Приобрести книгу в нашем магазине: http://www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15569/
Заказы можно также присылать на е-мэйл: orders@traditciya.ru

Прошел 1914 год. Ужасная Первая мировая война особенно по­влияла на жизнь населения в казачьих областях, так как боль­шая часть конницы России состояла из казачьих частей.

Казаки в возрасте от 19 до 50 лет оказались почти поголовно мобили­зованными, а их хозяйства остались без мужчин. В ту пору ох как нужны были мужские рабочие руки и поэтому средние учебные заведения от­правляли добровольцев учащихся в хутора и станицы на сельскохозяйст­венные работы.

...Разместили нас в здании школы и атаман станицы Егорлыкской, куда мы попали, сказал, что с утра придут за нами пожилые казаки и казачки и разберут на работы по хозяйствам. А пока нам дали молока с хлебом и уложили спать.

Рано утром проснулся я от толчка. Открыл глаза и увидел над собою седую бороду и улыбающиеся добрые глаза старика. «Вставай малыш, - обратился он ко мне. Э, да ты совсем никудышный...» Я поднялся. Роста я действительно был малого, и к замечаниям по этому поводу привык.

Дед этот выбрал семь человек и привез домой. У него был большой дом, конюшня, коровник, амбар, землянка. Кроме него, в доме жили старушка-хозяйка и дочь лет 22. Встретили нас хорошо, показали хозяй­ство, определили место для ночлега - в сене на конюшне, дали умыться и посадили завтракать. Еды было вдоволь - молоко, плавающая в сале яичница, пышки с нардеком. Старик после завтрака оставил себе пятерых рабочих, а двоих отвез обратно в школу, сказавши, что взял очень много. После я узнал, что старик следил как мы ели. Кто ел много и быстро был оставлен, значит хороший работник.

Кормили нас всегда вдоволь. Ложились спать рано, рано и вставали. В первый рабочий день старик поднял нас в 4 утра - мы умылись, позав­тракали и поехали на его землю. Там стали полоть траву в кукурузнике, а старик с дочкой поехали косить сено. Мы довольно быстро принорови­лись к работе, и работали, видимо, хорошо, так как отношение к нам в доме было ласковое и внимательное.

Уже в августе 1914 года в казачьи станицы Дона стали поступать пленные австрийцы на работы. Как-то хозяйская дочь и такой пленный работали вместе на сенокосе. Видимо, он решил позволить себе вольное отношение к ней, так как я увидел вдруг взметнувшиеся в воздух ноги австрийца, и в следующее мгновение он уже валялся в копне сена. Женщины на Дону были крепкие.

Осенью наше учение продолжилось. Все казалось прежним, но война ощущалась - преподаватели были более снисходительны, и мы стали серьезнее, взрослее, прежние шалости забывались.

...Отречение Государя в 1917 году было встречено на Дону с большой печалью. Жизнь стала резко ухудшаться. На улицах городов появились хулиганы и нам, учащимся гимназии, разрешалось быть на улице только до определенного времени: 1-2 классам до 6 вечера, 3-4 до 7, 5-6 до 8, и 7-8 до 9. Кажется, система была именно такой.

Как-то я попал на Песчаную улицу в Новочеркасске, где жил мой одноклассник и столкнулся с группой хулиганствующих подростков. Меня заставили раздеться, залезть на ближайший забор и пять минут кукаре­кать. Физического вреда не причинили, но чувство униженного человека надолго осталось в моей душе. В другой раз нас с приятелями встретили хулиганы у Атаманского Дворца. У Дворца ходили часовые, но они не могли оставить пост и прийти к нам на помощь. Завязалась драка. Хули­ганы пустили в ход ножи, и мой друг Веня оказался раненым в спину, другой - Шура в руку. Но помощь все-таки пришла - часовые дали знать начальнику охраны о драке.

Хулиганы бежали. Несколько из них были арестованы. Это те, кто попал под кулак моего приятеля Вени - они не могли самостоятельно подняться с земли. Кулаки у Вени были «железные». Веня и Шура проле­жали некоторое время в больнице, но раны были неглубокие и вскоре они уже были с нами, в гимназии. Однако жизнь становилась все опаснее. Приказом Временного правительства была отменена дисциплина в Ар­мии, все явственнее становилась разлагающая большевистская пропаган­да. Мы узнали новое имя - Ленин... Приказ Керенского давал право солдатам создать в воинских частях комитеты, а уже комитетам право решать - идти солдатам в бой или нет, слушать офицера или нет. Этот приказ способствовал пропаганде большевиков к неповиновению офице­рам, распространению призывов повернуть оружие против своих, напра­вить русских на русских. Вольно или невольно, но Керенский с большим успехом помогал Ленину разрушать Россию.

