Стремление преодолевать значительные расстояния под водой с помощью специальных аппаратов изначально было связано — в отличие от тяги человека в небо — с сугубо военными целями: требовалось скрытно подплыть к вражескому кораблю, чтобы его потопить. Россия в разные периоды истории то опережала конкурентов в данной области технологического развития, то отставала от них, но в итоге заняла в глобальном строю боевых субмарин достойное великой морской державы место.

Наш подводный флот в качестве отдельного рода военно-морских сил страны создавался еще в начале XX века, 115 лет назад, указом императора Николая II от 6 (19) марта 1906 года.

Первым в мире идею подводной лодки подал не кто иной, как Леонардо да Винчи. Причем она задумывалась как «приложение» к его штопорообразной механической торпеде, которая должна была вкручиваться в борт корабля, проделывая в нем дыру. Гений эпохи Возрождения чертежа субмарины после себя не оставил, объяснив это следующим образом: «Я не разглашаю мой метод по причине злобной природы людей, которые занялись бы предательскими убийствами на дне морей, разрушая корабли и топя их вместе с командой».

Великий изобретатель как в воду глядел. Подводное судно, построенное и успешно испытанное на Темзе в 1620 году голландцем Корнелиусом ван Дреббелем (он работал под личным покровительством короля Иакова), предназначалось для уничтожения в годы Тридцатилетней войны французского флота. Английский драматург Бен Джонсон в пьесе «Склад новостей» (1625) на сей счет сообщает: «Корнелий-сын голландцам выстроил незримого угря, чтоб потопить на рейде Дюнкерка весь флот».

«Подводная галера» мастера из Нидерландов так и не поучаствовала в бою, хотя, претерпев несколько модернизаций, ходила часами по реке на глубине нескольких метров с 12 гребцами и 3 пассажирами. У лодки не было дна, то есть она представляла собой разновидность водолазного колокола. Сегодня неизвестно, каковы были устройство весел для гребли под водой, особенности погружения, всплытия и дыхания подводников. Некоторые историки считают, что талантливый химик Дреббель изобрел, помимо всего прочего, способ регенерации воздуха внутри своей галеры. Придумал он также подводные петарды и мины со взрывателями ударного действия.

Преемник Иакова король Карл I отверг все эти разработки как «недостойные рыцарского сословия». Любопытно, что три века спустя их соотечественник адмирал Артур Вильсон назвал подводные лодки «подлым, бесчестным и, черт возьми, не английским оружием». Однако логика военных действия от этики рыцарства уходила безвозвратно.

С конца XVII и в течение всего XVIII века европейские умельцы — порой равняясь на Дреббеля, а иногда с опорой на собственные разработки — пытались сконструировать свои невидимые на поверхности рек и морей плавсредства. Чаще всего такие ноу-хау оставались на бумаге, а если и строилось нечто, то оно не могло передвигаться под водой или просто тонуло.

Поучаствовал в таких экспериментах и наш соотечественник, плотник Ефим Никонов. С отважностью и убежденностью шукшинских чудиков он, строивший доселе обычные корабли на царских верфях, подал челобитную самому Петру I, в которой обещал сделать судно, способное «ходить в воде потаенно», «на море в тихое время... из снаряду забивать корабли, хотя бы десять или двадцать».

Царь-новатор заинтересовался проектом и приказал Никонову реализовать оный, «таясь чужого глаза». Увы, «потаенное судно» (примитивная, укрепленная металлическими обручами шестиметровая бочка) при испытаниях на Неве в 1724 году сразу же пошло ко дну. Наблюдавший за этим государь, лично поучаствовав в спасении незадачливого изобретателя, повелел, чтобы тому «никто конфуза в вину не ставил», и разрешил Ефиму Прокопьевичу совершенствовать его детище. Но ни через год (уже после смерти Петра Великого), ни через три ничего толкового из бочки Никонова, продолжавшей упорно тонуть, не вышло. Адмиралтейств-коллегия прекратила опыты с «потаенным судном», а его автор был послан в Астрахань тюкать топором на строительстве кораблей для Каспийской флотилии.

