Император Наполеон I, отторгнув польские области в 1807 г. от Пруссии и в 1809 г. от Австрии, создал Герцогство Варшавское. Поляки принимали большое участие в 1812 г. в войне французов против России. Решением Венского конгресса земли эти, за исключением области Познанской, Галиции и Кракова, вошли в нераздельный состав Российской Империи. Император Александр мог подчинить Царство Польское общим законам Империи, но, в порядке великодушия, он Учредительной хартией 12 декабря 1815 г. предоставил ему особенный порядок управления. Учреждены были им Сенат, составленный из епископов, воевод и каштелянов, назначаемых Государем пожизненно, и Сейм, составленный из депутатов от дворянства и общин. Законы получали силу только по принятию их обеими палатами и утверждению Государем. Во главе Правительственного Сената из пяти назначаемых монархом министров стоял царский наместник. Последним был назначен старинный враг России, генерал Зайончек, принимавший участие в восстании Костюшки и наполеоновских войнах, но отличавшийся благородством и оценивший великодушие Государя. Польской армией начальствовал Цесаревич Константин Павлович, ее очень любивший и сделавший для нее много. Представителем России был императорский комиссар, заседавший в Правительственном Совете. Таковым был известный сподвижник первых годов царствования Ими. Александра I Н. Н. Новосильцев.

Бедная в 1815 г. Польша, под скипетром Императора Александра обратилась в благоустроенное, сильное и цветущее государство. Особенно много сделал в этом отношении министр финансов (с 1821 г.) князь Франциск-Ксаверий Друцкой-Любецкий (1779 - 1846), уроженец Гродненской губ., воспитывавшийся в С.-Петербурге в Сухопутном кадетском корпусе, принимавший участие в итальянском походе Суворова. Он привел в порядок всегда ранее разрозненные финансы Польши, наладил школьное дело, создал польскую промышленность (напр. Жирардовскую фабрику), оживил торговлю и проч. Наряду с довольной массой народа, нашлись, однако, люди, мечтавшие не только о полной независимости Польши, но и о возвращении ей тех русских земель, которыми она завладевала с конца XIII в. и начала утрачивать с середины XVII в. Император Александр I, при открытии третьего сейма в 1825 г., должен был призвать поляков к благоразумию. Были поляки среди декабристов.

Император Николай I, как упоминалось в первом очерке, не любил поляков. Но верный долгу во всем, он свято исполнял свои обязанности польского короля. Выше указывалось на отправку им из Варны военных трофеев в Варшаву. Венчавшись на царство в Москве, он решился, как польский король, короноваться в Варшаве.

Государь 5 мая 1829 г. совершил торжественный въезд в Варшаву. Примас, окруженный прочим католическим духовенством, ожидал Государя на паперти церкви францисканцев. Выслушав молитву, Император Николай принял святую воду. 12/24 мая совершен был обряд коронования в королевском замке, в зале сената. После молитвы архиепископа Государь возложил на себя корону, надел порфиру, украсил цепью ордена Белого Орла Императрицу и принял в руки державу и скипетр. «Vivat rex in aeterum» («Да здравствует вечно король» (лат.)), - произнес троекратно примас. Присутствовашие поляки не повторяли этого возгласа, что произвело тяжелое впечатление. Потом, некоторые оправдывались, говоря, что об этом не предупредили. После этого Государь отбыл в собор св. Иоанна (Яна), где католическим духовенством был отслужен благодарственный молебен. Группа заговорщиков задумала произвести покушение на жизнь Государя, но это им не удалось вследствие вовремя принятых мер.

Гр. Бенкендорф записывал в дневнике в тот же день: «Возвратившись во внутренние комнаты, Государь послал за мной. При виде моего духовного смущения он не скрыл и своего. Он принес присягу с чистыми помыслами и с твердою решимостью свято ее соблюдать. Рыцарское его сердце всегда чуждалось всякой затаенной мысли».

Из Варшавы Государь неожиданно решил проехать в Берлин, куда должна была ехать к отцу только Императрица. Король Фридрих-Вильгельм III был поражен, когда вместе с дочерью 25 мая (6 июня) во Фридрихсвальде прибыл и Государь.

«Весть об этом, - пишет Бенкендорф, - вскоре достигла Берлина, и весь город поднялся на ноги и побежал ко дворцу, все поздравляли друг друга, кричали и толпились на улицах: казалось Пруссию посетило какое-то неожиданное счастие... Общий крик радости приветствовал короля, Императора и Императрицу, при входе их во дворец, и перешел почти в неистовый вопль, когда король показался на балконе, держа за руку своего маленького внука, Наследника русского престола».

В Берлине в это время готовились к встрече невесты брата Императрицы (будущего императора Вильгельма I), принцессы Августы Саксен-Веймарской, дочери Вел. кн. Марии Павловны и племянницы Государя.

