Муж мой устроился на обеспеченное место по воcстановлению разоренной школы плодоводства и огородничества. Я везде и всюду наслаждалась природой. Подъезжая к Дербенту, была в восхищении город на самом берегу сине-зеленого, всегда волнующегося Каспийского моря, он поднимается; отлого и мало заметно в гору, покрытую виноградниками. На вершине ее—старинные живописные развалины большой крепости времен Тамерлана. От нея на некотором расстоянии Персидский квартал собственно персидских татар, а ниже, опять некотором расстоянии, еврейский. Тамошние евреи обижаются, если их называют евреями, а не жидами, как было в ветхозаветные времена. Внизу у моря население разнообразное, смешанное, много русских, большею частью поселившихся там уже после революции. Погода была теплая, как летом. Квартира, в которую мы приехали, была совсем обособленная. Так было хорошо. Небольшой домик бывшего владельца школы был окружен гранатовыми кустами, которые поразили меня не только красотой, но и тьмы, что увешанные уже совсем спелыми гранатами, они одновременно покрыты бутонами и красивыми красными, словно из воска вылитыми, плотными цветами. Я не знала, что это в природе бываеть. Мне объяснили, что это исключительное свойство только гранатов; они весь год дают плоды и одновременно цвеТут. Аромата никакого. Инжир, по-нашему виннаяя года, миндаль. грецкий орех и тутовое дерево(шелковица) составляли красоту; и богатство садаНа небольшом расстоянии—вспаханная кое-как земля с засохшими виногра; ными лозами. Плоды рук большевистских орд, уничтожавших и приводивших в негодность частно-владельческие имения, каковым была до революции школа плодоводства и огородничества. Владелец был русский. Еврейские виноградники были в 23‑м году еще в руках собственников. Мы как в рай земной попали. Младшая доч, из двух старших моих, которой шел семнадцатый год, поступила на службу в железнодорожное управление. Старшая, познакомившись еще в 22‑м году с одним бывшим офицером Деникинской армии, не смогшим уехать из России и чудом уцелевшим, стала его невестой.

Недолго продолжалось наше счастье. Всего через месяц муж мой ушел с работы. У него не было терпенья оставаться подолгу на одном месте, и он искал чего-то новаго. Нового не нашел, т. к. получить в то время дворянину службу было крайне трудно, и с квартиры пришлось съехать. Опять поиски, опять трудности существования. Нашли помещение на земляном полу в саманном домике, закоптьлое и все внутри в паутине. Все лучшее в городе занято. Вечером того же дня, когда мы чистили и устраивались, случилась опять страшная беда с моей бедной, чудесной во всех отношениях Ирочкой. Она, всегда сдержанная и терпеливая, закричала не своим голосом. Я стояла рядом, она отмахивается головой оть чего-то с ужасным криком. Ее укусил скорпион и впился в шею. Я не подозревала, что они там водятся. Он упал на землю. Прибежали три сестры, пожилыя хозяйки, засуетились, принесли пузырек с каким-то маслом, влили в оставленные скорпионом от укуса дырочки, миллиметра по два, да пожалуй и больше, шириной, и этим же маслом смочив вату, привязали к больному месту на задней части шеи под волосами. Это оказался настой из скорпионов же, единственное средство, могущее спасти оть смерти после их укусов. Боль стала утихать, и милостью Божьей воспаления не появилось, моя дорогая скоро поправилась. Вся прелесть природы для меня исчезла. Скорбь и Божье милосердие в этих скорбях были со мной и с детьми тогда везди всюду. Святитель Николай был с нами. Пишу тогда, т. к. это было видимое, осязаемое и глазами, руками Его Милосердие. Теперь, утратив всех дете до одного, я Милосердие Его понимаю и надеюсь на Него. Всех нас для будущей жизни вечной Он призываеть скорбями и печалями (и меня, и, может быть, еще живого кого-нибудь из детей). В этой комнатке мы не остались жить, несмотря на увещания очень приветливых трех хозяек, убеждавших нас что укусы скорпионов не есть обычное явление, а редкие и исключительные несчастные случаи.

