Приобрести книгу в нашем магазине: http://www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15569/
Заказы можно также присылать на е-мэйл: orders@traditciya.ru

Весной наша дружина отправилась на маневры в горы, соединившись там с другими частями болгарской армии. В городе Станимака строилось большое здание с рестораном и кинематографом корпорацией табакопроизводителей, известной под именем «Асенова Крепость». Дирекция кор­порации решила также создать симфонический оркестр из 25-30 человек. Капельмейстером его был назначен Асен Стоянов - молодой болгарин, окончивший Берлинскую консерваторию и уже более десяти лет практи­ковавший в качестве капельмейстера и флейтиста. Он набирал в оркестр музыкантов, и я получил от него письмо с предложением места корнети­ста. Я согласился.

Это маленький город, населенный преимущественно греками. Нахо­дится приблизительно в 20 километрах от Пловдива. Я нанял комнату у грека. Дом был построен так, что из своей комнаты на втором этаже я мог по коридору выйти на крышу первого этажа. Эта плоская крыша служила вместо балкона.

Я разыскал капельмейстера Стоянова и разузнал о подробностях новой службы. Оркестр только начинал формироваться, и ко времени моего приезда собралась только половина музыкантов. Однако предпола­галось, что через две недели оркестр начнет функционировать. Расписа­ние было такое: понедельник - свободный, вторник и пятница - репетиции от 9 до 11 утра, и каждый день мы должны были играть в ресторане от 5 до 7 вечера. Потом играли от 8 до 9 в кино. Работа была несложной, и к тому же оставляла много свободного времени. Это давало возможность заниматься физическим трудом - у хозяйки дома, где я остановился, был виноградник и огород. У старушки все было в порядке - огород засажен, виноградные лозы подрезаны, но она каждый день копалась в земле, и я помогал ей, сколько мог. Видя мое старание, старушка предложила мне на следующий год разводить вместе с ней тутового шелкопряда и выра­щивать табак. Я согласился, и наш договор «Все пополам» вступил в силу. Во дворе имелся маленький амбарчик, где мы по обоюдному согласию развели кур. Все эти заботы заполнили свободное время.

...Во время турецкого владычества на Балканах, болгарский царь Асен спасся, уйдя на Волгу, а его сестра попала в плен и, конечно же, в гарем к турецкому падишаху. История говорит, что она всегда имела связь с братом - писала маленькие записочки и подвязывала под крыло голубя, который и летел к брату. Тот также подвязывал записочку и отпускал голубя обратно. Во время нашествия турок царь Асен по­строил крепость у реки Арда (надеюсь, я запомнил название верно) Эта крепость стоит до сих пор. В память переписки царя со своей сестрой у болгар есть обычай посылать в марте друг другу письма, вкладывая в них небольшие ленточки с национальными символами - так и в древно­сти сестра посылала письма брату, подвязывая их национальной лен­точкой. Эти ленточки называются «мартовицы». В память царя Асена и дирекция табачного кооператива назвала свое предприятие Асенова Кооперативное табачное общество.

Время летело. Подошел март. Почувствовалось дуновение весны. Старушка сказала, что скоро надо начинать разводить шелковых червей. Пора покупать «семена»-яички. «А как же мы будем выводить из яичек червей?» - спросил я. «Очень просто, - ответила старушка. - Семена я завяжу в узелок и положу к себе на грудь. Через определенное время появятся черви, тогда мы их положим на тутовые листья, и они начнут кормиться. Наедятся - заснут, проснуться - опять есть начнут. Так повто­ряется несколько раз. Просыпаясь, каждый раз они становятся больше и больше, и едят больше. В последний раз нам придется класть большие тутовые ветки. В конечный период они становятся прозрачными и боль­шими и засыпают, завивая себя в кокон».

Работы предстояло много, но дело сулило выгоду. Купили яички, бабка разложила их в полотенце и проносила на груди больше недели. Через неделю развернули полотенце - а там миллионы почти невидимых червячков. В это время уже появились листья на тутовых деревьях. Мы набрали молодых листьев, положили на нары, червячков высыпали на листья. И стали они расти. В последнюю стадию кормления мне пришлось рубить целые ветви с листьями и класть прожорливым трехдюймовым червям. Ели они очень шумно, но вот в один день наступила тишина - черви стали кутаться в коконы.

Первая попытка дала нам до 500 фунтов шелка. Это был отличного качества серебряный шелк. И еще несколько фунтов червонного, золо­тистого шелка. На шелке мы немного подзаработали.