Проехав на обратном пути через Варшаву, Государь выехал 13/25 июня в Красностав. За станцию до Пулав - рассказывал гр. Бенкендорф - к Государю явился какой-то человек во фраке с приглашением от княгини Чарторижской, матери кн. Адама, остановиться у нее в Пулавском замке. «Такой странный образ приглашения, - писал Бенкендорф, - побудил Государя к отказу, выраженному, впрочем, в вежливых формах. Против самых Пулав надо было переезжать Вислу на пароме. Мы увидели, что на противоположном берегу стоит много людей, и когда переехали реку, то княгиня сама подошла повторить свое приглашение. Государь, стоя, несмотря на палящие лучи солнца, без фуражки, извинялся тем, что не может медлить в пути, так как Цесаревич ожидает его на ночлег. Старуха, которая имела вид настоящей сказочной ведьмы, продолжала настаивать и на повторенный отказ сказала: «Ах! вы меня жестоко огорчили, и не прощу вам этого вовек». Государь поклонился и уехал». Некоторые говорили, что этот случай повлиял на развязку польских дел в революционном смысле.

Сам Государь передавал, что во время коронации в Варшаве княгиня Чарторижская не появилась на торжествах, хотя сын ее, кн. Адам, проживавший в Варшаве, был возведен в обер-камергерское достоинство. Поэтому при встрече у парома Государь сказал ей, что пригласи она его в Варшаве, он, может быть, «нашел бы еще время доставить ей это удовольствие».

Государь 23 июня 1829 г. впервые, как Император, посетил Киев, в котором не был с 1816 г. Прибыв вечером, он прямо подъехал к Лавре, где его ожидал митрополит Евгений с братией. В это время в обители находилось очень много богомольцев. На литургии он был в Софийском соборе; поклонялся св. мощам Печерских угодников. Во время пребывания в Киеве он посещал и другие храмы, осматривал общественные учреждения, крепостные сооружения. Текущие дела шли без задержки. Курьеры ежедневно привозили дела и доклады. Государь ложился спать не ранее трех часов утра, рассмотрев все поступившие дела. Успевал он писать подробные письма Императрице и прочитывать донесения о ходе уроков детей.

***

Во второй половине 1829 г. выехал в Россию персидский принц Хозрев-Мирза для выражения сожаления деда своего, шаха Фет-Али, по поводу убийства А. С. Грибоедова. От Тифлиса его сопровождал генерал-лейтенант барон П. Я. Рененкампф-2, к которому присоединился в Новгороде генерал П. П. Сухтелен, состоявший при нем все время пребывания его в России. Принцу оказан был отличный прием в Москве, Новгороде и Царском Селе. В С.-Петербурге ему отведено было помещение в Таврическом дворце. В комнатах были разложены ковры и поставлены особые диваны. Помещен был портрет отца принца Аббас-Мирзы. Пищу готовили приглашенные для этого татары-шииты.

10/22 августа принц был торжественно принят в Георгиевском зале Зимнего дворца. Государь с Императрицей стояли на ступеньках, ведущих к трону. Обер-церемонимейстер ввел молодого принца с его свитой и, после трех поклонов, Хозрев-Мирза с видимым волнением произнес следующее: «Его Величество, августейший дед мой, шах персидский, отправил меня к Вашему Императорскому Величеству для уверения в прочности мира между обеими высокими державами и в непричастности персидского правительства в случившемся несчастном происшествии, которое желает он, дабы Ваше Императорское Величество соблаговолили предать совершенному забвению. С моей стороны горжусь я столь великою честию, что удостоился представиться Вашему Императорскому Величеству, почитая себя совершенно счастливым, что сей выбор его величества шаха преимущественно пал на меня из всех его сыновей и внуков». Грамоту шаха принц подал Государю, который передал ее вице-канцлеру гр. Нессельроде, который огласил ответ шаху, написанный в самых дружественных и успокоительных заверениях.

Принц и в дальнейшем по повелению Государя, окружен был вниманием и осыпан подарками.

Генерал-адъютант гр. Бенкендорф 18 октября 1829г. писал графу Дибичу «Благодаря вашим победам и мудрым распоряжениям, которые привели к ним, мы наслаждаемся здесь истинною радостью, в целой Европе - внушительным положением, а внутри - спокойствием и доверием к правительству, которые могут привести лишь к хорошим результатам. Теперь мы свободны от каких бы то ни было помех, сильнее более чем когда бы то ни было в мнении всех народов; ничто не мешает отдаться последовательным улучшениям, новым реформам, в которых нуждается Россия. Это будет прекрасным плодом четырех лет войны и напряжения, которыми началось царствование нашего повелителя. Он также мало отступит перед административными трудностями, как и перед трудностями войны; он не встретит в этой области деятелей столь блестящих, столь быстрых в действии, как «Забалканские» и «Эриванские», но раз эти трудности будут побеждены, он извлечет из них славу, столь же блестящую и еще более полезную для своих многочисленных подданных».

