Приобрести книгу в нашем магазине: http://www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15569/
Заказы можно также присылать на е-мэйл: orders@traditciya.ru

Конечно, я трудился главным образом в США и казачьи дела в этой стране ближе мне, и я более в них осведомлен. Но, бывая в Европе и других частях света, прежде всего старался отыскать земляков. Несколь­ко абзацев я хочу посвятить своим впечатлениям о братьях, оставшихся в Европе.

...В Баварии, в Мюнхене представителем Донского атамана был полковник Борис Николаевич Милов - честный, верный офицер старой закалки. Он умел не только хорошо воевать, но и был одаренным орато­ром, умелым организатором. Когда-то возглавлял в Мюнхене большую казачью станицу, но к 80-м годам остались единицы - время берет свое... Леонид Иванович Баратов, казак станицы Старочеркасской, майор Американской армии и Борис Николаевич Милов освежили настроение русской общины при Толстовском фонде своими интересными доклада­ми. Доклады их были очень популярны, на них присутствовали и немцы. Конечно, ныне все угасло. Б. Н. Милов умер, а Л. И. Баратов лежит в больнице ветеранов в Калифорнии. Дали знать себя фронтовые раны - во время Второй мировой войны он был ранен в бедро и теперь его настиг паралич. Жаль, так как Леонид Иванович был очень активен. Им напи­сано много научных статей об Императорской России. Они печатались в таких журналах эмиграции как «Часовой», «Атаманский вестник», «Ку­банец», в газетах «Русская жизнь», «Наша страна». Это был серьезный и правдивый изыскатель старины России, ее подлинного величия.

При жизни Милова в Германии было несколько казачьих станиц. Позднее старики перемерли, а молодежь ассимилировалась. Наше потомст­во, за редким исключением, в казачью семью не вошло.

Наиболее крупные объединения казаков в Европе были, несомнен­но, во Франции, Прежде всего, упомяну о музее Лейб-Гвардии Его Вели­чества полка - духовного центра, сплотившего русских офицеров и каза­ков, служивших при Императоре. Просто чудо, что полку удалось вы­везти свои регалии в Париж и сохранить до наших дней. Наиболее ценные экспонаты из коллекции регалий отданы на хранение в Королевский музей в Брюсселе (Бельгия).

В Париже я встречался с преданными России офицерами - генералом Поздеевым, полковником Дубентцовым, генералами Зубовым и Позднышевым. Последний был многолетним председателем Общества помощи русским инвалидам. Встречался я в Париже и с «левыми» казаками - социал-революционером Мельниковым, Улановым и многими другими. В основном, политические образования среди казаков представляли ма­ленькие группы, враждующие друг с другом. С одной стороны, политиче­ские страсти способствовали ускорению процесса растворения русской, казачьей эмиграции, с другой - дали жизнь многочисленным журналам и газетам (ведь всякий «кулик спешил свое болото хвалить»), порой ярким и популярным. Так, мельниковский «Родимый край», если убрать из него страницы, посвященные моральному сокрушению оппозиционе­ров, - прекрасный литературно-художественный журнал, опубликовав­ший немало шедевров, созданных русскими писателями в эмиграции. Особенно ненужными я считаю обвинения, опубликованные в журнале в адрес Донского атамана генерала И. А. Полякова. Все споры в казачьей среде эмиграции способствовали разрушению единства казачества.