Следующей весной посеяли семена табака. Когда высадили рассаду, то плантация наша заняла целый акр. В то же время развели и огород. В общем работали с утра и до позднего вечера. Все было это интересно и не требовало большого напряжения. Например, когда табак подрос, нужно было ночью идти и срывать первые самые большие листья и обязательно только при холодной погоде. Днем снимать лист очень трудно - он прили­пает к пальцам, да и роса может портить лист. Турецкие сорта табака очень нежные. Затем собранные листья нанизывали и вешали в тень. Это было очень кропотливое время - при помощи 3-4 помощниц приходилось работать и днем, и ночью. И так повторялось несколько раз при сборе листьев.

Греческие дома в Болгарии старинной архитектуры и большей частью - двухэтажные. Верхние шире нижних и на городских улицах вторые этажи противоположных зданий очень близко подходят друг к другу - порой можно протянуть руку из окна и пожать руку соседу. Однако, мое общение с населением было ограничено - мы обменивались мнениями лишь в антрактах концертов в ресторане. У болгар, как и у других наро­дов, есть добрый обычай чествовать музыкантов. В один вечер, во время передышки, лакей поднес мне большой бокал прекрасного вина и сказал, что это вон с того стола. Я принял, помахал бокалом в сторону указанного стола и пригубил вино. Когда окончили играть, то мои «чествователи» еще оставались в ресторане. Это были муж, жена, сестра жены - гимназистка выпускного класса. Я поблагодарил их, и они сказали мне свою фамилию. Перекинувшись несколькими словами, я оставил их - надо было идти играть в кинотеатр. Но они часто приходили в ресторан, и мы постепенно сдружились. Однажды они пригласили меня к себе. Дома устроили пре­красный обед, потом были встречи еще и еще - короче, наша дружба продолжалась в течение нескольких лет. Гимназистка Цветана была особенно внимательна ко мне, но встречаться с ней я мог только в ее доме или на улице, если ее сопровождал кто-либо из близких.

Помню одну осень... Земля покрылась тонким слоем снега. Иногда снег мешался с дождем. Дул холодный ветер. В Пловдив прибыли артисты Русского Художественного театра. В понедельник была их генеральная репетиция, устроенная как дневной спектакль для учащихся. Я и Мотя Вознесенский - мой добрый знакомый, кларнетист в симфоническом ор­кестре, решили посмотреть этот спектакль. Рано утром мы вышли из Станимака и, преодолев 15 км, прибыли в Пловдив. Спектакль кончился в 6 часов вечера и мы, уставшие, никак не решались повторить обратный путь в 15 км. Нам удалось договориться с заведующим театра, чтобы он позволил нам переспать в театре, а мы рано утром отправимся обратно. С репетиции во вторник мы заранее отпросились. Заведующий не только согласился, но и добавил, что с удовольствием пошел бы вместе с нами послушать наш оркестр.

Мотя являлся братом знаменитого киевского доктора, которого крас­ные расстрелял и еще в начале революции. Сам Мотя был офицером Императорской Армии. Во время одного боя пуля пробила его рот, выбила зубы и застряла в горле. В таком виде он попал немцам в плен. Пулю они вытащить не смогли, а вот зубные протезы Моте поставили. Как-то Мотя пришел весьма навеселе, а на следующий день, в воскресенье, мы должны играть на каком-то параде. Мотя, проснувшись наутро, нашел, что у него нет зубов - свои замечательные искусственные челюсти он изволил где-то оставить. Играть без зубов на кларнете невозможно. Найти челюсти - тоже. Зубного врача - еще сложнее. Я сделал Моте из дерева маленькое «седло» для нижней челюсти, чтобы было чем прижать мундштук клар­нета. Когда Мотя играл, в его глазах стояли слезы... Было больно, и эта боль усиливалась сознанием потерянных челюстей. Позже какой-то дан­тист помог Моте.

Наши хозяйственные дела со старушкой шли довольно успешно. Но после двух-трех лет торговля пошла на убыль и многие бросали трудоем­кое дело. Когда я покидал Болгарию, то на складе нашей «корпорации» лежало много нереализованного табака. Находясь в Болгарии, я все время пытался узнать, где мой брат Петр и двоюродный брат Володя. Писал я и в Лигу Наций (там существовал отдел розысков), и в русские газеты Парижа, Чехословакии. Но известий ниоткуда не приходило. И вот од­нажды, прохаживаясь по парку в Станимаке, я заметил впереди знако­мую фигуру. Я не поверил глазам - передо мной был директор Платовской гимназии Федор Карпович Фролов. Мы разговорились. Его сын Миша был другом моего брата. Наконец, наш разговор подошел к вопросу о Мише, где он? Жив, слава Богу, и находится в Польше. Но я забыл сказать ему, что разыскиваю своих братьев, а также позабыл спросить, как он сам-то живет? Затем в течение нескольких месяцев мы не виделись.

