Борис Годунов был так же избран на престол земским собором, как и в 1613 году будет избран первый Романов, царь Михаил Федорович. И так же православный русский народ этим избранием его легитимизировал. Прочтите книгу нашего современника и моего доброго друга Владимира Видеманна «Знаки империи». Правда, то довольно трудно, она издана в Берлине, но может быть, у нас тоже издадут. Автор обращает внимание на то, что вообще-то православного царя легитимизирует Господь, но отнюдь не непосредственно, а через церковный народ, ибо церковный народ, в сущности, и есть церковь. Потому Видеманн даже называет византийскую монархию «самодержавной демократией», это его термин. Это близко, кстати сказать, и моему представлению. В силу того царь Борис Федорович был безупречно легитимен, столь же легитимен, сколь и царь Михаил Федорович.
А почему же Смуту начали отсчитывать от первого Годунова? Ведь был и второй Годунов, правивший три месяца Федор Борисович. А то было выгодно Романовым, да, Романовым. Это результат воздействия на нас Романовской пропаганды. Им было необычайно выгодно выглядеть второй династией. То есть, вот была одна (первая, долгая) династия; она пресеклась; в итоге Смута; а как только Смута кончилась, так сразу — мы, тем более, что мы в свойстве с той династией. Романовы всегда апеллировали к памяти царицы Анастасии.
Ну, к Романовым можно относиться по-разному. Я отношусь к ним хорошо. Романовы дали нам много выдающихся государей, и даже святых дали, и возможно, даже не одного, возможно, не только последнего. Совсем недурственная, знаете ли, династия, о которой мы начнем говорить со следующей лекции в декабре. Но одно дело отдельные представители рода Романовых, а другое дело клановые интересы Романовых! А нам-то что до них? Ведь этой династии тоже уже нет, и никогда не будет, она пресеклась! Но значит ли то, что закончилась история России? Вовсе нет, слухи о смерти России сильно преувеличены. Потому идти на поводу у Романовских построений, которым, конечно, то было очень выгодно, мы с вами не должны. Мы с вами, православные русичи, — люди свободные, я бы даже сказал, вольные. И нас интересы династии интересуют в последнюю очередь, во всяком случае, после интересов нации. А выше интересов нации для православного христианина — только интересы церкви вселенской. Как справедливо отмечает великий монархист Иван Александрович Ильин в своей книге о монархии, «в конце концов, монархия — для нации, а не нация — для монархии».
Вот откуда все это взялось. Теперь несколько слов об эпохе перед Смутой. В ней необходимо сразу оправдать, по крайней мере, двух человек — царя Федора Ивановича и царя Бориса. О царе Федоре давно пущена сплетня, кстати, западноевропейская и поддерживаемая у нас историками-западниками, как о государе полоумном или, в крайнем случае, неспособном. Даже такой тонкий историк как Ключевский, пишет, что Федор случайный человек на троне, что он совершенно аскетического склада, что место ему в келье, но он случайно на троне оказался. Несомненно, Федор был набожный человек. Но давайте посмотрим, что дает его не такое уж короткое царствование, целых 14 лет с 1584 по 1596. Оно приводит страну в порядок после того погружения в разруху, в которую нас отправила тирания его отца — Ивана IV. Даже расцвет искусства о многом говорит. За то время мы восстановили хозяйство, податную систему, наполнили казну. Было потом, что самозванцам разворовывать. Снова кошмарная параллель с XX веком. Мы, безусловно, преодолели демографический кризис. Население начало расти. Мы были стабильны во внешней политике. Мы не ввязывались в военные авантюры. Но за то — сравните с Ливонской войной Ивана IV — мы не упустили момента, когда Польша снова воевала со Швецией. То есть, Россия кратковременно ввязалась в финальную фазу Тридцатилетней войны и вернула себе кусочек балтийского побережья — Ижорскую землю. Правда, болотистая земля, поганая, но все-таки там сейчас Петербург стоит. Мы вернули себе устье Невы. Мы с успехом отразили у Москвы последнюю мусульманскую угрозу нашей столице, то есть поход крымцев, поход хана Казы-Герая в 1591 году. Заметьте, что в 1571 году хан Девлет-Герай сжег Москву, только Кремль уцелел. А двадцатью годами позже последнее напряжение к тому не привело. Разве то не эффективность правительства? И самое главное, что всё это было возможно не только благодаря талантам русских людей и, наверное, Годуновых в первую очередь, но и благодаря тому, что последний царь старой династии был в состоянии достичь умиротворения в обществе, создать атмосферу социального мира. А это трудно.
