Приобрести книгу в нашем магазине

Заказы можно также присылать на orders@traditciya.ru

Если завтра война,

Если завтра в поход,

Мы сегодня к походу готовы!

Из советской песни

Ложь на вороту не виснет!

Русская пословица

Все лето 1939 года мы провели в Новгород-Северске. Я работала там на эпидемии детской дизентерии. На эту работу меня направили помимо моей воли.

Новгород-Северск – старинный провинциальный городок на реке Десне. Десна! Десна как-то связывала меня с Бежицей, всплывали воспоминания детства. Но как все изменилось за промчавшиеся годы! Пребывание в Новгород-Северске дало мне возможность вволю насмотреться на убогую жизнь провинции тех времен.

Доктор Белоус – педиатр города – жил в небольшом домике с садиком, жил очень скромно. Его двое детей школьного возраста сидели в летние каникулы больше дома, так как дома можно было ходить босыми, в латаных штанах и латаных платьях. Когда я приглашала их к себе, они очень смущались и отказывались. Пришла на помощь их мама, жена доктора Белоуса, как бы извиняясь за детей, она объяснила мне:

– Им стыдно в таком виде идти к вам и показываться вообще на улице, а дома, у себя, ничего и так – босыми. Приходите лучше вы к нам почаще!

Чем питались жители провинции, если там в магазинах ничего съестного не продавалось? Ведь только разве иногда случайно туда подбрасывали что-либо для продажи. Наши женщины изощрялись кормить свои семьи какими-то зелеными супами и салатами из своего огородика.

Не лучше обстояло дело и с одеждой: в провинции в продаже не было ни одежды, ни обуви, поэтому матерям приходилось ухитряться делать своим детям одежду из старых вещей. Интеллигентные люди – врачи, учителя и другие – смущались своей оборванности.

У нас от самого городка Новгород-Северска и пребывания там осталось хорошее впечатление и воспоминание, и мой мальчик позже писал сочинения в школе на темы из воспоминаний об отдыхе там: "Ловля рыбы на блесну", "Посещение старинного монастыря" и т.д.

Не могу не отметить одного эпизода, бывшего там со мною. Работая вместе с доктором Белоусом и считая его порядочным человеком, я в разговорах с ним высказывала суждения, которые расходились с советской линией. И вот он, оставшись как-то с Яковом Васильевичем наедине, сказал:

– Внушите Анне Константиновне, чтобы она была в разговорах осторожнее, – и добавил, почти как Евгений Онегин Татьяне, – не всяк, как я, ее поймет, к беде такая критика ведет!

Яков Васильевич поблагодарил его и успокоил, сказав, что хотя Анна Константиновна и очень непосредственная, говорит, что чувствует, но не со всеми, а лишь с теми, кому можно доверять.

Вернулись мы из Новгород-Северска в Харьков в конце августа, потому что в школах занятия начинались 1-го сентября. Тогда же, в конце августа 1939 года, стало известно из центральных газет о крутом повороте в политике по отношению к Германии и Гитлеру – враждебность к ним сменилась заключением в Москве договора о сотрудничестве. На первых страницах "Правды" и "Известий" появились большие фотографии подписания этого договора в Кремле Риббентропом и Молотовым в присутствии Сталина. Это сообщение было большой сенсацией. Смысл этого договора, его значение были в то время еще не совсем ясны для нас. Лишь последовавшие события объяснили его.

Вскоре после подписания договора в Москве Германия, в начале сентября 1939 года, напала на Польшу, быстро разгромила ее и заняла большую часть, включая и Варшаву. Несколько позже советские войска вошли в Польшу с востока и заняли всю Западную Украину и Западную Белоруссию. После всех этих неожиданных событий стало ясно, что раздел Польши между Германией и Советским Союзом был делом договоренным. СССР же представлял свое участие в разделе Польши как "освобождение единокровных братьев от ига польских магнатов". В газетах писали: "Советский Союз протянул Западной Украине и Западной Белоруссии братскую руку помощи", а в народе с иронией добавляли: "А уж ноги протянете сами!"

