Опубликовано в

Литературно-общественный журнал "Голос Эпохи", выпуск 2, 2021 г.

Сюжет повести является художественным вымыслом автора. Имена многих реальных людей изменены. В основу повествования легли события, происходившие в тот момент в Ярославле и в селе Диево-Городище Ярославского уезда.

***
Ярославль конца июня 1918 года… Стотысячный город, утопающий в летней жаре. Гуляющие по Волжской набережной и бульварам жители. Прекрасные древние храмы и роскошные купеческие особняки. Бойкая торговля, трактиры и рестораны. Пыльные мостовые. Спешащие по своим делам чиновники советских учреждений. Молодежь, как всегда веселая и беззаботная, несмотря на огромные потрясения в стране.
Легкий волжский ветерок, треплющий дамам шляпки и прически, поднимающий настроение. Ветер надежд и перемен. Перемен к лучшему…
Тихий провинциальный город с неторопливым, размеренным ходом жизни и основательностью во всем. Город торгово-купеческий, деловой. Губернский город.
Советский Ярославль… Миф, небылица, чья-то непростительная оплошность! Кажется, почти ничего не изменилось здесь с царских времен. Все те же обычаи и нравы. Все тот же давно сформировавшийся жизненный уклад.
Нет, все же изменилось. Появились лозунги на улицах, новое руководство. И часто проезжающий по городу на новом английском автомобиле, в кожаной куртке с наганом, серьезный и проницательный, внешне добродушный и приветливый Николай Федорович Доброхотов. Он - лидер большевиков, председатель исполкома губернского Совета рабочих и солдатских депутатов, командир красной гвардии, а в прошлом – сын священника, семинарист. Он - гроза местных дворян и буржуазии. И связанные с ним реквизиции.
Начало голода. Хлебные бунты и деликатесная еда в элитных ресторанах и клубах. Их завсегдатаи, поменявшие звания с господ на товарищей. И, конечно же, приезжие гастролеры из обеих столиц. Среди них – очаровательный чернобровый грек Юрий Морфесси, знаменитый исполнитель романсов.
Звезда столичной величины, неподражаемая актриса и певица Валентина Барковская вместе со своим интимным театром «Ампир». Облюбовала клуб частного труда на Борисоглебской улице. Интимный театр – театр камерный, для своих, для советской элиты.
Красивые стройные девицы, танцующие канкан в перерывах между киносеансами. Они же – разносчицы шампанского с икрой.
Валентина Барковская - талантливая, шокирующая, непредсказуемая, искусная соблазнительница мужчин, вечно улыбающаяся, с томным взглядом. Общительная, просвещенная, смелая. Женщина-огонь!
Постоянные аншлаги в ее честь. Ярославль, плененный обаянием мадам Барковской и стройными ножками голубоглазых девиц. «Ампир»! «Ампир!». Воображаемая империя, взамен империи ушедшей…
Газеты, политические споры, слухи о готовящемся офицерском восстании. Полное смятение умов и непредсказуемость будущего.
В один из таких обычных, ничем не примечательных дней 29 июня 1918 года на частной квартире в центре Ярославля начинались эти роковые события...
Трое мужчин собрались в небольшой полутемной комнате с окнами во двор вовсе не для того, чтобы выпить и закусить, отметить день рождения или отдохнуть после тяжелой работы. На столе у них был только чай. Эти трое - каждый около сорока лет или чуть постарше, были людьми героическими, людьми государственного масштаба…
В центре стола сидел человек маленького роста, в плохонькой крестьянской одежде с вытянутым скуластым лицом, усами и заметной плешью на голове. Он казался многим некрасивым, но отличался элегантными мягкими манерами и сильным, волевым характером. В общении этот человек быстро располагал к себе собеседника. Это был Борис Викторович Савинков, известный революционер, лидер партии правых эсеров, бывший заместитель военного министра временного правительства, председатель созданной недавно тайной организации «Союз защиты Родины и Свободы».
Второй человек, в льняной домашней рубашке, красавец с широченными усами и бородкой, смелым взглядом, хозяин квартиры, был полковник Карл Иванович Гоппер, из латышских стрелков.
Третий, в одежде служащего советского учреждения, с открытой записной книжкой и карандашом в руке, худой, слегка сутуловатый, активный и подвижный, тоже с усами и бородкой. Он своим видом чем-то напоминал великого князя Николая Николаевича, бывшего верховного главнокомандующего Российской империи. Но чувствовалось в его внешности и нечто отталкивающее, каверзное, разбойничье - от Стеньки Разина… Это был полковник Александр Петрович Перхуров, возглавлявший с некоторых пор тайную организацию Бориса Савинкова Ярославле.
- Высадка десанта союзников в Архангельске намечена на первую половину июля, - тихо и неторопливо продолжал маленький человек в центре стола. – Информация идет из посольств. Стало быть, наше выступление в Ярославле, Рыбинске и Муроме должны произойти примерно в то же время... Я полагаю, оптимальный вариант для Ярославля – 5 или 6 июля, для Рыбинска – 7 или 8 июля и на день позже в Муроме. Захват нашими людьми Ярославля сразу оттянет на себя силы Красной армии и внесет панику, что позволит сравнительно легко осуществить задуманное в Рыбинске, так как победа в этом городе для нас важнее… Здесь находятся крупнейшие в Поволжье артиллерийские склады, взятие которых позволит организовать широкий фронт в Северном Поволжье, отрезать Москву от Урала, обеспечить быстрое продвижение армии Комитета Учредительного Собрания на Казань и в центр России…
Он закончил свой длинный монолог.
