Адмирал Фёдор Фёдорович Ушаков, подобно Суворову, не знал поражений – при том, что десятилетия отдал учениям и боям. Русский архистратиг не уставал восхищаться подвигами морского медведя. Когда австрийский офицер в докладе однажды упомянул «адмирала фон Ушакова», Суворов резко его прервал: «Возьми себе своё «фон», а русского адмирала, героя Калиакрии и Корфу, изволь величать Фёдором Фёдоровичем Ушаковым!». Возмущение Суворова понятно: Ушаков был, что называется, из перерусских русским, манерами напоминал простолюдина и держал себя вовсе не как аристократ-космополит. В те годы немногих блестящих русских аристократов можно было часто встретить в храме Божьем. Богомольный Ушаков, как и Суворов, cлыл исключением из правил.
Уникальный флотоводец, единственный в русской истории! Но даже из блистательной череды его побед Калиакрия выделяется. Это морское сражение заметно повлияло на ход русско-турецкой войны, закрепило всемирную славу русского Черноморского флота, стало решающим в кампании. Османская империя после Калиакрии проявила уступчивость, пошла на мирные переговоры, закончившиеся Ясским миром. И, если эта дата подзабыта – нам стоит постыдиться, потому что Калиакрия – звёздный час Черноморского флота. Увы, в годы противостояния с Наполеоном, когда Фёдор Фёдорович пребывал в отставке, в России недооценивали значение флота и в известной степени растеряли победные традиции. Да и о Калиакрии вспоминали нечасто. Артиллерия, кавалерия, пехота – вот кто сломил нашествие двунадесяти языков. А сильный военный флот, как представлялось императору Александру, не слишком нужен империи. Горький урок Крымской войны показал опрометчивость такого отношения ко флоту. Держава, растянувшаяся на целый континент, не может себе позволить забывать о морях. Пётр Великий и Потёмкин создали русское флотское могущество – на Балтике и Чёрном море. А как иначе могла империя обезопаситься от посягательств самых назойливых противников – Швеции и Турции?
Это было в 1791-м году. Мыс Калиакрия (Калиакра) расположен в Болгарии, в переводе с греческого его название означает «красивый мыс». Он хорошо известен знатокам тамошних курортов: до Золотых Песков и Албены отсюда рукой подать. Тонкий мыс – неспроста болгары называют его «носом» — на два километра врезался в море. Для болгар Ушаков – православный святой и герой-освободитель. Битву при Калиакрии болгары считают прологом к освобождению от османского ига.
Именно там сосредоточились турецкие корабли, битком набитые войсками. В помощь турецкой эскадре подоспело подкрепление из Африки. Предводительствовал «африканскими» кораблями искусный флотоводец Сеит-Али – выходец из Алжира, весьма амбициозная личность. Победитель итальянского флота! Он сплачивал своих моряков горделивыми заявлениями, в которых клялся жестоко проучить русского Ушак-пашу. «Я приведу его в Стамбул, закованного в цепи! Стану возить его по городу в клетке!», — кричал алжирец. Нет, он не был безумным горлопаном и хвастуном. Тут можно разглядеть психологический расчёт: громкие угрозы возвращали уверенность в собственных силах «воинам Аллаха», которые после нескольких поражений стали побаиваться Ушакова. Турецкие полководцы старательно поддерживали в войсках огонь религиозного фанатизма.
Огромный османский флот шумел у болгарских берегов. Командующим оставался капудан Гусейн-паша, уже не раз битый Ушаковым, но честолюбивый Сеит-бей не подчинялся никому, кроме султана. Единовластия у турок не было.
В распоряжении Гусейн-паши находились и береговые укрепления с артиллерией. Но главное – 18 линейных кораблей, 17 фрегатов, вооружённых до зубов. 1600 пушек на крупных кораблях. А ещё – 43 вспомогательных корабля, также неплохо вооружённых. Сила весьма внушительная по тем временам. Неприступная крепость на море. Пока турецкий флот и береговые батареи оставались единым кулаком – эта сила была неуязвима.
