышел в 1894 году, в 1896-м был награжден высшим императорским орденом — Святого Андрея Первозванного.

Последние годы жизни провел в Сахарово, где и скончался в 1901-м. Последним владельцем усадьбы был старший сын фельдмаршала, Владимир. В отличие от отца он выбрал гражданскую стезю, достиг высоких чинов, во время Первой мировой войны был предводителем дворянства Тверской губернии. Умер в эмиграции в 1927 году. Второй сын, Василий, — офицер до мозга костей. Прошел три войны — от англо-бурской до Первой мировой, в которой достиг должности и.о. начальника штаба Верховного главнокомандующего Николая II и командующего Западным фронтом при Временном правительстве. Кавалер орденов Святого Георгия 3-й и 4-й степени, генерал от кавалерии Василий Гурко ушел из жизни в 1937 году в Риме. Еще один, Евгений, погиб на дуэли 25 лет от роду. Дмитрий — кадровый офицер, паж, лейб-улан Его Величества, участник двух войн и, кроме того, военный разведчик. Георгиевский кавалер. Простился с миром в 1945-м в Париже. Николай покончил жизнь самоубийством после 1901 года, так как крупно проигрался в карты, пытался найти деньги уголовным способом — через ограбление. Попал под суд, но дожидаться его не стал. Самый младший, Алексей, умер 8-летним.

 

В ХРАМЕ И ВОКРУГ

Для всех членов большой семьи Сахарово было любимым местом отдыха. У сыновей фельдмаршала был даже специальный конный плац, на котором они учились джигитовке и кавалерийской рубке.

Теперь поселок Сахарово входит в городскую черту Твери, от центра — 11 километров. Оно и правда, так как мы с бессменным товарищем по путешествиям фотографом Александром Бурым добирались туда от городского вокзала менее получаса. Наш временный начальник транспортного цеха Михаил в Твери живет года три. И никогда в Сахарово прежде не бывал. Так что мы чуть заплутали на въезде в поселок. Помог внушительный щит с портретом Гурко в парадном мундире при всех орденах. Щит ясно давал понять, где наша цель и где нас ждет человек, которому во многом обязан возрождением храм Святого Иосифа Волоцкого и музей фельдмаршала на территории бывшей усадьбы.

 

Протоиерей Геннадий (Ульянич) задался этой целью, едва принял приход — примерно десять лет назад. Мы опередили батюшку на несколько минут и с удивлением глазели на розовую, с огромными окнами и плоской крышей постройку барочного типа, которая и оказалась бывшей домовой церковью, а ныне — действующим храмом Святого Иосифа Волоцкого. Видеть церкви со срезанными барабанами и куполами доводилось в России. Но чтоб изначально здание ничем не походило на православное культовое сооружение...

Ларчик просто открывался. Отец Геннадий первым делом объяснил, что еще при жизни фельдмаршала на окраине усадебного парка решено было построить одноэтажный кирпичный павильон в стиле тех построек, которыми так богаты царские резиденции под Петербургом. Строили с конкретной целью — разместить там музей, связанный с родом Гурко и прежде всего многолетними ратными трудами Иосифа Владимировича. Есть версия, что павильон возводили по проекту знаменитого архитектора Леонтия Бенуа. Стройку завершили в 1897 году. Но после смерти фельдмаршала вдова пожелала испросить благословение иерархов РПЦ на открытие в павильоне храма-усыпальницы Святого Иосифа Волоцкого. Отказать ей в просьбе никому в голову не пришло. Тогда-то и перенесли в храм-музей прах фельдмаршала и его младшего сына. В 1906 году здесь, как думалось навечно, легла сама Мария Андреевна.

 

Отец Геннадий рассказал, что церковь вернули верующим еще в 1997 году, освятили годом позже. Но в то время было крайне нелегко найти возможности привести ее в порядок. Тем более что сам поселок Сахарово местом компактного проживания воцерковленных людей и сегодня назвать затруднительно.

Однако шаг за шагом восстановление идет. Еще недавно выбеленные ветрами стены приобрели изначальный розовый цвет. В картуш над единственным входом вернулся родовой герб Ромейко-Гурко. Но главное — внутри. В мраморном саркофаге у левой стены обрели, надеюсь, вечный покой прах фельдмаршала и его супруги. Несколько лет, по словам батюшки, искали в парке их останки. И нашли! Рядом на плите зеленого камня — послужной список Гурко чуть ли не до потолка.

В соседней зале — восстановленный музей. Сюда экспонаты собирают по крупицам. Что-то — подлинное. Как остатки проржавевшего в земле оружия. Что-то — реплики, как ордена Гурко и военная форма его времени. Но воссозданы точно. Много книг, картин и рисунков, топографических карт. А еще есть удивительное фото инокини Марии — внучки фельдмаршала.

Главное здание усадьбы не сохранилось. Одноэтажный дом с мезонином сгорел в 1964 году. На его месте построили образец советской поселковой архитектуры, покрытый то ли серой краской, то ли штукатуркой. Хотя надо отдать должное его проектировщикам: есть в фасаде здания Дома культуры что-то неуловимое от русских дворянских усадеб.

Семейство Гурко приобрело скромное хозяйство на берегу Андреевского ручья не позднее 1829 года. Вероятно, у прежнего владельца, Ивана Вердеревского, или его наследников. Сельцо дохода не приносило, но отец фельдмаршала взялся за дело споро. Сначала занялись парком. Высаживали сотни деревьев, обихаживали цветники и клумбы. Получилось на загляденье. Возвели новый барский дом, хозяйственные постройки. Через девяносто лет после приобретения Сахарово превратилось в прекрасное хозяйство, от которого сегодня помимо церковного павильона сохранился только деревянный двухэтажный флигель в русском узорчатом стиле. Состояние, мягко говоря, удручает. Но, как говорится, не только Москва не сразу строилась. В парке живут-поживают могучие деревья, видевшие, как по аллеям мимо них проносили слуги в деревянной "долбленке" самого фельдмаршала Гурко. Он служил бы еще, но к 1894 году болезни обострились и отказали ноги.

Отец Геннадий убежденно говорит, что два самых ярких военачальника войны 1877–1878 годов, обеспечившие победу русскому оружию и свободу болгарскому народу, — это генералы Иосиф Гурко и Михаил Скобелев. Именно на их счету самые важные победы. Именно их солдаты ближе других подошли к Константинополю. И до чего ж похожа, будто под кальку, судьба их родовых гнезд и могил. Скобелевское Спасское-Заборово в свое время разорили так же, как гурковское Сахарово. Так же надругались над прахом. Так же в разных инстанциях тянули с решением о генеральских мемориалах. Но спустя многие десятилетия и в Рязанской, и в Тверской земле нашлись люди, которые взялись вернуть народу память о героях.

...На лестнице у входа в храм пара ведер с чем-то строительным. Двое рабочих не спеша колдуют с раствором. Еще есть время. Да и отец Геннадий — не прораб, а священник. В церкви умеют поспешать, не торопясь. Объясняет, показывая на стоящую в церковном дворике металлическую круглую беседку, что 31 октября, в день обретения мощей святого Иосифа Волоцкого, небесного покровителя фельдмаршала, в ней будет торжественно открыт бюст Иосифа Владимировича. Год выбран не случайно. 140 лет победе в русско-турецкой войне и 190 лет со дня рождения Гурко. Первый в России ему памятник. К слову, выкуплен у скульптора на средства, собранные народом.

источник