Приобрести книгу в нашем магазине: http://www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15569/
Заказы можно также присылать на е-мэйл: orders@traditciya.ru

Судьба подарила мне встречи со многими видными людьми, учеными и общественными деятелями мирового уровня, и к их портретам, уже описанным в многочисленных статьях и книгах, мне хотелось бы доба­вить лишь некоторые штрихи, особенно запомнившиеся.

Из моих старших друзей и коллег в первую очередь вспоминаю про­фессора Тимошенко.

Высокий, стройный, худощавый, весь в движении, несмотря на нема­лые года, - ведь еще в 1900 году он написал замечательную книгу «Теория эластичности строительных материалов», используемую в качестве учеб­ника во многих странах.

Несчастье России лишило родной земли и доктора Тимошенко. Попал он в Америке в университет штата Иллинойс. Любопытным было его знакомство с университетом. «Нет мест, - встретил Тимошенко декан Школы инженеров университета. - Даже для инструктора. Но вот, может быть, в лаборатории строительных материалов... Пойдите к заведующе­му и скажите, что будете заниматься научными исследованиями». Моло­дой зав. лабораторией встретил Тимошенко вопросом: «Чем могу быть полезен?» «Я к Вам назначен проводить научные исследования...» «Очень кстати. Нам очень нужен человек - вот тут надо убрать материалы, здесь почистить, это сложить в другом месте, эти бетонные куски убрать куда-нибудь с глаз долой...» «Но позвольте! Я назначен к Вам проводить науч­ные исследования. Я доктор инженерных наук, профессор, Вы должны знать мою книгу «Теория эластичности строительных материалов», она переведена на многие языки...» «А нам надо почистить лабораторию», - перебил профессора юный заведующий и, развернувшись, ушел.

Тимошенко пошел к декану и доложил о первом знакомстве с лабора­торией. Тот вызвал зав. лабораторией. О содержании их беседы профес­сор не знал, но после разговора он получил возможность заняться научной работой.

Семья Тимошенко была довольно известна в США. Его сын возглав­лял отдел электроники в университете штата Коннектикут. Племянник также служил в университете агрономом. Профессор рассказал, что во время их встречи в доме сына в Коннектикуте, племянник стал говорить, что он украинец, а не русский, и что русские угнетали украинцев. Тимо­шенко выгнал его из дому и наказал больше на глаза ему не показываться.

Проф. Тимошенко часто приезжал в Нью-Йорк, приходил в мою лабораторию, встречался с проф. Б. А. Бахметьевым, который любил поспорить о политике. Бахметьев был последним русским посланником в США /при Керенском/, принадлежал к партии кадетов. Тимошенко не примыкал ни к каким партиям и считал себя патриотом России в том состоянии, в каком она расцвела под скипетром самодержцев. Постепен­но Тимошенко завоевал признание в Америке, стал главой большой ла­боратории и в содружестве с ассистентами написал еще две хороших книги по теории эластичности строительных материалов. Закончил свою карь­еру в должности декана Статфордского университета школы инженеров в Калифорнии.

...Профессор Карелиц успел покинуть СССР до второй войны. В Ленинграде он записался кочегаром на наливной пароход, шедший под флагом Панамы. Записался под псевдонимом. Он и сам с трудом верил, что ему удалось улизнуть от проверок НКВД. Когда разговаривал с капитаном, то робко заметил, что знаком немного с машинами (Карелиц - всемирно известный специалист в области машинных смазочных материалов). Капитан сказал: «Олл райт. Но лучше тебе быть кочега­ром». Кочегаром, так кочегаром - и Карелиц стал лопатой бросать уголь в топку. Посреди океана что-то случилось с корабельным двига­телем. Никто из механиков не мог разобраться. Тут и показал себя Карелиц, не только точно поставив диагноз поломки, но и собственноруч­но устранив ее. Пришлось ему отвечать на расспросы, кто он? В Америку приплыл не кочегаром Жоржем, а господином Жоржем. В США без особого труда получил работу - сперва в армии, а затем на факультете механики школы инженеров Колумбийского университета. Проф. Каре­лиц собрал богатейшую библиотеку научной литературы в области ма­шинно-смазочных материалов. Он был чисто русским человеком, чрезвычайно отзывчивым, помогая устраиваться в жизни многим бедст­вующим людям. Таким, как профессора Тимошенко, Игнатьев, Колупайло и др.