Это действительно трудно. Посмотрите опять-таки на наши дни. Можно сколь угодно раз провозглашать день революционного безобразия «праздником примирения», или чего там еще, «смирения», «взаимомирения», но ведь ничего не получается. Ах, вы подсказываете, «день согласия»? Спасибо вам! Просто замечательно! Недавно одна из телевизионных программ сообщила об этом так: «мы сегодня празднуем день согласия; коммунисты, как у них положено, устраивают митинги протеста; а их противники поминают жертв революции». Вот тебе и согласие! А ведь Федор Иванович действительно достиг согласия.
Федора и Бориса обвиняют в установлении крепостного права. Это старая тенденция, но она опровергнута тем же Скрынниковым в его работе «Россия после опричнины», вспомните прошлую лекцию. Заметьте, что как раз тогда, в опричные годы, явочным порядком правительство запрещало крестьянский переход. Не общим указом, не в масштабе страны, а то в одной волости, то в другом уезде, конкретными грамотами, которые историкам известны, и вы можете их поднять. Что же касается последних лет XVI века, при Федоре, то тогда у нас была практика «заповедных годов», в которые только временно запрещался крестьянский переход, в разных землях по-разному. Во-первых, уже исходя из того, что «временно», то не может считаться крепостнической политикой. Временно – это на 3, на 6, где-то на 15 лет. Во-вторых, видно, что то была стабилизационная мера после разрухи 1580-х годов. В-третьих, даже там, где норма заповедных годов удержалась, уже при Борисе она не действовала. Отмена была полной. Возможность крестьянского перехода была полностью восстановлена. Это неоспоримый факт, мимо которого иногда проходят авторы школьных учебников.
Кроме того, человек, который никак не может быть заподозрен в желании обелить Бориса, его лютый враг, впоследствии, уже в Смуту кратковременный царь Василий единственный Шуйский, своей грамотой, заметьте, своей крепостнической грамотой, полностью реабилитирует правительства Федора и Бориса, ибо сам Шуйский пишет: «Злонамеренные мужики утверждают, что при благоверном царе Иване якобы была свобода крестьянского перехода. Так вот, при благоверном царе такого перехода не было, а был он при богопротивном Борисе». Уже этими устами, этим пером и Борис, и Федор как «крепостники» реабилитированы полностью. Не правда ли, интересно?
Но то не единственное место, где лгут и выворачивают факты. Например, давно в литературу попал следующий факт (он попал и к Скрынникову, а вы Скрынникова читали или легко можете прочесть), что будто бы во время своего царского венчания в Успенском соборе Федор всех шокировал. Он, видимо, устал от тяжелого царского наряда и отдал державу (массивное яблоко державы) Мстиславскому, а шапку — Годунову. С тех пор из этого факта делают всякие выводы, особенно из того, что шапку держал Годунов. Скрынников сохранил этот факт в своей книге «Борис Годунов», поскольку он все-таки настоящий, профессиональный историк. Но в том же году, когда издали его книгу, был издан 34-й том Полного собрания русских летописей. Можете его поднять. Там четыре летописца: Московский, Пискаревский и другие. И там есть описание царского венчания Федора. Вы будете смеяться. Дело в том, что царское венчание присоединяется к таинству евхаристии, то есть к литургии. И вполне естественно, что перед чтением Евангелия царь сложил регалии и обнажил голову, как то делает архиерей перед чтением Евангелия. А его ближайшие бояре их держали. И, несмотря на то, что об этом черным по белому написано в летописях, эта легенда, появившаяся, конечно, после Годунова, всё кочует и кочует из книжки в книжку. А пойди поспорь, когда у той же популярной книжки тираж в двух изданиях не меньше 100 тысяч, а у Полного собрания русских летописей тираж 3-4 тысячи. Как состязаться-то? Вот какие бродят легенды.