Петя, не имевший, как я писала, права учиться в каком техническом или ремесленном училиг не говоря уже о высшем, по окончании семилетки (как назывались эти школы), не дающия никакого образования, выразил желание практически проити начальную техническую науку, и принят был в железнодорожное депо учеником-подмастерьем. Не раз вспоминалось выражение Толстого «крутые горки». Да, этот мальчик с пороком сердца ирасположением к повторению суставного ревматизма пережил поистине «крутыя горки». Всегда тихий, кроткий, терпеливый, он нес великий крест не по годам твердо и мужественно, поставив себе целью образование, чтоб по возможности скорей встать на ноги и быть мне помощником. На предложение вступить в комсомол он отказался. Это было можно, но отказавшиеся брались на заметку ГПУ и не могли быть уверены в будущей судьбе своей земной жизни при большевиках. Все верилось тогда, что не выдержить народ Божьяго наказания за отступление от Него, обратится с покаянием, и придет конец всем мукам, но большинство русского народа равнодушно смотрело на уничтожение, на муки всех лучших людей, остававшихся верными Богу и не поклонившихся зверю. Первый год был для Пети ужасен. Коммунисты-машинисты издевались, посылали не раз в день за водкой. И не было той самой трудной работы, которую не возлагали бы на него, когда никто не хотел ее исполнить. Вот примеры тому. Безснежной зимой, в мороз, при буре с моря падал не снег, а замерзающий в льдышки дождь грушевидной формы. К берегу прибивало замерзших диких уток, с телеграфных проводов падали воробушки. Депо находилось на самом берегу моря. В тендере, полном водой, показалась течь, нужно было найти пробоину. Приказ коммуниста, начальника депо: «Полезай в воду и найди пробоину». Все комсомольцы отказались бы, а ему нельзя, просто расстреляли бы за неповиновение властям. Как был в сапогах и кожаной рабочей куртке, больше часу мой мальчик простоял по плечи в ледяной воде, пока отыскал пробоину. Пришел домой весь во льду, долго нельзя было снять сапог. Я думала, что потеряю его теперь, так невозможным казалось, чтоб он не заболел. Но у Бога все возможно. Другой раз нужно было заклепать низ у паровоза, стоящего для починки над канавой, куда стекал мазут, и тоже в морозный день, лежа на спине, в мазуте, он должен был исполнить эту ужасную работу, которую иначе, как лежа, нельзя было сделать. На следующий год отношение к нему стало немного лучше, и эти бесчеловечные души признали в нем тихаго, доброго товарища, всегда готового помочь всем и каждому. Да, много радости материнской о детях, но переживания их страданий невыносимы. Как легко было бы, если б все их мучения можно было бы взять на себя. После укушения Ирочки скорпионом нам дали квартиру в две комнаты от железнодорожного управления, ввиду службы Пети в депо. Муж поступил на работу по лесничеству за двадцать версть от Дербента. Зарабатывал Петя деньгами крайне мало, но зато мы получали хлеб и кое-какие продукты, зарабатывал муж и уделял и нам понемногу. Жить крайне скромно, но было можно. Так как мы приехали в самом конце сентября сбор поздних сортов винограда еще не был закончен, и виноделы-евреи без отказа приним на поденную работу, платя по ведру любого сорта винограда. Конечно, и я, и дети ходили, но мы; запоздали, и через несколько дней сбор был окончен. Там евреи все занимались виноделиеми как я писала, в то время были еще хозяевами своих садов. Вино делалось самым примитивным, вероятно, еще ветхозаветным способом. В громадном чану, сажени в полторы в диаметре, стояло три-четыре человека с засученными выше колен брюками. Они босыми ногами давили виноград, сок вытекал через кран. Вино прекрасное, но я всегда старалась не вспоминать этих босых ногь. Любили мы также ходить собирать колосья пшеницы сжатых полях в горы, с которых открыва чудесный вид на море. И тут природа была: отравлена: такого количества блох, как та возможно, от близости грязного персидского квартала, я себе не могла представить, они буквально тысячами нападали и особенно облепляли босыя ноги. Муж мой жил около маленькой станции посреди леса. Я очень интересовалась необычной для севера кавказа растительностью. Первый раз воочию видела что такое лианы и как они опутывают лес. Од раз видела небольшую змею, висевшую головой вниз держась хвостом за сучек дерева на большой высоте Что мне нравилось, так это масса чудесных шампинионов, попадались белые грибы. Я часто ездила туда и рано утром, почти у самой станции собирала их, сушила на зиму. Большинстро колоссальных деревьевъ—дубы, и мы собирали желуди на кофе. Поглубже в лесу, больше открытых местах, росла дикая айва В то время я не работала и могла отдохнуть,: хотя голод надвигался. как-то пошла посмотреть еврейский квартал. Моя заветная мечта была попасть хоть когда-нибудь в жизни в Иерусалим. Помимо духовного стремления кь Гробу Господню и Святыням Палестины, меня интересовали ветхозаветные постройки городов, улиц и вся природа, о которой я много читала и видела на картинах. Даже после свадьбы меня не интересовала обычная поездка; в Париж или Италию, я очень просила мужа согласиться на поездку в Иерусалим, но он не разделял моих мнений, считая их пустой выдумкой. Еще только подходя, я обрадовалась: мне прехвилось это селение уголком Иерусалима. Я хотела пройти осмотреть подробно внутренние дворики и помещения, ознакомиться хоть поверхностно с бытовой жизнью тамошних евреев, как вдруг при первых же шагах на меня буквально набросились две старыя еврейки, выскочившия из домов, и стянуть одна к себе, другая к себе, быстро говоря что-то на своем языке. Я, конечно, ничего не понимала и никак не могла догадаться, в чем дело и что им оть меня нужно. Кое-как отбилась от вцепившихся в меня рукь и быстро пошла домой, сопровождаемая недружелюбными криками.

