Къ любопытнымъ вещамъ въ лавре принадлежитъ и большой колоколъ, въ 4000 пудъ весомъ, первой въ Россiи и въ целомъ свете, такъ, что и славный Китайскiй не можетъ съ нимъ равняться. Вероятно, что онъ и навсегда останется первымъ: вкусъ къ огромнымъ колоколамъ проходитъ. Троицкiе все называются особенными именами: Годуновъ, Лебедь, Переспоръ, и проч. – Видъ съ колокольни (превышающей двумя или тремя саженями Ивана Великаго) отменно хорошъ; монастырскiя окрестности живописны.

Еще недавно сломанъ Троицкiй каменный дворецъ Царя Іоанна Васильевича. Архитектура нынешняго дворца не показываетъ древности. Странно, что въ архиве монастырской не нашлось никакихъ записокъ о его построенiи. Знаютъ только, что онъ назывался Писаревскимъ, и что Тихонъ Писаревъ былъ Троицкимъ Архимандритомъ около 1720 году; следственно можно заключить, что онъ и построенъ въ это время; внутри же украшенъ лепною работою при Елисавете Петровне. Зала, расписанная бирюзовою краскою, представляетъ въ барельефахъ все победы ПЕТРА Великаго, съ девизами не дурно вымышленными. Я съ большимъ удовольствiемъ смотрелъ на барельефы и читалъ надписи. Въ двухъ комнатахъ стоятъ алебастровыя изображенiя всехъ нашихъ Князей и Государей съ самаго Рюрика, сделанныя съ медалей, которыя не весьма удачно изобретены художникомъ. На примеръ, Святославъ, чудесный Герой своего времени, столь прекрасно и живо описанный Несторомъ, изображенъ какимъ-то смиреннымъ Игумномъ: ни одной черты геройской! лицо Годунова характернее другихъ; оно безъ сомненiя есть также вымыселъ; въ его время у насъ не писали портретовъ, воображая, что это грехъ, и что одни лица Святыхъ достойны живописи. Любопытно знать, когда и съ кого былъ написанъ первый портретъ въ Россiи? – ПЕТРЪ Великiй могъ еще жить въ этомъ дворце, онъ часто бывалъ въ Троицкомъ монастыре и часто бралъ деньги изъ монастырской казны, давая собственноручныя росписки, которыя и теперь хранятся въ лавре. Онъ посылалъ Архимандрита въ церковь, оставался съ Келаремъ, и дружески спрашивалъ: есть ли у нихъ деньги? Келарь отвечалъ: ,какъ не быть для Вашего Величества?» и приносилъ мешки. Надобно знать, что Троицкiе Архимандриты не вмешивались въ экономiю монастыря: ею занимались всегда Келари. Я слышалъ сiи подробности отъ такого человека, которому оне известны по верному преданiю. – Садъ подле дворца, состоящiй изъ алей сенистыхъ, вокругъ немалаго пруда, и большое зданiе, где живутъ семинаристы, называются также Писаревскими.

Троицкая Семинарiя, заведенная при Государыне Елисавете Петровне, есть одно изъ главныхъ духовныхъ училищъ въ Россiи. Въ ней всехъ учениковъ около 400, изъ которыхъ 150 на полномъ казенномъ содержанiи. Кроме древнихъ языковъ, здесь учатъ Французскому и Немецкому. Это похвально: кому надобно проповедывать, тотъ долженъ знать Боссюэта и Массильйона. Некоторые изъ здешнихъ монаховъ говорили со мною по-Французски, а важные учители вмешивали въ свой разговоръ латинскiя фразы. Они доказывали мне, что ученость приветлива: ходили со мною и все показывали съ видомъ искренней услужливости. Наука даетъ человеку какое-то благородство во всякомъ состоянiи.

