«ЕСЛИ БЫ НЕ МЫ, ТО ВЫ ЖИЛИ БЫ ЕЩЕ ХУЖЕ!»
Что собой представляла предреволюционная Россия? Я думаю, со мной согласятся все слушатели, если я укажу вам на такую устойчивую традицию нашей публицистики. Дело всё в том, что у нас, начиная с 1917 года, была преимущественно чужая публицистика. Вот власть бывала разная, а публицистика в основном была не русская. Устойчивая традиция была в том, что нам всегда — самое страшное, что иногда непринужденно — навязывалось мнение, что если мы живем плохо, то только потому, что раньше мы жили еще хуже: «Да, господа, да, товарищи, да, граждане, мы живем не как в Америке. Но если бы не мы, вы жили бы еще хуже. Вот в проклятой царской России жилось еще омерзительнее».
Поразительно, что существует даже такая патриотическая точка зрения. Она была представлена давно уже, два десятка лет тому назад книгой загадочного человека по имени то ли Федор, то ли Феликс Нестеров «Грань времен». Вы можете ее найти. Она два раза выходила большим тиражом. Один раз Ф. Нестерова расшифровывали как Федора Нестерова, а в другой раз как Феликса. Ну, это всё равно псевдоним: такого человека не существует. Если я не скрываю, что Леонид Владимиров — это я, то он до сих пор скрывается. Может, его и в живых нет.Так вот, он доказывал следующее: «Мы всё время воевали, на нас всё время нападали. Поэтому мы как национальное средство защиты выработали неправовое общество и неправовое государство. А иначе нас просто бы не было». Этот Нестеров, который не Нестеров (впрочем, кто его знает, бог ему судья) доказывал то, о чем уже уместно говорить (ведь я уже заканчиваю курс русской истории), что «мы воевали больше всех, дольше всех, и, конечно, дореволюционная Россия была тюрьмой народов» — помните этот замечательный термин? — «но русские были в этой компании заключенными, а не тюремщиками, как, скажем, французы в Алжире или англичане в Индии».
Я с ним полемизировать не буду. Я ведь ему уже ответил рассказом о русской истории, три года отвечал. Он врал и, если бы я когда-нибудь встретил его, я с полным правом приветствовал бы его как персонаж Булгакова: «Поздравляю вас, гражданин соврамши!», хотя некоторая доля правды в этом была, маленькая доля, и сегодня она будет выявлена.
Но это один аспект, а другой аспект, господа… Кстати, слово «господа» в русском языке и есть обращение к лицам обоего пола, а «дамы и господа» есть вытяжка из английского языка «ladies and gentlemen». По-русски так не говорят, до революции так не говорили. И «дама» — тоже не русское слово. Представляете, как было бы ужасно, если бы мы говорили «госпожи и господа»?!
Так вот, господа, действительно, всегда писали, что мы живем пока еще хуже, чем Запад. Вот настанет «светлое будущее», и тогда мы будем жить лучше всех, но пока живем немножко хуже, чем Запад по той причине, что Запад ограбил колонии. Сравните с современной версией: «по той причине, что они — золотой миллиард, а нас в него не пускают». Потому что у них климат лучше, а у нас холодная страна. А у нас, правда, холодная страна. Сейчас появилась книжка Паршева «Почему Россия не Америка». И он точно не глупый мужик и даже патриот. Но он коллекционер всех невзгод, которые свалились на голову русского народа. Все невзгоды он учел, а противоположные тенденции он решил не изучать. И заметьте, книжка стала популярной. То есть, нас всё же убедили, что нам здесь жить плохо!
И хотя я всего лишь лектор и читаю курс лекций по истории, я всё же всерьез прошу вас, вы разоблачайте эту точку зрения. Она не полезна. А более всего она не полезна нашей молодежи, потому что вызывает у нее негативнейшую реакцию, самую страшную реакцию, какую только можно себе представить.
