 Господа, напомню вам вкратце историю западной Руси. Она была Русью, она осознавала себя Русью. Ни один русский человек не называл себя ни «украинцем», ни «белорусом» не только в XIII и XIV веках, но и в XV, XVI, XVII веках. Западная Русь приняла Литовскую власть и литовскую династию.
Была одна область, составившая исключение, — Галиция или Галичина. У нее была особая судьба. Еще в 60-ые годы XIV столетия ей довелось попасть в другие руки. Там была своя история, о которой вы, надеюсь, прочитаете по книгам. То есть, во-первых, Галицко-Волынское княжество раскололось на Галицкое и Волынское. Заметьте, что Волынское княжество пыталось и Литву сделать православной. Помните, да? Это наша старая тема. Великий князь Даниил Романович своего сына Шварна Даниловича посадил-таки Литовским князем. И четыре года Шварн Данилович правил. Но княжество распалось, распад продолжался.
Этнологическая справка, господа. Обскурация — это распад этноса. В то же самое время, когда начинался подъем русского этноса, продолжался распад славянского этноса. Вот почему и Шварн оказался неудачным на Литовском престоле, хотя вроде литовцы его приняли. Вот почему и Галицко-Волынское княжество развалилось на Галичину (Галицию) и Волынь.
С Галичиной было плохо, хуже не бывает. Приведу вам один документальный момент. В конце уже XV века во Львове, в крупнейшем галицийском городе, основанном тем же Даниилом Галицким, в храмовый праздник члены по цеху православные были обязаны провожать в храм своих сочленов римо-католиков. Первыми шли, конечно, римо-католики, за ними шли православные. Подходили они к храму, но в храм православных, заметьте, не пускали как «грязных схизматиков»! Они стояли всю обедню во дворе! И за это с них брали деньги! А с римо-католиков, конечно же, денег не брали, когда у православных случался праздник. Понимаете?
То есть, складывался галицийский субэтнос рабов Запада. Шестьсот лет из галичан выковывали рабов Запада! До конца XIX века так и не выковали, и в начале XX века пришлось убивать всех православных галичан в австрийских концлагерях. Вот где был геноцид, этноцид и религиоцид. Вот что было еще совсем недавно, в начале XX века благодаря революции, благодаря покровительству большевиков. Даже в начале XX века в Галичине были православные люди.
Это нам урок. Будьте верны православию. Убьют вас, ну и убьют, а у вас впереди вечность! Господь вас вознаградит. Я, как многогрешный, точно понимаю, что совершил столько грехов, что только если меня какой-нибудь униат или еще какая-нибудь сволочь «замочит», как говорят, вот это мне путь на небеса, если Бог благословит.
Но то был путь Галичины. Путь Литвы, Волыни, Подолья, Днепровского левобережья был совершенно другим. Они-то были православными, исправно православными. И столица России могла быть в Киеве, могла быть в Вильне. Я говорил уже об этом. Почему не смогла? Ведь это коренная наша земля. Наша коренная земля — это Поднепровье. И мы были бы сейчас, конечно, настоящие «украинцы». Мы-то как раз живем на окраине Русской земли, а малороссы — в сердцевине. Мы — Великая Русь, потому что окраина. А они — Малая Русь, потому что сердцевина. Если бы эти идиоты в Киеве не были такими идиотами, они бы запретили произносить слово «Украина», потому что Малая Русь значит сердцевинная Русь.
Так что же произошло? Первое. На стыке этногенеза славян, обскурировавших в XIII веке, и этногенеза русских, поднимавшихся в XIII веке, произошла совершенно поразительная вещь. Окраина, где оставались последние славяно-русы, задала тон всей будущей России. Успела задать. Вспомните Александра Невского или, скажем, Коловрата, последнего рязанского богатыря, защищавшегося после падения Рязани. Прозвище ведь профессиональное, оно значит предводитель дружины арбалетчиков. А ведь помним Коловрата до сих пор. Они устояли.
И второе. Литовские князья были выдающимися государями. Я разбирал их персонально: Гедимина, Ольгерда, Кейстута, Витовта. Они могли основать Великую Россию. Но церковь решила иначе. Они оказались недоброкачественными. Те с Никитой Коловратом оказались последними витязями Русской земли. А эти, первые литовцы, были могущественными витязями, Орду могли погнать, запросто могли, но не оказались православными людьми. Вот чем забавна была та ситуация. Ну как нам относиться к памяти князя, у которого было языческое имя, православное и еще римо-католическое? Разве он не вероотступник? Конечно, вероотступник. Ужас-то в том, что и Ягайло вероотступник, и Витовт вероотступник. Куда же деваться-то? Все вероотступники. Все изменили Господу Богу, совершили Иудин грех.