Дисциплина в Армии резко упала. На Дону стали появляться дезер­тиры, разнузданность нравов и хулиганство увеличивались с каждым днем. Полиция у нас всегда была ограничена и числом, и действием. Если мне не изменяет память, в Новочеркасске я видел только одного полицей­ского, да еще на Новочеркасском вокзале-жандарма. Этот жандарм важ­но расхаживал по площади в окружении детворы, которую баловал конфетками. Но казаки старались всеми силами хранить порядок, хотя большевистская пропаганда отравила сознание у некоторых казаков. Бы­ли объявлены выборы Войскового атамана. Кандидатом был назначен генерал А.М. Каледин - один из выдающихся героев Великой войны. В помощники ему был предложен генерал А.П. Богаевский. Оба они были монархистами, и потому их кандидатуры подверглись резкой критике левой группы Войскового Круга во главе с крикунами Харламовым, Мельниковым, Улановым, Елатинцевым, Епифановым... Под предлогом не вступать в конфронтацию с правительством Керенского эта группа добилась снятия кандидатуры генерала Богаевского, и вместо него была предложена кандидатура его брата - Митрофана Петровича Богаевского, учителя истории Новочеркасской графа Платова гимназии. Митрофан Петрович был хорошо знаком с социалистами еще по учебе в универси­тете и так же принадлежал к кругу вольнодумцев. Но он также был и казак, который хорошо понимал разницу между независимостью казака, его волей и разрушительной анархией, к которой толкали социалисты. Митрофан Петрович был избран помощником Атамана и, к чести сказать, не посрамил своего имени на этом посту, а впоследствии принял мучени­ческую смерть от рук большевиков.

Отречение Императора в пользу Великого князя Михаила Александ­ровича и непринятие последним Царской власти привело к созданию Правительства, возглавляемого князем Львовым и адвокатом А.Ф. Керенским. Керенский был членом партии кадетов, социалистом и членом масонской организации. Ко всем прочим «достоинствам», он был истери­чен, любил покричать, любил радикальные реформы и любил быть во главе этих реформ. Став военным министром, он подписал немедленно «Декларацию прав солдата», положив тем самым начало развалу фронта, развалу Русской армии.

События развивались стремительно и мы, мальчишки, не успевали за ними следить. К тому же главным для нас была школа, а не политика. Однако и учение уже шло не тем образом, как прежде. Все мы - и взрослые и маленькие - находились в состоянии неуверенности и незнания - что готовит следующий день? Все окружающие были печальны, серы и мол­чаливы.

Хулиганство и пропаганда делали свое дело, В Новочеркасске было уже опасно ходить даже ранним вечером. Бывали случаи, когда останав­ливали пешехода с Новочеркасской железнодорожной станции и предла­гали ему «купить пальто».

- Дядь, а дядь, - начинал хныкать перед каким-нибудь господином неизвестно откуда вынырнувший мальчуган, - купи пальто...

- Какое, малыш? - Я уже купил, вот - на мне.

- Вот это и купи, - перегораживали ему путь несколько верзил.

Если прохожий отказывался платить деньги хулиганам, то его били, а пальто снимали, нередко вместе с пальто снимали и все остальное.

В Новочеркасске почти не было казаков, даже в охранной сотне оста­валось с десяток пожилых калек. Вместе с тем все больше появлялось распущенных фронтовиков.

При выборном атамане генерале Каледине появились донские преда­тели, примкнувшие к большевикам. Особенно активны были офицер Голубов, ст. урядник Подтелков, фельдшер Лагутин, лейб-казак вах­мистр Смирнов. Подтелков возглавлял военно-революционный комитет Донской советской республики Федеративной Социалистической Рос­сии. Я не хочу упоминать о двух других крупных предателях - Вороши­лове и Буденном, «прославившихся» старанием в уничтожении России.

Нас, подростков, растили в вере, в преданности и в исполнении данного слова. И мы искренне возмущались поведением некоторых казаков, которые предали своего выборного атамана и правительство. Вызывающе подло вел себя Голубов, что послужило основанием для его ареста за деятельность по подрыву законной власти. С первых дней революции Голубов уполномочил себя в звании Донского атамана. К этой цели он стремился фанатически, не считаясь ни с чем. Когда Голубова арестовали и судили, то левая группа Донского Войскового Круга, возглавляемая Харламовым, Елатенцовым и др. сделала всевозможное для его освобож­дения. Им удалось добиться того, что за Голубова поручился М.П. Богаевский, ближайший помощник атамана Каледина. Под честное слово офицера Каледин приказал освободить Голубова, и последний «поблагодарил» Атамана усилением своей большевистской активности.

