Приобрести книгу в нашем магазине: http://www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15569/
Заказы можно также присылать на е-мэйл: orders@traditciya.ru

Оттеснив красных за Донец, наше командование получило воз­можность привести боевые части в порядок - распределить пополне­ние, сформировать новые части, подготовиться к наступлению. Во время получившейся передышки мы питались очень скудно, как гово­рят, «что Бог послал». А «посылал» он немного - была весна, припасы у казаков на исходе, да и большинство хуторов и станиц - ограблены красными.

Есаул Попов решил сделать вылазку в хутор Богатый. Я примкнул к поповской авантюре. В громадном доме в хуторе Богатом был штаб большевиков. Достаточно далеко от дома - птичник, в котором мирно покрякивали утки, лотошились куры... Этот птичник служил базой, поставляющей свежее мясо к комиссарским столам. Наш план был таков: переплыть на лошадях Донец, примерно в версте от курятника спрятать лошадей, проникнуть в курятник, запастись птицей и - обратно...

Казалось, все было рассчитано до мелочей. Я и командир проникли в курятник, сонные куры не поднимали крика, и мы благополучно отправ­ляли одну за другой в мешок (предварительно, увы, обезглавив). Но все испортил петух. Он был очень старый, жилистый и крепкий. Когда есаул дернул его за голову, то вместо того, чтобы покориться судьбе и отлететь, голова «запела». За ним закудахтали куры, поднялись гуси, в доме зажглись огни, и мы поняли, что надо срочно удирать. Но погони не было и, слава Богу, все вернулись обратно живы и здоровы. Видимо, красные решили, что в курятник наведались свои же красноармейцы.

Через несколько дней началось наше наступление, и мы переправи­лись на другую сторону Донца. Хутор Богатый был в наших руках. Мы наведались в знакомый курятник, но, увы, он был уже пуст… Аппетит у комиссаров был хороший.

Теперь красные были в станице Усть-Белокалитвенской. Мы замети­ли, что они не любили отходить от железной дороги. У них были поезда, и они оказывались лучшим средством передвижения, когда приходила пора удирать.

В бою под Усть-Белокалитвенской одно из наших орудий оказалось в очень тяжелом положении - красные пристрелялись пулеметным огнем, и никто не мог проникнуть к нему. У орудия были есаул Попов, я и навод­чик. «Упряжку» подвести к нам было совершенно невозможно, и тогда мы с большими трудностями, на себе, вытянули орудие в более безопасное место. За это наш расчет был представлен к награждению Георгиевскими крестами. В этом же бою была убита моя лошадь Машока. Она была приучена при выстреле подниматься на задние ноги. А если я нежно гладил ее вдоль лопатки, то кланялась…

Новая лошадь была непомерно высока для меня. Но самое интересное произошло позже, когда я случайно погладил ее но животу. Лошадь легла, предоставляя мне возможность без труда сесть в седло. Видимо, ее хозяин был невысокого роста и нашел остроумный выход из положения.

После жестокого боя Усть-Белокалитвенская была очищена. В этом бою произошла встреча с китайцами. Наши зашли им в тыл, и напуган­ный отряд интернационалистов бросил оружие, стал на колени и опустил головы к земле - так они приготовились к массовой казни. Не знаю, что с ними стало...

После боя под Усть-Белокалитвенской нашу батарею отвели в Шахты для перевооружения. Мы получили новые английские пушки.

Нашу батарею перевели в село Злодейское,

Через два дня я получил отпуск и разрешение ехать по железной дороге. Мой командир сделал небольшой промах: в разрешении не было указано, в каком направлении я могу двигаться. Я воспользовался этим и вместо Новочеркасска двинулся в Ростов, а оттуда в город Нежин. В нем стоял второй конный офицерский полк им. полковника (генерала) Дроздовского. Это был смешанный по составу. Здесь был польский эскадрон, финский и другие. Казачья сотня, командиром которой был полковник Силкин (в 1945 г. генерал Сил­кин был выдан англичанами в Советский Союз). Здесь служил и мой брат Петр в чине есаула и в должности помощника командира сотни. Поезд прибыл в Нежин ранним утром. Я вышел из теплушки и вдруг услышал выстрелы и крики «ура». На всякий случай лег между рельс. К счастью, это был короткий бой.