- Я так понимаю, Борис Викторович, что первыми должны выступить мы! – включился в разговор полковник Перхуров. – Но я в успехе ярославского восстания, прямо скажем, не сильно уверен. Численность офицерской организации в городе, как меня заверили, составляет около трехсот человек… Но это только на словах! На деле же я с трудом удостоверился в наличии ста пятидесяти - двухсот. И против такой явно не достаточной численности наших людей у большевиков порядка восьми сотен бойцов. Это четыре роты 1-го Советского полка и интернациональный батальон в Вознесенских казармах. Даже если удастся захватить Ярославль - здесь очень незначительные артиллерийские склады. Только восемь орудий среднего и легкого калибра. Правда в старых арсеналах есть пулеметы, много винтовок и патронов. Но с таким вооружением долго не продержаться против регулярных войск…
Маленький человек посмотрел на него пристально, улыбнулся.
- Очень хорошо, что у вас есть полная ясность, Александр Петрович! Но поймите наш план! Нам главное начать здесь, чтобы сразу развить успех в Рыбинске. Ярославль – только отвлекающий маневр! В Рыбинске крупнейшие артиллерийские склады во всем Поволжье!
Ваша задача оттянуть на Ярославль силы Красной армии. А мы тем временем легко овладеем Рыбинском и очень быстро, хорошо вооруженные придем к вам на помощь. Кроме того, не волнуйтесь. Для захвата города мы пришлем к вам в Ярославль подкрепление из Москвы и других городов.
- Если так, то, можно выступить, - согласился Перхуров.
- Непременно нужно выступить! – подчеркнул Савинков. – Как вы планируете захватить Ярославль? Расскажите мне?
Перхуров развернул карту города. Глаза его заблестели.
– План примерно такой…, - начал лидер ярославского отделения «Союз защиты Родины и Свободы». - Ночью мы собираем членов нашей организации на Леонтьевском кладбище, что на окраине города. Захватываем расположенные рядом артиллерийские склады. Лошадей берем тут же. Под боком - ассенизационный двор . Готовим орудия и снаряды, винтовки и пулеметы. К этому времени прибывают грузовики и бронедивизион под командованием поручика Супонина. Формируем отряды примерно по 30 человек для захвата вокзала, банка, почты, телеграфа, телефонной станции, электростанции, старого оружейного арсенала, железнодорожного моста через Волгу, зданий советских учреждений, всех руководителей большевиков. Разоружаем интернациональный батальон в Вознесенских казармах. С остальными людьми я прибываю в центр города. Вот здесь, на площади Богоявления, - ткнул он карандашом в центр карты, - в гимназии Корсунской будет наш штаб. Место удобное во всех отношениях. Мы сразу раздаем жителям города заранее подготовленные воззвания от нашего «Союза…», начинаем запись добровольцев в Ярославский отряд Северной добровольческой армии, раздаем добровольцам оружие. Восстанавливаем старую систему гражданского управления городом.
Выпалив все это почти без запинки, Перхуров вздохнул и задумался:
Вот только с разоружением частей 1-го Советского полка проблема? – заметил он. - По всем прикидкам для этой задачи сил не хватит…
Но Карл Иванович, - махнул он рукой на сидящего рядом товарища, - как начальник разведки, и наш агент, актриса Барковская считают, что офицеры 1 – го Советского полка сделают все от них возможное, чтобы полк хотя бы сохранял нейтралитет. Впрочем, опыт мне подсказывает, что все будет зависеть от быстроты наших действий по взятию города и общей расстановки сил. Хотя…? Впрочем, решать вам, Борис Викторович?
- План не плох, - одобрил его Савинков. – Теперь я хочу знать, поддержат ли жители Ярославля наших офицеров? Ведь понятно, что с 200 – 300 людьми, пусть даже опытными воинами, нам долго не продержаться. Нужны добровольцы! Как вы считаете, Карл Иванович, наберем мы еще хотя бы 500 добровольцев? – повернулся маленький человек к хозяину квартиры.
Полковника Гоппера не удивил этот вопрос. Латыш, вышедший из крестьянской среды и представленный в 1917 году к генеральскому званию, отличался хорошей деловой хваткой. В последний месяц он умело разыгрывал из себя военного, желающего поступить на службу в Красную армию. Его считали своим в штабе Ярославского военного округа.
- Я пригласил сегодня двух человек – наших опытных агентов, - начал Карл Иванович. – первая из них – дама… Она хорошо знает ситуацию в городе и общается, причем весьма доверительно, со многими руководителями советского Ярославля, Красной армии и даже ВЧК. Второй – работник советского учреждения на селе. Он расскажет, что происходит сейчас в крестьянской среде, в волостях. И насколько готовы крестьяне поддержать восстание! Дама уже ждет нашего приглашения в дальней комнате. Ее зовут Валентина Николаевна Барковская. Она – актриса.
- Барковская? – задумался Савинков. – Знакомая фамилия? Вы уверены, Карл Иванович, что актриса будет полезна в нашем деле?
- Я уверен в ней, как в самом себе! – решительно ответил Гоппер, встав со стула. – Скажу вам больше, господа, что она – наша лучшая разведчица, очень инициативная, талантливая и в военных вопросах разбирается, порой, не хуже кадрового офицера! Она недавно блестяще проявила себя на Дону! Кстати она - дочь русского морского офицера из Севастополя!
Валентина Николаевна Барковская приехала сюда в марте из Москвы, сняла помещения в интимном театре «Ампир», открыла при театре салон женской парфюмерии. Она черпает сведения у советских руководителей и их жен так виртуозно, что мне, как начальнику разведки, порой ничего уже не остается, – он добродушно рассмеялся. - Не так давно она спасла нашу явочную квартиру от чекистов. Потому что начальник губернской ВЧК – теперь ее друг! Да еще каждый месяц передает на нужды нашей организации ощутимую денежную помощь, заработанную, как вы понимаете, в театре.
- Вот как? - заинтересовался маленький человек. – Тогда зовите вашу актрису!