Въ лавре погребены многiе знаменитые люди; и читая списокъ ихъ, я нашелъ множество именъ, которыхъ уже нетъ въ нашихъ дворянскихъ книгахъ: на примеръ, Князей Пожарскихъ, Горбатыхъ, Гагиныхъ, Ряполоскихъ, Воротынскихъ. Князья Долгорукiе имели бы право возобновить фамилiю Пожарскихъ, которой последняя отрасль, внука (естьли не ошибаюсь) Князя Дмитрiя Михайловича, вышла за Долгорукаго; съ нею исчезло сiе имя, столь любезное для Рускихъ! – Мне показывали гробъ славнаго Архимандрита Дiонисiя. Я спросилъ, где лежатъ кости добродетельнаго Келаря Авраама? и къ сожаленiю услышалъ, что Преосвященный Платонъ, любя великихъ мужей Россiи, напрасно искалъ его могилы; время сокрыло ее завесою тайны. Известно только по запискамъ монастырскимъ, что Авраамъ оставилъ по кончине своей: мало богатства, но много славы. – Въ Успенскомъ Соборе погребена единственная Лифляндская Королева въ свете, Марфа Владимiровна, двоюродная Племянница Царя ²оанна Васильевича и супруга Магнуса, столь известнаго въ нашей Исторiи. Iоаннъ игралъ судьбою сего Датскаго Принца; давалъ ему города, чтобы снова отнимать ихъ, велелъ лифляндцамъ быть ему верными, и жестоко наказывалъ ихъ за сiю верность; пожаловалъ его въ Короли, и взялъ въ пленъ. Нежная супруга разделяла съ Магнусомъ непостоянную судьбу его; она по любви къ нему отказалась отъ Россiи, когда онъ прибегнулъ наконецъ къ защите Польши, и горести сократили жизнь ее. – Въ часовне, при церкви Сошествiя Св. Духа, стоитъ гробъ ученаго Грека Максима, еще более добродетельнаго, нежели ученаго. Онъ противился браку Великаго Князя Василiя Іоанновича съ Княжною Глинскою, находя его незаконнымъ – былъ сосланъ въ заточенiе, возвращенъ при Іоанне и жилъ въ Троицкомъ монастыре, когда Царь, после своей тяжкой болезни, съ Царицею и съ сыномъ прiехалъ въ сiю обитель. Узнавъ о намеренiи его отправиться въ Кириловскiй монастырь, Философъ Максимъ всячески уговаривалъ Государя остаться въ Москве, доказывая, что Богъ во всехъ местахъ равно присутствуетъ, и что гораздо лучше царствовать добродетельно, нежели скитаться по отдаленнымъ монастырямъ. Видя же, что Іоаннъ не принимаетъ его совета, онъ предсказалъ ему кончину Царевича. Такъ повествуетъ Курбскiй, говоря, что благочестивый Максимъ призывалъ къ себе Князя Мстиславскаго, Адашева и его самого, заклиная ихъ удержать Царя. Но Іоаннъ не послушался, и предсказанiе сбылось. Сей анекдотъ делается еще любопытнее своимъ последствiемъ. Въ монастыре Св. Николая, на берегу реки Яхромы, путешествующiй Царь желалъ увидеться съ однимъ старымъ монахомъ, который прежде былъ Епископомъ, и котораго любилъ отецъ его. Князь Щербатовъ говоритъ, что летописцы наши не сказываютъ имени сего монаха, а сохранили только его прозванiе Топорковъ. Почтенный Историкъ ошибся: Князь Курбскiй именуетъ его Севастiаномъ, прибавляя, что онъ былъ родомъ изъ Лифляндiи, и за его злыя дела лишенъ Епископскаго сана по смерти Василiя Іоанновича. Сей чернецъ советовалъ Царю быть истинно самодержавнымъ, отнять всю власть у Бояръ и царствовать Ужасомъ. Іоаннъ, по словамъ Курбскаго, такъ пленился коварнымъ советомъ монаха, что поцеловалъ руку его съ восторгомъ, сказавъ: самъ отецъ мой не могъ бы присоветовать мне лучше!.. Царевичь Димитрiй скончался дорогою; скоро умерла добродетельная Царица Анастасiя; Іоаннъ началъ свирепствовать, и къ семейственнымъ утратамъ своимъ прибавилъ еще важнейшую: потерю любви народной. – Умный Историкъ долженъ разсказывать такiе анекдоты: ибо они любопытны и показываютъ образъ мыслей времени; но онъ имеетъ еще и другую обязанность: разсуждать, и сказки отличать отъ истины. Подле Успенскаго Собора вростаетъ въ землю маленькая, железомъ крытая палатка, где погребена фамилiя Годуновыхъ: Царь Борисъ, супруга его, сынъ Феодоръ и нещастная Ксенiя. Кто не остановится тутъ подумать о чудныхъ действiяхъ властолюбiя, которое делаетъ людей великими благодетелями и великими преступниками? Естьли бы Годуновъ не убiйствомъ очистилъ себе путь къ престолу, то Исторiя назвала бы его славнымъ Государемъ; и царскiя его заслуги столь важны, что Рускому Патрiоту хотелось бы сомневаться въ семъ злодеянiи: такъ больно ему гнушаться памятiю человека, который имелъ редкiй умъ, мужественно противоборствовалъ государственнымъ бедствiямъ и страстно хотелъ заслужить любовь народа. Но что принято, утверждено общимъ мненiемъ, то делается некотораго роду святынею; и робкiй Историкъ, боясь заслужить имя дерзкаго, безъ критики повторяетъ летописи. Такимъ образомъ Исторiя делается иногда эхомъ злословiя… Мысль горестная! Холодный пепелъ мертвыхъ не имеетъ заступника, кроме нашей совести: все безмолвствуетъ вокругъ древняго гроба! глубокая тишина его прерывается только благословенiями или проклятiемъ идущихъ мимо и читающихъ гробовую надпись. Что, естьли мы клевещемъ на сей пепелъ; естьли несправедливо терзаемъ память человека, веря ложнымъ мненiямъ, принятымъ въ летопись безсмыслiемъ или враждою?.. Но я пишу теперь не Исторiю; следственно не имею нужды решить дела, и признавая Годунова убiйцею Святаго Димитрiя, удивляюсь Небесному правосудiю, Которое наказало сiе злодейство столь ужаснымъ и даже чудеснымъ образомъ.