Когда я поднялся, то увидел стоявшего рядом дроздовца. Я был одет в гимназическую шинель и на всякий случай поднял руки. На левом рукаве шинели у меня была георгиевская розетка, которую чернецовцы получили за отличие в боях. «Кто вы? Откуда?» - спросил дроздовец. «Я - чернецовец, приехал из Новочеркасска в отпуск к моему брату есаулу П.Ф., а также к двоюродному брату сотнику В.Ч.» Дроздовец не слишком поверил, так как не опускал направленной на меня винтовки. Он повел меня в дом, где квартировал брат. В этот день вместе со взводом брат был в районе Чернигова и вернулся только вечером. Ему доложили, что ка­кой-то «малой» представился его братом. Увидевши меня, он обомлел: «Как ты приехал?! Зачем?!» «Ругай меня, не ругай, а я хочу посмотреть на тебя и на славный твой полк», - ответил я. Брат попросил хозяйку приготовить мне постель, а наутро пригрозил отвезти к учительнице. Встретился я и с Володей - двоюродным братом.

На следующий день мы - Петр, Володя и я - пошли к учительнице. Женщина лет 50 встретила нас очень мило. Меня представили. Также познакомили с дочерью учительницы. Но девушка была грустна и в ее глазах стояли слезы. «В чем дело?» - спросил Петр. Мать ответила, что перед нашим приходом гадала на картах и предсказала, что с мужем дочери случилось что-то ужасное. Как выяснилось, муж был коммуни­стом, участвовал во вчерашнем бою... В разговоре учительница предло­жила погадать и моему брату. Петр согласился. Карты показали, что приблизительно через месяц он должен быть ранен в пах - очень тяжелое ранение. Володе учительница предсказала ранение через пару дней в колено. Я от гадания отказался. Мы посмеялись над предсказаниями и приступили к завтраку, который предложила нам дочь учительницы.

На следующий день группа 4-й сотни дроздовцев была послана в разведку. Володя пошел с этой группой. Вечером группа вернулась, при­везя раненного в колено Володю... Нужна была операция коленного сус­тава, и доктор настаивал на отправке Володи в Ростов. Я был сопровождающим. Мы погрузились в теплушку, куда казаки заботливо набросали сена и ввели двух лошадей. К вечеру, попрощавшись с Петей, отправились в Ростов. На прощание учительница принесла нам пакет вкусных пирожков. Хотя в пище недостатка не было - на каждой станции хохлушки предлагали пирожки, жаренных кур, сало, рыбу и проч.

В пути нас остановили. Не помню точно места, но приблизительно между Харьковом и Полтавой. Причиной остановки стал прорыв красны­ми линии фронта. В целях безопасности пассажирам предложили сесть на подводы, ехать подальше от железной дороги. В степи ждали несколько дней, пока красные были отброшены. Защищали нас шкуровцы. Нако­нец, мы тронулись снова в путь, заняв прежние места в теплушке.

В Ростове я сдал Володю в госпиталь, а сам поехал в свою родную батарею. Мне повезло - я успел вовремя. Через пару дней наша часть выступила на фронт. Ввиду того, что вместо трех дней я пробыл в отпуске десять, командир батареи решил засадить меня в «кутузку». Но этот приказ пришлось забыть, так как батарея выступила на фронт.

...Лето было в полном разгаре. К нам в батарею прислали несколько казаков-«новичков». А через несколько дней последовал приказ: «Осво­бодить учащихся...» Я понял, почему прислали повое пополнение.

Оформив документы, вернулся домой. Очень хотелось учиться, и я засел за учебники. Мой мозг истосковался по знаниям. Я с радостью думал о предстоящих осенью занятиях в гимназии.

Я сдал экзамен - материал пропущенного полугодия. Однако к заня­тиям затем быстро охладел - мысли вновь и вновь возвращались на фронт. Как там? Мы жадно ловили сведения о восстаниях по всей территории России (по данным того времени за 1918 год было зарегистрировано 344 восстания, а за первые семь месяцев 1919-го - 24.5, раскрыто контрреволюционных организаций за соответствующие сроки - 142 и 270).