Первым правильно взглянул на Федора Алексей Степанович Хомяков — один из наших величайших мыслителей XIX века. В одной своей статье он обратил внимание на то, что историки любят писать о монархах завоевателях и реформаторах. А ведь есть еще монархи, которые ничего не завоевывают и не реформируют, но при которых, как правило, хорошо живут люди. Он приводит в статье примеры подобных монархов: Федора Иоанновича, потом Алексея Михайловича, Елизавету Петровну. Я с ним вполне согласен. Но мы никак исправиться не можем: всё подавай нам реформатора! Не накушались!
Так вот, дорогие друзья, мы можем отнести действия и Федора, и Бориса к положительным явлениям отечественной истории. Мы можем охарактеризовать их правление как попытку исправления последствий Опричнины. То не удалось полностью. Давно уже многие авторы, философы и историки, Смуту генетически связывают с Опричниной. Я говорил об этом в минувшей лекции. Полностью избавиться от последствий Опричнины не удалось. Не удалось ввести в широкое использование наш парламент, то есть земский собор. После своего избрания на царство, в последующие годы, Борис не созывает земские соборы, хотя именно ему, избранному земским собором, было естественно именно на собор-то и опираться! То была ошибка Бориса. Не была закончена повсеместно земская реформа самоуправления, начавшаяся до Опричнины в правление Избранной рады.
За Борисом много чего положительного. Подготовка к открытию университета. Впервые поощрение царем каменного строительства, на него предоставлялись ссуды застройщикам, а то была и борьба с пожарами кроме прочего. Строительство Московского Земляного города или Скородома (Скородума). Возведение также Белого города в Москве. Постройка крупнейшей тогда в Европе крепости — Смоленска. Московский Белый город и Смоленский кремль возводил один из наших знаменитейших зодчих-фортификаторов Федор Савельевич Конь — имя многим известное.
В это время мы начинаем потихонечку, не с маху, не с плеча, как при Петре I, вводить первые регулярные войска на профессиональной основе. Потому от Бориса Годунова надо отсчитывать наши регулярные войска, а не от Петра. Все-таки сто лет разница, это серьезно.
В этот период мы впервые обращаем внимание на выгодность династических браков. Петр повторял Годунова как обезьяна. Годунов подбирал своему сын Федору иноземную принцессу, но не успел, и своей дочери Ксении — иноземного принца, но датчанин, ее суженный, умер до свадьбы. Петр затем будет одержим идеей династических браков. Наконец, даже иноземные студенты были впервые направлены заграницу при Борисе. И даже здесь Борису чего-то простить не могут, а Петру всё прощается. Утверждают, что было послано 18 детей боярских, и что ни один из них якобы не вернулся, или вроде бы вернулся только один. Простите, но нам известна судьба только одного из них, который в Англии так заучился, что стал англиканским священником и даже претерпел гонения от пуритан в качестве священника. Если один точно не вернулся, то почему мы уверены, что и 17 остальных тоже не вернулись. Разве у нас документирована биография каждого служилого человека в XVII веке? Кроме того, им пришлось бы возвращаться в Смуту. И если они просто пересидели Смуту в Европе и вернулись позднее, то сведения об их учебе естественно затерялись. Я их понимаю. Я, может быть, так же поступил бы, хотя кто знает. Но заметьте, что Петр каждому своему стипендиату приставлял индивидуального шпиона — денщика, а Борис не приставлял. Это же тоже интересно. То есть, мы можем за многое хвалить Бориса и категорически не полагать его правление частью Смуты.
