Добрый вечер, дорогие друзья! Мы сегодня продолжаем разработку вчерашней темы, продолжаем говорить об империи. И я даже сейчас вижу своим неидеальным зрением знакомые лица, но наверняка кто нибудь в зале вчера не был. Потому хочу напомнить некий итог. Вчера было представлено описание империи как особого типа государства, которое отличается от унитарного государства наличием провинций, то есть земель, сохраняющих свой культурный облик, в той или иной степени элементы самоуправления или, по крайней мере, свою провинциальную элиту, иногда даже частично свое особое законодательство. От федерации же империя отличается тем, что во главе ее всегда стоит имперский народ, стержневой, имперский этнос. Многие государства обладали чертами империй. Но в качестве полностью соответствующих типу могли быть предложены не многие. Британская империя в некотором смысле — самозванка, это просто колониальное государство. И ее отношения с колониями не такие, как отношения провинций с имперской столицей. Из колониальных держав именно Великобритания претендовала на титул империи. А она ничем не отличалась от, скажем, Нидерландов, имевших колонии, Франции, имевшей колонии, или Португалии. Колониальные державы обладали некоторыми чертами империи, но в собственном смысле слова империями не были. Не вполне разработал себя в типе империи Китай, хотя неоднократно приближался в своей истории к типу империи. Не вполне империей была Германская империя 1870 го года, которая недолго просуществовала, всего лишь 48 лет, потому что в общем она была почти исключительно населена немцами, хотя и состояла из имперских территорий: королевств, герцогств, вольных городов. Собственно империями были Иран, Рим, Византия, Священная Римская империя германской нации (Австрийская империя), Россия и часть своей истории Турция. А чертами империи обладали многие государства. Например, Арабский Халифат до расцвета. Да и сейчас некоторые государства, совсем не империи, какими то чертами империи обладают как, например, Соединенные Штаты Америки, хотя они то как раз в ужасе восприняли бы это. Они империи не любят. Некоторыми внешними чертами империи обладал Советский Союз, но сегодня в конце лекции я буду особо разбирать и обосновывать, почему СССР — не империя, хотя и занимал чужую территорию — территорию Российской империи.
Вчера мы закончили наш разговор на том, что Римская империя как универсальное образование, как единственное государство, первенствующее государство столкнулась с другой универсальностью — со вселенской церковью. И борьба империи с церковью закончилась победой церкви, крещением императора Константина Великого, но отнюдь не концом империи. Империя приобрела другие черты. Мы в русской литературе обычно говорим «православное царство», хотя могли бы говорить и «православная империя», так как царь и значит император. Что же это повлекло за собой? Конец Рима, затем Византия — Второй Рим, затем Россия — Третий Рим. Сразу скажу вам, что все черты империи они сохранили, но приобрели и новые, которых раньше не было и быть не могло. Империя, существование империи, существование православного царства оправдано уже в Новом Завете. Уже апостол Павел именует римского императора «удерживающим», подразумевая «удерживающим мировое зло». Причем, вероятно, не очень понимая, почему, потому что апостол говорил еще о языческом Риме, а совсем не о христианском государстве. И, тем не менее, ему дано было знать, что это так. И когда сама империя в лице императора Константина Великого повернулась лицом к церкви, приняла крест как знамя, церковь неожиданно оказалась к этому готова. Знамя святого Константина, с которым он победил Максенция, было с крестом по видению, которое было Константину во сне. Это знамя креста называлось «лабарум» и на века осталось знаменем христианского воинства, знаменем православного царства. Лабарум есть эмблема византийских боевых знамен. Так вот, эту готовность церкви можно рассматривать как нечто вполне чудесное. Действительно, было нечто причудливое в том, что государственные почтовые колесницы несутся по великолепным римским дорогам не для того, чтобы отвезти приказы об аресте христиан или, по крайней мере, священнослужителей, а для того, чтобы пригласить и доставить епископов на вселенский собор. Первый вселенский собор проходил в Никее в 325 году, как мы бы теперь сказали, «при поддержке и обеспечении государства». И христиане ничуть этому не смутились. Скорее, империя немного удивлялась, хотя проявляла готовность и рвение. Церковь не удивлялась. Она не имела этому описания, определения. Не были разработаны принципы христианской государственности. И, несмотря на это, церковь оказалась готова. То, что было вскользь высказано апостолом Павлом, впоследствии будет на рубеже IV V веков разработано в истолкованиях посланий апостола святителем Иоанном Златоустом. Истолкования изданы, и все мы теперь можем их читать. У нас ведь не было святоотеческой литературы десятилетиями. А теперь это совсем не сложно. Златоуста почти всего уже издали. Затем окончательные формулировки были сделаны уже в VI веке при следующем святом римском императоре Юстиниане Великом, при котором, кстати, были восстановлены в основном границы Римской империи, Римской христианской империи, при котором был возведен величайший христианский храм — Святая София в Константинополе. Почти тысячу лет величайший храм по размерам, но навсегда величайший по своим художественным достоинствам и по своему богословскому смыслу. Я читаю лекцию немного на другую тему, как у нас говорят, всухую, без иллюстраций, без картинок, но вы легко найдете изображение Софии, ее интерьера. Знаете, это ведь тоже неслучайно. Этот величайший собор был построен как раз тогда, когда про отношения церкви с христианским государством все стало предельно ясно и четко. Мне многие рассказывали про Софию. Это были разные люди — знатоки архитектуры и совсем не знатоки, христиане и не христиане. Все говорили, что это, вероятно, величайший христианский храм и вообще самый поразительный интерьер, когда либо созданный человеком. Я доверял этому суждению. Год назад я впервые ее увидел. Это правда. В Константинополе, даже если он называется «Стамбулом», побывать стоит хотя бы полчаса, чтобы побывать в Софии. Даже сейчас, после того как в Софии девятьсот лет была мечеть, а сейчас музей, все равно стоит.
