Приобрести книгу в нашем магазине: http://www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15569/
Заказы можно также присылать на е-мэйл: orders@traditciya.ru

... После войны из Берлина приехал в США американец, женатый на немке - доктор агрономических наук Говард Нельсон. Со мной он связал­ся потому, что чрезвычайно интересовался динамической трубкой Ядова (в лицензии стояла и мое имя). Было лето. Я собирался ехать во Францию и мой маленький домик оставался свободным в течение месяца. После нашего знакомства я предложил супругам Нельсон пожить этот месяц у меня.

В Париже я остановился у братьев Ждановых и от старшего узнал, что здесь сейчас находится мой командир, и его жена приглашает всех завтра на обед. Я долго не мог сообразить - какой командир? Много их было на моем веку, да и сам командовал... Ждановы же хранили таинственное молчание. Когда мы приехали к обеду, то я чуть не упал в обморок - нас встретил войсковой старшина Владимир Шляхтин. Тот самый, у которого генерал Попов в Токмаке, Северная Таврия, накануне жестокого боя убил на голове муху... Я рассказывал об этом эпизоде.

Володя встретил меня очень радушно и сказал Ване и Косте Ждано­вым, что «мои яблоки» некогда спасли нас от смерти. Это были два мешка яблок, которые привезли татарские дети в казарму - мы погрузили их на «Алкивиадис», и носились по морю не менее 10 суток. Но никто из нас не мог разрешить загадку: как симферопольские дети узнали, где и когда наш отряд находился? Обед наш постоянно прерывался воспоминаниями, и было тепло и радостно вновь окунуться в дорогую нашим сердцам эпоху боевой юности.

Погостив во Франции, я решил поехать в Брюссель. Там встретил своего давнего приятеля, прекрасного математика Чингиза Улугая. По национальности он был турок. Там же я вторично встретился с совет­скими учеными. Их было около семидесяти человек, и они все время ходили вместе, отрядом. И по расписанию - еда, заседания, перерыв, заседание, еда, отдых ко сну...

... В Брюсселе была казачья станица, и атаманом был генерал Иловайский. Я решил засвидетельствовать ему глубокое почтение, и собрался с визитом. В то время я среди казачьих организаций был известен как председатель Войскового совета Донских казаков за границей.

Дверь мне открыл инвалид и, узнав, кто я и с какой целью прибыл, доложил генералу. Генерал встретил меня и после краткого обмена любезностями, стал расспрашивать, каких я Федоровых сын, какой станицы и т.п. Позже я узнал, что генерал Поляков послал из США письмо гене­ралу Иловайскому, в котором дал исчерпывающие сведения обо мне. Я пригласил генерала и все правление станицы на обед в отель. Мое приглашение было принято, и я распрощался до следующего дня.

Отель, где я проживал, состоял из двух построек - одна выходила окнами на тротуар и здесь был ресторан, другая располагалась в глубине двора и имела комнаты. В определенный час служащий отеля пришел ко мне с докладом, что какая-то группа русских хочет видеть меня. Я попро­сил проводить их ко мне. Вышел навстречу и был шокирован двигавшейся ко мне процессией - Атаман с атаманской булавой, его помощник при боевой шашке и человек двадцать с ним.

Атаман обратился ко мне с речью, в которой подчеркнул, что станица благодарит меня за то, что при моей занятости я нашел время встретиться сo станичниками. Я пригласил всех в ресторан. Во время нашей торжественной встречи из окон близ расположенных домов высунулись любопыт­ные головы - такое многие видели впервые. Решили, что в отеле живет русский князь, не меньше... И если до этого дня отношение служащих отеля ко мне было просто любезным, то отныне ко мне обращались с подчеркнутым благоговением. Спасибо генералу!

Не менее важными в своей жизни я считаю встречи с простыми русскими людьми, волею судьбы занесенными в далекие страны и неве­домые земли.