Я вчера участвовал в одном семинаре, где высказывалась точка зрения близкая к Паршеву, причем эконом-географом. И этот эконом-географ доказывал, что мы распущены, что мы напрасно полагаем, что у нас на камнях растут деревья, что в земле у нас таблица Менделеева. И в общем он прав, в нашей земле лежала вся таблица Менделеева, но лежала в исторической России, которая иначе именовалась «Советским Союзом», а в Российской Федерации целиком таблицы Менделеева уже не набирается, это правда. Хотя я не услышал у этого человека простой реакции на этот факт — если в нашей земле теперь не набирается вся таблица Менделеева, почему же нам не вернуть те земли, которые у нас отняли?
Вот есть точка зрения рабская, а есть точка зрения мужская. Один мой старый слушатель, слушавший мои лекции, бывавший на моих экскурсиях, четыре года назад неожиданно задал мне вопрос: «Владимир Леонидович, как вы полагаете, нам что страшнее: повоевать и потерять десять тысяч русских мужчин или жить так, чтобы из-за этого русские женщины не родили сто тысяч мужчин?» Вот это мужская точка зрения, позиция, достойная мужчины. Можно с ней не соглашаться.
Нам же всё время предлагали позицию рабскую: «Да, вы живете плохо, но вы жили бы еще хуже, если бы не…» А это «не» может быть кем угодно: революционеры, большевички, горбачевчики, ельциноиды и теперь, соответственно, путинючие. «Если бы не мы, то вы жили бы еще хуже!»
КТО И КОГДА СДЕЛАЛ РОССИЮ СЫРЬЕВЫМ ПРИДАТКОМ ЗАПАДА
А как мы жили на самом деле? Что собой представляла Россия? Ну, о блистательном искусстве Серебряного века я даже не собираюсь сегодня говорить. Здесь не та аудитория, вы все это знаете. Вы знаете, например, что в начале XX века русская литература выглядела так, как, пожалуй, никогда. Может быть, она так не выглядела даже при Пушкине. Ну, конечно, один Пушкин может переплюнуть всех Гумилевых. Подразумеваю Николая Степановича, это мой любимый со школьной скамьи поэт, потому я имею право на это сравнение. Но и Пушкина тоже люблю и понимаю его величие. Но ведь вокруг Пушкина отнюдь не стояли Гумилевы. Батюшков не ровня Гумилевым. Ну, разве что Баратынский. Жуковский не ровня Гумилеву. В русской литературе огромный сонм прекрасных поэтов, но когда начинаешь сопоставлять, видишь, что такого расцвета, как в Серебряный век, не было никогда.
Кстати, термин «Серебряный век» придумал Лев Николаевич Гумилев. Анна Андреевна однажды спросила сына в тот момент, когда он не был в тюрьме: «Лёвушка, вот как бы мне для статьи назвать мое время?» — «На водку дашь?» — «Ну, конечно, Лёвушка!» — «Хорошо. Пушкинское время — золотой век, а ваше — серебряный.» — «Ой, точно!» — «Давай!». В отличие от Николая Степановича этот Гумилев был в числе моих учителей.
Ну, с художественной прозой чуть-чуть слабее, нежели предыдущая эпоха. Но не так уж и плохо. Потому что все-таки писал, хоть и перестал быть писателем, но дописывал Лев Толстой. В конце жизни он был уже не писатель, а нечто. Но ведь писал Чехов. И подходили поразительные прозаики, на подходе были, уже юношеский опыт оставляли и Шмелев, и Зайцев, и Булгаков… Нет, не пустое время было.
И музыка была прекрасной. Не знаю, обращали ли вы внимание, а я посмотрел один раз на доску золотых и серебряных выпускников консерватории. В один и тот же год ее закончили Скрябин и Рахманинов. Вот так, мы просто «штамповали» композиторов в «несчастной и отсталой» царской России. Об архитектуре мы сегодня еще поговорим. Мы от нее никуда не денемся.
Ну, как все-таки жила та самая «отсталая царская Россия»? Чем она не была для начала? Она не была сырьевым придатком Запада! Вот категорически не была! Вот о сырье не смеют говорить ни зюганчики, ни ельциноиды, потому что они все причастны к той плеяде, к той когорте, к той публике, которая сделала из нас сырьевой придаток. Не была сырьевым придатком Запада царская Россия, и не была сырьевым придатком Запада сталинская Россия. Из этого не надо делать вывод, что я сталинист. Но все-таки это чрезвычайно интересно, потому что именно Хрущев начал делать Россию сырьевым придатком, а Горбачев окончательно сделал. А это уже послесталинское время.