Небольшая группа Атаманцев нашла себе место и в Каннах. Они участвовали в культурно-общественной жизни русских и часто посещали центры русской эмиграции. Канны - удивительное место на земле. Не покидало ощущение реального счастья среди благоухающих цветов, пе­ния птиц и мягкой ласкающей погоды каждого, кто попал сюда. Русская группа здесь возглавлялась Николаем Федоровичем Полубояровым. Он жил в пансионе - старческом доме. Там он имел спальню, комнату, маленькую печку, ванную. Завтраки, обеды, ужины сервировали в сто­ловой, но, если жильцы дома встречали гостей, то кухня выполняла заказы и привозила блюда в апартамент. В случае, если жилец хотел сам приготовить пищу, кухня снабжала его необходимыми продуктами. В Европе старческие дома были устроены по типу первоклассных отелей. Я бывал в гостях у русских и казаков, живущих в таких домах не только во Франции, но и в Германии. Помню посещение генерального штаба пол­ковника Ераста Шляхтина (казака ст. Каменской). Его подруга пригото­вила вкусный борщ, русские котлеты, перед тем, конечно, оказалась водочка с закуской. Ераст и его подруга знали много казачьих песен и это было самое прекрасное впечатление от встречи. В комнате оказался его племянник Владимир Васильевич. Таким образом, нас было четверо и получился квартет. Как мы пели! Соседи слушали нас с замирающими сердцами. Концерт продолжался два или три часа. Жаль было расставать­ся. Да уж вся жизнь наша соткана из встреч и расставаний...

Во время посещений Лейб-Гвардии Казачьего Его Величества музея я имел удовольствие познакомиться с лучшими представителями боевого казачества, такими как Илья Николаевич Опришев, генерал Константин Ростиславович Поздеев (с ним мы встречались как старые знакомые в 1960 году, так как до этого виделись в 1918, когда брали Новочеркасск, - он был командиром моего полка). У генерала оказалась очень милая супруга Ольга Федоровна. Помню прекрасный обед в музейной столовой. Илья Николаевич, обращаясь к Поздееву, сказал: «Костя, не забудь наше казачье сладкое». И вот на столе появился большой настоящий астрахан­ский арбуз! Это незабываемо.

В течение более 25 лет, читая лекции в Дельфтском университете в Голландии, я имел возможность посещать Францию и другие европей­ские страны - места рассеяния казаков и наших соратников. Особенно дружественные отношения у меня сложились с казначеем музея Лейб-Гвардии полковником Борисом Федоровичем Дубентцовым. Я бережно храню его письма ко мне. Они полны дум и переживаний о России.

...Однажды, будучи в Париже я вновь навестил Лейб-Гвардии каза­чий музей и получил уведомление о том, что госпожа Фишер устраивает в воскресенье банкет в местном доме отдыха и приглашает меня. Мадам Фишер, дочь Белого Воина, была замужем за очень богатым господином. Он оставил ей весьма существенный капитал, и мадам Фишер решила приобрести два старинных имения в пригороде Парижа и в Ницце. Эти имения предназначались как «дачи» для Белых Воинов. Правление Рус­ского общевоинского Союза посылало туда на месяц определенное коли­чество пожилых русских людей, нуждавшихся в лечении и отдыхе. Они жили там на полном обеспечении и совершенно безвозмездно.

В таком доме и состоялся прием. Я поехал вместе с генералом Поздеевым. Публики было много - более ста человек.

Собрание затянулось до поздней ночи. Было весело и хорошо. От выступления я воздержался, так как и без меня речей было вдоволь.

Из Парижа я поехал в Долину цветов - жемчужину Франции. Здесь расположились знаменитые фабрики французских духов. Здесь же нахо­дился и пансион для престарелых русских. Я очень хотел встретиться с жившим там Николаем Федоровичем Полубояровым. Меня ждали, и в отдельной комнате администрация пансиона сервировала торжествен­ный обед по предложенному Полубояровым меню. Это было прекрасное время. Увы, сейчас в том пансионе нет ни одного русского - все ушли в неизвестное.

В Париже я часто бывал в доме Софии Федоровны Шатиловой, суп­руги генерала Шатилова, начальника штаба при генерале Врангеле. Софья Федоровна решительно очаровывала всех, кому пришлось с ней встречаться. Она вся искрилась каким-то внутренним покоем, теплом, глубиной чувств. Не могу умолчать и об Ольге Федоровне Поздеевой и ее дочери. Они относились ко мне с чутким внимание: и вспоминая о наших встречах согревают мое сердце и сейчас, много лет спустя.