Историческiя воспоминанiя, вместе съ другими замечанiями, на пути къ Троице и въ семъ монастыре.

Борисъ Годуновъ^[2] былъ одинъ изъ техъ людей, которые сами творятъ блестящую судьбу свою и доказываютъ чудесную силу Натуры. Родъ его не имелъ никакой знаменитости, и воспитанiе тогдашняго времени не могло воспалить въ немъ того страстнаго честолюбiя, развить той великой хитрости, которыя составляютъ его характеръ. Двадцати летъ онъ сделался известенъ при Дворе въ должности Рынды или оруженосца; для чего надлежало ему быть прiятной наружности: ибо иностранцы, описывая Дворъ Царей нашихъ, замечаютъ отменную красоту юношей, которые, въ длинной белой одежде, носили передъ Государями оружiе въ ихъ торжественныхъ выходахъ. Борисъ умелъ прiобрести благосклонность Малюты Скуратова, любимца Іоаннова; женился на его дочери, былъ пожалованъ въ Кравчiе, игралъ ролю Дружки на свадьбе Царя, и наконецъ выдалъ сестру свою за Царевича Феодора: изъ чего можно заключить о великой милости Іоанновой къ Годунову. Кончина сего Государя и слабость Феодора открыли ему дальнейшiе виды властолюбiя. Будучи только семнадцатымъ Членомъ Тайнаго Совета^[3], онъ сделался единственною его душею: однихъ удалилъ, другихъ преклонилъ на свою сторону, и властвовалъ въ Россiи. Иностранные Писатели называютъ его торжественно-объявленнымъ Протекторомъ Государства; но онъ въ самомъ деле имелъ только властолюбiе и разумъ Кромвеля, не имея его титула: Рускiе летописцы даютъ ему одно имя Конюшаго. Мирное и кроткое царствованiе Феодора, после ужасовъ Іоаннова, казалося народу и дворянству истиннымъ золотымъ векомъ: такъ выгодно быть преемникомъ жестокаго Царя! А какъ все знали, что Феодоръ мало занимался государственными делами, то вся слава правленiя относилась къ Годунову, который своею мудрою деятельностiю, благоразумною политикою въ разсужденiи иностранныхъ Державъ, правосудiемъ внутри государства, ласковымъ обхожденiемъ съ Боярами и щедростiю къ народу^[4] заслужилъ общее уваженiе и любовь. Онъ воспитывалъ сына своего сообразно съ тайнымъ, великимъ его назначенiемъ; призвалъ для того изъ Немецкой земли ученыхъ мужей и явилъ въ Россiи первый образецъ моральнаго образованiя, достойный самыхъ просвещенныхъ временъ. Димитрiя уже не было…. Уверивъ Россiю въ своей редкой мудрости. Годуновъ спокойно ожидалъ следствiй; онъ предвиделъ скорую кончину Феодора, слабаго душею и теломъ.