Мы вывозили сырье, и ничего страшного в этом нет. Невосполнимыми природными ресурсами тоже торгуют, но только торгуют с умом. Например, мы — угольная держава, но мы вывозили уголь и ввозили уголь при государе императоре. Ввозили белый, очень чистый кардифф, идеальный для котлов паровых боевых кораблей, яхт и т.д., а вывозили коксующиеся угли. Это нормальная ситуация — что-то ввозили, что-то вывозили. В нашей земле есть вся таблица Менделеева, но ее тогда всю еще не раскопали, она бывает в разных природных соединениях.
КАК МЫ ТОРГОВАЛИ СВОЕЙ ТЕРРИТОРИЕЙ
Мы не были сырьевым придатком Запада. А чем же мы, огромная торгующая держава, собственно торговали? То, о чем не писал никто, даже Олег Платонов, блестящий исследователь, кстати сказать, предреволюционной русской экономики. И я рекомендую любые публикации Олега Платонова, но только не тогда, когда он пишет о «праведном» Гришке Распутине и подобные безумства, пусть не засоряет ваши головки. А вот когда он пишет о хозяйстве, он это делает грамотно, он это знает. Но даже он прозевал один очень перспективный аспект нашей торговли. Он и сейчас перспективен. Мы снова торговали транзитом, как та древняя, домонгольская Русь. Те из вас, кто начинал слушать этот курс со мной давно, еще в 1998 году, помнят, что я обращал ваше внимание на то, что домонгольская Русь была сказочно богата еще и потому, что через ее земли шли транзитные пути: днепровский, двинский, волжский. Через нас торговали, а на этом всегда богатеют. Конечно, в домашинный период это значило больше. Мы торговали своей территорией. Причем, мы торговали своей территорией в этом смысле, как транзитный торговец, по инерции даже при советской власти, ведь не советская власть построила Транссибирскую магистраль, а царская Россия. Мы торговали своей территорий в достойном и благородном смысле даже еще 10-12 лет назад, а сейчас почти не торгуем. Оцените наше правительство и наших так называемых новых «рашенов».
Никому не интересно, что мы сейчас загружаем Транссиб даже не на половину, а на четверть его возможной нагрузки. Мы сейчас занимаемся контейнерными перевозками в восемь раз меньше, чем в конце брежневского времени. Но это так, это публицистика, это я о том, что нами управляют воры, нами управляют воры и враги русской нации.
Так вот, торговать этим мы начали тогда. Я не знаю, простите, сколько это приносило дохода стране, народу и казне; у меня нет точных цифр. Но знаю, сколько мы сейчас могли бы получать с Транссиба — один миллиард долларов в год. Это прилично; это, конечно, не наши долги Парижскому клубу, но это очень прилично. Но мы этот миллиард не получаем, не «хочем» получать.
У нас есть и другие транзитные возможности, и царская Россия этим пользовалась. Представляете, какой транзитный поток шел по Волге? Для сравнения, для иллюстрации приведу такой пример. Великий инженер Шухов, который потом построит на Шаболовке телевизионную башню-антенну, который до революции построил дебаркадер Киевского вокзала, еще в крошечном, начинающем процветать Гороховце, маленьком уездном городе на границе Владимирской и Нижегородской губерний, построил баржу с гордым названием «Марфа Посадница». Наш национализм, да? Построил баржу водоизмещением четыре тысячи тонн! Вот масштабы волжских перевозок! Было выгодно построить такую баржу. Речные транзитные перевозки еще более дешевы, чем перевозки по железной дороге, еще более дешевы, естественно. Мы не успели приступить по настоящему к использованию в качестве транзита наших великих восточных рек. А я себе представляю, каким, развернись мы тогда, сейчас мог бы стать амурский транзит! Итак, мы торговали немножечко своей землей, не так, как революционеры, а как хозяева своей земли, торговали дистанциями.