Я встретил и много казаков, которые работали преимущественно таксистами. Мое мнение о французах не особенно хорошее, но есть у них и свои хорошие черты, которых не сыщешь, к примеру, у американцев - взаимопомощь коллег по работе. Мой добрый друг казак Иван Иванович Земцов имел свой собственный автомобиль «такси», тем и перебивался. По закону, в воскресный день, он не имел права возить пассажиров; а мне, как на зло, необходимо было что-то приобрести в другом конце Парижа. Иван Иванович сказал: «Я устрою». Мы пошли к стоянке такси, и, после переговоров с таксистом, Иван Иванович пригласил меня в его машину, незнакомый мне таксист отвез в нужный магазин, подождал, пока я окончил свои дела и отвез обратно к дому Ивана Ивановича. Я задал естественный вопрос: «Сколько вам должен?» «Ничего, - ответил таксист. - Я взял вас по просьбе моего коллеги». Меня это тронуло, В Америке такое случиться не может.

Нужно сказать, что большое значение казачьи организации в США и, в первую очередь, Донские казаки, придавали проведению открытых антикоммунистических акций. Одной из наиболее ярких и традицион­ных было проведение Дня Непримиримости, Дня Скорби. Мы отмечали его в то время, когда на нашей родине разгорался ежегодный коммунистический шабаш по случаю победы «Октябрьской революции». Инициатором проведения Дней Скорби и их главным организатором было представительство Российских Организаций в Америке, в которое вхо­дили и Донские казаки. Для этого события мы использовали помещение одной из школ в центре русского скопления в Нью-Йорке. Правление возглавлял князь Белосельский-Белозерский и генерального штаба полковник С.Н. Ряснянский. Программа была следующей: Молитва (присутствовали Митрополиты Американо-Русской Церкви и Русской Православной Церкви за рубежом). Затем были доклады, отражавшие злободневные вопросы, и в конце - концерт. Публики в первое время было очень много. Но каждый год уносил все больше и больше русских людей в вечность.

Однажды, накануне Дня Непримиримости, в моей квартире раздался звонок. Звонил полковник Ряснянский. Он был чрезвычайно взволнован тем, что мы получили отказ в праве пользоваться в День Непримиримо­сти помещением школы. Мы сговорились на следующее утро отправиться к председателю комитета по образованию нашего района Нью-Йорка. В его конторе состоялся неприятный разговор о том, что наша организация использует школьное помещение для целей политических. Все попытки доказать, что он не прав, были безуспешны. Разговор вели Калтынин, Жорж Федоров и Ряснянский. Я молчал. И вот в тот момент, когда друзья были уже в растерянности и не знали, что делать, я обратился к предсе­дателю комитета по образованию. Обратился к нему как коллега, пред­ставившись профессором Школы Инженеров и Архитектуры университета города Нью-Йорка. Причиной отказа нам в помещении послужило письмо некоего г-на Л. Так вот, он не прав. Он просто зол на нас и клевещет. А наше собрание аполитично. Вы можете лично в этом удостовериться, посетив его. «Подождите, - прервал меня председатель, увидя мою университетскую карточку. - Что же вы, коллега, не сказали мне этого раньше. Конечно, пользуйтесь этим помещением 7 ноября». Мы поблагодарили и дружно попрощались. День Непримиримости прошел с успехом.

Но собрания год от года становились все менее людны. Последние годы мы - члены Тройственного Союза казаков Дона, Кубани и Терека, Представительство Представителей Российских Организаций в Америке - отмечаем День Непримиримости панихидой. В последние несколько лет отмечать этот День с нами приходили и евреи. Они проповедовали, что в СССР жизнь нормальна и общество социализма вполне благополучно. Когда же мы возражали им, они отмахивались - это, мол, капиталисти­ческая пропаганда... Наши палестинские не меняются.

