ПРИОБРЕСТИ КНИГУ В НАШЕМ МАГАЗИНЕ:

http://www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15578/

Много написано воспоминаний о мирной, ка­зарменной жизни полков русской армии, одна лишняя маленькая подробность добавляет об­щую, уже известную картину и иногда даже исправляет ее, а время уходят и уходят послед­ние свидетели славной эпохи Императорской России. Ко всему, уже написанному хочу до­бавить еще немного и, вспоминая, еще раз пе­режить это чудное далекое прошлое.

В мирное время у нас в полку был прекра­сный подбор молодых солдат. Это были, глав­ным образом, уроженцы черноземной полосы России, все они были высокого роста, краси­вые, чернобровые и, как писал генерал Геруа, с немного плутовской физиономией. В боль­шинстве это были сыновья зажиточных кре­стьян, почти все грамотные, и их, после их уз­кой деревенской жизни, конечно интересовала другая жизнь, им представившаяся. У меня в памяти встают фамилии правофланговых пер­вого взвода. В Царские дни, когда они были в парадной форме, никто не сказал бы, что еще год назад они были простыми крестьянами.

Вспоминая нашу казарменную жизнь, могу сказать с уверенностью, что за все мое крат­кое пребывание в полку в мирное время (1911-1914 гг.), в роте не было ни одной кражи, ни драки, ни пьянства, ни даже ругани. Все жили и служили дружно и, если иногда доносились крепкие словечки, то без них русский человек не поймет многого, что ему иногда вдалблива­ли часами его учителя.

Служба молодого офицера в роте, в пер­вые годы его пребывания в полку, не позволя­ла ему полностью войти в ротную жизнь. Два раза в неделю он был в наряде и таким обра­зом пропускал четыре служебных дня. Кроме того, вечерние лекции, которые поручались также молодым офицерам и читались ими по очереди в разных ротах, отнимали много вре­мени на подготовку к ним. Некоторые солда­ты, слушатели этих лекций, интересовались жизнью не только в России, но и в других стра­нах, о которых они и понятия не имели, и это часто заставляло лектора выходить из рамок положенной темы, отвечая на задаваемые во­просы.

Про наших друзей денщиков уже много написано. Можно лишь добавить, что они бы­ли несколько болтливы и на любопытные во­просы своих ротных земляков рассказывали часто про своего «барина» много лишнего. Я узнал уже в эмиграции от нашего вольноопре­деляющегося, что мой денщик подробно рас­сказывал, какие фотографии и с какими над­писями стояли у меня на письменном столе. Интересно отметить, что в своих рассказах го­ворили они в таком духе, что у слушателей со­здавалось впечатление, что он, денщик, являл­ся как бы совладельцем квартиры и всего иму­щества. Например, говорили, что «у нас в го­стиной висит такое зеркало, что видна вся фи­гура…», что «вчерась у нас были гости - рот­ный с женой и вольные…» Когда наступало время чинить сапоги, говорилось: «Наши сапо­ги требуют новую латку» и т. п. В его глазах это поднимало как бы его престиж и достоин­ство.

По субботам занятия в ротах и командах заканчивались к 12 часам дня и днем поме­щения тщательно чистились, проветривались, подметались и особое внимание обращалось на ротные образа, которые имелись во всех ро­тах, командах и учебных покоях. Эти образа были вделаны в деревянные киоты и перед ни­ми совершались ежедневные утренние и вечер­ние молитвы. В день ротного праздника, а так­же на Пасху и Рождество, перед иконой воз­жигались свечи и сама она украшалась бумаж­ными украшениями и гирляндами. По суббо­там же днем роты ходили по очереди в баню, причем никого не приходилось к этому при­нуждать, так как русский солдат любил чисто­ту и держал себя в ней. Вечером, по желанию, шли в наш храм, помещавшийся совершенно рядом с казарменными постройками и, прихо­дя в храм, становились шеренгами.