Но мы должны предъявить ему и претензии. Талантливейший правитель, он не был главой государства. Можно его понять, его юность приходится на Опричнину. Он всю жизнь боялся сильных личностей. Он отодвигал их, даже не ссылал, а просто отодвигал, пользуясь своими царскими правами. Так оказались не у дел талантливейшие дипломаты предшествующей эпохи, конца правления Ивана — братья Щелкаловы. А Борис таким образом приобрел себе непримиримых врагов. То же самое было и с Романовым Федором Никитичем, с будущим патриархом Филаретом, отцом первого царя следующей династии. Слишком сильный человек был отодвинут. История никогда того не прощает. Вот, например, Екатерине историки все безобразия простили. Все! А за что? А по сути дела только за одно — за то, что она не боялась сильных людей и умела их выбирать! И это ее безупречное умение вызывает искреннее почтение к ее памяти.
Борис был хороший правитель, но неуверенный человек. И так подставиться умеют только современники. В русской истории так никто не подставлялся. При нем была создана официальная легенда о том, что Иван IV, умирая, якобы завещал Россию Борису после смерти Федора. Тут уши ослиные сразу видны. Во-первых, как Иван мог знать, что Федор умрет бездетным? Во-вторых, как тиран Иван мог забыть о Дмитрии? Или он перед смертью провидел Угличское убийство? И в третьих, если бы Иван мог заподозрить в своем молодом приближенном уже послеопричного периода будущего царя Бориса Федоровича, да он даже издыхая, успел бы прохрипеть приказ, чтобы того немедленно убили. Уж портрет Ивана-то нам известен! И вот такую липу запустили. Борис пытался связать себя с ушедшей династией, и то была его трагическая ошибка. Он должен был связывать себя с земским собором!
Ну, за всё ему и заплатили. Социальная нравственность была подорвана Опричниной. И заплатили ему мощнейшей пропагандой. Каких только сплетен не распускали про Бориса оппозиционеры! Шуйские те же. Якобы Борис навел на Москву крымского хана. На самом деле именно под руководством Бориса хана и поперли, чему памятник Донской монастырь. Якобы последнего свидетеля ушедшей эпохи, декоративного, земского великого князя Симеона Бекбулатовича ослепил. Симеон Бекбулатович ослеп от старости, ему было очень много лет. Ну и, конечно, Углич, Углич, Углич... Я не буду разбирать с вами Угличское дело. Его никто никогда не расшифрует. Для нас никогда не будут предельно ясны обстоятельства Угличского убийства. Я даже усомнился бы в том, что то действительно было убийство, если бы не чудеса при гробе. Я церкви и церковному прославлению доверяю. Раз церковь свидетельствует чудеса и канонизует царевича Дмитрия, значит, так оно и было, значит, он был действительно убиенным младенцем. Вопрос в другом — кто убил? А это вопрос серьезный. Ведь убийц разорвали на месте. Свидетелей-то нет. Мы имеем заключение, сделанное уже после Смуты, заключение второго по старшинству члена следственной комиссии о причастности к убийству Годунова. Только этот член-то — Василий Шуйский. А в следственной комиссии сразу же после убийства он был вторым членом после архиерея Крутицкого и засвидетельствовал тогда, что то был несчастный случай — припадок эпилепсии. А когда первый самозванец воцарился на Руси, тот же Василий Шуйский вдруг прозрел и признал в нем подлинного царевича Дмитрия, который, как оказалось, не закололся в припадке эпилепсии. Когда он же, сам Василий Шуйский во главе заговорщиков зарезал первого самозванца, он выпустил, наконец, версию о причастности Годунова. Но заметьте, он же три раза крест целовал. То есть, он, по крайней мере, дважды клятвопреступник. А почему мы должны верить его третьей клятве? «Единожды солгав...», сказано в русской поговорке. А он солгал, по крайней мере, дважды под крестным целованием. Потому эту версию надо выкинуть, это версия Шуйского.
