«Псевдо» — потому что если символом веры старого советского культа был марксизм-ленинизм, то теперь предметом веры стало учение об СССР как идеальном государстве и потерянном рае. В ранг центральных догматов этой новой языческой религии возводится идеологема «Сталин — великий вождь, лучший правитель всех времен и народов, победитель нацизма».
Удивляться безумию, безусловно, не приходится. В любые эпохи человеческие сообщества обожествляли правителей, ужасавших или восторгавших их своими деяниями. Удивляет другое: этот «догмат» секулярного псевдосоветского вероучения разделяет часть православных. «Имя Сталина неотделимо от Победы, хотим мы того или не хотим», — уверяют они нас, ставя генералиссимуса, никогда не нюхавшего фронтового пороха, в один ряд с прославленными русскими полководцами Александром Невским, Дмитрием Донским, Суворовым, Кутузовым и иными. «Нападки на Сталина — это покушение на нашу Победу», — соглашаются они с теми, кто даже в советское время прекрасно обходился 9 мая без Сталина, но в последние годы вдруг занемог без вождя. «Сравнение Сталина с Гитлером — это русофобия», — клеймят они не согласных с идеей, что Сталин был большим почитателем России, русского народа, русской православной культуры и никогда не уничтожал людей в количествах, соотносимых с военными потерями.
Хотим мы, православные, или не хотим, чтобы имя Сталина было неотделимо от Победы? Да даже если бы и хотели — как-то не получается без впадения в сущую простоту, которая, по известной пословице, хуже воровства.
Очень даже отделимо от победы в Великой Отечественной войне имя коммунистического «эффективного менеджера», в мирное время закопавшего в землю ради своих эпохальных достижений с десяток миллионов людей. А в военное время ответственного за чудовищные, несообразные потери и поражения, которые несла советская армия в 1941—1942 гг.
Надо лишь понимать, о какой войне идет речь, — о той, что вела коммунистическая верхушка СССР, или о той, которую вел русский народ вкупе с другими народами страны.
Сам И. В. Сталин разбирался в ситуации все же несколько лучше теперешних воздыхателей по «гениальному генералиссимусу». Еще осенью 1941 г., когда немцы рвались к Москве, вождь все четко разъяснил.
«Они сражаются не за нас, — сказал тогда Сталин главе американской делегации на международном совещании в Москве А. Гарриману. — Они воюют за свою Россию».
Все кристально прозрачно: есть «мы» и есть «они» — две несоразмерные, непересекающиеся социальные страты. «Мы» — коммунисты, мы власть, хозяева, высшая советская каста, серая масса нас не любит, но беспрекословно исполняет наши приказы. «Они» — народ, бесформенная русская глина, в потайных щелях своей русской души остающаяся антисоветской, но покорная нам из страха ли, из безнадежности ли. «Они» воюют за свое Отечество. «Мы» — за сохранение своей власти над ними, над страной, которая раньше звалась Россией, за то, чтоб и дальше месить эту глину и делать из нее кирпичи для постройки нашего коммунистического царства.
Две разные войны, две разные победы. Чтобы победить в своей войне, Сталину пришлось на время «включить» русского патриота. Среди прочего, в Кремле хорошо было известно, как быстро и мощно происходил религиозный подъем и возрождение церковной жизни на оккупированных немцами территориях. Неслучайно обе стороны в годы войны разыгрывали «церковную карту». Немецкая пропаганда с лета 1941 г. подчеркивала, что Германия несет народам СССР свободу вероисповедания и поддерживает Русскую Православную Церковь. Сталинская пропагандистская машина не могла резко изменить свой предвоенный богоборческий курс, но и она в конце концов, в сентябре 1943 г., сделала разворот на 180 градусов: прекратилась травля Церкви, ее «узаконили», признали «полезной».
Насколько искренним было это обращение Сталина к национально-религиозным русским началам, показало послевоенное время. Провозгласив в 1945 г. тост за русский народ, «самую выдающуюся нацию» СССР, вождь вскоре опять начал убивать и бросать в лагеря русских («Ленинградское дело» — характерный эпизод истории тех лет), давить Церковь и духовенство.