...С трогательной любовью вспоминаю моего друга, знаменитого летчика, ближайшего сотрудника Сикорского и Северского - Бориса Васильевича Сергиевского. За храбрость в Первую мировую войну он получил крестик Св. Георгия VI был в России испытателем военных самолетов, В США во второй половине 1920-х годов вошел в извест­ную компанию Сикорского по строительству самолетов в качестве испытателя.

В Нью-Йорке в то время образовалась первая казачья станица. Каза­ки сбросились и купили акции корпорации «Сикорский и КО». Поэтому с казаками и Сикорский и Сергиевский общались довольно часто. В даль­нейшем Сергиевский стал испытателем аэропланов военного ведомства США и летчиком «по особым поручениям». Так, в частности, он возил принца Эдуарда из Англии в США и обратно.

Мы сблизились с ним на почве национальной работы. Сергиевский был последовательным патриотом России, помогая русским летчикам во всем мире. Вместе с князем С.С. Белосельским-Белозерским он органи­зовал «общий котел» - благотворительный фонд помощи нуждающимся русским людям. Большую часть своих денег Сергиевский вкладывал в «общий котел».

С Сергиевским мне пришлось как-то выступать на конференции американской республиканской партии, протестуя против попыток пол­итиков считать единым русское и советское.

Кроме того, капитан Сергиевский содержал церковь и Храм Христа Спасителя в Нью-Йорке совместно с Б. А. Бахметьевым. Одно время он был председателем Общества помощи русским инвалидам (Белым вои­нам) и после его ухода этот пост унаследовал я.

По американским законам каждый летчик-испытатель должен вер­нуть свою лицензию на право управлять аэропланом по достижении 60 лег. Капитан Сергиевский был чуть ли не единственным исключением, продолжая летать и тогда, когда ему перевалило за 70. К Донскому войску Б.В. был приписан с 1918 года. Был женат на г-же Блюминдейл - пред­ставительнице одного из богатейших семейств США. Это была на редкость счастливая пара. Госпожа Сергиевская умерла вскоре после смерти Бориса Васильевича.

...В 1949 году я познакомился с доктором Ядовым. Он жил до револю­ции в Ростове-на-Дону, участвовал в Белой борьбе, попал во Францию, там учился и получил диплом доктора физики и математики. После Второй войны приехал в Америку с женой и дочерью. К сожалению, он не прожил долго - умер от рака легких. С ним я сотрудничал несколько лет. Он сделал немало практических открытий, в частности, - светящийся порошок, не имевший в составе фосфор, динамический «носок» и др.

К сожалению, несмотря на видимый практический эффект, эти изо­бретения не были внедрены в производство - европейские рынки были пусты, и производители не интересовались новыми изобретениями. Воен­ный бюджет был сокращен. В США существует закон «давности»: всякий патент действителен в течение 17 лет, и в этот срок никто не может пользоваться изобретением, кроме самого изобретателя. Он волен прода­вать его, эксплуатировать и прочее. После 17 лет каждый может исполь­зовать данное открытие как ему вздумается. Одна компания, правда, заинтересовалась светящимся порошком - она хотела использовать его в масляных красках. Был прислан контракт, по которому мы должны были передать компании все данные, необходимые для производства порошка. Мы не подписали этот контракт, так как компания собиралась делать порошок без нашего участия. Через пару дней мы получили другой контр­акт, в котором их право производить порошок было замаскировано, до­бавлено внизу мелким шрифтом, как-бы случайно... Понятно, что и этот контракт был нами отвергнут.

...В период 1949-54 гг. я ввел в Нью-Йоркскую академию наук изве­стного инженера по постройке подвесных мостов проф. Д.Б. Стеймана. Давид был очень интересный профессор, он написал пару книг о подвес­ных мостах. О нем можно много рассказывать, приведу лишь два эпизода. Как-то был большой обед в его честь в Академии наук. После обеда к нему подошла красивая молодая дама и сказала: «Я восхищаюсь Вашими мос­тами. Они очень гармоничны, легки, красивы». Стейман смотрел на нее в упор и, видимо, плохо слышал, что она говорила, поскольку его внима­ние было поглощено ее красивой фигурой. Особенно привлекало его платье. Спина женщины была совершенно открыта, а спереди платье прикрывало только грудь. В его взгляде можно было прочитать удивление: «Интересно, как держится это платье?» Не было никаких подвязок. Наконец, неловко стало и даме: «Что вы смотрите так пристально на меня, доктор Стейман?» «Простите, но я не могу понять, - ответил он. - Как держится ваше платье?» «Оно подвешено, - рассмеялась дама. - Совсем как ваши мосты...»