Когда советские войска вошли в Польшу, их поразило обилие там всего: и продовольствия, и промышленных товаров прекрасного качества, и совсем дешевых! Командиры бросились покупать все на имевшиеся у них советские деньги, а когда деньги вышли, то платили за покупки – по рассказам – облигациями советских займов. Через некоторое время поехали в занятые бывшие польские области жены командиров. Рассказывали, что дамские ночные рубашки в Польше были такие нарядные, что жены советских командиров приняли их за вечерние платья и являлись в них на вечера. Так советская власть без боев присоединила себе восточную часть Польши, чтобы установить там коммунизм.

Такое приобретение очень понравилось советскому правительству, и поздней осенью того же 1939 года оно потребовало от Финляндии уступки части территории, близко подходившей к Ленинграду. В случае отказа Финляндии грозили войной. Финляндия не испугалась "слона" и ответила отказом. Началась война с Финляндией.

В том году была ранняя и холодная зима. Советское правительство не ожидало отказа Финляндии. Страна не была готова к войне. В Германию продолжали идти товарные эшелоны с хлебом и ценным сырьем, по договору. Финны бились с большим подъемом и отражали советские атаки сильным и метким огнем, с большими потерями для наступавших. Неблагоприятно сказалось для советской стороны и то обстоятельство, что советские войска состояли преимущественно из молодых и неопытных новобранцев призыва этого года. Часть армии находилась в Польше, так как, оккупировав ее, надо было быть готовыми на случай какой-либо неприятной неожиданности.

С финляндского фронта приходили все время плохие известия и еще более дурные слухи. Выявилось, что советская армия не была подготовлена к зимней кампании: теплого обмундирования почти совсем не было, снабжение питанием не было налажено, советские солдаты мерзли отчаянно. Все время привозили в тыл, в госпитали, солдат с отмороженными руками и ногами. Отмороженные конечности приходилось ампутировать. В народе рассказывали о многих изувеченных солдатах – не в результате боев, а от мороза, то есть от неподготовленности армии к зимней войне.

Из медицинских кругов мне стал известен следующий случай. Одни родители получили письмо от сына, написанное незнакомой рукой, о том, что он ранен и лежит в военном госпитале. Долго не думая, родители собрались и поехали туда, чтобы повидать сына. Приехали, отыскали госпиталь, вошли в палату, где он лежал, подошли к кровати и увидели, что сына-тл и узнать нельзя: такой он бледный да худой. Протянули к нему руки, а он не двинулся. Приподняли они одеяло – а их сын лежит без рук и без ног. Мать только вскрикнула:

– О Боже мой, культяпка! – и упала замертво от такого шока.

Потом вышел приказ: "Не пускать к раненым посетителей". Но плохие вести просачивались, как вода, и народ стонал от таких вестей. В Москве спешно работали над изобретением грелки для солдат на финляндском фронте. В народе говорили, что у каждого солдата-финна на животе грелка, и ему тепло, а наши замерзают. Все финны – в белых халатах, и их на снегу не видно. А наши – в шинелях, видны как на ладони! Даже белых халатов было недостаточно.

Тем временем замерзших везли и везли в тыл. Советский Союз стремился к прекращению войны с Финляндией. Один военный рассказал нам следующий случай, очевидцем которого он был. На вахте стоял молодой армеец, он замерзал от холода и, плача, кажется, звал свою мать. К нему подошел командир и, не говоря ни слова, вынул револьвер и выстрелил плачущему солдату прямо в рот – "чтобы не разлагал других".

Народ был недоволен войною. Опасаясь народного гнева и своего краха, власть искала всяких путей к миру, лишь бы кончить войну с Финляндией. По слухам, немцы помогли советчикам найти путь к прекращению войны, и война кончилась к весне 1940 года. Тогда же, наконец, была изобретена грелка для красноармейцев, но за ненадобностью она не была пущена в большое производство. Война была страшным бедствием для народа, она унесла много молодых жизней, а еще больше искалечила.

