Уважаемые дамы и господа!
C 14 по 18 мая Книга становится абсолютным главным героем в Турине. Четырнадцать лет назад здесь, в городе Турине, у стен прекрасного замка, я получал итальянскую литературную премию «Grinzane Cavour». За эти годы мне не представилась возможность высказать свое мнение о впечатлениях, с которыми я покидал Италию в то теперь уже достаточно далекое время.
И сейчас, воспользуясь случаем, позволю себе несколько слов о том, тем более что впечатления мои от прекрасно организованного и четко проведенного всеитальянского праздника, посвященного книге, имеют прямое отношение к теме, ныне предложенной для обсуждения.
Как бы ни оценивалась социально-воспитательная роль литературы, а мнения на этот счет существуют разные, бесспорно одно: хорошая литература должна приходить к ребенку одновременно с его первыми открытиями мира, когда эти открытия мотивированы чистым и искренним любопытством, когда главенствующим чувством его, ребенка, является бескорыстная любовь к родителям, сверстникам, к природе и всем вещам, его окружающим.
Я не знаю, продолжается ли в вашей стране замечательная традиция «книжного праздника», на котором мне повезло однажды участвовать, но те люди, кто когда-то его впервые организовали, сделали безусловно замечательное дело. И, вернувшись в Россию, я с первых же дней всей своей энергией и всеми весьма скромными своими средствами включился в организацию подобного дела.
Лучшими русскими писателями были отобраны несколько книг, в основном молодых авторов, и затем отправлены в школы двенадцати российских городов от западных границ России до восточных. В зимние каникулы, то есть в начале января 1990 года, от каждой школы в Москву были приглашены группы учащихся для определения финальной премии, как это и предусмотрено условиями премии «Гринзане Кавур». Три дня детей знакомили с достопримечательностями Москвы, а на четвертый в Доме писателей состоялись обсуждения и присуждение премий.
К сожалению, мне не удалось превратить задуманное дело во всероссийский праздник. Хотя бы потому, что в том, девяностом году свершалось крушение российской государственности и уже никому — ни Министерству культуры, ни Министерству образования до нас дела не было. Не было, соответственно, и никакой помощи. Мои личные сбережения кончились, и не нашлось никого, кто б поддержал нас, нескольких энтузиастов, в добром начинании.
Я и сегодня мечтаю о том, что когда-нибудь российским обществом будет осознана необходимость чрезвычайных мер по возвращению книги и молодому поколению, и прочим поколениям, утратившим интерес к литературе и просто разучившимся читать настоящую литературу времен прошлых и времен нынешних.
В течение последнего десятилетия у меня на Родине неоднократно звучали заявления о конце литературы, о том, что она исчерпала свои возможности влияния на общество, что воспитательные функции нынче полностью перешли к телевидению, которому книга уже не конкурент, что литература — теперь всего лишь забава для любителей. Последователи подобных мнений из ведомства образования энергично сокращают курс изучения литературы в школах, мотивируя свои действия техногенностью эпохи.
Я же глубоко убежден в том, что и антилитературные высказывания, и действия совершаются, с одной стороны, писателями, осознавшими свою вторичность в литературном процессе, с другой — чиновниками, воспитанными на этой самой вторичной литературе.
Парадокс в том, что сегодня в России книгоиздательство — одна из самых успешных разновидностей бизнеса, если не говорить о спекуляциях нефтью и прочими природными ресурсами. За всю историю никогда в России не издавалось такого количества книг самого разнообразного содержания и качества. И если при этом книготорговцы не прогорают, значит, есть спрос, и дело бы за тем, чтобы исследовать этот спрос, чтобы выявить причину столь необычного феномена.
Но даже по первому взгляду становится очевидным, что подавляющая часть публикуемой в России литературной продукции — это последствие и результат того, что в последние десять лет на нас обрушился почти вековой запас продукции Голливуда. Ремейки американских боевиков, детективов и порнофильмов — вот содержание полок книжных супермаркетов во всех городах России. И еще несколько лет назад впечатление от книжных рынков было весьма удручающим.
Сегодня же я, и как редактор литературного журнала, и как преподаватель Литературного института, могу с уверенностью сказать, что графоманский хлам постепенно оседает на дно литературного спроса и сотни новых имен, еще вчера никому не известных, упорно теснят плодовитых авторов пошлой занимательности, социального и бытового цинизма, принципиальной безыдейности и аморализма.
Снова востребован герой, не только понимающий смысл и знающий цену личной свободе, но осознающий личную ответственность перед миром, герой, способный узнавать те границы бытия человеческого, за пределами которых царство хаоса и всеобщего разрушения. Именно это первейшее понимание сути бытия помогает ему, новому литературному герою, выстраивать свою систему ценностей, где различение добра и зла обретает почти онтологическую основу.