«ВЫВОЗИЛИ ЗЕРНО, А САМИ ГОЛОДАЛИ»
Все знают, что мы торговали зерном. И вот тут интереснейшая ситуация. Почему-то все считают, что мы были зерновым экспортером. Причем, я встречал разных людей с таким мнением. Мне на голубом глазу, лет десять тому назад одна пожилая дама, имя которой я не назову, потому что вдруг ее давно нет в живых, и я ее давно не видел, доктор экономических наук, за чаем сказала: «Да, да, конечно, я знаю, торговали, а сами голодали! Вывозили зерно, а сами голодали». Я попросил ее вежливо, конечно, но попросил нагло, будучи молодым человеком, объяснить мне, как она это представляет, это «торговали и голодали». У нас шо при царе «продразверстки» были? У нас ВЧК отбирало зерно у крестьян? Или у нас было крепостное право? Или наш крестьянин был псих, помешанный на торговле? «Дай-ка торгану, а уж с голоду как-нибудь не подохну, но портки куплю!» Ну как это можно себе представить — «торговали, но голодали»?! Что это за бред?
Мы уже немного говорили об этом. И сейчас уместно напомнить, что дореволюционная Россия в 1912 году и в пиковом 1913 году, в годах с идеальным климатом, когда уже начала сказываться столыпинская реформа, по экспорту зерновых превосходили вместе взятых Аргентину, Канаду и Австралию — три постоянные зерновые державы, у которых мы сейчас покупаем зерно. Превосходили их при том, что у нас климат хуже, чем у кого угодно из них, включая Канаду. Они ведь тоже хлеб сеют не в мерзлотной зоне, а вдоль южной границы с США. А там хороший климат, это намного южнее Москвы. Вот так, превосходили! Ну, скажи кому-нибудь тогда, что мы будем ввозить хлеб! Да кто ж поверил бы?! Да, пожалуй, что даже эсер или масон какой-нибудь и то не поверили бы, что до этого состояния им удастся довести Русь.
Но самое интересное, что это был рост производства культурного товарного хлеба, потому что посевные площади — вот чем уж похвастаюсь, ручки потирая, вот уж кому угодно сейчас отвечаю — сокращались! Это поразительно, но это факт. Знаете почему? Потому что в пореформенные года, как только рухнуло крепостничество, всё меньше начали сеять зерновые культуры на севере, там, где действительно область рискованного земледелия. Ну, уже Москва находится в области рискованного земледелия, как вы знаете. Вспомните миф о славянине как об «исконном земледельце». Это крепостнический миф. Это — стремление эксплуатировать русского мужика, потому что земледельца эксплуатировать проще, чем охотника, рыбака, ремесленника, торговца, скотовода, чем кого угодно. Так вот, как только крепостничество ухнуло в небытие трудами светлой памяти государя Александра Николаевича, день убийства которого, кстати, сегодня 1 марта, северный крестьянин начал сокращать посевные площади. А зачем лишние? Ведь хлеб привезти можно. Зачем рисковать-то? И крестьянин начал возвращаться к изначальной, арийской скотоводческой практике, которую он не забыл. В русском мужике, как я однажды написал, но в журнале «Москва» вымарали это место, в русском мужике северных губерний, в двадцатом веке еще не умер ариец-скотовод. Если в Ярославской, Вологодской, Олонецской (сейчас Карелия) губерниях не выгодно землю пахать, то буренок держать — одно удовольствие. Это, конечно, не Хакасия, которой мы могли бы и сейчас пользоваться. В этом году была страшно тяжелая зима за Уралом. Потому, пожалуй, только в этом году не могли круглый год держать на выпасе коров, а вообще-то можно круглый год. Не всякий скот, не высокомолочный шотхорн, но ничего, нам русским людям хватило бы. И хватало. Конечно, в Вологодской области нельзя держать коров на выпасе круглый год, но можно полгода вот на таких травах, на таком травостое, которого нет ни в какой Америке, ни в какой Канаде!