Я хочу сказать вам вот что. Такое убийство было Борису невыгодно, оно было предельно опасным. Каждое убийство может быть раскрыто. А что если убийц не убили бы, и убийцы показали бы на организатора? Федор Бориса, конечно, не казнил бы. Федор был слишком добрый человек. Но политическая карьера Бориса закончилась бы навсегда, он стал бы политическим трупом с кровью младенца на руках. А что он выигрывал? Расчищал себе дорогу к трону? Тут, между прочим, русские начали допускать ошибку в XVIII веке, но век-то был еще не XVIII, век был XVI. И царевичем Дмитрий Угличский стал только тогда, когда его невинно убили. При жизни он царевичем ни в коем случае не был, потому что у православного христианина бывает, в крайнем случае, на законных основаниях три жены. А Дмитрий был сыном седьмой.
У французов, например, не так. Французы сакрализовали королевскую кровь. Любое дитя блуда, если в блуде участвовал король, во Франции признавалось принцем крови. Это было настолько почтенно, что соратнику Жанны д’Арк, действительно талантливому рыцарю и военачальнику, графу Дюнуа был даже официально присвоен титул «монсеньор ла бастард» («монсеньор бастард»). Но на русский язык это даже невозможно перевести пристойно. Ведь не скажешь: «ваше высочество ублюдок». Так что, Дмитрий Угличский даже не был членом царской семьи. Исторический факт: его имя не поминалось в церкви на ектинье в составе царской семьи. Это наиболее показательно. И царем он стать не мог ни при каких обстоятельствах. И не допустили бы того бояре, не допустила бы аристократическая спесь, в которой так много полезного!
Потому проиграть Борис мог всё, а выиграть не мог ничего, если он мысленно примеривал шапку Мономаха, потому что Дмитрий просто не стоял у него на дороге. Потому скорее я готов выдвинуть гипотезу, что Угличское убийство совершили враги Бориса, чтобы повесить труп на Бориса. Это же так естественно. Вот только не знаем, кто убил, и, повторяю, не узнаем, ибо материалов мало. Мы не можем раскрыть обстоятельства Угличского убийства. Неслучайно до сих пор есть множество версий. Вот, что можно сказать о правлении Федора и Бориса.
Неуверенным человеком показал себя Борис и тогда, когда появились самозванцы. Кстати, а почему неуверенным? Вы заметьте, если бы он точно знал, что Дмитрий убит, а как организатор он должен был это знать, чего бы он волновался? Ведь он бы точно знал, что тот явный самозванец. А Борис очень нервничал, то есть видимо он мог допустить, что тот настоящий Дмитрий, что у него династический кризис.
Борис вел себя неуверенно. Когда самозванец появился в первый раз, он был еще достаточно уверен, и московские войска в пух и перья разбили самозванца с казаками и поляками под Добрыничами. Но когда тот явился второй раз, и пропаганда антиборисовская окрепла, Борису начали изменять местные воеводы и полководцы. Ему бы как крепкому человек самому войско возглавить. Можно не командовать. Командовать могут другие: генералы есть. Но когда царь при войске, маловероятно, чтобы царю изменили. А он заперся в Кремле. И измена Басманова, которому он предельно доверял, его подкосила. Он умер видимо по сосудистым причинам, он надорвался. Так люди умирают. Один из наиболее выдающихся правителей нашей истории поступил и в последние дни недостойно. Он бросил неисправное государство своему юному сыну, у которого тем самым не оказалось и партии сторонников. Этого ему тоже простить не могу. Федор Годунов был талантлив и необычайно образован по меркам того времени. Он мог быть прекрасным монархом.
Кстати, династия Годуновых, таким образом, существует. Она состоит из двух человек. Да, Федор не был венчан. Но, как известно, до подписания мирного договора в Париже после Крымской войны Александр II откладывал свою коронацию. Вы будете на этом основании утверждать, что у нас полтора года (1855-56) не было царя? Вероятно, нет. Мы в перечень монархов включаем даже несчастного Ивана VI Антоновича, а уж он-то ни при каких обстоятельствах не мог быть коронован. Так что, давайте тогда и Федора Борисовича считать.