Через некоторое время в комнату, вслед за хозяином квартиры, вошла прекрасная дама лет тридцати трех – тридцати пяти, в роскошной шляпке с перьями и с зонтиком, одетая по последней столичной моде. Ее изящно вышитая кофточка удачно подчеркивала талию. На шее, как и положено по моде – мягкое жабо. Ее бархатная длинная юбка доставала до пола. Это была необыкновенная красавица!
Барковская приветливо улыбнулась Савинкову и Перхурову, которые, как по команде, встали в знак приветствия.
Савинков с интересом разглядывал ее:
Очень приятное, доброжелательное лицо с легкой, обворожительной улыбкой. Взгляд смелый, искренний. Темные волосы, завитые немного под каре. Тонкие изящные губы, нежный подбородок. Роста она была среднего, обладала стройной фигурой. Длинные тонкие пальчики рук выдавали в ней незаурядную творческую натуру.
- Здравствуйте, господа! – нежным уверенным голосом сказала Барковская, присев на стул, предложенный ей Перхуровым.
Савинкову показалось, что где-то он уже видел ее.
- Мы раньше нигде не встречались? – спросил он. – Может быть, в Петрограде?
- Как же, Борис Виктрович, - улыбнулась она приветливо. – Как минимум, дважды…
- Да что вы, сударыня!? Как приятно…, - удивился Савинков. – Где же?
- В «Братстве народов» , в Петрограде в семнадцатом году, - ответила она прямо, без лукавства. – Вы тогда были вместе с Александром Федоровичем Керенским…
Этот ответ вогнал старого революционера в состояние шока. Щеки его от волнения заметно покраснели.
– О, господи, верно! – удивился он. - Что вы там делали, осмелюсь спросить? Кажется, пели нам?
- Да, пела. А потом участвовала в инсценировке…
- Ой, нет! Давайте упустим подробности, - перепугался Савинков, робко взглянув на товарищей, едва улавливавших смысл их разговора.- А второй раз?
- Вы посещали наш эпический театр на Невском! И интересовались курсами публичной риторики.
Полковник Гоппер, сидевший рядом, осторожно рассмеялся в кулак. Многие знали больную проблему Савинкова. Он был никудышный оратор. Когда Борис Викторович начинал выступать перед большой аудиторией – его скрипучий голос звучал неприятно, даже раздражающе…
- Спасибо, достаточно, - прервал ее рассказ маленький человек, и глаза его засветились большим, неподдельным интересом. – Как же вы после таких высоких сфер оказались в Ярославле?
- Большевики объявили наш театр героической метафоры чуждым народу искусством на службе у буржуазии, - просто ответила она. – Поэтому мне и участникам нашей труппы пришлось покинуть столицу и перебраться сюда, в Ярославль. Здесь власти более лояльны к нашему искусству.
- Ваш театр, кажется, называется интимным?
- Да, интимным. В смысле - камерным. Для узкого круга ценителей.
- Вы стойкая женщина! – с восхищением заметил Савинков. – Последовательно продолжаете свое выбранное направление в искусстве.
Лидер партии эсеров слыл всесторонне развитым человеком. Он считался, к тому же, писателем. Кроме статей на политические темы, Савинков писал и рассказы. Его мать была родной сестрой художника Ярошенко.
- Благодарю вас! - ответила актриса.
- Что ж, давайте перейдем к делам нашей организации, в которой вы тоже, к моему удовольствию, состоите, - опомнился он. – Вы общаетесь здесь со многими людьми. Скажите, Валентина Николаевна, в случае удачного начала восстания мы сможем пополнить свои ряды ярославскими добровольцами? Я хочу знать ваше мнение?
Барковская задумалась. Она была очень умной и образованной женщиной. С недавних пор состояла уполномоченным Дома просвещения Ярославского губвоенкомата.
- Полагаю, что Ярославль поддержит восстание! - ответила она твердо. – Всюду здесь я ощущаю искреннюю, глубокую неприязнь к большевикам, к Ленину. Даже среди работников советских учреждений…
- А полк добровольцев мы наберем? – перебил ее лидер «Союза..»
- Конечно, наберете!
- Это очень нас обнадеживает, - обрадовался Савинков. – Что ж, ваш й прогноз соответствует и моим данным, полученным из других источников…, - такие коронные фразы он часто любил вставить в разговор, желая подчеркнуть свою значимость..
- Возможна поддержка всех сословий от дворянства и купечества до рабочих при правильно проведенной агитации, - продолжала Барковская. – Используйте ресурсы левых эсеров и меньшевиков! Хотя, думаю, наибольшую поддержку восстанию окажет городская интеллигенция: юнкера, студенты, кадеты, представители торгово-деловых кругов…
- Согласен! – кивнул маленький человек своим помощникам. – Обратите на это внимание, господа! На нашей стороне должно быть городское большинство. И тут силами одних господ офицеров не справиться. Не отпугните и товарищей-социалистов…
- Мы работаем с ними, Борис Викторович! – ответил Перхуров.
- Похожая ситуация и в Рыбинске, - добавил председатель «Союза…». – Там тоже настроение горожан благоприятствует нашим планам. Собственно, Валентина Николаевна, у меня больше нет к вам вопросов. Вы можете идти. И большое вам спасибо за постоянную денежную помощь нашей ярославской организации от меня лично!
В ответ Барковская улыбнулась и посмотрела на Савинкова задорно, ее прекрасные глаза заблестели.
- Борис Викторович! У меня есть одна идея!..., - сказала женщина, вовсе не собираясь уходить.
- Идея? Какая же?
- Как облегчить работу наших молодцов-офицеров по аресту советских руководителей в день восстания!
Барковская быстро переглянулась с Перхуровым и Гоппером. Те одобрительно кивнули.