Несколько иная судьба ждала созданную американским изобретателем-масоном Дэвидом Бушнеллом первую реальную боевую субмарину «Черепаха» (Turtle). Одноместная, в виде яйца, управляемая двухлопастным винтом с ручным приводом, она в этом деле стала значительным шагом вперед. Во время войны за независимость США, в 1776 году, на ней ночью пытались потопить (с помощью ручной мины) британские корабли. Но англичане ее заметили и обстреляли, после чего та в полузатопленном виде едва добралась до берега.

Едва ли можно назвать удачной и судьбу трех модификаций подлодки «Наутилус», построенных американцем Робертом Фултоном в начале XIX столетия во Франции. Несмотря на множество использованных передовых идей, удачные речные испытания и даже показательный подрыв корабля-макета, изобретателю так и не удалось «продать» субмарину ни Директории, ни пришедшей ей на смену администрации Наполеона. При переходе из Гавра в Шербург застигнутый штормом «Наутилус» утонул, наглядно доказав, что время подводного флота еще не пришло, хотя мощный импульс был задан и схожие попытки изобретателей отныне множились повсюду, в том числе в России. (Например, минский дворянин, политзаключенный Петропавловки Казимир Чарновский хотел своим проектом заинтересовать Морское министерство и тем самым переменить собственную участь — безрезультатно.)

В 1830-е в условиях строгой секретности была построена и испытана 6-метровая 10-местная подлодка конструкции генерал-адъютанта русской армии Карла Шильдера. Это была первая в мире цельнометаллическая субмарина, являвшаяся, по сути, и первым подводным ракетоносцем. Технологической новинкой стал прототип нынешнего перископа — труба, выполненная по концепции «горизонтоскопа» Ломоносова.

В 1834 году на Неве, в 40 верстах выше Санкт-Петербурга, в присутствии Николая I из-под воды были запущены зажигательные ракеты, уничтожившие несколько учебных парусных шаланд. Однако гребные «лапки» вместо винта и все тот же тихоходный мускульный привод закрывали подобным аппаратам путь в будущее. Сам Карл Андреевич это прекрасно понимал, а потому пытался экспериментировать с электродвигателем другого русского немца Бориса Якоби. Для изучения идей и предложений Шильдера в 1839-м был организован «Комитет о подводных опытах» из сотрудников инженерного и военно-морского ведомств.

И хотя все те «опыты» были в итоге прекращены, неизбежность появления подлодок для многих уже стала неоспоримой. Со второй половины века в лидеры вышла Франция, где в 1863 году спустили на воду огромную 43-метровую субмарину «Плунжер» (Plongeur) с первым в мире механическим приводом винта. А через семь лет с явной оглядкой на нее Жюль Верн сочинил свой знаменитый роман «Двадцать тысяч лье под водой». Описывая лодку капитана Немо, фантаст изящно обошел вниманием способ ее скоростного передвижения.

Над водой уже вовсю господствовал пар, но под нею он приживался плохо. Первая «паровая» субмарина Ictineo II испанца Нарсиса Монтуриоля (1865) в надводном положении вынуждена была «питаться» углем, а в подводном — котел разогревался без воздуха, с помощью химических реакций. Внутри лодки стояла адская жара, а выходящие из топки пузыри ее демаскировали. Похожие недостатки были у Resurgam британского священника-изобретателя Джорджа Гарретта и у детища «подводного брандера» генерал-майора инженерной службы Русской армии Оттомара Герна. В аппарате последнего горение в котле под водой поддерживалось распылением скипидара. Кстати, Оттомар Борисович первым предложил использовать в конструкции подлодок водонепроницаемые переборки.

В 1867 году российское Военное ведомство открыло финансирование прототипа военной подводной лодки на основе модели петербургского художника-фотографа Ивана Александровского. Его 33-метровая построенная на Балтийском заводе посудина хоть и неважно держала заданную глубину, однако шла под водой посредством пневматического движителя, легко погружалась и всплывала, могла маневрировать, имела массу иных преимуществ. Но 15 лет испытаний и усовершенствований завершились, как и прежде в подобных случаях, остановкой программы.