Надежда его исполнилась. Общiй гласъ наименовалъ Годунова Царемъ^[5], когда на троне пресекся родъ Князей Варяжскихъ и Царица Ирина отказалась отъ правленiя. Россiя въ первый разъ избрала себе Государя, торжественно и свободно. Бояре и народъ, Патрiархъ и Духовенство предложили ему венецъ отечества. Xитрый Годуновъ хотелъ показать, что твердая душа его не ослепляется блекрмъ трона, и съ скромнымъ величiемъ отвергнулъ корону; но Іовъ умолялъ его, народъ требовалъ, сама Царица просила – и Борисъ съ видомъ глубокой горести ответствовалъ наконецъ, что онъ изъ повиновенiя соглашается властвовать!

Ложный слухъ о вооруженiяхъ хана Крымскаго благопрiятствовалъ тонкой политике Годунова: онъ желалъ уверить Россiянъ, что безопасность отечества ему дороже сана Царскаго – отложилъ священный обрядъ венчанiя и велелъ собираться войску. Серпуховъ былъ свидетелемъ великаго зрелища: тамъ въ несколько недель собралось более 200,000 воиновъ^[6]: армiя, какой еще въ Россiи никогда не видали! Бояре и дворянство хотели изъявить отменное усердiе новому Государю; вооружили столько людей, сколько могли набрать въ своихъ поместьяхъ, и явились въ стане со всемъ блескомъ восточной роскоши. Годуновъ прибылъ въ сей необозримый станъ какъ на пиръ великолепный, который давала ему довольная и щастливая Россiя; бранный шлемъ украшалъ тогда голову его не хуже венца Царскаго. Но Казигирей требовалъ мира и прислалъ Мурзъ своихъ быть свидетелями славы и величiя Царя Россiйскаго. Пораженные зрелищемъ безчисленнаго войска, стоявшаго въ ружье на пространстве семи верстъ, они отъ страха и трепета едва могли говорить съ Царемъ. Въ стане начались пиршества, которыхъ описанiе кажется намъ даже романическимъ. Целыя шесть недель Государь угощалъ ежедневно более 10000 человекъ, въ богатыхъ ставкахъ, на серебряныхъ блюдахъ; раздавалъ денеги простымъ воинамъ, а чиновниковъ дарилъ золотыми парчами и бархатомъ; наконецъ, утвердивъ миръ съ Татарами, заключилъ ежедневныя празднества обедомъ для всего войска: изъявилъ ему благодарность за усердiе, и съ торжествомъ возвратился въ Москву, принять корону отъ Патрiарха. Властолюбивая Годунова душа блаженствовала въ сiе время. Едва ли какое нибудь другое царствованiе начиналось столь великолепно и славно: можно ли было ожидать такого конца ужаснаго?