- Мы уже обсуждали эту идею с Александром Петровичем и Карлом Ивановичем, - продолжала она четким, красивым голосом, в котором чувствовалась уверенность и самообладание. – Я предлагаю вечером накануне восстания собрать в нашем клубе на Борисоглебской улице советских руководителей. Выманить их под предлогом благотворительного концерта в помощь бойцам Красной армии. После таких выступлений я иногда организую застолья. Пусть будет много шампанского, вина, водки… и мало закуски. Мы им устроим такое красивое представление с песнями и романсами, самыми красивыми девушками из моей труппы, что они точно к полуночи упадут с перепоя. И наутро, как водится, будут никакие… Совсем никакие! Вы их арестуете без особого труда!
Самое главное – риск здесь минимальный! - добавила она. - Ничего особенного. Обычная дружеская попойка…
Савинков посмотрел на актрису с явным восхищением. По выражению лица председателя всем стало понятно, что этот план ему понравился.
- Я всегда приветствовал и приветствую подобного рода инициативы, - согласился он. – Хитрость и неожиданность – залог успеха в нашем деле! Одобряю ваш план, Валентина Николаевна! Побольше бы нам таких смелых, самоотверженных, незаурядных людей, как вы! И мы бы уже давно освободили Россию от большевиков!
Получив одобрение от лидера «Союза защиты Родины и Свободы», женщина стала собираться. Савинков тоже поднялся и поцеловал ей ручку.
- Какая смелая и обаятельная дама! – воскликнул он, когда Барковская ушла в сопровождении хозяина квартиры.
Через некоторое время Карл Иванович вернулся.
- Господа! - сказал он. – С черного хода только что подошел еще один наш агент, Павел Александрович Саврасов, специалист по крестьянским делам. Это бывший торговец из села Диево-Городища, а сейчас работник исполкома Диево-Городищенского волостного Совета. Человек он, на мой взгляд, очень толковый!
- Приглашайте! – распорядился Савинков, взглянув на часы. – Поддержка крестьянства – для нас очень важный вопрос…
И вот в комнату вошел щеголевато одетый среднего роста мужчина лет тридцати пяти. Павел Саврасов обладал вьющимися волосами, серьезным взглядом и очень лучезарной улыбкой. Он был красив.
- Присаживайтесь, Павел Александрович! – сказал Савинков, подав руку товарищу. – Полагаю, вы знаете, кто я?
- Да, конечно! – ответил мужчина, аристократически сложив ногу на ногу. – Думаю, что вас уже знает вся Россия...
Председатель усмехнулся.
- Это, конечно, совсем не хорошо в данных обстоятельствах. Но, уверен, в гриме и с бородой вы бы меня не узнали… Да еще вот в этой крестьянской одежде…
- Простите, но вас выдают манеры, - заметил внимательный ко всему Саврасов.
- Ну, это сейчас…, - возразил Савинков, - а на улице я буду другим. Не узнаете! Уверяю вас!
Наступила небольшая пауза.
– Мне уже сообщили, что вас называют в наших рядах артистом, - продолжал лидер «Союза…». - Это почему, интересно?
- Театр – мое увлечение! - улыбнулся Саврасов. – Раньше я играл главные роли в спектаклях Диево-Городищенской театральной труппы. И сильно в этом деле преуспевал…
- Понятно... Понятно… Расскажите нам, пожалуйста, Павел Александрович, можем ли мы рассчитывать на поддержку крестьян ближних от города волостей в случае успеха ярославского восстания? И, самое главное, пополнят ли крестьяне ряды нашей Северной добровольческой армии?
Павел задумался.
- Крестьяне – сложный народ, - ответил он уклончиво. – Есть предприимчивые капиталистые крестьяне, есть середняки, бедняки… Симпатии богатых крестьян, конечно, не на стороне большевиков. Советская власть скоро может отнять у них все состояние. Многие из них торгуют, имеют свое дело… На поддержку таких крестьян вы рассчитывать можете. Но их не много.
- А как же середняки? – заметил полковник Гоппер, который сам вышел из крестьян. – Как нам привлечь их на свою сторону?
- Вам нужно будет хорошо потрудиться! - ответил Павел, прикидывая что-то в уме. – Продовольственный дефицит, реквизиции, ликвидация свободы торговли – все это идет не в пользу большевиков! Вам нужно направить в села хороших агитаторов, знающих жизнь крестьян, заранее подготовить людей, которые возглавят восстания в каждой волости. И помочь оружием. Но даже при такой подготовке надеяться на быструю поддержку середняков будет сложно. Декрет Совнаркома о земле, нужно признать, очень сильно укрепил авторитет советской власти на селе… А рассчитывать на помощь бедняков в этих условиях и вовсе не придется!
Одним словом, Борис Викторович, поднять на восстание крестьян - очень сложное дело!
- Что ж, ваши доводы весьма разумны, - согласился Савинков. – Мы и не рассчитываем на легкую победу… Вы слышали, Александр Петрович, - обратился он к Перхурову. – Необходимо подготовить опытных агитаторов и направить в села наших людей – эмиссаров!
- Да, Борис Викторович, - записал что-то в своей книжке Перхуров. – Мы уже начали работу в этом направлении. Для организации крестьянского восстания выделен опытный специалист, штабс-капитан Вознесенский. Кстати, эмиссары тоже нашлись! Если память мне не изменяет, нашим руководителем восстания в Диево-Городищенской волости назначен поручик Конов Федор Давыдович. Опытный фронтовик, эсер. Он как раз родом из этого села!
Савинков внимательно посмотрел на «Актера». Услышав фамилию Конов, Павел Саврасов нахмурился, что не ускользнуло от опытного глаза председателя «Союза…».
- Вы знаете этого человека, Павел Александрович? - спросил он.
- Конечно, знаю…
- Что можете сказать о нем?