Признаем: то были не лучшие годы Блистательной Порты. Туркам непросто было удержать в подчинении громадную территорию, завоёванную во времена воинского расцвета османов. Россия теснила Турцию. Но не будем преуменьшать могущество турецкого флота. И в строительстве кораблей, и в воспитании моряков им помогали европейские союзники, прежде всего – Франция. Качествам турецких кораблей русские моряки могли бы позавидовать… Турецкие суда были быстроходнее, маневреннее. Оставалось предъявлять собственные козыри, и они у Фёдора Фёдоровича имелись: решительность, смелые решения, быстрота, блестящая подготовка артиллеристов, умелые действия моряков в ближнем бою. Фёдор Фёдорович был истинным воспитателем армии, моряки ушаковской школы были чудо-богатырями.
Потёмкин понимал, что схватка с превосходящими силами турок может трагически окончиться для бесстрашного русского адмирала. «Молитесь Богу! Господь нам поможет, положитесь на Него; ободрите команду и произведите в ней желание к сражению. Милость Божия с вами!», — писал он Фёдору Фёдоровичу, своему любимцу. Конечно, это наставление было излишним: Ушаков и без Потёмкина и не только во дни роковых испытаний был искренне богомолен.
Долго ли, коротко, нужно было возвращать России власть над Чёрным морем. Эскадра Ушакова состояла из 18-ти линейных кораблей, двух фрегатов и 19-ти вспомогательных судов. Меньше тысячи орудий! По сравнению с турецкими силами – почти пустяк. Оставалось уповать на суворовский принцип: побеждай не числом, а умением. А ещё – на неразбериху, которая возникнет в турецких рядах, если удастся удивить, оглоушить противника.
И Ушаков, завидев турецкую эскадру, решился на быстрый натиск, не проявляя уважения к сложившимся правилам. Турки, наблюдая приближение русских, поначалу даже не поверили, что Ушаков отважится на атаку.
А Ушаков даже не перестроил корабли в линию нападения, как того требовали традиционные предписания. Русский контр-адмирал спешно провёл корабли тремя колоннами между берегом и турецкой эскадрой – под огнём береговых батарей. Если бы турки готовы были встретить незваных гостей – русским морякам пришлось бы отступить. Но они и представить себе не могли, что Ушаков решится на безрассудно смелую атаку. Проспали русский маневр турецкие артиллеристы. «Прибавить парусов!», — приказывал Ушаков, предчувствуя кровавый бой с главными силами турок. Он добился своего: на турецких судах уже царила паника, Сеит-Али потерял контроль над кораблями… Они не успели чётко построиться в линию баталии, не успели организовать артиллерийский отпор.
Перетерпев первое – внезапное – нападение русских, алжирец попытался перестроить корабли для контратаки, поймать ветер. В отличие от Гусейна, алжирец преодолел замешательство первых минут боя и оставался опасным противником. Ушаков прочитал этот замысел противника – и на собственном флагмане «Рождество Христово» атаковал алжирца. В третий раз в этом сражении Ушаков забыл о правилах морского боя. Вышел из линии, бросился в атаку с одной целью: лишить турок «головы». В этом эпизоде не потерял выдержки один из лучших учеников Ушакова – командир «Рождества Христова» капитан первого ранга Елчанинов.
Сохранилась легенда: в ближнем бою Фёдор Фёдорович крикнул противнику: «Эй, Сеит-Али, бездельник! Я отучу тебя давать хвастливые обещания!». Слишком это романтично, чтобы быть правдой, но русских разведчиков в Турции во времена Потёмкина хватало и Ушаков вполне мог знать о нахальных заявлениях алжирца.
В часовом бою сказались качества русских моряков ушаковской выучки – их доблесть и точность.