Летом 1940 года советская власть заняла прибалтийские страны: Эстонию, Латвию и Литву, как тогда говорили, в "добровольно-принудительном" порядке. Говорили, что Гитлер очень противился этому, но он тогда еще вел войну на западе и ему нужен был наш хлеб и сырье, поэтому он вынужден был согласиться на занятие Прибалтики советчиками. Эта война Гитлера на западе доходила до нас лишь отголосками. Мы чувствовали ее в общем напряжении и в недостатках во всем: все шло для Германии и в Германию. Надо было уже быть довольными тем, что война идет где-то далеко, а не у нас.

Одного знакомого, бывшего офицера, мобилизовали в качестве командира для формирования новых частей. Приехал он на место сбора недалеко от Харькова, а там все неподготовлено. Постепенно стали стекаться пешком парни, призванные из ближайших мест. Никакого транспорта им не давали. Многие пришли босые и в рваной одежде, надеясь получить на сборном пункте новое обмундирование. На сборном же пункте никакого обмундирования не оказалось, поэтому первое время призванным приходилось оставаться в своей одежде.

О настроении в армии и народе можно судить по такому эпизоду. К моей знакомой-юристу приехал ее бывший клиент, теперь колхозник, вполне доверявший ей. Его сын служил в армии в десантных парашютных частях. Это были лучшие отборные части с большой коммунистической прослойкой. Сын этого колхозника обсуждал с друзьями вопрос – успеют ли они, будучи сброшенными в тылу врага, поднять руки вверх для сдачи в плен или их будут без разбора сразу же убивать? Определенного ответа на этот вопрос сами они найти не могли. Сын приехал домой к отцу, чтобы посоветоваться и получить ответ на волновавший их вопрос. Вот с этим-то вопросом колхозник и пришел к моей знакомой. Она заверила его, что возможность сдачи в плен будет:

– Конечно, успеют поднять руки и сдаться в плен!

Спокойствия не было. Все казалось, что, хотя война шла где-то далеко, хотя эшелоны товарных поездов с хлебом и сырьем шли и шли в Германию, опасность войны носилась в воздухе. Настроение было паническое. Советская власть, для поднятия настроения, выпустила много бравурных песен. Песни были составлены по заказу в приподнятом тоне. Казалось, что радио старается вбить всем в голову то, чего не было в действительности. Всюду только и слышно было:

Если завтра война,

Если враг нападет,

Если черная сила нагрянет,

Как один человек,

Весь советский народ

За свободную родину встанет!

На земле, в небесах и на море

Наш напев и могуч и суров,

Если завтра война,

Если завтра в поход,

Мы сегодня к походу готовы!

В том же духе были и другие песни:

Три танкиста, три веселых друга

Экипаж машины боевой!

Или:

Бей, винтовка, метко-ловко

Без промаха по врагу!

Такие бравурные, задорные песенки, хоть и распевались везде, не поднимали настроения в народе, а, наоборот, увеличивали подозрение, что вот-вот разразится война.

В мае 1941 года в Харькове, в Доме Красной армии был всесоюзный съезд хирургов. Я постаралась пройти на этот съезд, хотя и не была хирургом, потому что на таких съездах можно было купить медицинские книги, которых не было в магазинах, да и услышать новости было интересно. Действительно, все доклады были посвящены лечению раненых. А на последнем заседании в заключение выступил полковник Миловский и совершенно уверенно заявил, что вот-вот настанет страшная война, и хирургам предстоит большая и ответственная работа:

– Предстоит война, она – не за горами, а беда – за плечами!

Мы привыкли к тому, что все, утверждаемое советчиками, надо понимать обратно. Лично я не поверила услышанному, потому что совсем свежа была еще память о позорной войне с Финляндией, и я не допускала мысли, что советская власть рискнет еще раз воевать. В народе же открыто говорили:

– Нехай буде хоч гирше, да инше! (Пусть будет хоть и хуже, да иное).

Дома я, конечно, рассказала о съезде и его финале.

И мои не верили в скорое начало войны.