- Мужик он, конечно, боевой, - поморщился Павел. – Но слишком горяч, невнимателен, плохой аналитик. Как говорится, может запросто наломать дров, если его не контролировать… И авторитет у него в селе весьма сомнительный. Известен как местный хулиган по прозвищу Чухонец. Прозвище, согласитесь, ведь тоже говорит о многом. Не любят у нас в селе таких – не в меру нахрапистых и твердолобых.
- Ну, что ж. Спасибо вам за честный ответ, - задумался Савинков, нахмурившись. – И все-таки Конов известен как активный сторонник нашей партии. А крестьянских активистов у нас, увы, не хватает. Рады любой поддержке. И на фронте он воевал геройски. Кого нам еще послать в Диево-Городище?! Не вас же рассекречивать, Павел Александрович, в конце-то концов… Вы нам еще пригодитесь как свой человек в советских структурах. Пусть пока остается Конов. А там посмотрим…
На том они и расстались.

***
Константин Саврасов проснулся 6 июля довольно поздно. В полутемном коридоре дома Рожкова уже ходили соседи, иногда до его слуха доносился звон рукомойника. День предвещал быть жарким. Но не только в смысле жарких дней июля.
Радостные эмоции переполняли душу теперь уже не мальчика, а мужчины, подпоручика. Война укрепила дух Константина. Пусть даже он ни разу не был на передовой. Вчерашний школяр, выпускник реального училища, Константин, можно сказать, от мамкиной юбки попал в армию. Ему повезло. Окончание реального училища давало право на получение офицерского звания. Константин, конечно, не дворянин, а сын торговца из состоятельных крестьян. Спустя год после начала германской войны остро встал вопрос о кадровом составе армии. И вот он – прапорщик с маленькой звездочкой на погонах при полной военной выправке. Офицер! Затем служба в военном лазарете, в Архангельске. Считай - на противоположном конце от войны. Он работал по снабжению. Архангельск – изумительно прекрасный город! Широкая сизая гладь Северной Двины, несущей свои воды Белое море, прибрежный бульвар с деревянными мостами через овраги и беседками, добрая подруга, дочь дворянина, учившая его английскому языку. Веселые трактиры и чайные, где обедали офицеры. Была война и, как будто, и не было ее совсем…
Константин возвращался в родное село Диево-Городище после роспуска царской армии. Возвращался уже летом – с задержкой. В Ярославле он остановился у Максима Овечкина, своего однокашника по реальному училищу, который работал чертежником в конторе у известного в городе архитектора Саренко. Это красивое, с колоннами, покрашенное в цвет охры здание было построено перед самой войной и находилось на углу Дворянской и Духовской улиц напротив церкви Святого Духа. Максим снимал три комнаты вместе с молодой женой на третьем этаже дома Рожкова, перед самой войной построенного шикарного в золотистой охре здания с колоннами на углу Дворянской и Духовской улиц.
Вообще-то у Константина на Большой Рождественской улице жил родной дядя, Иван Николаевич Саврасов с семьей и очаровательными дочерьми, двоюродными сестрами Надей и Соней. Во время учебы в Ярославском реальном училище юноша жил у них. И к ним, конечно, он собирался сегодня наведаться.
Визит к дяде – это, конечно, хорошо. Но о другом думал сейчас Константин... Как он предстанет перед Валентиной – дамой своей мечты!? Оценит ли она его офицерскую выправку, хорошую физическую подготовку? В Архангельске Костя время даром не терял. Каждое утро поднимал тяжелые гири, а иногда по вечерам ходил в лучший городской гимнастический зал, брал уроки бокса.
В этот день офицер не стал тратить много времени на соблюдение обычных процедур. Быстро встал, оделся и, не желая будить товарища после вечерней выпивки, стремительно спустился по деревянной парадной лестнице на Духовскую улицу. Вот он – свежий, до боли знакомый воздух родного Ярославля! Почти пустая, по-летнему душистая улица! Значит, гуляем сегодня!
До центра города было рукой подать. Но идти туда почему-то не хотелось. Как и на Волжскую набережную, где Константин с Максом и так вчера хорошо отдохнули.
«А махну-ка я по Духовской на Власьевскую и на Которосль! А там и до дома дяди недалече, - решил офицер. - И непременно нужно сегодня посетить клуб частного труда, где он должен увидеть ее - незабываемую Валентину! Но это позже. Ближе к вечеру.
Константин попытался было перейти Дворянскую улицу у церкви Святого Духа. Мечтая о Валентине, он витал где-то в облаках. И едва не угодил под что-то мощное, стальное и тяжелое, на большой скорости пролетевшее мимо него.
«Ба, да это же броневик! – осознал молодой человек, с удивлением провожая металлического монстра, на всех парах мчавшегося к Семеновской площади. – Откуда он здесь взялся? Броневик и наш тихий провинциальный Ярославль – это что-то несовместимое…».
Было еще одно, что вызвало его недоумение. Константин обладал от природы хорошим зрением. Ленточка, привязанная к машине, показалась ему не красной, а коричнево-полосатой, георгиевской.
«Быть такого не может!», – подумал он.
Вдоль лавок с резными парадными дверями, мимо пышных рестораций наш герой направился по Духовской в сторону Которосли. Ничего нового. Обычный утренний, тихий город. Как и до войны. Только власть в нем нынче иная, большевистская.
Как Константин относился к большевикам, он и сам точно не знал? Далекий от политики, молодой человек, все же, в последнее время ощущал наступление больших перемен в обществе, совершенно другой жизни… Но пока все они были приятными для него. Большевики заключили Брестский мир, и он из холодного северного Архангельска, наконец, вернулся на родину. Два года службы – конечно, целая эпоха. Но становиться военным на всю жизнь он не собирался. По своему духу Константин был сугубо гражданским человеком; хорошо рисовал, мечтал стать художником или архитектором, как его однокашник Максим Овечкин. Двадцать три года всего лишь. Впереди – целая жизнь…
А если задуматься – большевики были неприятны Константину Несут какие-то странные, бредовые идеи! Землю отдали крестьянам – хорошо! Но зачем же отказываться от частной собственности, грабить предприимчивых крестьян и торговцев? Эти самые реквизиции! И их вождь Ленин – политический авантюрист… Ну, хорошо - сегодня ты обманул, задобрил крестьян! Прекратил войну! Все устали… Нужна была передышка. Может, поэтому они, большевики, и удержались у власти?! Но дальше-то как? Как они будут управлять страной при помощи бедноты? Темной, неграмотной, часто завистливой… Нет, это бред! Очевидно, что долго они у власти не продержаться!