Я, как Атаман Донских казаков, всегда держал связь с русскими организациями на почве национального единства. Но не только казачьи организации в США приходили в упадок. «Пошатнулось« Американо-Русское Общество, возглавляемое г-ми Васильевым, Румелем, Шантыковым. Они способствовали развалу Общества, оттеснили от руководства князя Белосельского-Белозерцева. Мы - князь, полк. С. Н. Ряснянский и я - в срочном порядке собрали членов Общества (до 1000 человек) для обсуждения антинациональной политики нынешних руководителей Общества. Данные обсуждения, как и документы о нашем материальном состоянии, были предъявлены судье, и суд утвердил нашу жалобу и пере­дал ведение Русско-Американского общества помощи нам. Таким обра­зом, организация была сохранена от развала. Она существует и до сих пор.

Председателем Общества был избран С. Н. Ряснянский, меня назна­чили первым помощником, а вторым - поручика Томашевского. Среди членов Правления были князь Николай Кудашев, И. Н. Высоковский и другие. Первые заседания проходили спокойно, но позже князь Кудашев стал перебивать всякого, кто пытался говорить дело, на каждое слово председателя сыпал дюжину своих и вообще вел себя как шаловливый мальчуган. В результате полк. Ряснянский однажды не выдержал, отло­жил бумаги и со словами: «Я более не председатель» покинул зал.

Положение создалось критическое. Я бросился вслед за Ряснянским. Он уже сидел внизу, одетый в пальто и весь дрожал, как от озноба. Я принес ему стакан воды и сказал: «Ты, Сергей Николаевич, не уйдешь сейчас. Ты быховец (Ряснянский сидел в Быховской тюрьме вместе с Л. Г. Корниловым), а быховцы не оставляют свой пост. Прости, что так говорю тебе, но я говорю, как чернецовец. Быховцы и чернецовцы пред­почитали умирать, но не оставлять свой пост. Сейчас наверху тишина, и она будет продолжаться, когда ты вернешься». Вместе со мной Сергей Николаевич поднялся наверх, вернулся к своим бумагам и собрание прошло тихо и мирно.

Наша работа по оздоровлению Американо-Русского Союза Помощи продолжалась успешно. Со смертью С. Н. Ряснянского необходимо было выбрать председателя. Я не мог им стать по двум причинам - я жил в 70 милях от Дома свободной России в Нью-Йорке и был также председате­лем Представительства Российских эмигрантов, председателем Общества помощи Русским Инвалидам в Америке, Атаманом Донских казаков зарубежом. Был также активен и в Американском Союзе Инженеров. Я yговорил выбрать Сергея Сергеевича Зилоти. Он был пенсионером, мог часа ми сидеть в офисе и разговаривать по телефону со своими знакомыми. Дела же вел исполнительный и хорошо понимающий насущные вопросы Общества Михаил Александрович Ромаш.

Не знаю, кто и как говорил обо мне с М. А. Ромашем, но приблизительно 30 лет тому назад я получил карту Украины с пометкой: «Вот чем занимаются за казенный счет галичане». На ней территория Украины простиралась до Москвы... Получив карту, которая легально распростра­нялась в США, я послал письмо председателю Исторического Музея (карта была подготовлена сотрудниками музея) города Нью-Йорка о том, что служащие музея занимаются посторонними делами в рабочее время. Но на мое письмо ответа не последовало.

С М. А. Ромашем я встречался позже в обществе «Отрада» (русская организация культурно-просветительского направления). Это во всех отношениях прекрасный человек, и сейчас после смерти С. С. Зилоти избран председателем Американо-Русского Союза Помощи в октябре 1992 года.