...В Нью-Джерси, недалеко от моего дома жил бывший мужик Иван Алексеевич. Одно время он работал на большой фармацевтической фаб­рике, но когда я познакомился с ним, он уже был на пенсии. Жизнь его интересна. Из России он удрал. Его отец был достаточно зажиточен - имел землю, пару волов, лошадь, огород, бахчу, сеял пшеницу - Ивану минуло 20 лет, когда он решил бежать в Америку. Денег, понятное дело не было. Но тут случилось следующее. Отец купил косилку и должен был распла­титься с агентом. В час, когда ждали агента, он позвал Ивана и сказал: «Пойди в амбар, там в правом углу поройся в пшенице - найдешь коро­бочку. В ней - 300 рублей. 100 принеси мне, а остальные оставь в коробочке на прежнем месте». Иван распорядился иначе. 100 он взял себе, 100 принес отцу и в коробочке оставил 100. А через короткое время уехал в Америку как матрос. «Иван Алексеевич, - говорю я ему, - значит, ты украл деньги?» - «Нет, - ответил он. - Я взял свою долю. 100 - отцу, 100 - оставил брату, а 100 - мои. Я разделил их поровну. Жили мы вместе, работали вместе и деньги эти нами сообща заработаны».

Прибыл в Америку Иван Алексеевич еще до Первой мировой войны. Наслушавшись масонской пропаганды о «кровопийце-царе» и об успехах социализма, он решил в 1932 году поехать в СССР помогать строить интернационал. Приобрел хорошие инструменты (а он стал в США от­менным мастером). Приняли его замечательно и послали в Сибирь стро­ить дороги и города. Хотя он прожил в США более 15 лет, американским гражданином не стал. И вот в Сибири увидел, что есть жизнь советская. Еда была очень скудная, оплата - также. Через некоторое время Иван обнаружил, что более половины его замечательных инструментов пропа­ло. К тому же его стали посылать делать не то, что ему представлялось нужным, а что он не умел делать. Однако, когда сказал начальству, что виза его полугодовая кончается и пора в Америку, ему ответили: «Ты приехал строить? Так сиди и строй».

Иван стал искать способ выкарабкаться - сперва в Москву, а затем - в США. Стройка от железной дороги была примерно в 12 часах езды. Среди рабочих Иван нашел двух немцев, которые симпатизировали ему, они и уведомили о часе, когда должен быть поезд в Москву. Эти же немцы собирались везти кое-какие вещи на станцию и забрать с поезда продук­ты. Вечером они выехали из лагеря, а утром были на станции. Они и спасли его. Вывезли на станцию, он удачно сел в поезд, а в Москве прямым ходом направился к посланнику США. Тот и помог ему вернуться в Америку.

«Царь виноват!» - сказал мне Иван Алексеевич, когда стали обсуж­дать с ним наши русские дела.

«Подожди, Иван, - отвечаю я. - Ты ведь поехал в Россию строить по призыву масонов. При чем же здесь царь?»

«Как причем?! - изумился он. - А кто допустил этих жидов до власти?»

Такую психологию трудно понять. Но Иван простой необразованный человек. А вот как понять советского историка, профессора Московского университета, который запальчиво сказал мне: «Николай Второй был кровопийца!» «Чью же кровь он пил?» - спросил я. Ленин, Троцкий, Сталин остались живы, а Царя с семьей расстреляли и сожгли. Я посове­товал этому горе-профессору пойти в библиотеку на 42-й улице в Нью-Йорке и почитать историческую литературу, а не пропагандистские фальшивки.

...Как-то в Нью-Джерси я шел домой. По дороге напротив меня остановился автомобиль, и шофер сказал: «Садитесь, профессор, я отвезу вас, куда вам нужно». Я поблагодарил и ответил, что предпочитаю прой­тись. «Да вы не бойтесь, садитесь. Я Иван Михайлович Куровский, из смоленских». «А, смоленский казак», - ответил я и сел в машину. По дороге Иван Михайлович рассказал мне трагическую участь его родите­лей и историю Катыни. Его отец считался «буржуем», имел дом, пару волов, пару лошадей. Первая волна охоты коммунистов на «капитали­стов» не тронула его. Но вторая, когда стали уничтожать всех подряд, кто умел трудиться и был более-менее зажиточен, поглотила семью Куровских. Отца забрали, и он пропал. Через некоторое время забрали и мать. Затем взяли и Ивана Михайловича, тогда 10-летнего мальчишку, и со­слали в Сибирь, в концентрационный лагерь. Этот лагерь заполняли малолетние. Они были вынуждены выполнять тяжелые работы, и многие умирали. Через два года небольшая группа малышей сговорилась бежать. И с ними - Иван.

