Ровно 105 лет назад российский Балтийский флот провел у берегов Швеции одну из операций, о степени эффективности которой до сих пор спорят военные историки. Группа эсминцев атаковала немецкий морской караван и уничтожила его конвой. Эсминцами руководил человек, чья громкая слава ещё поджидала его в будущем – контр-адмирал Александр Васильевич Колчак, считавшийся одним из самых талантливых офицеров во флоте. Так или иначе бой в Норчёпингской бухте придал его карьере, и без того быстро развивавшейся, новый импульс – и вскоре Колчак получил заметное повышение.

28 мая 1916 года рейд у берегов финского островка Утё, использовавшийся русским флотом в качестве одной из передовых позиций, опустел – крейсерская эскадра и дивизион эскадренных миноносцев двинулись в западном направлении. В море корабли разделились – Колчак, получивший от начальника отряда контр-адмирала Петра Трухачева приказ «действовать по усмотрению», вечером 31 мая оказался поблизости от берегов Швеции.

Доверие начальника ему оказано было не случайно – в русском флоте Александр Васильевич считался «восходящей звездой». В начале войны он зарекомендовал себя талантливым штабным работником, а позже получил под своё командование Минную дивизию Балтфлота.

В числе заслуг Колчака к тому моменту уже были разработка и руководство рядом удачных набеговых операций к занятым противником берегам: русские эсминцы атаковали вражеские коммуникации, пускали немецкие суда ко дну артиллерией и торпедами, ставили минные поля. И он же, Колчак, в 1915-м крупно отличился и на сухопутном театре военных действий.

Тот год выдался для России неудачным – «великое отступление» русской армии привело к оккупации западных регионов империи, германцы захватили и Курляндию. В августе 1915 года немецкий флот попытался прорваться в Рижский залив. Попытка окончилась неудачей, но разведка донесла, что немцы готовят крупное наступление под Ригой. Капитан 1 ранга Александр Колчак, руководивший на тот момент обороной Рижского залива, успешно наладил взаимодействие флота с армией – что наилучшим образом сказалось в сентябре во время сражения у Кеммерна (ныне Кемери). Немцы захватили этот городок под Ригой – но на них обрушились меткие залпы корабельных орудий, русская пехота пошла в наступление, и врага из Кеммерна удалось выбить. Вслед за этим русское командование по совету всё того же Колчака решило высадить десант на занятое противником побережье – с тем чтобы заставить немцев оттянуть часть сил с главного направления. Состоявшаяся 22 октября 1915 года высадка десанта у мыса Домеснес (ныне Колкасрагс) прошла удачно – русские десантники высадились, нанесли поражение германскому отряду и успешно эвакуировались на свои корабли.

Скромная, на первый взгляд, по масштабам вылазка на Домеснес и другие события той осени имели важные стратегические последствия.

Во многом именно благодаря проведенным под руководством Колчака операциям удалось остановить наступление германских войск на Ригу, обеспечить стабилизацию участка фронта на долгое время и блокировать передвижение немецкого флота. За это император Николай II по докладу командующего 12-й армией генерала Р.Д. Радко-Дмитриева наградил Колчака орденом св. Георгия IV степени.

10 апреля 1916 года Александр Васильевич в возрасте 43 лет получил контр-адмиральское звание. И вот – новая боевая операция. В тот день, 31 мая, Колчак держал свой флаг на «Новике», за которым поспешали однотипные «Победитель» и «Гром». По тем временам быстрые и прекрасно вооруженные «новики» считались едва ли не лучшими в мире эсминцами. Курс же к Норчёпингской бухте Колчак проложил не случайно. Задача перехвата идущих из Швеции германских конвоев представлялась архиважной – ведь собственных запасов железной руды немцам категорически не хватало, а с началом войны они могли делать внешние закупки лишь у шведов. В 23:15 с русских миноносцев увидели на горизонте дымы – то шёл целый судовой караван.

Бывший русский морской офицер Гаральд Карлович Граф, служивший на тот момент старшим офицером «Новика», свидетельствует в своих мемуарах: «Недолго думая, начальник дивизии приказал дать полный ход, и миноносцы стали быстро сближаться с караваном. Перед адмиралом возникла дилемма: действительно ли это германские пароходы, а не шведские, так как имелись сведения, что и шведы тоже, из предосторожности, конвоируют свои коммерческие суда. Если бы это было так, то мог произойти неприятный конфликт. Чтобы как-нибудь выяснить вопрос, адмирал решил дать выстрел и посмотреть, как отнесутся к этому суда, конвоирующие караван. Выстрел был сделан, но, по крайней мере, наружно, он никакого впечатления не произвел, и караван продолжал спокойно идти дальше. Тогда адмирал приказал выстрелить вторично, что произвело уже совсем другой эффект. С одного из судов взвилась белая ракета, потом красная и опять белая, и между пароходами стало заметно сильное смятение».