Принимая венецъ, Годуновъ со слезами клялся быть правосуднымъ, человеколюбивымъ, отцомъ народа. Онъ старался исполнить обетъ свой. Летописцы наши, столь не охотно отдающiе ему справедливость, признаются, что Борисъ любилъ въ судахъ правду, и что въ его время не лилась кровь человеческая на эшафотахъ; но все, чего можно было не сказать въ похвалу Годунова, ими умолчено: на примеръ, какъ онъ облегчалъ бремя налоговъ; какъ хотелъ прекратить разныя злоупотребленiя власти, вредныя для народа^[7]; какъ во время общихъ бедствiй, которыми Богъ посетилъ Россiю въ его правленiе, истощилъ онъ всю казну Царскую на благодеянiя… Провиденiю не угодно было, чтобы намеренiе Годунова исполнилось, и чтобы Россiя въ его время начала уже спорить съ другими Державами въ успехахъ гражданскаго искусства; но онъ имелъ сiе намеренiе, и мы должны быть признательны къ чрезвычайнымъ действiямъ ума во мраке самаго невежества. Царь Борисъ, по уверенiю иностранныхъ Писателей^[8], хотелъ ввести въ Россiю науки съ художествами; любилъ великихъ людей, и всячески убеждалъ славнаго Англiйскаго Математика Ди прiехать въ Москву; отправлялъ молодыхъ дворянъ въ другiя земли^[9] учиться; взялъ въ Рускую службу многихъ Немецкихъ офицеровъ – однимъ словомъ, хотелъ употребить те же способы для просвещенiя Россiи, которые сто летъ после были увенчены совершеннымъ успехомъ въ рукахъ ПЕТРА Великаго. Но Судьба не позволила ему царствовать долее осьми летъ; не позволила ему и въ сiе краткое время спокойно заниматься благомъ отечества, омрачивъ Россiю ужасами и бедствiями. Годуновъ сделалъ все, чего можно требовать отъ человеческой мудрости, когда она должна сражаться съ ожесточеннымъ рокомъ. Очевидцы, Маржеретъ и Петрей, описали намъ его удивительную попечительность о спасенiи народа во время страшнаго голоду, который два года свирепствовалъ въ Россiи. Царь ежедневно раздавалъ беднымъ 50000 рублей^[10]. Oнъ нарочно завeлъ строeнiя, чтобы бедныe люди, имъ питаeмыe, моrли трудами быть полезны государству. Иванъ Вeликiй остался монументомъ сerо благодеянiя.; отправлялъ лекарства и большiя суммы денегъ въ Смоленскъ, опустошаемый язвою; истребилъ целую армiю злодеевъ, которые подъ начальствомъ грознаго, отчаяннаго Хлопка, сего Рускаго Катилины, все жгли и грабили въ окрестностяхъ столицы. Въ самое то время, когда государство было жертвою неслыханныхъ золъ, Царь Борисъ, находя въ духе своемъ довольно твердости для ихъ отраженiя, спокойно и величественно принималъ въ Москве иностранныхъ Министровъ, удивлялъ ихъ велелепiемъ Двора, давалъ убежище Принцамъ^[11], сажалъ Царей на троны^[12], заключалъ выгодные союзы, строилъ города и крепости, славился своимъ миролюбiемъ, действiемъ одной хитрой политики, безъ оружiя, истребилъ опасныя Нагайскiя орды, и безъ победъ заставилъ Европейскiя Державы^[13] уважать Россiю более прежняго. Послы Сигизмунда III, Королей Датскаго и Шведскаго, Елисаветы Англiйской и преемника ея, славныхъ городовъ Ганзейскихъ., надменнаго Папы, Императора Рудольфа и наконецъ завоевателя Восточнаго, Персидскаго Шаха Аббаса, благоговели передъ трономъ Годунова… И сего Монарха, о которомъ ПЕТРЪ Великiй отзывался съ уваженiемъ, и котораго имя самъ Царь Михаилъ велелъ сохранить на Иване Великомъ, не смотря на то, что родитель его былъ гонимъ Борисомъ; сего Монарха, говорю, летописцы наши не стыдятся описывать безумнымъ злодеемъ, уверяя, что онъ, для прiобретенiя любви народной, жегъ Москву, тайно умерщвлялъ старыхъ Монахинь, изъ фамилiи Романовыхъ^[14], научалъ слугъ доносить на господъ своихъ въ нелепостяхъ, и даже самъ грабилъ съ ними домы Бояръ^[15]! Мы, слава Богу! живемъ въ такiя времена, въ которыя можемъ и должны разсуждать; изъясняемъ характеръ человека деломъ, и дело характеромъ человека; знаемъ, что властолюбiе умныхъ людей не всегда бываетъ чуждо злодейству, но что для вероятности сего злодейства надобно доказать связь его съ пользою властолюбiя. Годуновъ, ослепленный страстiю, могъ ужаснымъ образомъ пролить невинную, святую кровь для прiобретенiя короны: къ нещастiю рода человеческаго мы находимъ такiя страшныя дела въ Исторiи; но почти все другiя мнимыя преступленiя его кажутся мне нелепостями, достойными грубыхъ льстецовъ, которые хотели злословiемъ льстить царствующей Фамилiи Романовыхь. Безпристрастный Историкъ конечно осудить въ немъ безпокойную подозрительность въ разсужденiи некоторыхъ знатныхъ фамилiй: она была причиною ссылки Романовыхъ; она заставила его мешать брачнымъ союзамъ Бояръ и терпеть шпiонство; но должно вспомнить характеръ того времени; должно вспомнить, что Борисъ царствовалъ скоро после Іоанна, который дозволялъ себе не такiе ужасы въ случае малейшаго сомненiя. Онъ не родился Государемъ; а подозрительность гораздо извинительнее въ избранномъ, нежели въ наследственномъ Монархе. Последнiй въ самой колыбели уже казался намъ властелиномъ; но люди таковы, что имъ трудно считать земнымъ богомъ человека, который некогда былъ наравне съ ними. Годуновъ могъ думать, что знатные Бояре не охотно ему повинуются; и хотелъ быть осторожнымъ, сделался притеснителемъ. Иностранные Писатели^[16] замечаютъ, что онъ весьма редко показывался народу: не трудно угадать причину: Годуновъ-Царь боялся напомнить ему лицомъ своимъ Годунова-подданнаго – страхъ неизвестный наследственнымъ Венценосцамъ! – Къ чести моральнаго характера его должно Баметить, что онъ былъ нежнымъ отцомъ и супругомъ. Москва въ царствованiе Вориса не видала при