Оказалось, что была суббота и они не имели права зажечь огонь. В печи все приготовлено, заправлена еда, сложены дрова, подложены щепки, рядом лежат спички, но поджечь имеегь право только христианин, но не еврей. Вероятно, магометанам тоже не давали поджигать, т. к. их там всегда проходило много, но их не зазывали. Мне сказали, что я нанесла большую обиду этим двум старым еврейкам.

Удивительно и интересно, как они вообще стараются обойти свои законы. Напротив нашей квартиры жило богатое семейство. Вижу я один раз такую картину: к воротам подъехала коляска с парой хороших лошадей. За ней шло не менее тридцати женщин в чадрах, но чадры у них не спущены на лицо, а приподняты над головами. На левом плече они несли амфоры с водой. Они разделилиь: две стали у задних колес, две у подножек коляски, две у передних колес, а остальные перед лошадьми попарно. Из ворот вышел мужчина и старая еврейка, держашая на руках новорожденного ребенка в богатом голубом одеяльце. Они сели в коляску, и в момент, когда кучер подобрал вожжи, все еврейки стали обливать колеса, и т. к. лошади шли шагом, то они поливали перед ними дорогу. Оказалось, что восьмой день младенца пришелся в субботу, его везли в синагогу для обрезания, а в субботу евреи могли ехать только по воде.

Очень красивы были церемонии их свадьб, которыя я видела на улице. Богатейшие парчовые, всех цветов, вроде сарафанов платья, блестевшие золотом, белыя чадры. Впереди жених с невестой, у ней чадра опущена на лицо; затем родные, родственники, знакомые, за ними приданое. Сперва несут громадный белый хлеб, не меньше аршина в диаметре, весь расписанный золотом, затем шкатулки с ценностями, а дальше на ослах сперва перины, подушки, одеяла и сообразно богатству без конца сундуков. Что очень надоело, так это чуть ли не на каждой улице где-нибудь плач по умершим. Двери всегда на улицу открыты, и вы видите, как на полу на циновках, поджавши ноги, сидят кругом таганки с огнем женщины-плакальщицы в черных покрывалах и, подражая плачу, тянут заунывные причитания. Время плача зависит от размера состояния родственников покойника. По бедньш плач могь быть несколько дней, а чем богаче, тьм дольше, иногда целый год. Число плакальщиц тоже зависит от средствъ

Видела я, как хоронили они покойников. Они не дают даже часу пробыть ему дома, а как умрет, то чем скорее, тем считается лучше, его заворачиваютъв черное (без гроба) и несколько мужчин бегуть с ним что есть мочи на кладбище. Видела то, что читала только в Библии, как рвут на себе волосы, разрывають в клочья на себе одежду, не только в горе, но и при ссорах между собой, а ссоры между ними всегда и везде, даже на улицах при людях. Озлобление доходит до того, что пускают ножи в ходъ

Мы пробыли в Дербенть два года, и там начали применяться большевистские законы. Учет виноградных плантаций был не только в целом, а бралось на учет количество лоз и всех фруктовых деревьев. Затем частное имущество стали забирать, и в конце концов, при учете населения все владевшие прежде виноградниками и садами попадали в Сибирь. Как я узнала после, эти евреи с их ветхозаветным патриархальным бытом и верой не избегли той же участи. Они, эти евреи, не были подведены под общий уровень пользовавшегося всеми правами и привилегиями советского еврейства

В. персидском квартале не было ничего особенно интереснаго. У евреев везде там была чистота как в домах, так и в задних двориках, даже у каждаго, даже самого беднаго, был фонтан. У персов грязно, они производили впечатление какого-то дикого народа, не слыхавшего даже о примитивной хотя бы культуре, в чем можно было убедиться по их празднованиям и суевериям. В том году было полное лунное затмение. В момент наступившей темноты из селения их раздались невообразимые звуки и вой. Петю моего молодые товарищи по службе позвали с собой к тому времени, чтоб посмотреть, как персы будуть прогонять нечистую силу, укравшую луну. Все, от мала до самого дряхлого старика, поднялись на плоские крыши своих маленьких домиков с барабанами, трубами, медными тарелками и т. д., х начали изо всей силы бить в них, причем кричали выли, грозили и махали чем попало: одеялами тряпками, кочергами, стараясь прогнать дьявола Был также у них национальный праздник раз в три года, называемый Саксей-Ваксей. Мы не пошли смотреть, т. к. заканчивался он тем, что после долгой ловкой и красивой джигитовки, сопровождаемой дикими танцами, молодой перс, получивший высшее одобрение толпы, исполнял танец, приводивший е: в состояние полной экзальтации, выхватывал кинжал и на глазах всех закалывал себя насмерть Это был у них священный обычай: жертва какой-волшебнице Лютне, спасшей в древние време Персию оть врагов во время войны. Это празднование было в том году последний раз Несмотря на все протесты еще полудикого племени привыкнувшего к этой традиции, большевики его отменили. Если б это было во имя Христианства, то можно бы и приветствовать это с их стороны.