...Много наших соотечественников после II Мировой войны из Евро­пы и особенно с Балкон перебрались в Америку. Так, прибыл в США доктор Вячеслав Сигизмундович Жардецкий с женой Татьяной Федоров­ной и сыном Олегом. Татьяна Федоровна нашла работу у одной амери­канки, а В. С. я постарался устроить профессором в Манхэттенский колледж в школу инженеров, а он уже сам попутно устроился в Колум­бийском университете в отделе геологии, где и написал интересную книгу о зарождении и распространении сейсмических волн. В последствии В. С. редактировал один из самых серьезных научных журналов «Трансекция геофизического Общества». Вячеслав Сигизмундович преподавал физи­ку и математику, а до войны был президентом Университета города Грасс и Австрии.

...Очень интересной была моя встреча с генералом графом В. Н. Ипатьевым - известным химиком. В России он служил в Академии Гене­рального штаба. Некоторое время трудился и при Советах, находясь под бдительным присмотром неграмотных кухарки и дворника. В лаборато­рии им командовал также «ученый» в кожаной куртке и с наганом. Пы­таясь наладить отношения с новой властью, профессор пару раз говорил своему новому руководителю, что он открыл способ улучшить качество горючего, на что комиссар отвечал: «А ты покажь, че сделал. А ежели ты только болтаешь о том, а показать мне не могеш, то и не болтай, а делай, что тебе приказано».

Показывать профессор не стал. И говорить о науке с новой властью прекратил. В каком-то году в Англии был международный конгресс хи­миков и физиков. Советы разрешили графу Ипатьеву представлять со­ветскую науку. Он и жена получили паспорта и поехали в Лондон, да так быстро ехали от советской границы, что попали в Америку. Многие от­крытия генерала Ипатьева были патентованы в США, ему была предо­ставлена лаборатория в Нортвестернском университете. В Америке он жил обеспечено, и даже оставил из своих средств стипендию способному студенту-химику, желающему получить докторскую степень. В тексте благодарственной грамоты, полученной проф. Ипатьевым от американ­ского общества химиков есть такие слова: «Ваши изыскания дали возмож­ность нашим бомбометам окончить войну в короткий срок с малыми жертвами».

...Кажется, в 1950 году прибыл в Америку доктор Иван Иосифович Москвитинов. В России он был единственным крупным специалистом по гидравлике, сотрудничая с профессором Б.А. Бахметьевым в Институте путей сообщения. Каждый день в совдепии ожидал он разного рода пако­стей. Но человек был тихий, незаметный и потому назначили его возгла­вить отдел электрификации коммунального хозяйства г. Москвы. Когда немцы подходили к Смоленску, Москвитинов ухитрился попасть к ним в плен. Оттуда направился в Прагу и был в числе тех, кто подписал Декла­рацию освобождения России вместе с генералом Власовым.

Большевикам Москвитова не выдали. Спас его бывший министр про­свещения Литвы и ее последний президент Стефан Колупайло, которому удалось спастись от большевиков. Убегая из Литвы, он захватил с собой печати, бланки и другие важные символы государственной власти. Колупайло спас многих русских, выдавая им документы граждан Литвы.

...В 1932-33 учебном году, ко мне как-то подошел студент-выпуск­ник, готовящий диссертацию по гидравлике на получение степени мастера инженерных наук, Павел Гартман. Он попросил меня перевести ему несколько страниц из учебника. Книга была издана в России и принадле­жала перу Б. А. Бахметьева. Я помог и Пол Гартман получил диплом мастера. Во время I Мировой войны Пол был полковником американской армии. В колледж вернулся уже инструктором. Но чтобы продвинуться по служебной лесенке, нужно иметь высший диплом. Этот диплом помог Гартману уже в 1945 году быть профессором и деканом факультета граж­данских инженеров в городском университете. Во время Второй войны я учил некоторых инструкторов, посланных проф. Гартманом в Колумбий­ском университете для получения второго университетского диплома.