Об этом предупреждал еще в годы войны митрополит Сергий (Воскресенский), глава прибалтийского экзархата Московской Патриархии, один из четырех архиереев СССР, оставшихся в живых и на свободе после страшного антицерковного террора конца 1930-х. Проводя свое пастырское служение на территории, оккупированной немцами, вне досягаемости палачей из НКВД, он свободно, в полный голос возглашал правду о положении Церкви и жизни народа в коммунистическом государстве. Чего не могли себе позволить при всем желании архиереи в СССР — и потому голос экзарха Сергия так важен для истории. Его «записки» военного времени с обстоятельным экскурсом в историю отношений советской власти и Церкви — исторические документы огромной обличающей силы. В одной из них митрополит Сергий писал: «Лживость большевизма превосходит всякие вероятия. Есть люди, которые не могут себе представить, что можно так лгать. И они принимают уверения большевиков за чистую монету. Они думают, что и в самом деле большевизм ведет эту войну не за всемирную революцию, не за всесветное торжество коммунистического интернационала, а за Родину, за Веру, за свободу народов, особенно славянских, за самобытность национальных культур, за спасение европейской цивилизации и т. д. — словом, за все, что дорого противникам большевизма и ненавистно ему самому, за все, о чем так назойливо кричит большевистская пропаганда, прекрасно учитывающая, что открытой проповедью интернационала, коммунизма, атеизма она не может сейчас привлечь на свою сторону общественное мнение ни в союзных большевикам, ни в им враждебных, ни нейтральных странах. И потому советская пропаганда с беспримерным цинизмом провозглашает теперь те самые лозунги, за верность которым большевики расстреляли миллионы людей и за верность которым они, в случае своей победы, расстреляют еще больше миллионов».
Экзарх Сергий был организатором и вдохновителем Псковской духовной миссии, работавшей в годы войны на занятых немцами землях. Посланные им из Прибалтики священники из руин поднимали церковную жизнь русских сел и городов Псковщины. Среди разных мнений историков, кто был главным инициатором Миссии, немецкое управление «Остланда» или экзарх Сергий, несомненно одно: мысль эту подал сам верующий народ, устремившийся в загаженные безбожниками храмы. Успех Псковской миссии был настолько велик и очевиден, что еще задолго до официального сталинского разворота в сторону Церкви партизаны Псковщины — по указанию из Москвы — начали убеждать местное население: советская власть лояльна к религии, борьба с Церковью была «роковой ошибкой», правительство «покаялось перед народом и Богом».
Увы, многие и ныне принимают за чистую монету «русский патриотизм» Сталина и верят в покаяние вождя, считают его благодетелем Церкви. Свидетель советского осатанелого богоборчества 1920—1930-х гг., экзарх Сергий не питал иллюзий по поводу «перемены ума» Сталина и его присных. Он ясно понимал, что в случае победы СССР уничтожение Русской Церкви возобновится. История это подтвердила: Сталин вернулся к репрессивной антицерковной политике, Хрущев продолжил его дело.
Да, Сталин и коммунистический режим одержали верх над Гитлером и нацистским режимом. Русский народ, спасая себя и Отечество, на своем горбу вынес их к победе. Но в ином большевизм потерпел поражение.
Позволим себе предположить, что воюющий с внешним врагом народ только тогда и почувствовал себя свободным — впервые за четверть века, ощутил себя нравственным существом с правом свободного выбора и ответственностью за свой выбор, а не бессловесным египетским рабом на стройке коммунистических пирамид. Выбор же был для очень многих непрост — против кого повернуть оружие. Против немцев, которые в своей пропаганде провозглашали себя освободителями народов СССР от большевистского ига. Или против советской власти, измордовавшей его, народ, до того, что для сотен тысяч самым верным решением казалось — сдаться в плен при первом удобном случае. И он, народ, массы мобилизованных колхозников и рабочих, сделал свой выбор — отнюдь не в пользу «светлого коммунистического будущего», а во благо измученной России.