За такими мыслями Константин сам не заметил, как встретил двух парней с винтовками. Настроение у ребят было приподнятое.
« Наверно, народная милиция?» – подумал он.
Но это была не милиция. Константин опешил: на руках у обоих он сразу заметил широкие ленточки в трехцветный российский флаг. Ну и ну?
Константин в недоумении уставился на этих, совсем еще молодых людей, остановившихся перед ним.
Молодые люди разом рассмеялись.
- Мы – добровольцы, друг! - сказал один, почувствовав его замешательство. – Видишь, – показал он на ленточку. – Это опознавательный знак Ярославского отряда Северной добровольческой армии!
- Какой армии? – не понял молодой офицер.- Откуда вы? Кажется, в Ярославле советская власть?
- Проснись, друг! – ответил один из них, коренастый рыжеволосый парень. - Вчера была советская власть, а сегодня кончилась ко всем чертям! Сегодня по всей России, по всему Поволжью и в Москве она будет полностью сброшена!
- Как? – воскликнул Константин. – А кто же теперь хозяин в Ярославле?
- Наши патриоты, офицеры подняли восстание! – сказал другой, постарше с нескрываемой радостью. - Большевиков в Ярославле больше нет! Все комиссары – арестованы! Ждут суда! А их городской предводитель Закгейм убит!
Константин был не на шутку удивлен. Уж чего-чего, но подобного, да еще в тихом провинциальном Ярославле он никак не ожидал. Ладно там Москва, Петроград, где политическая жизнь бурно бьет ключом. Но у нас?
Как бы отвечая на его вопрос, доброволец, что постарше, добавил:
- Рано утром патриоты подняли восстание, захватили оружейные склады, арестовали всех советских руководителей! Взяли тепленькими, в постелях, – расхохотался он. - Вся милиция перешла на сторону народа! Теперь в городе восстановят старые порядки, какие были до большевиков! Во главе Ярославля теперь полковник Перхуров, кадровый военный с огромным опытом! Это он все и провернул… Вот так, друг! Ты ведь тоже офицер? – заметил он, собираясь идти дальше. - Не теряй времени, вступай в ряды Северной добровольческой армии!
- А где записывают? – опомнился Константин, на которого словно вылили ушат холодной воды.
- На площади Богоявления в гимназии Корсунской! Там у Перхурова теперь штаб! – долетели до него восторженные возгласы добровольцев.
У кинематографа на углу Духовской и Власьевской улиц царило большое оживление. Возбужденные обыватели, до которых дошли уже известия о смене власти в городе, вышли из своих домов, торговцы, раньше других узнавшие новости теперь делились ими со своими друзьями и знакомыми. Разговоров было много, а достоверной информации крайне мало.
- Стреляли? – спросил кто-то.
- Почти нет. Большевиков взяли на своих квартирах. Только в гостинице Кокуева делегаты губернского Съезда советов устроили стрельбу. Но их сразу разоружили наши офицеры! Говорят, обошлось без жертв…
- Как же без жертв!? Председателя исполкома городского Совета Закгейма убили!
- Я тоже слышал! Туда ему и дорога, большевистскому злыдню!
- И нового губернского начальника тоже застрелили! Как его фамилия? Он, кажется, из латышских стрелков.
Фамилии никто не мог вспомнить.
- А Доброхотов где? Тоже арестован?
- Наверно вместе со всеми?
- Дождались! Наконец-то! Есть же бог на свете, есть справедливость!
Люди радостно крестились, некоторые даже целовались.
«Перхуров! Полковник Перхуров!» – звучало повсюду. И в этом имени, казалось, сегодня соединились сам Иисус Христос и архангел Михаил, а с ними все небесное воинство…
Такого народного единства в Ярославле Константин не ощущал уже давно. Последний раз нечто подобное он видел при объявлении войны в августе четырнадцатого года, когда группы патриотически настроенных молодчиков ходили по городу и громили немецкие заведения. Искали немцев повсюду, а те - словно попрятались. Но тогда это было тяжелое единение перед лицом страшной мировой войны. Сейчас же народ буквально плакал от радости. Каждый встречный прохожий каждому встречному теперь был и друг, и брат. Осознание великой радости витало в атмосфере, пропитанной нарастающей июльской жарой и, казалось, вот она – долгожданная свобода!
Недалеко от Театральной площади Константин увидел группу молодых барышень, которые, словно подпрыгивая от радости, раздавали прохожим какие-то листовки.
«Воззвания!» – подумал молодой человек.
Стройные русоволосые красавицы - наверно, гимназистки, летели над тротуарами; где по асфальту, а где по мостовой отсвечивали их изящные кожаные башмачки. От этого всем было так легко и радостно на душе!
Константин шутя чуть было не ухватил одну из них на лету, но она со смехом увернулась от него и бросила ему напоследок только что распечатанный, со свежей типографской краской листочек.