Конечно, то был еще не конец западной Руси. И вот к нему мы сейчас и обратимся. Западная Русь была в составе Великого княжества Литовского и Русского, под принятой ими династией Гедиминовичей. Впрочем, на польский манер их называли «Ягеллонами». «Ягелло» по-польски значит «Ягайло» по-литовски. Ну, вот вроде бы сложилось государство. Дуализм монархий — это не крах, не грех даже. Просто бывает личная уния. То, что великий князь Литовский был одновременно король Польский, нисколько никого не огорчало. То есть, кого-то огорчало, но не слишком. Во всяком случае, это точно не было изменой православию. Изменой восточнохристианской культуре тоже не было, безусловно. Но православным на редкость крепко не повезло. Нашелся деятель православной ориентации, и он оказался прохвостом. Это самый младший сын Ольгерда — Свидригайло. Неслучайно Достоевский своего Свидригайлова выдумал. Ведь сложное имя, правда? Заимствовал, подсмотрел Достоевский. Свидригайло, в крещении Владимир, вел себя, хуже не бывает. Но, господа, ведь неудачные религиозные или национальные лидеры бывают у всех, не так ли? Мы же не обязаны считать себя пораженцами навсегда из-за того, что был у нас такой Свидригайло.
Уния Польши и Литвы оставалась личной. То есть, Польский король был и великим князем Литовским. За созданием унии стояло преступление. Литовцы, кстати, в отличие от русских и нам в укор считают до сих пор, что Витовта отравили поляки ради того, чтобы открыть дорогу потомкам Ягайлы, купленного ими с корнями. Между двумя кузенами, двоюродными братьями, соглашение о прекращении войны было достигнуто именно на том, что если умрет Ягайло, то ему наследует Витовт, а если умрет Витовт, то ему наследует Ягайло. Видимо, действительно героя и рыцаря Витовта, красавца в сравнении с замухрышкой и ничтожеством Ягайлой отравили польские агенты. Правда, Витовт всё равно был католиком, но все-таки держался восточноевропейской ориентации. И вот его не стало.
Укрепилась линия потомков Ягайлы — Ягеллоны. Ну и что? Были договоренности, что поляки не могут владеть крупными землями в Литовской земле, а литовцы — в Польской. Два государства, личная уния монарха. И тут оно и началось. И проиграла не культура даже наша с вами православная, проиграла цивилизация. Нам было рано создавать свою цивилизацию, господа. Мы были очень молоды. Мы с вами, заметьте, XIII века. В XV веке мы были младенцы. А они были детьми. И у них за спиной был Ватикан, курия с ее учеными коллегиями, у них за спиной были университеты, где литвинам можно было получить высшее образование, только там, только в латинской, западной коллегии. Где можно было литвину получить рыцарское звание, участвовать в турнире и получить герб на щит и девиз? Только там, на Западе. И потихонечку на этих простых и понятных приоритетах знать западных русских, последняя восточно-европейская, русская православная знать перетекала на Запад в католичество. Это длилось дольше двух веков.
Заметьте, господа, что когда создается империя, знать побежденного народа, если он не злобен, как какие-нибудь грязные чечены, приглашается в состав имперской знати. Так было в Австрии, так было в России. Так было еще в Риме, в Иране. Так в российской знати оказались князья Багратионы, светлейшие князья Ливены. А вот когда идет порабощение народа, его знать убивают. И знать западных русичей убили, либо физически, либо социально, то есть вытеснением вниз, из знати вниз, либо национально, социокультурно, и именно таких было большинство. Физически было убито немного, потому не будем упрекать поляков и латинян в геноциде, но когда надо было, убивали и физически; учитесь у латинян. Вы не представляете себе, сколько знатных имен похищено у нас. Это наши имена, наши фамилии — Вишневецкие, Острожские, Пацеи, Пуцины, Сангушские, Сонгелы, Сапеги, Грибовичи, Тышкевичи... Это всё русичи, которых ополячили и окатоличили. Старшее поколение в зале помнит замечательную польскую актрису Беату Тышкевич. Не все знают, что она урожденная графиня Тышкевич, но никто из вас не знает, что Тышкевичи — русский род.
Ведь в Польше, будущей Речи Посполитой, была «шляхетская концепция». Михаил Осипович Коялович, великий историк XIX века, назвал ее «шляхетской теорией». Я осторожно назову ее «шляхетской концепцией». Как жили в Польше? Как у нас не жили и на Западе тоже не жили. В Польше было просто: либо ты пан, либо хлоп. Холоп — наше славянское слово. Среднего не дано. Либо пан, либо хлоп. Мещанин было совершенно условным понятием в Польше. Мещанством, то есть жителями городов (город — «miasto») были либо крещеные татары, либо русичи («украинцы», если хотите), либо «евреи» (по-польски жиды), либо немцы. И поляки за это поплатятся в XVIII веке. Когда Польшу начнут рвать на части тевтоны и русские, выяснится, что за Польшу дерется только шляхта, потому что замордованному хлопу всё равно, кто будет завтра его барином. Да хоть жид! А своего мещанства в Польше нет, ну совсем нет. Всё — чужое: русское, еврейское, немецкое, татарское, но не свое. Нету польского мещанства.
Но тут я должен сказать и добрые слова о поляках. Когда их лишили Польши, поляки восстали. Они начали за нее драться. Это нам урок. Нас лишили России, нам пора драться. Поляки — совершенно бездарные строители государства, но доблестные воины. И когда их лишили Польши, они все пошли драться за Польшу. Они все начали скандировать: «Еще Польска не сгинела!» Неужели «сгинела Руска»? Я люблю поляков, хотя они, конечно, бездарный народ.