ПОРЯДОЧНЫЙ РУССКИЙ МУЖИК НЕ ТОРГУЕТ ПАСТЕРИЗОВАННЫМИ ПРОДУКТАМИ
Поэтому мы были не только первым в мире экспортером зерна, но мы были и первым в мире — проверьте мои слова — экспортером животного масла, первым, ведущим экспортером. Официально вторым, после датчан, потому что хитрые датчане перекупали у нас часть нашего экспорта, а потом продавали его как датское масло. Они его перерабатывали, правда. У них шла переработка, которая давала красивый желтый, густой цвет с дополнением уже датских трав. Но я не считаю это воровством, и я отнюдь не враг датчан. Но даже при этом мы — вторая экспортирующая масло страна после Дании, а, вообще-то, первая. Вот так! Причем без всяких этих советских фиглей-миглей, не на уровне фермерства американского образца и, разумеется, не в парадигме «колхоза», за отсутствием такового, а наоборот в парадигме кооперации частных хозяев. И была прославленная Ассоциация молочных производителей, основателем которой был помещик и фермер Верещагин, родной брат знаменитого художника. А составляли эту ассоциацию частью помещики, часть крестьяне, все, кто присоединялся, те и составляли. Кстати, они запрещали членам этой гигантской корпорации торговать пастеризованными продуктами, потому что русский человек в начале двадцатого столетия справедливо считал, что это — испорченное молоко, что порядочный русский мужик не торгует пастеризованными продуктами.
ЯЙКИ, МАСЛО НАХ ДОЙЧЛАНД
Мы были ведущим в мире экспортером — не упадите с кресел — яиц. Я до сих пор не знаю, мне безумно интересно, но я не исследователь этого вопроса, как они обеспечивали транспортировку. Ну, естественно, яйца — не скоропортящийся продукт, их можно возить не рефрижератором. Но они же бьются, а их приходилось несколько раз перегружать, покуда они от русской курицы добирались до немецкого поедателя яиц. И тем не менее, мы вывозили гигантское количество этих самых яиц, и сейчас могли бы. Мы это могли даже под конец советской власти, если бы она тихо подохла, а не портила бы воздух. Я помню эту гигантскую провокацию, и вы ее сейчас вспомните, как нам подкинули идею с сальмонеллой. На этой идее погорели наши новенькие птицефабрики, совершенненькие, ничуть не худшей продуктивности, чем на Западе. Сальмонеллез у нас, видите ли, гуляет по стране! Я готов был тогда, извините, на спине волосы рвать, потому что я хоть и историк, но когда-то хотел быть биологом и знаю, что сальмонелла есть водоросль. И никак она не может попасть к курочке; нечем курочку кормить, чтобы была сальмонелла. Утка может нахвататься, но не курица. А нас всех напугали сальмонеллой с экрана телевизора и прикончили наши процветающие птицефабрики, прямо на наших глазах. Ох, как готовили нам наш сегодняшний день! Трудолюбивые ребята, грамотные!
Так вот, пока мы говорили о сельскохозяйственном экспорте. Но Россия была и промышленным экспортером. Вообще-то Россия производила всё. Автомобильная промышленность Российской империи перед революцией была на уровне таковой во Франции. Не позорно. Мы сейчас признали почему-то только один завод, наверное, потому что он в Риге, наверное, потому что он вроде бы у латышей. Не знаю, сколько там латышей работало. Может быть, полтора латыша там и работало. Это знаменитый завод «Руссо-Балт». А был еще «Яковлев и Фрезе», и «Лесснер» тоже, и «Пузырев». На самом деле, пять или шесть заводов производили автомобили перед революцией. Другое дело, что российское хозяйство росло такими темпами, что нам не хватало этих автомобилей. Поэтому еще 5-6 заводов делали кузова под шасси «Даймлер-Бенц», то есть «Мерседес». Оттуда гнали шасси, на немецкое шасси плюхали русские кузова, пошел! У нас была хорошая автомобильная промышленность, но продукции всё равно не хватало.