Молодой человек прочитал:

«Обращение к гражданам Ярославля, – было написано в документе. – Граждане, власть большевиков в Ярославской губернии свергнута. Те, кто несколько месяцев назад обманом захватил власть и затем, путем неслыханных насилий и издевательства над здоровой волей народа, держали ее в своих руках, те, кто привели народ к голоду и безработице, восстановили брата на брата, рассеяли по карманам народную казну, теперь сидят в тюрьме и ждут возмездия. Люди, свергнувшие эту власть, имеют своей целью установление форм широкого государственного народоправства. Народное собрание, законно, в нормальных условиях избранное, должно создать основы государственного строя, установить политическую и гражданскую свободы и на точном основании закона закрепить за трудовым крестьянством всю землю в его собственность…»

Были здесь и другие обнадеживающие известия:

«То, что произошло в Ярославле, произошло в тот же день и час по всему Поволжью. Мы действуем вместе с Сибирским и Самарским правительствами и подчиняемся общему главнокомандующему, старому генералу Алексееву. Северной армией командует старый революционер Борис Савинков. Москва окружена теперь тесным кольцом. Еще немного усилий и предатели, засевшие в Кремле, разорившие страну и морящие народ голодом, будут сметены с лица русской земли. Все, кто способен носить оружие, пусть идут в Добровольческую армию. Как триста лет назад наши предки в высоком патриотическом подъему сумели залечить раны растерзанной Родины, так и мы в дружном порыве спасем наш народ от позора, рабства и голода.

Главноначальствующий, командующий Северной Добровольческой армией Ярославского района полковник Перхуров…»

«Как триста лет назад..., - подумал Константин. – Опять наш Ярославль первым среди других городов спасает Россию!»
Глядя на всеобщее ликование, в это охотно верилось.
«Похоже, дни большевиков сочтены, – решил молодой человек. – Сегодня поднялось все Поволжье. Пока он, отставной подпоручик бывшей царской армии, не нюхавший даже пороха и не бывавший на фронте, продрых в постели после вечерней попойки с однокашником по реальному училищу, нашлись благородные люди, истинные патриоты России, которые очистили Ярославль от большевистской заразы. Быть может, сегодня, или, на худой конец, завтра, то же случится и в Москве? А что же он, Константин Саврасов, офицер – так и будет смотреть на все это со стороны? Нет, такое, определенно, предосудительно! Не может так поступить Константин Саврасов в этот решающий, роковой для России час! Иначе потом перед людьми стыдно будет. Где ты провел ярославское восстание? В трактире или в кабаке?
«Пойду-ка я к гимназии Корсунской – штабу восстания! – твердо решил Константин. – Запишусь в добровольцы, пока другие все не сделали за меня. Военную выучку все же я имею. Знаю, как пользоваться винтовкой, револьвером и пулеметом «Максим». Авось пригожусь…?!»
На площади у Волковского театра и на Большой линии у новых торговых рядов было многолюдно. Эта часть города раньше других просыпалась и здесь начиналась оживленная торговля. Сегодня народ не столько торговал, сколько митинговал. Константин заметил несколько парней с винтовками и с такими же повязками в цвет российского торгового флага, которые он видел уже на Духовской улице.
Возле известного злачного места - трактира с многообещающим заудалым названием «Пивнов» добровольцы агитировали торговцев поддержать восстание. Рядом стоял рослый поручик. Похоже, фронтовик. Фронтовиков Константин узнавал сразу. Их выдавала неторопливость, сдержанная деловитость, уверенность в себе. Одним словом, фронтовиков узнавали по характеру.
- Все это пока одна лишь свистопляска, а война – дело серьезное, - напористо сказал поручик одному чересчур резвому добровольцу. – Сотня офицеров сейчас удерживают власть в городе. А что дальше? Как поведут себя рабочие окраины, 1-й Советский полк? Вы хоть понимаете, что произойдет, если солдаты поддержат большевиков? Мало никому не покажется. Особенно тебе! Как бы ты не описался в штаны от страха, если, не дай бог, настоящая война начнется…
Но опасения опытного бойца, похоже, в этот час никто не хотел воспринимать серьезно.
- Ничего, браток, - сказал один из добровольцев, судя по выправке, тоже фронтовик. – До войны дело не дойдет. Главное – решительность! Сейчас одним махом поднялось все Поволжье! Вся Сибирь еще вчера поднялась! Нами руководит «Комуч». На севере – союзники. Большевикам теперь и опомниться не дадут! Быстро прижмем к ногтю! За дело взялись опытные офицеры! Видите, как быстро взяли весь Ярославль!
- Так уж и весь? – крикнул кто-то из толпы зевак.
Доброволец, которого минуту назад спорил с фронтовиком, деловито развел руками:
- Весь город, вроде бы, под нашим контролем. Лидеры большевиков арестованы. Вот только бандит Доброхотов, главный лидер большевиков куда-то бежал. Говорят, в одних подштанниках…
В ответ раздался громкий хохот.
- А Закгейм, ребята, - продолжал тот же красноречивый парень. – Наши рассказывали, что когда его выводили на расстрел – он весь трясся от страха, стоял на коленях, молил о пощаде…
- Хм-м, - усмехнулся поручик-фронтовик. – Вот тебя поставь к стенке – не то еще запоешь…
- Ну и как, грохнули Закгейма? – спросили стоявшие рядом торговцы.
- Грохнули где-то на Рождественской. Даже судить его не захотели. Слишком сильна ненависть русских людей к таким вот предателям России! Так и лежит он где-то в канаве, жидяра…
- Ну, это зря, - заметил кто-то. – Мы все-таки не большевики, чтобы так сразу, без суда к стенке ставить. Я знал этого Закгейма. Он часовщик. Часы ему как-то относил. С виду ничего, тихий дядечка. И с юмором у него все в порядке. Я его не оправдываю, конечно. Он все равно враг. Ждал своего часа, как таракан за печкой. На весь город не много нашлось таких вот, как он…
- Давить надо этих гадов! – раздался с высоты, со второго этажа громогласный, немного хрипловатый голос. Это сам купец Пивнов вышел на балкон своего трактира. Сразу улица наполнилась запахом спирта и перегара. – Читал, спрашиваю!?