С одной стороны, необходимость подводного флота осознавалась военными все яснее, с другой — ни один проект не мог удовлетворить требованиям реальных боевых задач. В 1879 году успешный в других новациях, награжденный боевым Георгием за участие в морском сражении против турок Степан Джевецкий смог заинтересовать Александра III и его супругу испытанием своей миниатюрной лодки «Подаскаф» (позже — «Подводный минный аппарат»). Император велел построить полсотни таких аппаратов для прибрежной обороны Кронштадта и Севастополя.

Но ни эта первая отечественная «серия», ни ряд остроумных находок Степана Карловича, ни успешный подрыв учебного плашкоута на рейде не смогли спасти субмарину от уже ставшего традиционным фиаско. Мускульно-педальный движитель с приводом на гребной винт, мизерное время пребывания под водой, малая дальность хода, как и вооружение в виде всплывающих мин, являлись одним сплошным анахронизмом. В итоге в 1886-м Морское ведомство признало все построенные подлодки «не имеющими боевого значения». Восемь их них законсервировали, а остальные переделали в бакены. Впрочем, трубчатые торпедные аппараты системы Джевецкого стали штатным оружием российских субмарин через два десятилетия.

ХХ век дал старт возникновению эффективного — глубинного, быстроходного — подводного флота на двигателях внутреннего сгорания. Первопроходцами здесь были американцы и французы. Однако их керосиновые и бензиновые лодки слишком часто воспламенялись, а то и взрывались. В состязании конструкторов ДВС победил двухтактный двигатель Рудольфа Дизеля, давший название новому на тот момент виду топлива.

В 1904 году на Балтийском заводе была построена первая русская боевая подлодка «Дельфин» — водоизмещением 113 тонн, с бензиновым двигателем Даймлера и электромотором для подводного хода. Спроектировали ее корабельный инженер Иван Бубнов, конструктор Иван Горюнов и военный моряк Михаил Беклемишев. Именно они вместе с академиком-кораблестроителем Алексеем Крыловым заложили основы русской школы, признанной во всем мире классикой.

Развитием «Дельфина» стал подводный миноносец «Касатка», успевший немного повоевать в Русско-японскую войну. Но подлинным триумфом завершился спуск на воду в 1908-м первой в мире дизель-электрической «Миноги», определившей будущее одного из двух типов субмарин всех флотов. «Пескарь», «Стерлядь», «Белуга», «Лосось», «Сиг», «Макрель», «Окунь», мощные крупносерийные «Акулы» и «Барсы» — различные по назначению и водоизмещению подлодки обеспечили долгожданное торжество русского кораблестроения. Одна такая в составе ВМФ пережила не только своих конструкторов, но и Ленина со Сталиным, участвовала в двух мировых войнах и была списана лишь в 1955 году, в эпоху АПЛ!

К 1914 году Россия практически не отставала от военно-морских держав по числу подводных лодок: в состав боевых соединений было включено 73 субмарины, половина — отечественной постройки по русским проектам. Увы, уже в ходе мировой войны это преимущество было упущено: немцы по инициативе адмирала Альфреда фон Тирпица, изучив наш опыт и развив бешеную деятельность, превзошли количеством и совершенством своих подлодок всех, что, впрочем, не спасло Германию от военного поражения.

Развитие советского подводного флота после революционного погрома пришлось начинать почти с нуля, хотя это уже иная страница истории. Что же касается памятной даты 1906 года, то в конце XX столетия она вернулась к нам в виде Дня российского подводника. Хочется верить, что на сей раз связь времен не прервется, что хорошую песню Юрия Визбора русские подводники XXI века будут слушать (и петь) с тем же чувством, что и их советские предшественники: «Подводная лодка — морская гроза. Под черной пилоткой — стальные глаза». А жены и невесты станут терпеливо ждать на берегу, сердцем чувствуя, «когда усталая подлодка из глубины идет домой».

источник