Так вот, у них сложилась шляхетская концепция. И литовский шляхтич попадался именно на эту приманку. Ведь на русских землях он был только барин, то есть только старший над мужиком. Этот — барин, то есть муж, а тот — только мужик, то есть чуть пониже мужа. Это очень демократично, кстати сказать, это наша традиция. А если он переместится на Запад, то он становится почти бог над мужиком, всё над мужиком. Вот на что покупались наши западнорусские дворяне.
В Литве русские никогда не теряли своего социального положения. Литва потому и создала великую Литву, что боярин остался боярином, кметь кметем, крестьянин крестьянином, ну, хлоп хлопом тогда еще. Всё нормально. Они скупили нашу западную знать. Я не знаю, каков процент русских знатных людей среди польской шляхетской знати, никогда не считал. А у нас литовской знати 26 процентов среди столбового дворянства. Сколько в Польше, не знаю, но то, что магнатов литовских в Польше больше, чем польских, знаю точно. Я вам назвал только самые громкие имена. Навскидку из чисто польских имен могу назвать только Потоцких.
И все-таки именно в силу шляхетской концепции в XV веке мужик (хлоп) не интересовал власть. Ну, если хочешь, будь православным. А вот в XVI веке мужик заинтересовал власть. И заинтересовал не по польской вине. Этого хотел Ватикан. Польша хотела объединить себя с Литвой. И вот тогда вступало в силу требование культурного единства. Помните, господа, я обращал ваше внимание, что мы не по вере своей, не по вероисповеданию определяемся, а по культуре. Какая разница, какой культуры хлоп? Важно, чтобы пан был поляк, чтобы пан был католик! А в XVI веке уже не так. Польша хотела быть великой державой, а Рим хотел, чтобы она была проповедницей католичества, великой державой, которая захватит и Русь! И вот тут хлопом заинтересовались. А как хлопа обратить в католичество? Ему герб на щите задаром не нужен. Нет у него щита-то. Девиз он не поймет. И потому еще раз вернулись к идее унии. В XIV веке то была идея по сути-то подчинения греческого духовенству латинскому. В XVI веке она была уже иной, хотя также и религиозной. Теперь она была уже идеей подчинения Риму всех православных мужиков. Были ли для того инструменты? Были. Духовенство западных русских епархий, оторванное от русской митрополии, о чем мы говорили в прошлой лекции, само боялось своей паствы. Почему? А всё простенько. Смотрите.
Для воспитания надлежащего, подлежащего, правильнее сказать, лежащего православного духовенства использовались два латинских принципа. Jus fruendi — право получать доходы. Оно, кстати, тоже древнее. Ничего исходно антиправославного в нем нет. Просто господин или государь той или иной области дарует доход с нее монастырю (сдает область в аренду монастырю), то есть крестьяне в этой области что-то платят монастырю. Или дарует доход епископу, опять-таки некую традиционную выплату в пользу епископа. Например, южный Прованс во Франции платит епископу Арльскому. Нормально? Тогда весь мир так жил. Я вот возмущаюсь теми кретинами, которые в свою очередь возмущаются тем, что у нас церковь торгует минеральной водой. Но наш мир таков! Епархия должна быть независима от государства! Пусть торгует минеральной водой. Вот если водкой, то ужасно. А если минеральной водой, то на здоровье! Давай, батюшка владыка! Торгуй! Ведь церковь вселенская вечна, и потому в каждую эпоху она принимает условия эпохи, но только приличные условия, а непристойные не принимает.
Теперь смотрите дальше. Jus patronatus — право покровительства. Оно означало, что миряне могут взять под покровительство церковь или монастырь, или епархию, или школу. Замечательное право! Нам бы сейчас использовать jus patronatus, да еще ограбить всех жидов нерусских, укравших наши православные деньги, и покровительствовать. Пусть наши богатые люди покровительствуют школе, монастырю, приходскому храму. Нормально? Нормально.
А теперь посмотрите, как выглядят эти два еще римские права в условиях начала XVI века. Jus fruendi. Замечательно! Я вот этому доходы дам, потому что он католик, а этому в аренду не дам, потому что он православный. Логично? Jus patronatus. Замечательно! Я эту церковную должность куплю. Так бывало. Кто имел право купить? Тот, кто имел церковный сан. Предположим граф Хрюшкин, он же Хрюшкинзон, овдовел. Женат был один раз. Поскольку не женат, может купить церковную должность епископа. Но граф Хрюшкин, он же Хрюшкинзон, не желает быть епископом. Он ее купил, и он ее дарит. Канонически он имеет право купить церковную должность, потому что не был второй раз женат. Он позднее второй раз женится, кроме того у него двадцать пять наложниц. А вручит он ее своему человеку. У нас сейчас свои люди называются «семьей» (Ельцин и олигархия). Понятно, как была коррумпирована западнорусская церковь? Всё было прилично, очень благообразно.
Далее. Над западными православными католики властители с 1569 года, после объединения Польши и Литвы, в чем виновен Иван IV, виновен наш первый тиран. С 1569 года делалось именно так. На епархии и монастыри ставились либо свои, либо тряпки, честные, православные, но покорные. Но того было конечно мало. То был первый этап. И православные, которые начали сопротивляться, немножечко поддались. Они консолидировались с протестантами, причем с радикальными протестантами, с кальвинистами. Польша и особенно Литва были рассадниками кальвинизма. Сейчас об этом удивительно говорить, ведь это католические земли. Православные епископы под влиянием консолидации православных мирян с протестантами начинали бояться собственной паствы. Епископ начинает бояться собственной паствы, вообще говоря, когда он недостойный епископ, как у нас сейчас. Потому ждите ударов отсюда, от недостойных епископов. Бог милостив, свидетельствую, что большинство наших епископов сейчас — достойные мужи. Ну, недостойных я знаю, мне имен не надо.