Трудности были также в Представительстве Российской эмиграции. Так, представительство получило по завещанию 28.000 долларов. Немед­ленно нашлись дельцы, которые хотели открыть печатное дело. Это гос­подин Н. Н. Высоковский с приятелем. Они решили использовать эти деньги на издание газеты и журнала. Таким сложным делом хотели заняться лица, не имевшие никакого опыта в литературном и типограф­ском деле. Помню заседание, на котором кубанская казачка Зинаида Ефимовна Харковская «в пух и прах» разнесла Высоковского. Высоко­вский не выдержал и ушел. А организация живет до сих пор. Она устра­ивает концерты, встречи, помогала инвалидам. Последний год в виду перестройки Дома Свободной России активность временно приутихла.

С годами казаков становилось все меньше и меньше. Ушел со сцены хор Н. Ф. Кострюкова, ушел С. А. Жаров. Разрушительное влияние также оказало и оказывает география. Переписка до некоторой степени поддерживает связь, но и эта связь постепенно умирает. В начале шести­десятых мы рассылали до 400 номеров «Донского Атаманского вестника», а теперь и двадцати много. Нужно сказать, что немало наших читателей никогда ничего не вносили в журнал. Не говорю о денежной поддержке. Я имею ввиду сведения о жизни, описание истории семьи, воспоминаний прошлого. А вот в Россию сейчас посылаем 75 номеров и получаем прось­бы - присылайте больше. А здесь - молчание.

Два года назад на призыв собраться Кадетскому собранию откликну­лось 12 казаков. На том собрании этими 12 казаками решено было объе­динить всех казаков, создать информационный центр и т. д. Но и из тех 12 сегодня что-то слышно лишь о двоих. Еще десять отошли в тень. Заботу об объединении ведет Н. Н. Протопопов, но кто слышит его? И так везде - вспыхнет огонек и гаснет. Нет людей.

Однажды группа российских патриотов решила спасти Дом Свобод­ной России в Нью-Йорке. Полковник С. Н. Ряснянский собрал от Русско­го Воинского Союза Галлиполийцев около 500 голосов, я от казаков и их родственников дал тоже 500. Но реально на выборах нового президента выявились голоса только 67 человек, а на первое собрание обновленного Правления Американо-Русского Союза помощи, расположившегося в Доме Свободной России прибыло аж 15... Из этой тысячи человек более половины уже умерло, иные доживают в старческих домах, некоторые уехали к детям и прочее. Рассеяние продолжается.

Конечно, можно пополнять ряды патриотических организаций за счет приема новых членов - кого угодно, лишь бы доказать, что они живы и активны. Так и поступает у нас одна казачья организация. Но перерож­дение - это тоже вырождение. Нужно по справедливости воздать должное двум лицам - атаману Кубанского Казачьего Союза в Америке Евгению Андреевичу Баеву и Анатолию Васильевичу Лукинову, которые пере­строили на Владимирском кладбище часовню, распадавшуюся было и построили церковный дом при Храме-памятнике в Нью-Джерси.

Нью-Йорк также покидают русские люди. Многие уехали в неболь­шие города штатов Мэйн, Нью-Джерси, в С.-Петербург (Флорида). Пус­теет наше поле и все полнеет воинство русское пред Престолом Всевышнего. Мы родились, чтобы умереть. Это судьба.

Активность среди казаков и других сказывается сегодня, главным образом, в организации Дней Скорби, служений панихид по жертвам революции и всем Белым воинам. В июне служим панихиду по жертвам послевоенных выдач американцами и англичанами в СССР казаков и всех русских людей. Празднуем Войсковой праздник обыкновенно в пер­вое воскресенье октября. Но уже и здесь собирается мало людей.

...У американцев от одного полка осталось в Первую войну всего 13 человек. Они встречались каждый год и когда тринадцатый пришел в прошлом году в ресторан, где они традиционно встречались, то нашел пустые стулья и... заснул за столом вечным сном. Примечательная история.

В 1982 году я ушел в отставку, оставшись только в качестве советника в компании инженера Вригга. А среди казаков почти все мои сотрудники ушли на вечный покой. Вот я как-то задержался...