Так вот, он был убит до входа самозванца в Москву теми, кто старался выслужиться перед новым правителем. Убит зверски. Описывать не стану. Посмотрите у Соловьева. Годуновы реабилитированы очень высоким духовным авторитетом. Как известно, убитых похоронили на кладбище для бездомных. Туда же вышвырнули из Архангельского собора и прах Бориса. Но как только в свою очередь был убит первый самозванец, этих покойников властно забрала себе Троице-Сергиева лавра, ну тогда монастырь еще. То было решение Троицы, а Троица для нас не пустое место, я думаю.
Так вот, друзья мои, дальше начинается настоящая Смута, гражданская война. И что же собственно происходит? Каков набор ключевых событий позволяет рассматривать ее именно как гражданскую войну. Тут просто. Как и в каждой гражданской войне, общество развалилось, рассыпалось. Сословия и социальные группы выдвинули своих вождей и свои программы. Правда, в основном до нас их программы не дошли. И возможно, они не были оформлены как документы. Люди были попроще. Но программы были, были требования.
Первыми выступили на сцену социальные низы. Кто составлял армию первого самозванца? Маргиналы, люди часто весьма доблестные. Это тогда, безусловно маргинальное казачество, причем в основном пришлое казачество, в том числе и Запорожское из Речи Посполитой. Это холопы, в том числе оружные холопы — большая социальная ошибка России XVI века. То есть те люди, которых дворяне брали с собой по призыву в войска. То есть, люди, несущие по сути ту же службу, что и их барин, были так же в строю, как и помещики, но социально были холопы. Есть основание быть постоянно недовольным. Они тоже опора первого самозванца. Частично, то были дворяне. Но какие дворяне? Люди с линии засечной стражи (пограничники), то есть нищие дворяне, дворяне-голодранцы, которые часто и землю сами пахали, а еще несли тяжелую строевую службу. Маргиналы, люди обиженные. Вот кто составил опору самозванцу.
Плюс польско-литовские авантюристы. Заметьте, отнюдь не оккупанты. Сейм отказался поддержать самозванца. Сейм ему не поверил, сейм отнесся к нему с презрением. Те, кто на свой страх и риск решили половить рыбку в мутной воде.
И наконец настоящие наемники немцы. Их было немного, и они просто честно отрабатывали. Вот что было выброшено в первой стадии Смуты, начавшейся в 1605 году.
Самозванец легко взял Москву, легко утвердился на престоле. Он был странным человеком. Безусловно, он был совершенно незаурядным человеком. Он был авторитарной личностью, как теперь говорят (безграмотно), «харизматическим политиком», как наш нынешний дедушка (Борис Ельцин). Безусловно, он был тонким дипломатом, обладал большим словесным обаянием, умел убеждать. При том в нем было нечто порочное. Что-то было с ним не так. Похоже, он сумел сам себя убедить, что он подлинный Дмитрий. Во всяком случае, он невозмутимо встречался со своей предполагаемой матерью. Ну, конечно, инокиня Марфа, бывшая Мария Нагая, ненавидела Годунова. И можно предположить, что она была готова «прозреть» и в любом замухрышке увидеть и подтвердить своего сына. Но все-таки лет-то много прошло. Она была уже монахиня. Как мог он быть таким уверенным в ее поведении? А он был уверен.
Он был уверен в своем праве править. Он не окружал себя ни осведомителями, ни огромным количеством телохранителей. Когда денег стало не хватать, самую надежную свою охрану, наемных немцев, он отпустил. Он категорически не вел себя как тиран. Он не ожидал заговора и убийства. Но что-то порочное в нем было, была порочная одержимость, даже в облике. Странно, что у европейца категорически не росла борода. У первого самозванца была очень женственная внешность. Кто он был, мы не узнаем никогда. Есть версия о Григории Отрепьеве, бывшем дворянине, бывшем холопе, беглом дьяконе московского Чудова монастыря. Но многими она ставится под сомнение. Скрынников ее принял. В этой версии сомневаются, потому что есть основания полагать, есть источник, что это два разных человека. Беглый монах существовал, но возможно, он был не первым самозванцем, а его агентом, был его сторонником. К тому же, то, что это одно лицо, есть тоже пропаганда Шуйского, потом очень выгодная Романовым. Неизвестно, кто он был. По манерам, по облику, по обиходу он был, конечно, выходцем из Западной Руси, может быть, и поляк. Кто знает, кто тогда в Литовском княжестве не жил. Вот второй самозванец, по мнению Соловьева, был еврей, а может и первый тоже. Впрочем, это несущественно, хотя было бы интересно знать, кто он был.