К власти также подбирался и Подтелков. Он примкнул к большеви­кам в начале 1917 года и пользовался большим влиянием у советов на Юге России. Во время полнейшей неразберихи Голубову и Подтелкову удалось сколотить вокруг себя верных казаков. Когда атаман П.Х. Попов оставил Новочеркасск, туда ворвалась банда Голубова. Первой акцией его стал разгон Войскового Круга. Появившись в зале заседания Круга, Голубов приказал всем встать. Подчинились все, кроме Войскового атамана Назарова. Состоялся примерно такой диалог: «Встать! Ты кто такой?!» «Я - выборный атаман, а вы кто?» «Я - революционный атаман товарищ Голу­бов», и Голубов приказал своим подручным арестовать Назарова и отве­сти на гауптвахту. В городе началась пляска безумия - грабежи, пьянство, расстрелы... Утром 18 февраля стало известно о расстреле атамана Назарова, других известных донских генералов, более ста офицеров и несколь­ко сот партизан.

Русские люди должны знать, как умирал не изменивший присяге честный солдат. Когда убийцы приказали атаману Назарову стать спиной к ним, он сказал: «Солдат встречает смерть не спиной, а лицом», перекре­стился, сложил руки и сам приказал: «Слушай команду: раз, два, три...»

Административной властью в Новочеркасске заведовал бывший ка­торжник, убийца Медведев. Он возглавлял совдеп вместо с «истинными сынами России» - Френкелем и Зиссерманом.

Подтелков возглавил военно-революционный комитет Донской со­ветской Республики. Революционными войсками командовал Смирнов. Все они стремились к скорейшему захвату всей полноты власти на Дону. Как революционный атаман, Голубов предложил план действий. Прежде всего, в задонских степях он настиг бывшего помощника атамана Кале­дина - М.П. Богаевского и привез его в Новочеркасск в надежде на то, что тот будет сотрудничать с большевиками и укрепит их власть. Однако речь, произнесенная Митрофаном Петровичем перед Казаками в Кадет­ском корпусе имени Императора Александра III, революционному коми­тету не понравилась. Ночью из Ростова в Новочеркасск прибыл карательный отряд, арестовал Богаевского и по дороге в Ростов он был расстрелян в Балабановской роще около Нахичевани. Так умер один из лучших историков Дона, преподававший одно время историю в гимназии имени графа Платова.

Согласия среди большевиков не было. Антонов боялся и всячески старался унизить Голубова. В конечном счете, Голубов потерял «ува­жение» среди большевиков и ушел в Заплавскую станицу. Здесь, одна­ко, был узнан одним казаком, который его и застрелил. Подтелков также был взят в плен казаками, судим военно-полевым судом и при­говорен к смерти. Такая же участь постигла и его ближайших сотруд­ников. Отцы казаков-предателей просили, чтобы постановление суда разрешили исполнить им, и суд дал такое согласие. Получилось совсем по-гоголевски, когда Тарас Бульба говорил сыну: «Я тебя породил, я тебя и убью».

К глубокому сожалению, приказ атамана Каледина партизанским отрядам не воевать с казаками привел к трагической гибели одного из героев Донского Войска полковника Василия Чернецова. При встрече его отряда с Подтелковым и его бандой он вовремя не дал отпор и сам оказался в плену. Несколько позже Подтелков зарубил Чернецова. Существует немало версий смерти полковника Чернецова, но узнать, какая истинная, сегодня уже не представляется возможным. Однако несомненно, - он погиб от руки клятвопреступника Подтелкова, от которого отреклись даже ближайшие родственники. Все эти подробности о казаках-предателях стали известны мне в «Заплавском сидении» от члена Войскового Круга И.И. Ушакова и некоторых других авторитетных людей.

...Большевики не считались ни с чем. Для них не существовало мора­ли, права, закона. Они следовали животному инстинкту убивать, наси­ловать, не щадить ни старых, ни малых. Уже в начале весны 1918 года ими дотла было разорено более 40 хуторов и станиц.

Сегодня рассказ об этих злодеяниях вряд ли кого удивит, но в ту пору в такое было трудно поверить. Многие задавали вопрос: «Как могло такое случиться в России?» Большевики нагло требовали, а наше Донское пра­вительство потакало им, уступало, шло по пути наименьшего сопротив­ления. И немудрено, ибо во главе Правления Войска Донского находились социалисты. В то время, как подпевалы Керенского, рассуж­дали - какой социализм лучше? - смердящее рыло большевизма все глуб­же вгрызалось в плоть Дона.