В итоге всех этих тенденций, защиты православия и страха православных епископов родился альянс. Епископы поехали в Рим, поехал Кирилл Терлецкий, был такой епископ в западнорусской церкви. Кирюха Терлецкий был человек замечательный. Забегая вперед, скажу, что когда он уже стал униатским и католическим епископом, ему пришлось отвечать перед шляхетским судом по обвинению в растлении девицы шляхтянки. Он, правда, в этом оправдался. Однако попутно выяснилось, что хотя шляхтянку он не растлил, но зато растлил много других девиц хлопских. По этому поводу один православный полемист задел его замечательным выходом, что «Кирилл-то Терлецкий, кажется, уже в басурманство перешел», намекая на многоженство.
Конечно, Кирюха был женолюбив. Он втянул в свое дело еще одного замечательного епископа Гедеона. Но Гедеон был не лишен совести. Прошел слух, что он продается католикам. И православный князь Острожский уговорил Гедеона гадостей не делать. Гедеон гадости не сделал и остался православным до конца своих дней.
Тогда Кирюха нашел еще одного мерзавца. Тот, правда, бабником не был. Епископ Ипатий Пацей. Его имя пишут также как «Путий» или «Потей». Он был польско-литовским аристократом и привык широко жить. И ему, впрочем, справедливо, было стыдно, что католические епископы входят в раду, в верхнюю палату сейма, то есть в совет при короле, а православные не входят. Он, будучи природным аристократом, магнатом, хотел вернуться в раду. «Ну, давай, Кирилл, объясняй, как вернемся!» — видимо, так выглядел их разговор. И они поехали в Рим. Шел 1594 год. В Риме их выдержали очень хорошо. Учитесь у католиков! Их выдержали там почти полгода, прежде чем допустить пред светлые очи папы. Что произошло затем, мы с вами точно не знаем, но есть два замечательных свидетельства — картина в Львовском музее и медаль в Ватиканском собрании, повторяющие друг друга. Это — замечательное изобразительное свидетельство. Цены ему нету, особенно сейчас, потому что это — именно то единство, которое римо-католики рекомендуют нам и сейчас. Я видел эту картину только в гравюре. И на картине и на медали одно и то же. Впереди папа, причем не в митре епископа, а в трехъярусной тиаре светского властителя, за ним стоит блестящий сонм кардиналов, за ними ярусом блестящий сонм ученых богословов, францисканцев, доминиканцев и так далее. А перед папой на коленочках два православных епископа. Надо еще что-нибудь говорить или и так всё ясно? Ясно, что произошло там, в Риме с 1594 по 1595 год?!
Да, конечно, своим братьям Пацеям они условия оговорили, пообещали, что богослужение остается, символ веры остается. Так это ж они здесь оговорили, как и Михаилу Рогозе, несчастному митрополиту Киевскому обещали. А там, в Риме они хрюкнуть не посмели ни о каких-то условиях! Да, новая униатская церковь получила литургию Иоанна Златоуста и литургию Василия Великого, получила свое богослужение: в Риме не идиоты. Но с замечательной формулировкой. Они получили всё это не как «условие унии», а как «дарование при условии», что это не нарушает единства восточной и западной церкви. И каждый раз после того, братья и сестры, когда надо было исправить униатское богослужение в западную сторону, исправить архитектуру, исправить иконостас, облачения, каждый раз ссылались на это замечательное положение 1595 года. Каждый раз поправляли, потому что оказывалось, что единству снова что-то мешает: ступенечка, форма и начертания епитрахиля, или еще что-нибудь. С самого начала униатство стало ступенькой к римо-католичеству, ступенькой к Западу, к перетаскиванию нас из восточной культуры в культуру западную.
Много лет назад, когда мне впервые позволили это сказать, я назвал свою лекцию «Уния как институт культурной агрессии», ибо уния бывала и институтом религиозной агрессии, хотя и не всегда, бывала и институтом политической агрессии всю первую половину XX века. Но и политика и религиозный культ есть составные части культуры. Уния всегда была институтом культурной агрессии.
А дальше рухнул Брестский поместный собор 1596 года. Был Брестский разбой. Во-первых, православных надули. Нахально, мелко надули с датой созыва собора. В итоге, когда православные съехались в Брест, выяснилось, что униаты уже заседают, и у них полный порядок, «процесс идет», как при Горбачеве.
Во-вторых, крупнейшего православного магната, последнего православного магната взяли на совесть. Братья и сестры, отвечу за вас на Страшном суде, но не будьте слишком совестливы, учитесь у врагов! Князь Острожский был сильнее короля. У него было 800 приходов, у него было войско с артиллерией, у него была лучшая кавалерия в Польше. Но униатствующие, Кирюха Терлецкий, прежде всего, сделали донос королю, что князь Острожский на собор едет с войсками. И король Острожскому написал и пристыдил его. Острожский весь от стыда сгорел, начал оправдываться и поехал без войска. Вот никогда так не делайте и детям своим завещайте! Плевать вам на приличия! И приехал князь голый.