В Станимаке находился маленький ресторанчик, хозяином которого был полковник Леплинский. Я неоднократно заходил сюда пообедать. В первый раз все места оказались заняты, кроме одного, - за столиком немолодого весьма строгого вида человека. Хозяин ресторанчика сказал мне, что это профессор Киевского и Харьковского университетов Борис Н. Бибиков. Литинский поинтересовался: нельзя ли мне присесть с про­фессором за один стол? Борис Николаевич согласился, и я сел. Мы разго­ворились, я рассказал о себе, а он заявил, что занимается химией. В России был профессором. И в Рождественские, и на Пасхальные канику­лы, а иногда и летом ездил проверять водочные заводы.

После нашего совместного обеда мы встречались несколько раз - Станимак небольшой городок. Однажды он пригласил меня к себе в лабораторию. Борис Николаевич преподавал в местной гимназии. Лабо­ратория размещалась в небольшой комнате первого этажа гимназии. Все стены были завешаны полками, на которых в великом множестве стояли разного рода бутылочки с жидкостями и чем-то еще - какие-то семена, травки и проч. «Хотите попробовать химию? - обратился Б. Н. ко мне. Он снял одну из бутылочек, достал два стаканчика и разлил жидкость. - Пробуйте!» Я пригубил - оказалась перцовка. Б. Н. сказал, что все буты­лочки здесь с водкой, настоенной на разных травах и кореньях. Б. Н. был неутомим в эксперименте. «Но, - добавил он, - это для нас. А для студен­тов - вот здесь», - и он указал мне несколько склянок с кислотами...

С Борисом Николаевичем у меня сложились очень дружеские отно­шения. Ввиду моего маленького роста он называл меня «шпингалет» или «карандаш».

Табачный бизнес Болгарии приходил в упадок, и дирекция табачной корпорации «горела». Ресторан закрылся, то же и кинотеатр, оркестр оказался распущен. Я решил уехать в Софию, где были мои друзья - братья Ждановы. Также я помнил и о приглашениях в былое время от 6-й и 1-й дружин в оркестре. На прощанье я увиделся с Ф. К. Фроловым и сказал, что пришлю ему свой новый адрес, чтобы он переслал своему сыну в Польшу с запросом о моих братьях.

Несколько слов о моих приключениях в районе Станимака. Они были достаточно типичны и для всех других городов, где мне пришлось побы­вать. Как известно, Османская империя тянулась далеко на север и запад. Но благодаря войнам, ее территория постоянно сокращалась. Последняя война 1877 года была особенно тяжка для турок, которые осели в бал­канских странах. Быстрое наступление славянских войск, взятие крепо­стей и поспешное отступление заставляли часто жителей закапывать свои драгоценности и прятать их в тайниках в надежде на скорое возвра­щение. Я, как и многие другие, пытался искать эти богатства. Особенно заманчивыми для поисков были два места - большие каменные корыта для водопоя овец и громадное дерево с дуплом, в котором вполне помещался человек. Также привлекал и туннель в Асеновой крепости, который вел к реке Арда. Я много раз залезал в дупло - внутри был густой мох фута на 3 или 4 глубины. За всеми подозрительными местами следила полиция, и я не мог исследовать дупло открыто. Выбрасывать мох я не мог - это бы привлекло внимание, а иначе добраться до дна дупла не было возможно­сти. Тяжело было и с туннелем Асеновой крепости. Я уехал из Болгарии, а в 1970 году прочитал в болгарской газете, что пастух стоял около самого заветного дерева. Молния ударила и рассекла дерево, пастух увидел червонного золота монеты, всего 2.000000 золотом... Правительство за­брало 90%, а пастуху дало 10%. И такие находки были не единственны. На территории Болгарии, Сербии и Греции их особенно много - свиде­тельства чьих-то трагедий, нежданно оборванных судеб...

Я уведомил своих друзей Костю и Ваню Ждановых, что еду в Софию. В Станимаке работа окончилась - симфонический оркестр, плод благо­творительности табачной корпорации, распался - и я с удовольствием принял предложение 1-й дружины в Софии войти в состав ее оркестра. Трогательно было мое прощание со старушкой-хозяйкой в Станимаке. Она все причитала, что хотела выдать за меня свою внучку. Надо сказать, внучка была интересная девушка, к тому же и работящая, серьезная. Бабушка ей уж и приданное приготовила, и ослика подарила. Но я поду­мал, что внучке вполне достаточно одного осла, второго приобретать нет смысла. И распростился.

Ослики очень занимательные животные. Когда я работал в поле, особенно в первые месяцы, часто интересовался у старушки; который час? Она отвечала: не знаю, подожди до полудня... И действительно, ровно в 12 часов дня по всему городку, поднявши хвосты, ослики прокричали время. Многие болгары жили по этим «часам». Они дают знать о себе утром, в полдень и вечером. Всегда в одно и то же время, независимо от погоды. Их ржание очень неприятное, но зато не нужно расходов на часы...