Через Гартмана мне удалось устроить на службу проф. Москвитинова. Профессор Москвитинов был зачислен на вечерние курсы лектором, а через год получил звание профессора американского университета и постоянную службу. Он умер в Нью-Йорке, а его жена уехала к сыну в Сибирь. О ней я ничего не слышал.

Вспоминается интересный эпизод. Как-то Москвитинов, доктор Колупайло и я поехали на конференцию гидравликов в Монреаль, Канада. Там были инженеры и из СССР. Среди советской делегации выделялся один пожилой профессор. В разговоре с Москвитиновым советский про­фессор, член Академии наук СССР сказал: «Иван Иосифович, едемте на родину, бросьте дурака валять. Вас ждут, там Вы займете подобающее вам место. Вас все помнят и любят». Профессор Москвитинов показал советскому академику свою визитку - «Профессор Университета Нью-Йорка». Тот прореагировал вполне в советском духе: «Это обыкновенная капиталистическая пропаганда». Я с этой конференции уехал раньше Москвитинова и Колупайло.

Однажды часа в три ночи меня разбудил телефон. Говорил Москви­тинов. Он извинился, но сказал, что его сильно мучает совесть - перед отъездом из Монреаля к его автобусу подошел советский академик и попросил поговорить с ним. Шофер согласился подождать, Москвитинов вышел из автобуса и здесь академик сообщил, что хочет остаться в Кана­де, но не знает, что надо сделать для этого. Может ли Москвитинов ему помочь? Тот ответил, что сообщит ему позже. А теперь вот совесть мучает - может, искренне человек хотел остаться? Я успокоил Москвитинова, что если он хотел искренне остаться, то мог бы пойти в ближайший полицейский участок. «Кроме того, вы жили в совдепии и знаете, чтобы быть академиком там, нужно быть стопроцентным коммунистом. Вы помните другого гидравлика из СССР, старого подавленного человека? Толком написал учебник по гидравлике, а не академик. А этот тип ничего не создал и в академиках ходит. Так что, - закончил я, - ложитесь спать, Иван Иосифович и спите спокойно. Хорошо вы сделали, что не сказали, кто способствовал вам выбраться из СССР, и не помогли этому стопроцентному кегебешнику влезть в Канаду».

Интересный случай произошел в Монреале, на конференции гидрав­ликов. Стефан сказал мне, что среди членов советской делегации присутствовал старый профессор, написавший книгу о гидравлике и другой - молодой член академии наук СССР, который ничего путного не написал и не издал, кроме «гидравлической хвалы» новому режиму в России и «отцу народов» Сталину. Во время одного дневного перерыва Стефан сказал мне, что к нему подошла группа советских и просила его прибыть в комнату университета: «Вы нам очень нужны. Мы зайдем за вами». (Стефан согласился и ровно в 12 часов дня двое советских забрали его и повели в комнату собрания. Комната была заполнена инженерами и другими... Когда Колупайло вошел, то все встали и начали ему аплоди­ровать.

Стефан не сразу сообразил, что происходит. Он увидел за столом президиума пятерых советских инженеров и - молодого академика. Ака­демик поднял руку и аплодисменты стихли. Все сели. Академик начал читать грамоту, в которой говорилось, что за большие заслуги перед советской страной доктор Колупайло награждается орденом пролетариа­та СССР и званием народного ученого. Стефан спокойно выслушал речь, посмотрел на награды, покрутил свои волосы на подбородке (ну не могу я назвать то, что у него там росло, бородой) и сказал, что никаких услуг СССР он не делал, разве что иногда помогал своим коллегам в СССР. Более того, после захвата Литвы советской армией, когда в первые дни были арестованы более 40.000 литовских граждан и отвезены в концла­геря, он активно старался спасти кого можно от ареста. После этого он твердо положил медаль и грамоту на стол и с гордо поднятой головой вышел из комнаты. Президиум сидел с поникшей головой, публика по­старалась поскорее разойтись. В другой комнате красные приготовили угощение, но туда уже никто не пошел. Уместно сказать, что меня не пригласили на это заседание - меня уведомил Стефан, и я имел возмож­ность из коридора все видеть и слышать.

Могу добавить, что когда красные вошли в Литву, то доктор Колупайло был предупрежден в последнюю минуту, и успел взять с собой государ­ственную печать и прочее, что в последствии очень помогло многим русским людям.