Дворе техъ соблазнительныхъ, развратныхъ сценъ, которыя описаны Курбскимъ, и которыми она гнушалась после въ царствованiе Лжедимитрiя: тамъ сiяло одно великолепiе и соблюдалась строгая благопристойность. Усердная набожность принадлежитъ также къ характеру Годунова; не льзя сомневаться въ ея искренности, когда онъ пожертвовалъ ей жизнью любимаго сына, велевъ его больнаго, въ холодный зимнiй день, нести въ церковь^[17]. Никто изъ Рускихъ Царей чаще Бориса не бывалъ въ монастыре Троицкомъ и въ другихъ святыхъ обителяхъ. Можетъ быть угрызенiе совести влекло его къ олтарямъ Религiи, которая самыхъ преступниковъ не отвергаетъ, и льетъ бальзамъ на сокрушенное тайнымъ раскаянiемъ сердце.

Уже Россiя забывала свои бедствiя; рука деятельнаго правленiя залечила язвы ея; изобилiе, порядокъ и благоустройство начинали царствовать^[18]… Вдругъ все переменилось!.. Сей Царь, мудрый и сильный, на котораго смотрела съ почтенiемъ Европа и Азiя, уступаетъ тронъ свой Польскому бродяге!.. Вотъ любопытная эпоха нашей Исторiи, трудная, но весьма занимательная для ума историческаго. Онъ долженъ решить важное сомненiе, не только для Россiи, но и для Европы; решить не иначе, какъ собравъ довольное число вероятностей для произведенiя моральнаго уверенiя. Xотя Историкъ судитъ безъ свидетелей; хотя не можетъ допрашивать мертвыхъ: однакожь истина всегда зараниваетъ искры для наблюдателя безпристрастнаго; дол-жно отыскать ихъ въ пепле – и тогда происшествiе объясняется.

Естьли Небесное правосудiе хотело наказать Годунова, то оно не могло избрать ужаснейшаго способа для сего наказанiя, какъ воскресивъ имя убiеннаго для пораженiя убiйцы; и естьли Годуновъ подлинно отравилъ себя ядомъ, то безразсудное его отчаянiе можно только изъяснить непосредственнымъ действiемъ вышняго Промысла и безпокойной совести^[19]: ибо онъ въ самомъ деле не имелъ еще никакихъ причинъ бояться самозванца, на голову побитаго Царскою армiею и не смевшаго вытти изъ Путивля, где едва ли было у него и 5000 сброднаго войска^[20]. Внезапная смерть Годунова, молодость Царя Феодора, несогласiе Бояръ и наконецъ измена неблагодарнаго Басманова открыли ему путь къ Москве. – Что принадлежитъ до тогдашней народной ненависти къ Царю Борису, о которой говоритъ Князь Щербатовъ, то я не вижу решительныхъ ея доказательствъ. Известно непостоянство народа, онъ могъ быть обольщенъ чудесною новостiю и следовать за лжедимитрiевыми знаменами безъ всякой особенной ненависти къ Борису, который правленiемъ своимъ не заслужилъ ее. Скорее поверю я Татищеву, что Бояре не любили тогда Годунова: ибо онъ, запретивъ крестьянамъ переходить съ места на место, отнялъ у сильныхъ и богатыхъ господъ средство разорять бедныхъ дворянъ, то есть переманивать ихъ земледельцевъ къ себе. Татищевъ находитъ въ семъ законе причину гибели Царя Бориса и нещастнаго семейства его. Но Патрiоту не хотелось бы оскорблять памяти старинныхъ Бояръ Рускихъ и думать, что грубое корыстолюбiе могло привязать ихъ къ успехамъ самозванца.