И вскоре корабль храброго Сеид-Али потерял паруса, палуба его запылала – и он был вынужден отступить. Самого Сеид-Али окровавленного внесли в каюту. Поражение алжирца предопределило крах турецкой эскадры. Но и ушаковский флагман «Рождество Христово» попал в отчаянное положение: корабль окружили четыре турецких корабля. Ушаков рвался в гущу боя, атаковал. «Рождество Христово» поддержали другие корабли – и от полной катастрофы турок спасла только надвигавшаяся буря. Ушаков писал Потёмкину: турецкий флот был «весьма разбит, замешан и стеснён так, что неприятельские корабли сами друг друга били своими выстрелами».
Турки в ужасе отступали к Константинополю. Увы, французские корабли были быстроходнее, Ушаков не мог догнать их, чтобы выкорчевать недорубленный лес. И Фёдор Фёдорович занялся ремонтом своей эскадры. Чрез два дня залатанные русские корабли были готовы к новым сражениям, о чём и докладывал Ушаков Потёмкину.
В огненном аду Ушаков не потерял ни одного корабля.
В сражении погибли и получили тяжёлые ранения 45 русских моряков. Только на одном турецком корабле – на флагмане Сеит-Али – раненых и убитых насчитывалось в десять раз больше.
«О, великий! Твоего флота больше нет!», — докладывал алжирец султану. В Стамбуле с ужасом принимали израненных, испуганных моряков. Сеит-Али был арестован, Гуссейн-паша и вовсе посчитал за благо исчезнуть. Султан всерьёз опасался, что Ушаков повернёт эскадру на Стамбул и тогда – горе великой империи. Пришлось Турции стать сговорчивее – и Ушаков побывает в Константинополе уже после начала мирных переговоров. Не в клетке, но во главе эскадры. И турки будут поражены кротким нравом русских матросов, дисциплиной и воинской сноровкой.
Григорий Александрович Потёмкин в те дни тяжко болел. До подписания Ясского мира он не доживёт. С волнением он следил за походом своего любимца, своего флотоводца-победителя. Калиакрия стала последним торжеством всесильного князя Таврического – победа, красивая, как Чёрное море. «Турки даже не знают, куда девались рассеянные их корабли; многие бросило на анатолийский берег. Шесть судов вошли ночью в Константинопольский канал весьма поврежденные. Адмиральский корабль тонул и просил помощи. Пушечными их выстрелами встревожен султан и весь город. Днем султан увидел разбитые их корабли без мачт со множеством убитых и раненых», — торжествовал князь Таврический в письме к императрице.
Потёмкин постарался: за Калиакрию и Ушакова, и его офицеров наградили щедро. Фёдор Фёдорович получил орден св. Александра Невского, полтора десятка героев – Георгия и Владимира второй и третьей степеней.
Мы по праву называем славного адмирала Суворовым русского флота: Ушаков был воспитателем, отцом-командиром для офицеров и матросов. Фёдор Фёдорович произвёл революцию в тактике морских сражений, ломал шаблоны, выбирая кратчайший путь к победе, удивляла современников набожность Ушакова. Наконец, Ушаков, прослужив с оружием в руках четыре десятилетия, остался непобедимым. Как это по-суворовски!
Всю жизнь он служил на флоте и не был воспитан Суворовым. И всё-таки Ушаков – ярчайший ученик Суворова.
А новаторские ходы, которые Ушаков применил при Калиакрии, усердно усвоили величайшие флотоводцы мира. Адмирал Горацио Нельсон, восхищавшийся Ушаковым, семь лет спустя, при Абукире, будет атаковать французские корабли и со стороны берега, и с моря. Повторит он тактику Ушакова и ещё через семь лет, при Трафальгаре.