По воскресным и праздничным дням побуд­ка была на час позже и после утреннего чая же­лающие также шли к обедне. Около десяти утра дежурный фельдфебель выходил на двор 1-го батальона и зычным голосом командовал «Ка­толики, выходи строиться на двор 1-го баталь­она». По этой команде от каждой роты выхо­дило по четыре человека, часто и не католики (последние не особенно охотно отправлялись на длинную мессу в костел), а чисто православ­ные, которые за какие-нибудь провинности по­лучали от своих дядек или отделенных коман­диров, не имевших, по уставу, права налагать взыскания, в виде наказания приказ идти в бли­жайшее воскресенье католиком в костел, нахо­дившийся на 1-й роте Измайловского полка. Ко­манда шла строем под начальством назначенного приказом по полку офицера, которому вме­нялось в обязанность наблюдать, чтобы «като­лики» во время церковной службы находились бы в костеле, а не бродили по улицам в поисках своих земляков.

После обеда в воскресенье старослужащие, то есть те, кто принял присягу, имел полковой значок и был знаком с правилами отдания че­сти, имели право идти со двора. Для однообра­зия формы одежды комендантское управление через полковую канцелярию ежедневно указы­вало, как должен быть одет нижний чин, ухо­дящий со двора. Таким образом весь гарнизон Петербурга был одет одинаково. Большинство солдат шло в соседние полки, где искали сво­их земляков, с которыми отводили душу, ведя бесконечные беседы о деревенской жизни и прочем.

Все уходящие со двора являлись на осмотр своему фельдфебелю и снабжались особыми увольнительными билетами. Зимняя форма - мундир, поверх которого одевалась шинель, пе­ретянутая кожаным поясом, на котором висел тесак. Цвет пояса в гвардейской пехоте был белый в трех первых батальонах и черный в четвертых, и в полках Егерском и Финлянд­ском. С наступлением теплой погоды шинель одевалась внакидку и была застегнута на во­роте и на первой пуговице. Летом - рубаха защитного цвета и тесак на поясе. При морозе в пять градусов и ниже полагалось одевать на­ушники, а свыше десяти градусов - башлык, завязанный по особой форме вокруг шеи. На голове - бескозырка, с околышем цвета пол­ка и черной тульей. Летом бескозырка защит­ного цвета. В Царские дни, а также на Пасху и на Новый Год, - одевалась парадная форма, то есть мундир с лацканом цвета полка и на голо­ве кивер.

Все отпускные имели подтянутый вид и обязаны были строго соблюдать все правила чи­нопочитания, то есть отдавать честь не только офицерам, но и друг другу, подчеркивая этим свою принадлежность к одной военной семье. Особам Императорского Дома, всем генералам и адмиралам, штаб-офицерам своего полка, своего полка, своему ротному командиру, сол­даты обязаны были отдавать честь становясь во фронт. Также и знаменам, штандартам и похо­ронным процессиям, если их сопровождала во­инская часть.

При отъезде в отпуск, на побывку в дерев­ню, всем уезжающим давалась полная парадная форма, дабы они имели возможность щеголь­нуть своей формой перед родными и знакомы­ми.

Было запрещено курить на улице, класть руки в карманы, гулять под руку с дамами, по­сещать рестораны, ездить внутри конки или трамвая и прочее. Все нижние чины имели скидку на проезд в трамваях и пользовались сильно удешевленными билетами в Народном Доме Императора Николая II. Молодых сол­дат водили строем показывать достопримеча­тельности Петербурга.

В самих казармах, по праздникам, тоже тол­пилось много военного люда и дневальным, стоящим у ворот казарм, вменялось в обязан­ность не впускать в казармы «вольных» и в случае появления таковых он вызывал дежур­ного фельдфебеля и последний уже решал во­прос, пропустить ли «вольного» к земляку или нет. И тут дневальному на помощь приходил его внутренний такт, помогавший отличить мирного посетителя от какого-либо революци­онера. Следует добавить, что пронос в казар­мы спиртных напитков карался очень строго и, надо отдать справедливость, что появление сол­дата в нетрезвом виде было большим исклю­чением, чему, конечно, способствовало прави­ло, запрещающее продавать воинским чинам спиртные напитки, а также и суровые наказа­ния, доходившие до месяца ареста.

За мое трехлетнее пребывание в полку в мирное время я не помню случая самовольной отлучки или побега с военной службы. Со всей этой ложью на русского солдата мы познако­мились уже здесь заграницей, когда революци­онеры писали и продолжают писать пасквили как на офицеров, так и на солдат.

В. Каменский