Шли только ночью, днем спали. Питались кедровыми орехами, и недели через четыре увидели поселок. Решились постучать в первую избу. Вошли во двор. «Собаки были страшные, но нас не тронули, - рассказывал Иван Михайлович. - Вышла пожилая женщина, спросила, что мы ищем. Мы ответили - хлеба. Женщина вынесла нам пару хлебов (а нас было пятеро) и сказала, чтобы шли мы в другое село и никому не говорили, что были у нее. Мы поблагодарили и ушли. Еще пару дней скрывались в лесу, боясь, что женщина выдаст нас. Но потом пошли в село и прямо - в комиссариат. Там сидел пожилой человек. Мы сказали ему, что отстали от поезда и заблудились. Он улыбнулся и попросил докумен­ты. Мы ответили, что документов нет, в лесу потеряли. Он выписал нам новые документы и сказал, чтобы шли в другой поселок, так как в этом работы нет. «Идите к товарищу комиссару и скажите, что у меня работа­ли, всю работу выполнили и теперь ищете новую», - проводил он нас.

Теперь я думаю, что тот старый человек сразу понял, кто мы, но хотел как мог спасти нас. Через два дня мы попали в другое село. Там мы уже устроились в «коммуне» на легальных нравах. Я записался в школу мон­теров. Но жизнь была очень монотонная. Меня тянуло домой, но я знал, что стоит мне показаться дома, как последует новый арест. Но как хоте­лось видеть маму и папу! В селе я заработал немного денег и смог купить железнодорожный билет. Приехал в Смоленск ночью. В дом не пошел, а пошел к приятелю. Тот, увидев меня, чуть не потерял сознание. Мне надо было как-то кормиться, и я попросил его помочь с работой. Сам приятель работал ассенизатором - чистил выгребные ямы. И вот зимой мы с ним ломом разбивали замерзшее дерьмо, бросали его руками на повозку и вывозили. Как по заказу, первую яму мы чистили около НКВД. Мы чистили яму во дворе - из окон несся аромат вкусной пищи (яма была от столовой, и через окно я мог видеть горки румяного хлеба на столах). Лом примерзал к ладоням, сильно хотелось есть. Но я терпел. Я видел красные здоровые лица, слышал смех и веселые рассказы о мучениях людей. Так я провел зиму, а летом ушел из Смоленска. Затем были годы учебы, я стал механиком-железнодорожником. В 1939 году женился, и мы с женой ждали ребенка. Началась война. Когда немцы вошли в Смоленск, я сразу примкнул к русско-немецкому отряду. С немецкой армией мы отступали, а после войны я приехал в США. Здесь стал монтером и водопроводчи­ком», - закончил свой невеселый рассказ Иван Михайлович.

Его семья в США состояла их двух дочерей и двух сыновей. Старший умер от рака, одна дочь попала в автоаварию и превратилась в инвалида. Жена Ивана Михайловича умерла от инфаркта, а сам он - от рака. Остались на белом свете сын и дочь. Дочка работает и достаточно обеспе­чена, а сын «бьет баклуши» и живет на общественные деньги. Так от фамилии Куровских не осталось никого, кто мог быть полезен России...

...Как-то я работал во дворе. Вижу, идет ко мне незнакомый человек. Приветствует по имени-отчеству и представляется: «Я казак. Давно ищу встречи с вами». Я пригласил его в дом. Он вошел, увидел икону, пере­крестился, стал на колени, прочитал еще одну молитву, затем поднялся и обратился ко мне: «Я Иван Александрович Ткаченко, казак станицы Елизаветинской». «Приятно слышать, - отвечаю. - Как там Елизаветин­ская? Остался ли магазин Капустянского? Хорошо сукном он торговал...» «А вы откуда знаете про магазин? - удивился мой гость. - Его сейчас и в помине нет». «Жаль, жаль, а я часто бывал в Елизаветинской, приезжал из Новочеркасска. Лучшей ухи, чем там, нигде не едывал». «А ныне рыбы почти нет, и вода Тихого Дона помутилась. Сейчас река, как сточная канава для нечистот, и рыба не только в Дону, но и в Азовском море пахнет нефтью и отбросами», - сказал мой гость.