Меня тогда беспокоила мысль: что стало с казаками призывного воз­раста? По традиции мирного времени казак служил три года и уходил домой. А его место занимали молодые призывники. Пополнение армии в военное время было особенно важно. В период правления атамана Кале­дина было подготовлено для пополнения в полки более 10.000 молодых казаков. Почему их не использовали против большевиков? Для меня и теперь загадка - куда делись эти 10.000 крепких воинов? В тот период генерал Каледин мог мобилизовать до 30.000 молодых воинов - население Дона составляло около 4.500.000 человек (примерно половину - иного­родние).

Ответ на мучающий меня вопрос я нахожу в том, что сильная левая группа в правительстве и в Войсковом Круге не давала разрешения генералу Каледину использовать молодых призывников на внутреннем фронте. Керенский был уверен, что донские казаки пойдут на Москву, и это истерическое воображение диктовало указы, запрещающие боевую активность казаков.

А большевики все шире разворачивали свой кровавый пир.

В то же время полным ходом шел развал фронта. Керенский всячески способствовал созданию в Армии солдатских комитетов, был слеп к бес­порядкам, убийствам офицеров в частях, усердно расчищал дорогу к власти Ленину и его шайке. Когда атаман Каледин выехал из Новочер­касска и посетил округа, встречался с казаками, Керенский немедленно объявил Каледина мятежником. На Дон прибыла правительственная ко­миссия с прокурорскими целями и после долгих разбирательств, выясни­ла, что «калединский мятеж» - не более, как плод истерического воображения трусоватого Керенского.

В Новочеркасске стояли два пехотных полка - 272 и 273. Они были сильно заражены большевизмом и никто не знал, до каких «подвигов» могут додуматься 16.000 вооруженных солдат. В целях ограждения жи­телей города от возможных эксцессов правительство Дона отдало приказ этим «полкам» разоружиться. В ответ раздалось: «Не хотим!» Положе­ния становилось критическим. Правительство направило к Хотунку ар­тиллерийскую часть. Но она отказалась участвовать в разоружении солдат. Тогда были посланы юнкера Донского военного училища и им помогали разоружить солдат русские офицеры, которые пробрались на Дон. Этим было положено начало создания Добровольческой армии. По­ездки на Дон были связаны с большой опасностью, железные дороги и пароходы были забиты бегущими с фронта солдатами, враждебно настро­енными к офицерам.

С разоружением пехотных полков новочеркассцы впервые осозна­ли о существовании силы, которая способна противостоять разлагаю­щему влиянию революции. Это была первая проба сил Добровольческой армии, которую возглавил генерал М.Н. Алексеев. Донское правительство, особенно гг., Харламов, Мельников, Уланов, Елатинцев и др. не давали права генералам Алексееву и Корнилову объявить открыто о формировании Добровольческой армии на Дону и препятствовали мобилизации русских офицеров, которые стекались на Дон со всей России.

А положение становилось критическим. В Ростов прибыло военное судно «Колхида». Его матросы вместе с местными большевиками подняли восстание. Каледин послал юнкеров на его усмирение. Помогли также и старики казаки. Восстание было подавлено, но появились первые серьез­ные потери добровольцев. Я помню раненых, которых привозили в лаза­рет Новочеркасска.

30 ноября есаул Василий Чернецов начал формировать партизанский отряд. На немецком фронте Черенцов был командиром партизанского отряда числом до 1500 человек. Своими вылазками он причинял большой вред немецкой армии. Немецкое командование объявило даже в ту пору о выдаче за голову Чернецова 500.000 марок.

На Дону все явственнее обнажалась новая беда - вражда внутри казачьих полков. Расквартированные в Донецком округе полки подняли мятеж, присоединились к красным бандитам и напали на чернецовский отряд. Часть полков, после этого ужасного преступления против своих же братьев-казаков, разъехалась по домам, бросив артиллерию и разграбив полковые деньги. Поползли слухи, что и в Усть-Медведицком округе вернувшиеся с фронта казаки в союзе с красноармейцами учинили пол­ный разгром железной дороги на участке Царицын-Серебряково, лишив ближайшие районы Донского Войска в подвозе продуктов.

И только после всего этого правительство Дона дало свое согласие на формирование частей для защиты Дона, о чем атаман Каледин объявил Приказом по Войску Донскому. Отряд Черенцова начал действовать без промедления. В его составе были, в основном, учащиеся средних учебных заведений. Появились и другие отряды, составленные в основном из мо­лодежи. На всю Область Войска Донского это были лишь малые песчинки защитников Дона. Профессиональные военные - кадровые офицеры еще не примкнули к партизанским отрядам и чего-то ждали. Мы, подростки, знали, что в ноябре 1917 года было до 3.000 офицеров в Новочеркасске, а и Ростове - до 5.000.

Многие из них за свое легкомыслие поплатились жизнью.