Наша авиационная промышленность, которая тогда была еще экзотической, была на уровне таковой в США, ну, в первой пятерке мира.* Если во время Первой Мировой войны мы, действительно, производили разведывательные самолеты и боевые истребители по французским чертежам, по французским проектам — «Ньюпоры», «Форманы», то, извините, тяжелые бомбардировщики создала только одна страна в мире. Это самолеты «Илья Муромец» Сикорского, это все знают. Гидропланы по нашей лицензии строили англичане, гидропланы Григоровича, инженера штабс-капитана. Ну, опять таки нет ничего стыдного в том, что мы что-то покупаем. Каждая страна должна что-то покупать. Но мы покупали и продавали.
КОСТОВИЧ, А НЕ ДИЗЕЛЬ
Ну, кончено, я не стану утверждать, господа, что мы были экспортерами продукции тяжелой промышленности, не исключая даже авиационную. Нет, мы, конечно, ввозили неизмеримо больше, чем вывозили, в том числе из Германии. Это понятно. Мы делали, мы умели делать, много чего умели. Мы изобрели «дизель» раньше, чем это сделал Рудольф Дизель, до сих пор говорим «дизель», а должен быть «костович».** Мы построили первые теплоходы на Волге. Когда-то я даже называл их имена. Первый назывался «Вандал», а второй — «Сармат». Мы всерьез тогда интересовались нашей древнейшей историей. Но все-таки мы гораздо больше ввозили у немцев, «из немцев», нежели вывозили.
И, тем не менее, промышленным экспортером Россия была. Только экспортером продукции легкой промышленности, экспортером текстиля. Весь Китай, который даже тогда был многолюдным, одевался в русский ситец. Торговые агенты московской и нижегородской промышленных групп, двух крупнейших групп (Иванов-Вознесенск, Орехово-Зуево и другие города) ездили в Китай и специально изучали престижные расцветки. А здесь делали соответствующую набойку. Даже в Индию попадал, от чего у англичан все места от этого болели и они, конечно, мешали, даже туда попадал русский ситец. Что? Ситцевый экспортер? А разве стыдно быть ситцевым экспортером? Мне совершенно не стыдно. Мне стыдно, когда мы сейчас носим китайские тряпки вместо того, чтобы китайцы одевались в русский ситец! И вьетнамские носим, что совсем смешно.
Вот хозяйственное положение, вот экспорт и импорт России. С начала царствования Александра Третьего до трагедии революции Россия живет с положительным торговым балансом. Мы вывозим значительно больше, нежели ввозим. Кстати сказать, тут любой монетарист может со мной поспорить, что не всегда плохо больше ввозить. Да, могут быть в жизни страны случаи, когда она ввозит больше, чем вывозит. Но нельзя, чтобы она всегда так жила. Во всяком случае это один из положительных факторов нашей дореволюционной истории. С ума можно сойти! Зачем мы от всего этого «избавились»? Я понимаю, зачем в это вкладывались бешеные капиталы на Западе. Оставим в стороне иудейские происки, масонские происки, ну, любые антихристианские происки, оставим наличие антисистемы и прочее, о чем мы с вами говорили, ведь всё равно простая конкурентная борьба требовала избавиться от России. Но почему мы сами это допустили? Вот что позорно!
«ОТДАЙТЕ НАМ НАШУ ЗЕМЛЮ!»
Восемьдесят процентов обрабатываемой земли находилось в руках крестьян. То есть, «эсеровская» вонючая пропаганда (пропаганда социалистов-революционеров) была возможна только потому, что правительство совершенно не занималось контрпропагандой. «Вопрос об отрезках»! «Черный передел»! «Отдайте нам нашу землю»! Восемьдесят процентов! Причем, так как вы знаете теперь условия столыпинской реформы, этот процент еще увеличился бы, и в ближайшие годы стало бы 90%. Ну, не жалко бедным буржуям с «недорезанными» помещиками оставить 10%. Не жалко. Да ладно, пусть подкормятся, культура повыше будет. Глядишь, дворянские гнезда мхом не зарастут, как заросли за последние три четверти века.
«ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОГО ХОЗЯЙСТВА»: КТО И КОГДА ПРИДУМАЛ СБЕРЕГАТЕЛЬНЫЕ КАССЫ
За всё советское время мы привыкли, что благосостояние государства не есть благосостояние граждан. Между ними непрямая связь. Но я вам точно могу сказать, что благосостояние предреволюционной России было благосостоянием поданных его Императорского Величества. Знаете почему? А это очень легко доказать! За царствование Николая Второго вклады в «сберкассах» возросли в восемнадцать раз. Они тогда, кстати, так и назывались «сберегательными кассами», а не «сбербанком»: и мы сейчас упразднили совсем не советское название. И вы, конечно, понимаете, что не Прохоров, не Пороховщиков, не Крестовников, не Корзинкин, не Мамонтов, не Морозов пользовались услугами сберегательных касс, а люди поскромнее — служащие и рабочие этого Пороховщикова, этого Мамонтова, этого Корзинкина. Так вот, за царствование Николая Второго вклады в сберегательных кассах возросли не на 18%, не перепутайте, золотые мои, а в 18 раз! Ну, попробуйте рассказать мне кто-нибудь теперь про русского мужика, который был таким психом, что даже на выпить себе не оставлял, а всё тащил в сберкассу. Ну, вот такой был «крейзи» по-русски! «Особенности национального хозяйства», а не охоты! Ну не может такого быть, да?
О том, что собой представляла Россия на житейском уровне, прочитайте обязательно в книге «Россия в концлагере» Ивана Лукьяновича Солоневича. Там есть замечательный эпизод, когда два комсомольца на зоне просят его, родившегося до революции и попавшего туда же, объяснить им, что он купил бы на рубль при самодержце при условии, что ему выпить захотелось. В эту раскладку умещается: водка, селедка с лучком, колбаса, что-то еще и на оставшуюся полкопейки сдачи коробка спичек, которые в хозяйстве пригодятся. А это означает еще и чрезвычайно низкий уровень инфляции! Если Лукьяныч мог посчитать до спичек, представляете, как медленно менялись цены?! Конечно, будем справедливы, в начале двадцатого века не было и нынешнего уровня инфляции и в США. Но всё равно, такая стабильность цен была не представима в Европе. А это и стабильность настроения: голова не болит; любой семейный бюджет могу рассчитать на будущий год; буду я, скажем, подрабатывать летом на второй работе или не буду, а буду здоровье беречь; хватит мне на всё или не хватит. Всё считается.
«КОММУНИЗМ БУДЕТ, КОГДА ВСЁ БУДЕТ, КАК ПРИ ЦАРЕ»
А вот случай, произошедший с одной знаменитой актрисой на «политзанятиях». Не помню только, с кем это произошло. Некоторых актрис для порядка при советской власти тоже водили на всякие университеты марксизма-ленинизма. Понятно, что все свои, что никто же не будет издеваться над народной артисткой. Поэтому ее не спрашивают про «Анти-Дюринг». Ее спрашивают: «Как вы себе представляете коммунизм?». «О, ну, коммунизм — это когда всего будет много: солнца, света, еды, одежды, когда все будут веселые, ну, как при царе!», ответила народная артистка и артистичная дама. Это было уже в послевоенное время, потому никакого развития этот смешной случай не имел, но еще долго смеялась и потешалась вся театральная публика над тем, как случайно, от сердца высказалась пожилая актриса.