А ведь за несколько лет до 1941 г. многим казалось, что в предстоящей — и с нетерпением ожидаемой — войне они будут лишь наблюдать, как их освобождают от колхозно-крепостного права, от советского госкапитализма, выжимавшего людей, как губку, и от террора коммунистической полицейщины. На эту войну надеялись, чуть не призывали ее. Отчеты НКВД второй половины 1930-х пестрят антисоветскими речами сельских и городских пролетариев: «Скорее бы началась война. Я первым пошел бы с оружием против советской власти». «Гитлер заберет не только Советский Союз, но и весь мир будет под его властью, и тогда будет настоящая жизнь». «Рано или поздно, а Сталину все равно не жить. Против него много людей». «Мы сидим без хлеба голодные, а управители наши все сыты. Этих управителей теперь развелось, как вшей на гашнике — все они сидят на наших шеях и пьют рабочую кровь» (архивные материалы взяты из кн. Е. А. Осокиной «За фасадом сталинского изобилия»). «Я думаю, скоро будет война, тогда колхозы развалятся, я первый уйду с колхоза. Сейчас говорят, что уже поляк и японец идут войной, только от нас скрывают». «Если нам дадут теперь оружие, мы повернем его против партии и правительства» (архивные материалы взяты из кн. Ш. Фицпатрик «Сталинские крестьяне»).
О ненависти к советской власти колхозно-крестьянских масс свидетельствовали в начале войны и советские генералы, и управленцы высших уровней. Из дневника генерала П. Г. Понеделина: «Колхозное крестьянство… к советскому правительству относится недоброжелательно и поддерживать его в войне с немцами не будет». Замнаркома боеприпасов А. Л. Клюев: «Крестьянам не за что воевать» (цитируется по кн.: П. В. Мультатули, А. А. Музафаров. «Великая Отечественная война. Победа духа и традиции»).
О той же ненависти народа к большевизму «единодушно свидетельствуют все мои миссионеры», писал в ноябре 1941 г. экзарх Сергий. «О, как они ненавидят своих палачей!» — это из другой его записки. «И потому Россия ждала войны, хотела войны. В войне она видела единственную возможность сокрушить большевизм, выйти на простор новой, свободной жизни… Хотела этого также и наша Церковь, потому что только в военном крушении большевизма видела она путь к своему освобождению…»
Дождались. Многие, чересчур многие русские — не менее миллиона — реализовали то, на что надеялись: перешли на сторону Германии. Ни одна война за всю историю России не знает подобной массовой коллаборации с внешним врагом, вызванной не ужасами плена или оккупации (это статья отдельная), а ненавистью к собственным властителям. Власовцы, курсанты диверсионных немецких школ, полицаи, старосты и бургомистры, прогерманские военизированные формирования на оккупированных территориях… Бог им судья.
Остальные, как уже было сказано, тоже сделали свой выбор. Причем некоторые далеко не сразу, а лишь когда дошли до Дона, Волги и Кавказа.
И стали победителями.
Наверное, немалое число из воевавших, ощутив себя свободными людьми с оружием в руках, почувствовав впервые за 20 лет личную ответственность за страну, обретя вновь силу и неустрашимость, которые дает вера в Бога, надеялись, что, одолев Гитлера, они сумеют сбросить со своей шеи ярмо коммунизма. Как и экзарх Сергий надеялся, что две чудовищные идеологические системы, в равной степени антихристианские, сломают друг друга и Россия вздохнет свободно.
Этого не произошло тогда. Крах СССР случился позднее. Но хребет большевизму как извращенно-нечеловеческой идеологии «разрушения до основанья старого мира» перебила именно война — та, в которой победил не Сталин, а русский народ, в массе своей сохранивший веру или вернувшийся к ней. Дальше, сорок пять лет, режим, построенный большевиками, лишь изживал себя, испуская ароматы гниения.
И нет у этой русской победы иного творца кроме Бога. «Вера твоя спасла тебя, иди с миром», — говорит Христос в Евангелии (Мк. 5:34). Православным русским людям не Сталину бы кадить, а вспомнить, что повелел отчеканить на медали в честь победы над Наполеоном император Александр I. «Не нам, не нам, а имени Твоему». Вот полностью эта строчка из псалма: «Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу, ради милости Твоей, ради истины Твоей» (Пс. 113:9).
В отличие от полководцев-христиан, достойных именоваться соработниками Божьими в стяжании победы над врагом, Сталину в лучшем случае подобает называться слепым орудием воли Господней. Сущее неразумие взывать к кумиру: «Не нам, не нам, но имени твоему, о великий Сталин!»