Лишь тогда всякие сомнения исчезли, и Александр Колчак приказал открыть огонь в сторону неприятеля. Три вооруженных траулера, сопровождавшие конвой, развернулись навстречу русским и начали стрелять в ответ – хотя, понятно, никакого особого ущерба своими одиночными 88-миллиметровыми пушками они нанести не могли. «Первые же залпы с эскадренного миноносца "Новик" и "Победитель" накрыли два корабля, на которых были видны попадания, после чего обстреливаемое эскадренным миноносцем "Победитель" судно прекратило огонь и стало тонуть, оставив облако дыма и пара. В то же время эскадренный миноносец "Гром" открыл огонь по концевому кораблю, получив попадания со второго или третьего залпа полностью в борт этого корабля; после нескольких залпов на корабле вспыхнул пожар. Эскадренный миноносец "Гром" перенес огонь на следующие корабли. С первых же выстрелов все корабли круто повернули на Зюйд-Вест и Вест и направились к берегу», – доносил впоследствии Колчак.

В свою очередь, Граф дополняет картину боя: «Однако очень близко к каравану мы не подходили, так как существовало предположение, что вспомогательные суда, конвоирующие пароходы, вооружены весьма крупной артиллерией, а кроме того, как уже упоминалось, среди конвоиров были замечены миноносцы. По мере того как наши миноносцы стреляли, среди судов каравана были видны пожары и взрывы, что несомненно свидетельствовало об удачном действии нашей артиллерии. Среди каравана возникла сильная паника. Видно было, как кто-то беспорядочно стал светить прожектором, кто-то слабо стрелял неизвестно по какой цели, и все пароходы сбились в невообразимую кучу. Этим последним обстоятельством решил воспользоваться адмирал и приказал "Новику" выпустить две мины». По словам Графа, сначала у русских не было уверенности в том, достигли ли выпущенные торпеды цели – но внезапно один из пароходов ярко загорелся и стал испускать большие облака пара.

Русские продолжали вести огонь – одновременно стараясь обойти караван таким образом, чтобы не дать возможности пароходам спрятаться в территориальных водах Швеции.

«Вдруг было замечено, что от каравана отделились какие-то силуэты и, прикрываясь дымовой завесой, пошли на сближение с нами. Это были миноносцы. Адмирал сейчас же приказал прибавить ход до 30 узлов и сосредоточить по ним огонь. Вскоре миноносцы не выдержали нашего огня и повернули обратно. Мы стали подходить ближе к каравану, который продолжал беспорядочно метаться», – рассказывает Граф.

Большинство пароходов бросилось в шведские воды, несколько старались уйти к югу, и только один стоял неподвижно – по-видимому, сильно поврежденный. Как выяснилось несколько позже, это был углевоз «Германн», незадолго до описываемых событий переоборудованный в «судно-ловушку». В ходе Первой мировой такие «ловушки» использовались очень широко для охоты на подводные лодки – они изображали безобидные коммерческие суда, но были вооружены артиллерией, замаскированной палубными надстройками.

«Германн» имел четыре 105-миллиметровых орудия (почти аналогичным калибром были снабжены его русские оппоненты), но выпущенные эсминцами снаряды разнесли его артиллерию, разбили мостик, руль и главный паропровод. Часть команды во главе с капитаном Хоффманом сбежала с «Германна» на шлюпке.

«Пройдя вплотную под его кормой, я не увидел ни названия, ни какой-либо надписи на его подзоре. Это был большой коммерческий пароход в 3000–4000 тонн водоизмещением длиной около 300 фут. В носовой части его через пробоины был виден пожар. Кругом на разбитых шлюпках и обломках плавало несколько десятков людей; пароход немного осел носом, но не тонул, и остовым ветром его дрейфовало по направлению к шхерам», – доносил Колчак.

Расправа над «Германном» произошла так быстро, что он даже не успел оказать ответного сопротивления – в силу чего русские моряки сначала думали, что имеют дело с обычным коммерческим пароходом. «Адмирал решил с ним покончить, и мы направились к нему. Подойдя на расстояние одного кабельтова, "Новик" выпустил мину, но она, ударившись о пароход, не взорвалась. Тогда выпустили вторую с дистанции 3 кабельтовых, но она опять не взорвалась, хотя было видно, что попала в борт. Считая, что наши мины не в порядке, адмирал приказал выпустить мины "Грому". Тот это сделал с расстояния в один кабельтов от судна, но опять обе выпущенные мины, попав в цель, не взорвались. Только когда "Гром", отойдя кабельтовых на восемь, выпустил мину, она, наконец, взорвалась в корме парохода. После этого он стал медленно тонуть, причём в носу у него был виден пожар, а изнутри слышались частые взрывы», – вспоминает старший офицер «Новика».