Ничто по крайней мере не мешаетъ намъ жалеть о добродетельной Борисовой супруге (отъ которой онъ, по словамъ одной летописи нашей, таилъ непохвальныя дела свои) – о юномъ и прекрасномъ Феодоре, котораго умъ и свойства единодушно прославляютъ все Рускiе летописцы, и который, подобно Англiйской Анне Грей, нашелъ на троне одну преждевременную смерть – наконецъ о любезной Ксенiи, столь милой доброму сердцу по самымъ ужаснымъ ея бедствямъ. Едва оплакавъ кончину достойнаго жениха своего, Принца Датскаго, она лишилась Родителя – видела убiенiе матери, брата, и была жертвою гнуснаго сластолюбiя убiйцы ихъ. Ея жизнь угасла въ слезахъ подъ сводомъ монастырской кельи.

Шуйскiй, сделавшись Царемъ, велелъ перевести тело Годунова изъ Варсонофьевскаго монастыря въ Троицкiй и похоронить его честно, вместе съ супругою и детьми, при Успенскомъ Соборе. Симъ изъявилъ онъ уваженiе къ памяти Годунова, который любилъ его. На левой стороне отъ Собора, съ краю, лежитъ Царица; подле нее Борисъ; въ третьемъ гробе Ксенiя, а въ четвертомъ Феодоръ. Всякой, кто знаетъ исторiю отечества, кто умеетъ ценить характеры и дела, будучи въ лавре, захочетъ видеть эту смиренную палатку; устремитъ на нее глаза съ любопытствомъ; скажетъ: «вотъ чемъ должно кончиться земное властолюбiе!» и примолвитъ: «Богъ судитъ тайныя злодеянiя; а мы должны хвалить Царей за все, что они делаютъ для славы и блага отечества!» – —

Изъ монастыря поехалъ я въ село Деулино, до котораго будетъ версты 4 отъ Троицы. Тутъ заключенъ съ Поляками миръ при Царе Михаиле Феодоровиче, не славный, однакожь въ тогдашнихъ обстоятельствахъ благодетельный для Россiи. Она уступила Польше Смоленскъ и еще несколько городовъ; за то Королевичь Владиславъ отказался отъ своихъ требованiй на престолъ Россiйскiй, и возвратилъ изъ плена Филарета Никитича. Три раза съезжались Министры: въ первый разъ (по словамъ летописцевъ) они побранились, въ другой едва не подрались, а въ третiй заключили миръ на 14 летъ. Поляки, выходя изъ Россiи, конечно не думали, что имъ уже никогда не возвращаться въ ея пределы. Деулинскiй трактатъ былъ последнимъ действiемъ трагедiи, которую они столько летъ играли въ нашемъ отечестве. Воображая ихъ неистовства – грабежи, убiйства, всякаго роду насилiя – я вижу действiе Небеснаго правосудiя, которое дозволило потомству отмстить за предковъ, избравъ ЕКАТЕРИНУ Великую для совершенiя удара. Взаимная ненависть двухъ народовъ рано или поздно кончится гибелiю одного изъ нихъ.

Г. Миллеръ замечаетъ, что многiе местечки и деревни въ Россiи, где заключались трактаты съ Швецiею и Польшею, или совсемъ исчезли или переменили свои имена: такимъ образомъ, возвращаясь изъ Сибири, между Тихвина и Старой Ладоги онъ напрасно искалъ села Столбова, где подписанъ былъ трактатъ съ Шведами. Заполье и Андруссово, где въ 1582 и 1667 году Россiя заключила миръ съ Поляками, также намъ неизвестны. Но Деулино и самая деревянная церковь, построенная Троицкимъ Архимандритомъ Дiонисiемъ и Келаремъ Аврамiемъ на память миру, служатъ до ныне предметомъ любопытства для Рускихъ, знающихъ свою Исторiю. – Не далеко отъ Деулинской церкви видны еще остатки укрепленiй: Рускихъ или Польскихъ, не известно. Тамошнiй Священникъ, о которомъ пишетъ Г. Миллеръ, и который разговаривалъ съ нимъ о Польской войне, давно умеръ. Я не видалъ нынешняго, и не могъ узнать, столько ли онъ сведущъ въ Рускихъ древностяхъ, какъ его предместникъ.

Такимъ образомъ два дни прошли для меня въ историческихъ воспоминанiяхъ, делающихъ места и предметы любопытными. Исторiя въ некоторыхъ летахъ занимаетъ насъ гораздо более романовъ; для зрелаго ума истина имеетъ особенную прелесть, которой нетъ въ вымыслахъ. Въ самомъ грустномъ расположенiи, въ которомъ цветы разума и воображенiя не веселятъ насъ, человекъ можетъ еще съ какимъ-то меланхолическимъ удовольствiемъ заниматься Исторiею: тамъ все говоритъ о томъ, что было, и чего уже нетъ!..