Пивнова, определенно, качало из стороны в сторону.
– Эта гнида Закгейм неплохо умел выуживать у нас деньги на нужды горсовета. А попробуй, не дай! Тут же приедет русский бандит Доброхотов на автомобиле с красногвардейцами. Умели они обирать честных граждан… Скажу я вам, мужики, – дерьмо они оба! Доброхотов в моем трактире частенько с девками кутил. И хвастал, подлюга, под пьяную дудочку – я скоро самого Пастухова догоню, железного короля России! Вот вам их принципы, вот вам их советская власть!
- А как он дом Дунаева обобрал! – поддакнул кто-то.
- Антихристы! – заорал Пивнов. – Продали Россию! Душить! Душить! Душить! Вот этими собственными руками… всех большевиков задушу!
При последних словах лицо Пивнова наполнилось кровью, правую руку он сжал в кулак.
«Вот он – кулак русский, неистовый, порой - злобный…», - подумал Константин.
- А что вы думаете, не душил, – продолжал Пивнов, переваливаясь и покачиваясь, держа одну руку на ограждении балкона. – Они у нас, значит, честно нажитое отбирать будут, а мы им блинчиков с русской водочкой да на тарелочке и с огурчиками… На коси – выкуси! Не выйдет! Признаюсь, братцы, грешен! Сегодня поутру лично, этими собственными руками бил я Нахимсона у Бристоля! А потом добивал вот этими собственными ногами! И как люто бил! Аж самому страшно… Все-таки, ведь православный же я человек… Убили мы его, этого губернского комиссара, одним словом!
- Ну и поделом ему! – раздались голоса одобрения. - Не переживай, Иван Карпыч, божья, видать это воля! Кто-то из них и ответить должен был за все злодеяния…
- Эх! - махнул рукой Пивнов, неожиданно воспрянув духом. – Божья воля! Она самая! Эх, народ православный! Гулять, так гулять! По такому случаю угощаю я всех здесь собравшихся! А добровольцев – вдвойне! Милости прошу в мой трактир!
После этих слов почти все участники бурной дискуссии направились в трактир к Пивнову. А Константин решил записаться в Ярославский отряд Северной добровольческой армии и свернул к площади Богоявления.
Здесь в женской гимназии Корсунской теперь находился штаб восстания! У парадного крыльца длинного трехэтажного здания напротив церкви Богоявления в этот час собралась большая людская толпа. При входе дежурили добровольцы и офицеры. Те самые бравые офицеры, которые несколько часов назад освободили город от ненавистной многим власти большевиков.
- Перхуров! Перхуров! – то и дело скандировала толпа. Задние ряды нажимали на передние. Всем хотелось быть поближе к штабу, где вершились важные для города и всей страны события.
Константин заметил, что здесь же, у крыльца, два офицера на вынесенных из аудитории партах записывали добровольцев. Он тоже встал в очередь. Поток желающих записаться, похоже, в эти часы был огромен. К столикам тянулись длинные очереди…
- Перхуров! – вновь раздались возгласы ликования.
На крики людей из здания вышел молодой адъютант.
- Друзья, успокойтесь, - сказал он, - Сейчас с вами будет говорить полковник Перхуров!
Действительно, тотчас же раскрылась широкая дверь, и к толпе собравшихся горожан, чуть жмурясь от наступающего июльского солнца, вышел высокий и худой человек с длинными усами, одетый в военную форму с офицерским планшетом в руке. На его плечах блестели полковничьи погоны.
- Благодарю вас, граждане Ярославля, за поддержку! - сказал он. – Какова ситуация на этот час!? Город находится почти под полным нашим контролем. Почему почти? Не ясно, какое решение примет 1-й Советский полк? Мы предложили им сдать оружие или присоединиться к народу! Направлены два офицера для ведения переговоров с командиром полка. Тот пока заявил, что они будут соблюдать нейтралитет. Очень надеюсь на это! В нескольких местах идет запись добровольцев! Все зависит сейчас от наших решительных действий, от вашей поддержки, друзья!
- А что советская милиция? – крикнул какой-то мужчина.
Перхуров иронично улыбнулся.
- Вся советская милиция Ярославля в полном составе добровольно перешла в наше подчинение!
-Ура! Пер-ху-ров! – понеслись со всех сторон возгласы ликования.
- В том числе конный отряд и бронедивизион…, - продолжал полковник своим громким неторопливым голосом. – Утром мы взяли артиллерийские склады и старый арсенал. Теперь у нас много оружия! Так что записывайтесь в Ярославский отряд Северной добровольческой армии!
- А как рабочие окраины? Они вас поддержат? И арестован ли Доброхотов? – спросил другой мужчина. Вероятно – из рабочих.
- Большая мануфактура находится под нашим контролем! Туда послан отряд полковника Злуницына! - невозмутимо ответил Перхуров. – А вот одному из предводителей большевиков, Николаю Доброхотову, действительно удалось пока бежать от возмездия. Но мы найдем его!
- Это правда, что сегодня восстали многие города Поволжья?
- Полагаю, что да! Но за всех ответить я не могу. Отвечаю пока только за Ярославль.
Дождитесь вечера! Там многое уже прояснится…
- Началось ли восстание в Москве?
- Должно начаться вот-вот… Есть надежда на победу! Подождем…
- Как будет осуществляться снабжение города продовольствием во время восстания? – задал кто-то вопрос.
- Надеюсь, этого не понадобится…, - улыбнулся Перхуров. – Но на всякий случай я ввел должность начальника продовольственного отряда. Вот эта милая дама, - показал он на одну приятную женщину в широкой шляпе, стоявшую за ним на крыльце, Валентина Николаевна Барковская будет отвечать за провиант!
Константин взглянул на эту даму, очаровательную брюнетку, и неистовый огонь вспыхнул в его сердце.
- Валентина!… - прошептал он. – Вот и встретились.