Три дня, как положено по канонам вселенской православной церкви, православные ходили звать митрополита и не пришедших униатствующих епископов на собор. Только на третий день несчастный Михаил Рогоза, которому я точно не враг посмертный, несчастный старик, которого тридцать раз надули, несчастный киевский митрополит, сказал: «Всё уже решено, и никто решать иначе не будет». Дедушку жалко, но не более того.
Сложилась странная ситуация. Один собор, на котором было 6 епископов, решил унию. Другой собор, где было только 2 епископа, остался православным. Ну, конечно, прав первый собор. Но в другом соборе были апокрисиарии, то есть эмиссары, полномочные представители Константинопольского и Александрийского патриархов. Александрийский апокрисиарий, кстати, будущий патриарх Кирилл Лукарис, был честный человек, но умный и осторожный. Он подписал решение православного собора и немедленно смылся. Только его и видели. Он понимал, чем всё кончится. Он всё понял, подписал и сбежал. Светлая память ему! Константинопольский апокрисиарий Никифор Кантакузин тоже всё правильно подписал, но имел неосторожность задержаться. Он умер в польской тюрьме. Вы думаете, что его обвинили в православии? Вовсе нет, ребята! Его обвинили в том, что он турецкий шпион! Ведь он приехал из тогдашней Турции. КГБ не сам придумал свои трюки в XX веке! Кагебешные трюки также действовали и в XVI веке! Кстати, он до сих пор наш не канонизованный мученик, преподобномученик.
И вот тогда ступенечка за ступенечкой униатство начало разлагать православие. Ведь 6 епископов из 8 подписали. Я хорошо знаю архитектуру двух монастырских храмов: храм Жировичского Успенского монастыря и Успенский же храм Почаевской лавры. Они были построены униатами. Там наглядно видно, что такое уния, несмотря на все переделки, которые сделали православные. Там много убрано, но архитектурная структура свидетельствует. Что было тогда? Вы входили в храм. Перед вами был православный высокий иконостас, такой же, как и на Руси. Вы могли обратиться к всеобщему молению православных христиан. Но справа и слева от вас были католические исповедальни со шторками и, главное, католические, открытые, не загражденные без иконостасов престолы для совершения «читанных» заказных месс. Нашему священнику ведь нельзя служить две мессы, две обедни, две литургии в один день. А у них можно. У нас нельзя сокращать мессу до 20 минут, а у них можно. У них есть заказные мессы. Вот что было. Сначала в центре стоит православный иконостас, а сбоку вот эти самые открытые престольчики для читанных заказных месс. На чем держалась уния? На том, что бабуля и дедуля в Закарпатской Руси входят в храм и видят, что поп тот же, облачение то же, иконостас тот же, и даже литургия Златоуста вся та же самая. Но, правда, поминают папу. Ну, может быть, папа хороший человек. Почему не помолиться за него? И бабуля или дедуля уже готовы. Умные ребята работают в Ватикане. А потом начинаются «условия, которые препятствуют единству западной и восточной церкви». Потом перечеркнули одно, второе, третье. Нас не лишили женатого духовенства. Хорошо. А зачем? Они просто административно во все униатские храмы поставили наших иеромонахов. Вы, русские, не хотите иезуитов? Хорошо. У вас будут иезуиты под названием «базилиан», то есть монахи из ордена Василия Великого. А какой же православный не чтит Василия Великого. Понимаете? Они тогда уже в XVI веке работать умели, и школы под себя подбирали. Вот почему и последней православной знати не осталось ни на Украине, ни в Белоруссии к концу XVI века.
И вот тогда выступили другие. Три русские силы нашлись в западной Руси, три великие силы — урок нам всем сейчас, ибо сейчас у нас нет и восточной Руси. Три великие силы, перед которыми я вечно стою на коленях. Это ученые православные интеллектуалы, создавшие Киево-Братский монастырь, а затем Киевскую коллегию, будущую академию. Да, им пришлось преподавать на латыни. Латынь была тогда единственным ученым языком. Вот эти замечательные люди создали и грамматику российского языка раньше, чем в Москве, и историю академическую написали раньше, чем в Москве. Вот эти ухитрились остаться православными, кстати, с частично католическим воспитанием. Последние наши интеллектуальные столпы, но блестящие столпы, Кирилл Ставровецкий (Транквиллион), например. Это урок нам всем. Православный интеллектуал великое может сотворить. Только сомкнется в дружбе с еще одним православным интеллектуалом, и такое начинается.
Вторая сила. Мещанские православные братства. Мещанские братства уходят корнями в XV век. Их функция была безобидна: они вместе справляли праздники, как и цехи в Западной Европе. Это в сущности корпорации. «Братство» по-русски есть то же самое, что и «корпорация» по-латыни. Кстати, другой демократии кроме как корпоративной вообще не бывает, ибо демократия структурирована. И общество обязано быть структурированным. А неструктурированное общество есть толпа, «быдло» — хорошее польское слово. Но вам же не хочется быть быдлом? Так вот, православные мещанские братства, например, крупнейшее Виленское, Львовское были так богаты, что покровительствовали монастырям, типографиям, школам. И когда князь Андрей Курбский эмигрировал на запад, спасая просто свою жизнь, он тоже включился в братскую деятельность. И в том числе на его феодальные деньги Львовское братство печатало православные книги. Так же работал там и наш первопечатник Иван Федоров. Братства, во-первых, по морде могли дать. Хотя один брат, конечно, слабее шляхтича, но если все братство соберется, то по харе большей куче шляхты может навалять.