К этому времени бой прекратился, и русские занялись спасением погибавших людей, плававших вокруг на различных обломках, разбитых шлюпках и просто в воде, неистово взывая о помощи. «Спасать было очень трудно. Времени было дано мало и шлюпки спустить было нельзя. Приходилось лишь бросать концы, подтягивать к борту тонувших людей и таким образом вытаскивать их на палубу. Удалось спасти всего 9 человек. Невольно вспоминается, как к борту был подтянут один очень грузный матрос в спасательном поясе. Он сильно окоченел и еле мог двигать своими членами, так что наши люди начали вытаскивать его с большим трудом. В этот момент "Новик" дал ход, и матрос, не удержавшись, сорвался со штормтрапа и упал в воду, чуть не стянув с собою и одного нашего матроса; потом его быстро затянуло под винты, и он погиб. Вообще-то, была ужасно тяжелая картина, и всех беспомощно плававших людей хотелось непременно спасти; их вопли ещё надолго останутся у нас в памяти. Тратить же больше времени адмирал не мог, так как получил предупреждение, что в этом районе находится неприятельская подлодка и что какие-то суда вышли на выручку каравана», – признаёт Граф.

Немецкие транспорты к тому моменту успели сбежать. «Пароходы за время боя с 11 час. 38 мин. до 12 час. 15 мин., т.е. за 40 минут должны были пройти не менее 6 –7-ми миль и войти в территориальные воды, – доносил Колчак. – Я приказал лечь на ост, обменялся телеграммами о месте с контр-адмиралом Трухачевым, определился по маяку Ландсорт и, пройдя его, в 3-м часу встретил близко по борту две плавающие мины Уайтхеда; мины были со стальными зарядными отделениями и, по-видимому, были выпущены по нам подводной лодкой, не рассчитавшей нашего хода, который был около 15 узлов. Я не могу дать другого объяснения встречи на этом курсе двух мин Уайтхеда», – отмечает контр-адмирал. По итогам боя немцы потеряли судно-ловушку и два конвойных траулера. У русских потерь не имелось.

Колчак не счёл возможным преследовать беглецов в водах Швеции. Впоследствии это неоднократно ставили ему в вину – как и тот факт, что Александр Васильевич не велел своим эсминцам топить немецкие транспорты артогнем и торпедами, а сначала стал разбираться с их конвоирами. Но такие критики исходят из реалий Второй мировой войны, хотя тогда шла Первая.

Доцент Михаил Партала, проведший исследование операции у Норрчёпинга, подчёркивает, что в тот период действия военных кораблей против коммерческих судов все еще осуществлялись в рамках так называемого призового права, предполагавшего соблюдение определенных процедур. «Военный корабль, согласно признанным тогда международно-правовым нормам, не мог просто так уничтожить неприятельское транспортное судно, не говоря уже о том, что само определение принадлежности судна (неприятельское или нейтральное) в условиях ночного боя представляется весьма проблематичным. И хотя мировая война к 1916 г. всё более скатывалась в сторону полного попрания признанных международных норм и обычаев ведения войны, на момент проведения Норчёпингской операции ещё не было прецедентов такого массового и безжалостного расстрела коммерческих судов, который предлагается авторами критических статей в качестве альтернативного сценария», – подчёркивает Партала.

По его словам, нет никаких оснований полагать, что русские моряки были готовы взять на себя эту, отнюдь не почетную миссию – открыть новую страницу в мрачной летописи ужасов войны.

Более того, все известные факты свидетельствуют как раз об обратном: встречая в море торговые суда, российские военные корабли старались – в строгом соответствии с действовавшими на тот момент международными нормами! – предварительно их остановить, выяснить национальную принадлежность и подвергнуть досмотру.

Подобный подход к соблюдению международных норм всемерно поддерживался и флотским командованием, и высшим военно-политическим руководством России. Так или иначе начальство оценило операцию в Норчёпингской бухте как успех – и для Колчака она стала новым карьерным «трамплином». 28 июня император Николай II, повысив Александра Васильевича в чине до вице-адмирала (таким образом, временной разрыв между прошлым и новым повышением составил у него менее трёх месяцев!), отправил флотоводца руководить Черноморским флотом. И на новом театре боевых действий он снова показал себя с лучшей стороны – как активный и толковый командующий. До событий революции, полностью перевернувших жизнь и Колчака, и всей страны, оставалось уже всего ничего…

Владимир Веретенников