Иван Александрович был знаток казачьих старых песен. Удивительно и радостно, что они еще на Дону сохранились. Вот недавно был я в Монреале (Канада), там крепкая станица во главе с атаманом И.И. Изверевым. Так, в этой станице есть казачка станицы Елизаветинской. Ка­жется, фамилия ее Черкешина; она поразила меня знанием казачьих песен. С любовью вспоминаю я Елизаветинскую. Она хорошо известна по знаменитому «Казачьему ерику» - добротный канал, отделяющий станицу от хутора Обуховского. Как говорили мне старики, канал этот был вырыт казаками во времена турецкой войны, когда казаки Азов брали. А сама Елизаветинская стоит километрах в четырех от Азова, и видна из города, как «на ладони». Когда едешь из Ростова пароходом в Азов и далее, Дон делится на два рукава - один проходит мимо Азова, а другой - мимо хутора Обуховского.

Иван Александрович был казак набожный. Жил недалеко от Александро-Невской церкви и всегда под Пасху приносил пару белых голубей - священник выпускал их на свободу. Умер Иван Александрович давно.

...Летом, как уже писал, я бывал в Европе в связи со чтением лекций в Голландии. Выходные дни использовал для путешествий по разным странам для встреч с казаками, русскими людьми. В Лондонской станице атаманом был полковник Дружакин. Один раз я прибыл в Лондон из Амстердама. Меня встретил полковник Дружакин и капитан К. К. Пеховский. Капитан был советским летчиком, и во время войны перелетел на своем аэроплане в английскую зону. В Англии он женился на родствен­нице генерала Александера и получил в приданное дом. Человек он был мастеровитый, и хорошо поправил дом. Тогда ему подарили еще четыре или пять домов в центре Лондона, Он много жертвовал на церковь и казачьи торжества. Так вот, мы обменялись любезностями, и Корней Корнеевич Пеховский заторопил нас к себе - жена ждала с ужином. Виктория - супруга капитана, показала ванную и сказала, что ужин будет сервирован через 10 минут. Был подан чудный кислый борщ, мясное и сладкое. Конечно, нашлась на столе и «горилка». Разошлись по своим комнатам мы часа в два ночи.

Лондонская станица имени Цесаревича Алексея, Августейшего Ата­мана всех казачьих войск была очень активна при атамане хорунжем Минаеве Анатолии Павловиче и представителе Донского атамана за ру­бежом полковнике Георгии Николаевиче Дружакине. Минаев был женат на итальянке. Она подарила ему двух сыновей, но рано умерла. Дети Минаева, на редкость способные ребята, прекрасно учились, и окончили университет. Но в казачьей жизни не участвуют. Сейчас возглавляет страницу представитель Донского атамана за рубежом и Тройственного Союза казаков Дона, Кубани и Терека Михаил Алексеевич Таратухин.

Капитан Пеховский, терский казак, в СССР заведовал снабжением военного аэродрома в г. Новочеркасске. В Англии он первое время зани­мался проверкой в домах газовых и электрических счетчиков. Ему было разрешено посещать общественные столовые. В одной из них (военной) помощницей служила Виктория, племянница английского генерала Александера. Корней понравился Виктории, но мать ее категорически сказала: «Не вздумай увлечься этим чахоточным (капитан был худ и бледен) бесштанником». Но, невзирая на все протесты, Виктория вышла замуж за Корнея. Корней оказался домовитым, хорошим хозяином, и в награду за его прилежность мать Виктории подарила ему несколько до­мов, Когда Корней умер, то Виктория прислала мне письмо о том, что никогда не видела и не знала такого прекрасного друга, каким был Кор­ней, терский казак. Она была самой счастливой женой и теперь самой безутешной вдовой.

Виктория не одна познала счастье в замужестве за казаком. К приме­ру, жена представителя Донского атамана в Германии Мария Августовна Милова, немка по происхождению, и многие другие. Но видел я и иное. Некоторые соотечественники, пожив с подругами, бросали их и возвра­щались в СССР, где их сперва приголубливали, а затем приканчивали. А бедные женщины на Западе оставались одни. Бог им судья.