Пока порок именуется пороком, сколь бы он ни был численно велик, он еще не торжествует. Пример: пока проституция именуется проституцией, она так или иначе осознается пороком. Но назовите ее «древнейшей профессией» — и вот вы уже легализовали ее. Еще: пока грабеж именуется грабежом — он объект закона. Но назовите его экспроприацией — и политические адвокаты тут же выстроятся в очередь на защиту.
Я далек от того, чтобы видеть в литературе спасительницу человечества. Более того, я считаю, что в критические, кризисные и катастрофические времена литература часто выступает в роли отнюдь не благоденственной. Напротив, чаще она в роли пособника и вдохновителя разрушения. От исторических примеров воздержусь, их достаточно и в нашей российской истории. Человечество развивалось и достигало успехов в социальной и технической сферах безусловно благодаря свободе. Но сохранялось оно исключительно благодаря системам табу, то есть знанию и пониманию тех границ, за которые преступать нельзя, ибо за ними гибель рода человеческого. В разных формах системы табу воплощены в текстах национальных религий, и потому всякий народ, утративший интуитивное понимание мудрости национальной религии, рано или поздно обречен на вырождение и исчезновение в истории как некая особенная общность, до того имевшая ценность для всего человечества.
В российской истории произошло неслыханное: в течение жизни одного поколения народ попытался избавиться от своей тысячелетней религии. К счастью, только попытался, но и попытка эта нам обошлась слишком дорого. Криминальный взрыв, который аукнулся по всему миру, не что иное, как результат жесточайшего социального эксперимента. И в этих условиях тем не менее, как уже сказал ранее, именно в литературе последних лет явно прослеживается преодоление ставшего модным искусного размывания границ между добром и злом посредством лукавого психологизма в толковании характеров литературных героев. Возможно, обижу многих присутствующих здесь, если скажу, что всемирно известный сериал «Крестный отец» — не что иное, как талантливо исполненное «отмывание» зла. Кощунством звучала для меня великолепная музыка в фильме про бандитов и убийц, эту музыку я хотел бы слышать в фильме про «Обрученных» — не знаю, есть ли такой фильм. Наши кинематографисты немедля состряпали несколько сериалов про российских «донов корлеонов», сладострастно выписывая психологические нюансы душевных терзаний социальных подонков.
Как сказал герой одного прекрасного российского детектива: «Вор должен сидеть в тюрьме». И только потом, если уж вам так хочется, можете через решетку поинтересоваться подробностями его биографии и всякими субъективными и объективными причинами его туда попадания. Пример: «Молчание ягнят». Весь опыт настоящей мировой литературы убедительно свидетельствует: честь, доблесть, мужество, красота только тогда несут в себе заряд подражания, когда они противостоят злу, даже если и терпят при этом поражение. Нынче в России, вновь упавшей в яму социальных и нравственных бедствий, на фоне активности мародеров от литературы, похабников и просто графоманов тем значимее и весомее творчество писателя, чем органичнее он связан с литературной, культурной и религиозной традициями своего народа.
И то, что еще вчера именовалось авангардом, почиталось, превозносилось и преподносилось читателю как последнее достижение в сфере литературного творчества, сегодня все более и более оттесняется на обочину литературного процесса. Исчерпывающую характеристику авангарду в культуре дал итальянский писатель Умберто Эко: «Авангард разрушает прошлое, традиционную образность... дальше, разрушив образы, уничтожает их, доводя до абстракции, до бесформенности, до чистого холста. В архитектуре это, наверное, заполняющая стена, здание в виде стелы, параллелепипед в чистом виде. В литературе это нарушение речевого потока до коллажа... до полнейшей тишины или чистой страницы». Любые традиции, в том числе и литературная, не есть догмы, но чем талантливей писатель, тем аккуратнее он в обращении с традицией, ибо в ней завуалированно сохраняется положительный опыт национального мировидения, неповторимого и тем бесценного. И я позволю себе закончить свое выступление словами писателя и философа Мигеля де Унамуно:
«Человеческая природа универсальна — правильно, но это живая плодотворная универсальность; она свойственна каждому отдельному человеку лишь постольку, поскольку одета плотью нации, религии, языка и культуры...
Разве не универсальны гении, раскрывающие в индивидуальном и временном вечное? Шекспир, Данте, Сервантес, Ибсен принадлежат всему человечеству как раз в силу того, что один из них был англичанин, другой — флорентиец, третий — кастилец, четвертый — норвежец».
От себя же добавлю: Толстой и Достоевский тоже именно потому и принадлежат всему человечеству, что были русскими.
2003
источник |