Действительно казалось, что в Европе наступило затишье, дававшее Государю возможность посвятить себя внутренним делам расширившейся Империи. Но начавшееся в июле 1830 г. революционное движение во Франции, перебросившееся и в другие страны и заразившее поляков, заставило Государя снова заниматься внешними делами.

***

Начало 1830 г. было еще спокойным. В ночь на 7 марта Государь неожиданно прибыл из Новгорода в Москву. В два часа коляска царская остановилась у Кремлевского дворца. Бенкендорф так описывает это событие в дневнике:

«И там и в целом городе все, разумеется, спали, и появление наше представилось разбуженной придворной прислуге настоящим сновидением. С трудом можно было допроситься свечи, чтобы осветить Государеву комнату. Он тотчас пошел без огня в придворную церковь помолиться Богу и по возвращении оттуда, отдав мне приказания для следующего дня, прилег на диване. Я послал за обер-полицмейстером, который прискакал напуганный моим неожиданным приездом, и совершенно остолбенел, когда услышал, что под моей комнатой почивает Государь... В 8 ч. утра (7 марта) я велел поднять на дворце Императорский флаг, и вслед затем кремлевские колокола возвестили москвичам прибытие к ним Царя». Вскоре дворцовая площадь была полна волнующимся народом.

«В 11ч. Государь вышел из дворца пешком в Успенский собор, все головы обнажились, загремело многотысячное «ура», и толпа до того сгустилась, что генерал-губернатор кн. Д. В. Голицын и я насилу могли следовать за Государем, да и сам он при всех усилиях народа раздаваться перед ним едва мог продвинуться вперед. Только на какой-нибудь аршин очищалось вокруг него место; он беспрестанно останавливался и, чтобы пройти двести шагов, разделяющих дворец от собора, употребил, конечно, десять минут. На паперти ожидали его митрополит Филарет и духовенство с крестами; при виде их народные клики тотчас замолкли...»

Государь посещал в Москве общественные заведения, училища, госпитали, принимал купцов и фабрикантов и осматривал мануфактурную промышленность, все более развивавшуюся в Москве. Пробыв в Первопрестольной пять дней, Государь 12 марта в полночь сел в сани и через 38 часов, промчавшись 700 верст, был в Зимнем Дворце.

***

Строгий блюститель законности, Император Николай I считал себя обязанным собрать польский сейм. В этом он не находил сочувствие со стороны старшего брата, стоявшего во главе польской армии. Вел. кн. Константин называл сейм «нелепой шуткой». Возражая ему, Государь говорил: «Мы существуем для упорядочения общественной свободы и для подавления злоупотребления ею».

В мае 1830 г. Государь прибыл в Варшаву, где 16/28 открыт был первый в его царствовании сейм. Открывая сейм, Государь сказал:

«Пять лет протекло со времени вашего последнего собрания. Причины, не зависевшие от моей воли, помешали мне созвать вас раньше; но причины этого запоздания, к счастью, миновали, и сегодня я с удовольствием вижу себя окруженным представителями народа. В этот промежуток времени Божественному Провидению угодно было отозвать к Себе восстановителя вашего отечества; вы все почувствовали великое значение этой утраты и поэтому ощутили глубокую печаль: Сенат, истолкователь ваших чувств, выразил мне желание увековечить воспоминание о благороднейших добродетелях и о глубокой благодарности. Все поляки призваны содействовать сооружению памятника, предположения о котором будут вам представлены. Всемогущий благословил наше оружие в двух войнах, которые Империя только что должна была вести. Польше не пришлось нести их тягостей; однако она пользуется выгодами, которые явились следствием их, благодаря тому братству в славе и интересах, которое связуется отныне с ее неразрывным единением с Россией. Польская армия не приняла активного участия в войне; мое доверие указало ей другой пост, не менее важный; она составляла авангард армии, долженствовавшей охранять безопасность Империи... Беспрерывно возрастающее развитие промышленности, расширение внешней торговли, увеличение обмена продуктами между Польшей и Россией являются несомненными выгодами, которыми вы уже пользуетесь в настоящую минуту и которые в то же время дают вам уверенность в непрерывном возрастании вашего благосостояния... Представители польского народа! Выполняя во всем объеме 45-ю статью конституционной хартии (т. е. коронацию в Варшаве), я дал вам залог моих намерений. Теперь ваше дело упрочить творение восстановителя вашего отечества, пользуясь с умеренностью и благоразумием правами, которые он даровал вам. Пусть спокойствие и единение сопутствуют вашим занятиям!»

Во время работ сейма Государь отсутствовал, дабы ни в какой мере не влиять на ход его занятий. Вернувшись к закрытию сейма, он, конституционный король Польши, произнес в заседании его 16/ 28 июня заключительное слово, законченное словами: «Хотя и находясь вдали от вас, я всегда буду стоять на страже вашего истинного счастья». Обращения Государя произносились на французском языке.