Так вот, братства были сильны еще и тем, кстати, что их поддерживала королевская власть, ибо, если бы король не поддерживал бюргеров, он просто отдал бы себя на растерзание шляхте. Потому братства и шляхетскую концепцию использовали в полной мере.
А третья сила — это казачество. Разбойнички, конечно. Безусловно, разбойнички. Не только малороссийские казаки, и донские, древнейшие казаки, в сущности, тоже разбойнички. Но никогда не подумайте, что казак — это беглый крестьянин. Это полный бред. Во-первых, казачество упомянуто в документах XV века, когда в частности в Московской Руси крепостничества вообще не было. Крепостными были только холопы, но несколько десятков беглых холопов в год не хватило бы, чтобы образовать целое казачество. Это просто жители пограничной страны, частью славяне, частью хазары, частью, видимо, половцы, торки и берендеи по происхождению, но православные. Те, кто свободу ценил выше безопасности. Те, кто готов был, позволю себе такой образ, одной рукой давить на соху, а другой поправлять саблю на перевязи. Конечно, туда всегда шел приток беглых людей и холопов в том числе. Но они жили там всегда, и в XIII, и в XIV веке. Хазары, несомненно, предшественники бродников. А бродники, несомненно, предшественники донских казаков. У малороссийских происхождение сложнее.
Так вот, польское правительство не признавало малороссийских казаков шляхтой, а они хотели быть шляхтой. Лгут нынешние украинские писаки. Ну, не вонючих украинских писак теперь, видимо, уже нет. По своей вонючести и лгут. Лгут, что казаки — «истинные рыцари православия и русского народа». До сих пор нынешние вонючие малороссийские писаки, по преимуществу киевские, не могут разобраться, кто казаки — русский народ или украинский. Так вот, казаки были людьми странными и всякими. И не за честь русского народа и православия они дрались, они дрались за собственное шляхетство. А поляки им его не давали. Они согласны были быть под польским королем, если польский король уравняет их со шляхтою. Но в том-то всё и дело, и счастье наше, что то было невозможно для любого польского короля, хотя один из них, Владислав IV, и сказал депутатам казацким на их жалобы на польскую католическую шляхту: «У вас есть сабли!», отдаваяcь на их волю.
Конечно, они хотели быть шляхтой. Если бы польское правительство могло скупить, как скупило прежде, в XIV веке нашу знать, еще и казачество, казаки предали бы православных, да предали бы! В том-то и дело, что казачество было так устроено, что его скупить было нельзя. Подобно тому, как сейчас золотой миллиард не может скупить всю Россию. Новых «рашенов» можно скупить, потому что их мало, на них доли хватит, а нас с вами уже нельзя, потому что на нас не хватит. Понимаете? Казачество было так устроено, что верхушка его была если не магнатской, то шляхетской. Они были домовиты, имели, безусловно зависимых людей, хлопов имели. Они могли школу основать от щедрот или типографию...
(короткий пропуск в фонозаписи)
Как только казаки берут верх над поляками, тут же увеличивается реестр, то есть то разрешенное количество казаков, которому готовы платить поляки. Максимальный реестр — сорок тысяч. Как только поляки скручивают казаков в бараний рог, казаков в реестре остается шесть тысяч. А то значит, что 34 тысячи казаков выкидывают в хлопы! И тогда они, если не усы крутят, то за сабли берутся. Вот в чем была проблема всего периода с конца XVI по начало XVIII века...
(короткий пропуск в фонозаписи)
Те, кто казаков заранее именуют чуть ли не польскими шпионами, тоже не правы, тысячу раз не правы. На самом деле, то был совершенно героический период русской истории, потому что они такие же русские люди, как мы с вами. В итоге той борьбы, в первый раз, в 1632 году умнейшие малороссы, опять же такие же русские, как и мы, обратились к Московскому правительству с просьбой принять их в русское подданство. Но царь Михаил не мог того сделать. То было просто исключено. Истощенная грязной Опричниной и тяжкой Смутой Великороссия не могла начать войну с Польшей за своих малороссийских братьев. Но помните всегда, что этот документ подписал преосвященный Иов Борецкий, митрополит Киевский, которого нам надлежит почитать как святого. Подписали просьбу и высокие интеллектуалы Киево-Братского монастыря, и богатейшие мещане, и виднейшие казаки.
В 1653 году земский собор в Москве уже смог подписать такой договор и принять, наконец, гетмана Богдана-Зиновия вместе со всеми гетманскими подданными и сторонниками в русское подданство. Что для нас это означает? Только одно. Не выстояла западная Русь, не выстояла. Возможно, не выстояла еще при Ягайле. Возможно, не выстояла тогда, когда надлежало Ягайлу за измену Православию на кол посадить без всякой на то жалости. Трудно сказать. Мы будем с вами всю историю видеть, когда, надеюсь, все в рай переберемся, и Господь нам ее покажет. Пока можем только подсматривать отрезки истории.