Слухи с фронта нас мало утешали. Самое неприятное случилось перед Рождественскими каникулами - большевики подошли к Дону и наши отступали. Как-то в один из последних перед Рождественскими каникулами дней я шел в гимназию с книжками под мышкой. Не доходя нескольких шагов до гимназии, встретил моего друга Веню Св. Он выско­чил из гимназии какой-то взъерошенный. «Ты чего прешь в гимназию? - накинулся на меня. - Большевики уже в нескольких верстах от Новочер­касска. Завтра будут здесь. Я иду в Мариинскую - там собирается наш отряд. Мы отступаем к Аксайской». Я даже не спросил его, откуда эти сведения?! Положив книжки на ступеньки гимназии, как дань почтения нашей альмаматер, я бросился с Веней к женской гимназии,

Весь двор был заполнен учащимися и гудел, как растревоженный улей. Многие, подобно нам, тоже подходили. Студент-офицер вел фор­мирование батальона. Мы с Веней пробрались к нему и доложили - кто мы такие. Я был определен взводным первого взвода, Веня попал во второй взвод, также командиром - ведь мы были уже бывалые вояки и имели Георгиевские награды. Получив список моего взвода, я быстро собрал своих воинов. Под моим руководством оказались наши педагоги - француз Виктор Генрихович Гранжан, Александр Петрович «Салюстий» (фамилию его я не помню, а это была его кличка - он преподавал латынь), и историк Котляревский (увы, кличка у него тоже была незавидная - «Чушка», т.к. нос он имел чрезвычайно похожий на свиной пятачок. Вообще студенты и учащиеся во все время не щадили в кличках своих учителей). Я предложил им вернуться по домам: «Вы уже в возрасте. Вы нужны школе, учащимся. Красные вас не тронут. Вы ведь никогда не были в партизанских отрядах и никогда не воевали с оружием в руках. Идите домой».

Они покинули отряд. Много лет спустя в Америке я узнал от одного казака, который окончил мою гимназию в Новочеркасске и знал наших учителей, что они живы. Я часто вспоминаю «Салюстия» - у него в жилетке было два кармана. В одном - золотые часы, а в другом - золотая цепь с университетским значком. Мы пели: «Златая цепь на пузе том...» Он был очень солидный, с внушительным животом. И был очень добрым человеком...

Выступив в поход, уже через несколько часов, мы прибыли в станицу Аксайскую. Погода - ужасная. Снег выпал обильный, и мы шли медленно. Многие гимназисты - в форменных ботинках. Я догадался перед походом надеть сапоги, и это очень помогло. Дул холодный ветер, шинель едва согревала. У меня было три друга - сын хозяина Провальского конного завода, другой - сын хозяина Орловского конного завода и третий - сын хозяина Воронежского конного завода. Все они были кадеты и обращались друг к другу на ты. Они были выше среднего роста, красивые, здоровые, сильные - как на подбор. Ко мне относились, как к меньшему брату, несмотря на то, что я был командир.

Мы вошли в Аксайскую поздним вечером, одними из первых. По традиции воинская часть, первая вошедшая в станицу, была на привиле­гированном положении - ее командир становился комендантом станицы. Так наш батальонный стал комендантом Аксайской. Мы занялись по­иском атамана станицы, чтобы расположить людей на ночлег и накор­мить их, узнать, какие здания требуют охраны. Станица быстро наполнялась войсками, отступающими с фронта. Наш командир пошел с атаманом в станичную управу, и там быстро решили вопросы с размеще­нием и питанием воинов.

Станица Аксайская имела большие винные склады. Мой взвод раз­мещался в доме хозяина этих складов. Мне пришлось отправить шесть часовых для охраны складов и через каждые два часа сменять их. Погода была холодная, а мы одеты не очень хорошо. Дом у винодела большой, и к нему примыкали еще постройки. Мы расположились и в доме, и в постройках. Когда закончилась суета, связанная с нашим определением, оказалось, что три коннозаводчика пропали. Через полчаса они явились и пригласили меня на обед. Оказывается, в одной из пристроек жили служащие винного завода. Они приготовили окорока, гусей и другие яства к празднику Рождества Христова. Кроме всякой вкусной снеди, на столе стояло прекрасное вино.

Рано утром в станицу вошел Кубанский полк. Полковник Кубанцев пришел в дом винодела и расположился с адъютантом в покоях хозяина. Помню, его казаки узнали, где винные склады и задумали взять вино. На­ша стража их не пустила. Об этом было доложено полковнику, и он послал целый взвод арестовать часовых, такая же участь постигла и нас. Я помню его вопрос: «Кто старший?» Я ответил. «Арестовать всех и расстрелять!» «Господин полковник! В чем наша вина?» «После разберемся», - был ответ. Мы увидели Ваню С., моего одноклассника. Я ему крикнул, чтобы он бежал и уведомил командира о том, что кубанцы повели нас на расстрел. Командир наш быстро сориентировался и, после короткого разговора с полковником, нас освободили.