Несгибаемый в дыму сражений, Ушаков в жизни оставался скромным, смиренным человеком. И общество долго его недооценивало. У величайшего флотоводца не было первых степеней орденов Св. Георгия и Св. Владимира. Его не произвели ни в князья, ни в графы, ни в бароны… Для Ушакова не нашлось места ни на петербургском памятнике императрице Екатерине и великим деятелям её эпохи, ни на новгородском монументе, посвящённом тысячелетию России – и, увы, это никого не удивляло. Подвиги Ушакова не интересовали художников, поэтов. Да и военные историки не слишком усердствовали: упомяну лишь книгу Р.Скаловского, вышедшую в 1856-м году. Ушаков незаслуженно пребывал в тени славы других героев русской истории – до поры, до времени. Как ни странно, подлинная слава пришла к непобедимому адмиралу в ХХ веке.
…В начале 1944 года Наркомат Военно-морского флота СССР обратился к Сталину с предложением учредить ордена и медали Ушакова и Нахимова. Встал вопрос: кого поставить выше? В те годы и в армии, и в народе гораздо популярнее был Нахимов. Севастопольская эпопея и подвиг Нахимова по дореволюционной традиции считались (и вполне обоснованно!) апофеозом героизма. Но адмирал Н.Г.Кузнецов, хорошо знавший историю войн, понимал, что рядом с Ушаковым в истории русского флота просто некого поставить. Доводы Кузнецова убедили Сталина – и вождь СССР открыл дорогу учёным, художникам, писателям, кинематографистам для исследования и воспевания подвигов Ушакова. Даже в годы войны Верховный уделял время вопросу воссоздания портрета адмирала Ушакова. Михаил Михайлович Герасимов, изучив череп адмирала, представил свою версию портрета. Подключили к работе и экспертов из Академии художеств. Книги, картины, скульптуры…
Из многих изданий, посвящённых флотоводцу и вышедших после 1944-го, выделим великолепный трёхтомник под редакцией Р.Н. Мордвинова, в котором жизнь и деятельность Ушакова показана подробно, на основе документов и популярный исторический роман Леонтия Раковского, который во всех библиотеках СССР был вдрызг зачитан мальчишками. Ну, и вершина славы – кинодилогия Михаила Ромма: «Адмирал Ушаков» и «Корабли штурмуют бастионы». Ушаков – Иван Переверзев! Этот актёр всю мощь своего таланта посвятил флоту: он играл главную роль в фильмах «Иван Никулин – русский матрос», а ещё были моряки в фильмах «Домой», «Повесть о «Неистовом», «Мичман Панин», «Сокровище республики», «День ангела»…
Но коронной ролью стал для Переверзева именно Ушаков – русский морской медведь, непобедимый и кроткий, сильный и милосердный. А ведь он играл именно «праведного воина», обратите внимание на глаза Переверзева в роли Ушакова, на внимательный, сострадательный взгляд.
После переверзевского «Отменно!» Ушаков навсегда занял заслуженное место в сонме сокровенных героев Отечества, известных всей России. Отныне Ушакова любят и почитают. Кто знает, случилось бы без этого фильма чудо канонизации Ушакова как местночтимого святого Саранской и Мордовской епархий в 2001-м году? Режиссёр Михаил Ромм относился к этой своей работе несколько пренебрежительно, как к обременительному заказу. А получилось чудо – нестареющее полотно…
Многим памятен октябрь 2004-го, когда Архиерейский собор Русской православной церкви причислил Ушакова к общецерковным святым в лике праведных. Праведный воин Феодор Ушаков – небесный покровитель военно-морского флота и стратегической авиации России.
Долго можно говорить о скромность непобедимого адмирала. Ведь даже портретов Ушакова толком не осталось. Мы судим о его внешности по герасимовской попытке восстановить лицо по черепу, да по тому же Переверзеву, чей образ повторяют современные памятники Ушакову. Не воспевали адмирала и поэты. Державин однажды упомянул Фёдора Фёдоровича в примечаниях к стихам и только.
Ушаков не беспокоился о громкой славе. Святой адмирал…
Подвиги, одиночество, праведность, забвение, слава, икона – таков путь воина, начертанный свыше. Воистину неповторимый путь.