О культурном уровне. В Петербурге было четыре десятка высших учебных заведений и шесть десятков музеев. Сейчас и третьей части нет, включая частные, небольшие. В Москве было пять десятков высших и находящихся между высшими и средними учебных заведений. Например, юнкерские училища были между средними и высшими. И было примерно шесть десятков музеев в Москве. Театральные здания (не труппы) были в каждом приличном уездном городе. В каждом губернском городе была своя труппа. Простите, но в задрипанной, губернской Калуге была своя труппа, а не только здание под гастроли! А в какой-нибудь Верье, конечно, своей труппы не было, потому что в ней было около четырех тысяч жителей. Но помещение там было, и труппа туда иногда приезжала, любительский театр там играл. Повторяю, это в Верье, где было четыре тысячи мещан. Бывали села крупнее. Это — состояние низовой культуры. Что говорить о Гумилеве, что говорить о Блоке? Гений не зависит от социальной среды, гений может родиться в любую, самую омерзительную эпоху, он всё равно гений. А вот культура измеряется по нижнему срезу, по носителям культуры. Вот когда в уездном городе есть театральное здание и, следовательно, в гастрольный, летний сезон неделечку там кто-нибудь попляшет, вот тогда дела в стране хороши! У нас этого не было даже в конце сталинской эпохи, а конец сталинской эпохи и начало хрущевской — это самый высокий уровень низовой культуры за советское время. При Брежневе было уже хуже. Заполнение дворцов и домов культуры, клубов и т.п. было уже хуже, потому что в 1950-ые годы еще всерьез следили за тем, чтобы в колхоз «Политотдел» обязательно приехали артисты хотя бы на два дня, потому что этот колхоз переходящее красное знамя всхлопотал. Так вот, даже в это время мы не достигали нашего предреволюционного уровня, хотя до революции не было товарища Сталина и никто не мог приказать артисту по партийной линии ехать в колхоз «Политотдел» к корейцам. Он действительно корейский в Казахстане. До революции всё происходило нормально, само собой. Само собой всё делалось.
«ЗНАЕТЕ, ВАШЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО, А МОСКВА СОБИРАЕТСЯ СТРОИТЬ МЕТРОПОЛИТЕН!»
В 1900 году был подготовлен первый эскизный проект Московского метрополитена. Правда, скажу честно, безумный проект. Совершенно безумный. Как в Лондоне, частично открытый, надземный. Причем поезд метро должен был пыхтя гонять через мост параллельный Москворецкому, выходить на Красную площадь, на Васильевский спуск и дальше по Красной площади вдоль стены чесать! Знаю я этот смешной проект. Конечно, его бы никто не допустил. Но проект был. А вот окончательно утвержденный Московской городской думой проект был утвержден в 1912 году. Рассчитан был на десять лет. Метро должно было бегать под землей уже в 1922 году. Советская власть опоздала на одиннадцать лет. Причем это было чисто московским, городским делом! Если государь Николай Александрович и знал про московский метрополитен, то ему сообщили об этом за чаем: «Знаете, Ваше Императорское Величество, а Москва собирается построить метрополитен!» — «В самом деле? Это очаровательно!» А в советское время, извините, «Метрострой» возглавлялся членом Политбюро, товарищем Кагановичем Лазарем Моисеевичем. И это была общегосударственная задача. Мы всё равно в 1930-ые годы не дотягивали до технических и финансовых возможностей дореволюционной России, чтобы сейчас не говорили коммунисты! Кстати, построить метрополитен мы не успели, но всё протрассировали и всю геологию сделали. Я искренне надеюсь, что вы не забудете пример, который я вам сейчас приведу. Дело всё в том, что этот проект включал первые три радиальные линии и кольцо. Это проект 1912 года. Уже кольцо. Ну, какие радиальные линии, понятно. Самые старые — красная, зеленая и синяя. Так вот, интересно, что в пределах старых линий метро перегон с остановкой занимает в среднем около трех минут. Перегоны примерно одинаковой длины. На концах перегоны бывают длиннее. Так вот, знаете, как легко вспомнить про «отсталую, несчастную царскую Россию»? Вспомните, когда будете ехать двойной перегон между станцией, извините за грубое слово, «Революция» и «Курской». Там перегон вместе со стоянкой занимает примерно четыре минуты. Знаете почему? Потому что Лазарю Моисеевичу, мною уже не к ночи помянутому, почему-то не понравилась одна станция, и он ее вычеркнул в дореволюционном проекте. Станция должна была быть у Покровских ворот. Ее и сейчас нет, и не будет никогда. Вот иллюстрация того, что делали по старой геологии, по старой трассировке. Желательно, чтобы такие вещи знали уже дети. Русские люди должны всё знать про свою страну, тем более, что это приятно.
Дом культуры «Меридиан», Москва. 14.03.2001.
Отекстовка: Сергей Пилипенко, август 2011. |