Примечания

Указатель къ Вестнику Европы 1802–1830

Историческiя воспоминанiя и замечанiя на пути къ Троице и въ семъ монастыре (ч. 4, № 15, 16, стр. 207–226, 287–304; ч. 5, № 17, стр. 30–47), подписано В. Ф., статья H. M. Карамзина, перепеч. въ П. С. С., изд. Смирдина, т. 1, стр. 458. Здесь описываются те места по дороге въ Троицкую Лавру, которыя ознаменованы историческими событiями. Алексеевское (описанiе дворца, расположенiе и внутренность комнатъ); въ Ростокине народъ встретилъ царя Іоанна IV, возвращавшагося въ Москву, после взятiя Казани; въ лево отъ большой дороги находится село Тайнинское, где царь Алексей Михайловичь занимался соколиною охотою; въ Пушкине былъ взятъ подъ стражу бояринъ Ив. Андр. Хованскiй; въ Братовщине останавливались для отдыха цари Московскiе на пути къ Троице; въ 12 верстахъ отъ Лавры находится село Вздвиженское, где жили некоторое время цари Іоаннъ и Петръ Алексеевичи и царевна Софiя; въ семи верстахъ отъ монастыря находится гора Волкуша; тутъ архимадритъ Троицкой Лавры благословлялъ народъ, который съ Мининымъ и Пожарскимъ шелъ освобождать Москву. За этимъ следуеть краткое описанiе Лавры (ея местоположенiя, собора, ризницы, обелиска митрополита Платона, библiотеки, колокольни, колоколовъ, дворца, семинарiи) и перечислены знаменитые роды, погребенные въ Лавре. Окончанiе статьи посвящено краткому обзору величiя, съ которымъ царстствовалъ Борись Годуновъ. Въ 4 верстахъ отъ Лавры находится сего Деулино, где заключенъ миръ съ Поляками, при царе Михаиле Федоровиче.

1. Думаю, что это старинная пословица.

2. Нeсправедливость нашихъ летописцeвъ въ разсужденiи сего Царя заставила меня войти здесь въ некоторыя подробности.

3. Онъ состоялъ изъ 31 чeловека.

4. Доходы его простирались до 90,000 руб.

5. Одни Шуйскiе и Григорiй Годуновъ тому противились.

6. Маржеретъ говоритъ, пятьсотъ тысячь.

7. Cм. Манифeстъ Годунова, отысканный Милеромъ въ Cибирскихъ Архивахъ.

8. Мильтона, Петрея, и проч.

9. Ихъ послано было 18 въ Швецiю и въ Немецкую землю. Троe изъ нихъ служили при Дворе Карла IX вь Штокгольме.

10. Cм. Пeтрея и Маржерeта

11. Швeдскому.

12. Касимовскаrо.

13. Cамъ жeстокой Авторъ Ядра Россiйской Исторiи въ этомъ признается – нe Хилковъ, а Ceкретарь или Перeводчикъ его, истинный сочинитель сeй книrи, какъ-то открылось по найдeннымъ запискамъ въ Архиве Иностр. Коллегiи.

14. Евфимiю Никитишну, жeну Князя Ивана Васильeвича Cыцкаго.

15. Cм. Ядро Россiйской Исторiи.

16. Маржeретъ.

17. Cм. Флетчера.

18. Маржерeтъ, верный слуга Лжедимитрiя и следственно недоброжeлатель Годунова, пишeтъ, что Россiя была тогда сильнеe и щастливее прежняго.

19. Маржерeтъ и Пeтрей, бывшiе тогда въ Россiи, говорятъ, что ударъ прекратилъ жизнь его; некоторые иностранцы думали, что изменникъ Петръ Басмановъ далъ ему яду; а наши летописцы утвeрждаютъ, что Борисъ самъ себя отравилъ.

20. Вотъ тогдашнеe состоянie делъ: самозванeцъ, побитый Шуйскимъ, ушeлъ въ Путивль съсвоими Ieзуитами; Воевода Cендомирскiй, отецъ Марины, уехалъ назадъ въ Польшу; часть Борисовой армiи нe могла взять Рыльска, занятаго eдиномышленниками Отрепьева; главная армiя осаждала Кромы, и начальники ея ссорились мeжду собою.