В это же время, пришел приказ немедленно двигаться в станицу Ольгинскую. Буквально через несколько минут мы двинулись в тяжелый путь. Зима в этот год была сырая - снег и грязь, в которой ноги увязали почти по колено. Бедные ребята, которые были в ботинках. Меня спасали сапоги.

Мы прошли Ольгинскую и Мечетинскую. В этих станицах делали небольшие передышки. Только в Егорлыкской задержались. Останови­лись у пожилой женщины, которая жила с дочерью и внуком. Муж доче­ри, как сказала нам хозяйка, был убит на войне. Мы просили продать нам что-либо съестное. Увы, в доме припасов не оказалось. Мои друзья-кон­нозаводчики пошли по станице у купили продуктов.

Далее путь вел по направлению к Ново-Пашковской станице.

Время, казалось, тянулось бесконечно. Мы вязли в грязи, но шли, шли и шли... В Ново-Пашковскую прибыли поздно вечером. Командир уведо­мил, что здесь останемся на несколько дней - почиститься, отдохнуть. Меня и коннозаводчиков разместили у старого казака и его милой жены.

У меня появился понос, и я еле держался на ногах. Старушка навари­ла сухих груш - получился очень густой узвар. Я выпил две чашки и понос прекратился. Сапоги, брюки и все прочее было в грязи. Хозяйка все перестирала и выгладила. Со стариком казаком у меня был интересный разговор. «Ты, - говорит он мне, - такой малой, вон, карабин больше тебя. Верно, и стрелять не умеешь?» Нужно сказать, что у старика был большой фруктовый сад. «А ну, пойдем, малой, во двор, да возьми свое ружье, а я свое,» - предложил он. Мы вышли в сад. Около одного дерева он остано­вился и попросил меня махать руками. Я замахал, а он потихоньку зашел за дерево и «взял» с ветки… сову. «Умеешь сов ловить?» - спросил старик. «Да», - подтвердил я. На другом дереве я заметил сову и попросил его махать руками. На этот раз я благополучно «сцапал» сову. Сова очень интересная птица. Днем она плохо видит, но очень любит зрелища. И так увлекается происходящим перед плохо видящими глазами, что совер­шенно забывает о безопасности. «Ну сов ты ловить можешь, - сказал старик, - а как насчет стрельбы?»

В садах было много воронов (карг). Старик увидел летящую каргу и метким выстрелом убил ее. «Ну-ка ты, малой, теперь стреляй». Я также выстрелил в летящую каргу и тоже удачно. Старик проникся уважением к «малому» и крепко пожал мне руку. Мы пробыли в станице несколько дней. По вечерам обычно раскладывали костер и сидели почти всем взво­дом. Ночи были не слишком холодными.

В нашем взводе служил студент - сын профессора-философа Соко­лова. При свете костра он занимался гаданием по руке. Моему прияте­лю С. он нагадал, что с ним случиться большая неприятность. И правда, С. заболел вскоре дизентерией, потом тифом и в два дня умер. Тут и я дал ему ладонь. Его анализ показал, что я буду путешество­вать, что несколько раз буду близок к смерти, перееду в далекий край через большие воды и… вернусь в Россию очень старым.

Через пару дней пришел приказ отослать учащихся в военное учи­лище. Мои коннозаводчики решили примкнуть к Сумскому полку. Они разнюхали, что в ближайшем хуторе я тоже смогу присоединится к ним. Так, мы все оказались в составе Сумского полка. Нам дали лошадей и вот мы стали кавалеристами! Да еще такого славного полка! В нем было очень мало людей, не более полусотни, но это были очень умелые и отважные воины. Полк понес большие потери в боях, а пополнение шло очень сложно. Полк в движении, а «на хвосте» у него части кавалерии Буденного.

Если я не ошибаюсь, под станицей Туннельной у нас был большой бой. Как он закончился? Кто победил? Куда делись мои товарищи-конноза­водчики? Не знаю. Очнулся я в Новороссийске, в доме, под кухонным столом. Около меня стояла миска супа с галушками. Все кухня, дом и весь двор были заполнены народом - отступающими казаками. Я, не обращая внимания ни на кого, поел галушек и почувствовал еще больший голод. Как видно, несколько дней находился в беспамятстве и ничего не ел. Во дворе возбужденная толпа, кто-то кричал, что хозяйка дома отравила казака, и ее надо расстрелять... Чтобы не дать возбудить толпу, я закри­чал, что этот казак умер от тифа, а хозяйка (вот смотрите) спасла меня и накормила. Все стихли.