Во всяком случае, мы говорили сегодня о том периоде, когда уже не могла западная Русь выстоять без Руси восточной. Только не надо никогда называть это «воссоединением Украины с Россией», как будто это две страны такие. А страна-то одна — наша святая Русь.
(аплодисменты)
ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ
Вопрос на записке: Владимир Леонидович, как быть человеку, считающему себя верным чадом православной церкви и обладающим некоторым познанием истории в том случае, когда он встречается с явно необъективной и просто ложной информацией в житийной литературе? Приводится длинный пример, который Махнач прочитывает быстро, с пропусками и нечетко.
Ответ: Хочу вам сказать, высокоученый брат или высокоученая сестра — я бы хотел, чтобы таких братьев и сестер было много на Руси — тут очень простая ситуация. У меня был разговор в присутствии ученейшего протоиерея, отца Валентина Асмуса на II Рождественских образовательных чтениях. Сейчас будут уже IX чтения, потому те были давно. В первых я не участвовал. Во вторых чтениях участвовал только в исторической секции, но не в общих заседаниях: я был для того недостаточно знаменит. Я сказал тогда, что если мы не будем раскрывать нашим ученикам противоречия между святыми, мы нанесем им страшный вред, и вы нарветесь на вопрос, например, на честный вопрос ученика: как разрешить противоречия святителя Серапиона Новгородского с преподобным Иосифом Волоцким, или как преодолеть противоречия святителя Иоанна Златоустого со святителем Епифанием Кипрским во вселенской церковной истории. Асмус улыбался, сиял даже на мой вопрос, явно одобряя его постановку. Понимаете, святые непогрешимы посмертно, они преодолели свои грехи. Например, отцом Сергием Булгаковым был поставлен вопрос о Пресвятой Владычице нашей, за который его никто и никогда не осудил, что, конечно, на ней не было ни малейшей тени личного греха, а вот степень воздействия на нее первородного греха есть богословская дискуссия. Это вопрос особый, она вообще-то земная женщина.
Теперь перехожу к прямому ответу историка. Вы, будучи таким блистательным интеллектуалом, который цитирует анафематизмы по тексту собора, правда, на машинке напечатанные и дома заготовленные, — но всё равно это блеск, я просто недостоин таких слушателей по своим скромным научным познаниям, — должны учесть, что жития святых — это не исторический материал и уж тем более не хроники вселенских соборов.
Жития святых — это всего лишь, простите меня, душеполезное чтение, то есть биографический жанр. И авторы житий, не сомневаюсь, искренне старались не лгать. Но они лгали, потому что какой-то материал собирали в устном виде. Это естественно. Думаю, что Господь им всем простил. Они думали, что не лгали, но то невозможно. Жития святых восходят к античной биографической прозе. Плутарха или Светония мы не воспринимаем как историков. Они биографы. Да, разумеется, они дают некоторые исторические сведения, которых нет у Тацита или Полибия. Но всё же у них жанр другой. Это не историческая литература, это биографический жанр. Конечно, биографа можно упрекнуть, что он небезупречно историчен, но зачеркнуть его за это нельзя. Он подбирал, что ему рассказали. Одно он вычитал у историка, а другое ему рассказал дядя Вася, а дядя Вася был старенький и заикнулся в одном месте. То есть, к биографу, а, следовательно, и к агиографу (житиеписателю) мы не можем подходить с таким жестким требованием, с которым мы относимся к историку. Это доказал, кстати сказать, Ключевский. Как разрешить эту проблему? Деяния собора выше хроники. Хроника выше, чем житие святого, даже если хронику писал поганец, а житие писал святой. Это всё разные жанры.
Вопрос: Не поможете ли вы с одним вопросом по крепостному праву? Был у меня спор по этой теме, и вдруг я понял, что не знаю основ. Что такое «оброк» и «барщина»? Чем они отличаются?
Ответ: Это в школе учили.
Продолжение вопроса: Каков их средний размер? Сколько дней нужно было работать на оброк и сколько на барщину?
Ответ: Эта проблема вечная. Ее пытался разрешить светлой памяти император Павел I своим замечательным указом, но к его времени уже прошел чудовищный XVIII век, за который помещичьего мужика превратили в раба. Мы с вами будем заниматься этим в следующем году, мы подходим к этому. Дело в том, что мы называем одним и тем же термином «крепостное право» («крепостничество», «крепостной») совершенно разные явления. И желательно, чтобы русские наконец-то это поняли, потому что это очень полезно для нынешней жизни. Крепостной XVII века — это всего лишь человек, который не мог покинуть свою землю. С нее он обязан был платить подать государю, одну и ту же каждый год, и оброк барину, один и тот же каждый год. Но естественно в каждой области разный оброк. Уверяю вас, мы не разорялись. Как жили эти крепостные, я видал. Это представимо. Скажем так, сударыня, они жили не хуже, чем их барин помещик. Не хуже! Имели детей не меньше. А что касается одежды, то в город все надевали на себя приличное, и к обедне тоже, откуда в русском языке есть «кобеднишное платье». Дома же дети дворянина так же точно бегали босиком, как и дети крестьянина, заодно умели еще и со скотиной управляться.