Он не был польским агентом. Да, он энергично сколачивал противотурецкую коалицию из России, Польши, империи и Венеции. Выгодно ли то было полякам? О, да, безусловно! Выгодно ли имперцам? Вне всякого сомнения. Простите, а нам разве не было выгодно? Да у нас Турция с Крымом как колода на ногах висела, не давая ввязываться в западные дела. Да, им было выгодно, но и нам было выгодно. Он был слишком масштабной фигурой, чтобы быть чьим-то примитивным агентом.
Его брак на западе на Мнишковой дочери тоже был выгоден. Но повторяю, он же не был официальной фигурой. Сейм его не признал. Король признал, но не мог перешагнуть через сейм. А что если он был выдающимся политиком, и ему мнилась возможность переиграть Люблинскую ситуацию? Может быть, ему достаточно аристократический польский брак был нужен для того, чтобы претендовать на новую унию? На Московско-Литовскую унию. Тут всё очень сложно. Но его опора на голодранцев, на социальные низы не вызывает у меня доверия ни в малейшей степени.
И кроме того, уже вызывая раздражение, он вызывал еще большее раздражение у аристократов своей манерой поведения. Нельзя русскому царю нарушать все обычаи. Мы не те люди были тогда, что сейчас. Это сейчас нормально смотрим на то, что не царь, а непонятно кто держит в храме свечку в правой руке, чтобы не дай Бог не пришлось креститься. Тогда на такие вещи обращал внимание последний холоп. Нет, мы вовсе не были закоснелыми ретроградами! Но если бы он только завел моду танцевать во дворце, а всё остальное было бы в порядке, уверяю вас, ему бы простили и даже подражали бы, и нашли бы нечто прекрасное в моде, которую завел батюшка царь. Ну и началась бы мода на балы чуть пораньше. Царю не полагалось подписывать документы, из-за чего пошла легенда о Годунове, что он неграмотен; на самом деле автографы Годунова сохранились. Борис Федорович расписывался, покуда был правителем, а когда стал царем, перестал, потому что царю нельзя, за царя большую государственную печать прикладывают. А первый самозванец автографы расшвыривал. И если бы он только расписывался на официальных документах, ему тоже простили бы, но это же еще одно, не так ли? Он не любил бывать в церкви, тяготился нашим богослужением. Опять-таки, ну если бы он стал вместо каждой воскресной литургии бывать в Успенском соборе только раз в месяц, а всё остальное было бы в порядке, ему тоже простили бы. Ну, решили бы, что царь батюшка остальные молебны в своей церкви в Благовещенском отбывает. Ну что делать, так любит.
Но всё вместе, понимаете? Всё вместе дико раздражало. А еще были его пожалования в думу, которые он расшвыривал. Наряду с одним Шереметьевым, с одним Салтыковым в думе оказалось четыре задрипанных Нагих. Конечно, они его родня, но всё же. В боярском чине среди окольничих сидело несколько думских дьяков. Короче говоря, дума была в бешенстве, а москвичей раздражали поляки.
Русское пьянство — явление очень позднее. А польское пьянство появилось пораньше. Поляки в Москве напивались и дебоширили. Покуда москвичи собирались поляков крепко побить, аристократия действовала четче: был составлен заговор и самозванца убили. Потом, как известно, его включили в чин анафематизмов в Неделю Православия как богоотступника и еретика. Прах его сожгли...
Москва, Дом культуры «Меридиан». 17.11.1999.
Отекстовка: Сергей Пилипенко, декабрь 2013. |