В Польше было хуже, в речи Посполитой 1569 года, потому что там «гонору» было больше, то есть «чести» по-латыни, а также и просто гонору. Потому там бывало так, что девица или дама шляхтянка оказывалась случайно у околицы с незнакомым шляхтичем, а он видел ее босые ноги. Она так и бегала босиком всю жизнь до снега: тогда бабы крепкие были. Но русская баба такие вещи нормально терпела, а польская помирала со стыда, потому что дворянин увидел ее необутые ноги. Такое описано в литературе.
Потому это очень тонкий вопрос. «Барщина» была оплатой воинского состояния дворянина. Причем, посмотрите, сколько было семей, обеспечивающих дворянина. Очень мало. Это мы видим по писцовым книгам. Семей 15-18, это ничтожно мало. Уверяю вас, они голые не ходили, то есть, они бегали босиком вместе с детьми и женой дворянина. Но они должны были обеспечить его жизнь, его снаряжение и «оружных холопов». В разных волостях оброк был разный. В южных — очень низкий. Подмосковный или тверской дворянин землю, конечно, сам не пахал, хотя умел. Почему, например, Дмитрий Балашов пишет, что пахать умел каждый? Мужик мог заболеть. Южные дворяне до линии засечной стражи, будущие однодворцы, сами каждый год пахали. А ведь им еще надо было учиться воевать, скакать, саблей махать. Совершенно прав был историк Скрынников, указав, что крепостное право в его поздней редакции, конечно, восходит к Опричнине, потому что помещик был заинтересован в том, чтобы крестьянин не уходил. Боярину или даже среднему вотчиннику было вообще-то всё равно. Каждый год не уходят. У всех свое хозяйство. У всех дом, огород, скотина, приход, в конце концов. Для них уход крестьянина к другому барину не был трагедией. У барина было, например, 40 крестьянских семей, а стало 39. Трагедия? Нет. А для помещика, начиная с эпохи Иоанна III, уже трагедия: было 15 семей, ушла одна. Читайте Скрынникова «Россия после опричнины». Читайте подробно в исследованиях Носова, петербургского историка, в его статьях и в его монографии на основе писцовых книг. Он нарыл там массу интересных вещей. В том числе и о том, как богаты были крестьяне на севере. Это трагедия нашего Петровского времени. Я написал в статье «Диагноз», что наше общество стало упрощенным, а в XVII веке оно было сложным.
То есть, конечно, богаче и влиятельнее всех была аристократия, за ними — дворяне, за дворянами — торговые люди, посадские, за посадскими — крестьяне. Но сложность заключалось в том, и ее видно даже при беглом взгляде, что бедный боярин был беднее богатого дворянина и даже беднее богатого посадского человека. Многие бояре были беднее Строгановых. Правда, боярин всегда был богаче крестьянина, но беднейший дворянин был часто не только беднее посадского, но и крестьянина, особенно северного. То есть, наше общество нельзя было разделить на простые слои. Слои общества всегда перекрывали друг друга. Верхний край нижнего слоя был выше нижнего края верхнего слоя. Вот что было разрушено Петровскими реформами. Наше общество было очень сложным, а сложное общество богаче и более склонно к процветанию, чем простое общество. Это видно по Джамбаттисту Вико, Хосе Ортега-и-Гассету, Константину Леонтьеву, Гумилеву. Вот что я пытаюсь доказать вам и моим драгоценным студентам.
Такого сложного устройства общества у нас не было даже в XIX веке. В XVII веке боярин был обязан службой, сложной, аристократической службой. Например, он обязан был мочь быть послом. Думаю, у некоторых из них в ожидании того «крыша ехала». Но государю другие бояре подсказывали, что у Василия Никитича речь дурная, его в посольство никак нельзя. Да, говорил государь, в посольство никак нельзя, потому воеводою поедет. Но в принципе боярин был готов к наивысшей государственной службе. А дворянин был всегда готов к ратной службе. А могучий посадский знал, что государь может пригласить его в думу. Такое бывало. Тогда ему жаловался чин думного дьяка. Отказать было никак нельзя, хотя это наносило урон капиталу. А крестьянин знал, что если он случайно взят обозником в военный поход и при случае удачно отмахается, защищая обоз от неприятеля, то ему пожалуют дворянство. И в том ничего такого сверхъестественного не было именно благодаря нашему многоступенчатому, сложному обществу. В нем была возможна социальная мобильность вверх и социальная мобильность вниз, что не разрушало сословий. Был возможен переход из сословия в сословие. Были крестьяне, посадские, купцы, «гости» (очень мощные купцы, отмеченные государем), именитые люди, бояре... Я почти 15 минут отвечаю на ваш вопрос. Вы, наверное, уже устали от меня.
Вопрос: Эдвард Радзинский в телепередаче «Итоги» сказал, что земские соборы никого не представляли, так как крестьян в них не было, что соборы отмерли сами за ненадобностью, и Петр I, проводя прозападные реформы, поступал круто, но в духе исторической традиции и по объективной необходимости. Радзинский говорил с жаром и для непосвященных убедительно. Не считает ли вы, что подобное требует публичного опровержения?
Ответ: Дорогие друзья, у меня есть только те возможности, которые есть. Вам я про это всё прочитал. А Эдик Радзинский — не русский человек и не друг русских людей. Он в своей передаче налгал.
|