Но вернемся к Юстиниану. Для того чтобы представить себе взаимоотношение церкви и православного государя, необходимо обратиться к тому, а какова же вообще была власть последних римских императоров, христианских римских императоров и затем императоров, которых мы называем «византийскими». Я буду говорить «византийский». Это неверно, но мы слишком все привыкли. Вообще то государства «Византия» никогда не существовало. Жители этой империи, нового Рима со столицей в Константинополе называли себя римлянами, правда, по гречески «ромеями», ибо основным языком стал греческий, а не латинский. И император по гречески назывался «василевсом ромеев». А термин «Византия» был придуман итальянцами в эпоху Возрождения, но уж так прилип к литературе даже научной, что мы говорим «Византия», «Византийская империя». Но все таки помнить об этом стоит. Итак, небезынтересно для нас, особенно учитывая, что я буду читать лекцию еще и завтра и говорить о наших политических традициях в дополнение к сказанному сегодня, каковы же были политические традиции первого христианского царства? Представление об этом из нашей литературы почерпнуть трудно. На самом деле можно, но это специальное исследование, потому что большей частью мы находим только одно. Мы видим, что римский император был принцепсом, то есть формально первенствующим в сенате. Сохранялись многие республиканские традиции. Почти неограниченная власть императора гарантировалась соединением в одних руках нескольких республиканских римских должностей. Император был консулом, народным трибуном, цензором и предводителем войска. На объединении этого складывались его исключительные полномочия. Формально это даже была не совсем монархия. К IV веку власть императора сначала ослабла, затем усилилась при последнем языческом императоре Диоклетиане, большом гонителе христиан. Это называется в любом учебнике «переходом от принципата к доминату». Доминат — от латинского dominus (господин). Прикрываться республиканскими титулами перестали. Император Диоклетиан стал господином римлян, неограниченным правителем. Очень часто в учебной литературе эволюция дальше не рассматривается и создается впечатление, что и византийский император, христианский император был таким же доминусом. В этом есть некое внутреннее противоречие. Ведь в полном смысле этого слова у христианина есть только один доминус — господь Бог на небесах. Власть христианского царя мыслилась неограниченной, определялась как неограниченная, но в действительности была очень ограниченной. Позднеримский, а затем византийский император в законе именовался «автократором», «самовластцем», почти самодержцем, что весьма близкое понятие. Он считался источником закона. Что же ограничивало самовластие императора? Во первых, император был христианином. Значит, он как христианин согласовывался со своей христианской совестью. И в этом как христианину ему пособлял его духовник. В общем это довольно серьезно. Конечно, плохой христианин не слушается ни своего духовника, ни своей совести. Но все таки это не так часто бывает. И на этом не все заканчивается. Император считался человеком церковным и мыслился первым мирянином империи. Он обладал особыми правами и привилегиями священнослужения. Так, император причащался в алтаре. Вводили его туда царскими вратами. И причащали из чаши у престола. Для того чтобы это можно было совершить, его посвящали в церковный чин иподиакона, то есть поддиакона. Тем самым ему лишний раз напоминали, что, конечно, он входит через царские врата, чего не может мирянин, но в алтаре он ниже любого священника и диакона тоже, ибо он только иподиакон. Напоминали ему даже в тот момент, когда он просто входил в Софию. Те, кто был в Константинополе, вспомнят, что сохранился портал, через который в каждое воскресенье или великий праздник василевс, император входил в собор. Над порталом есть мозаика, которую каждый раз он видел: Христос на троне и перед ним коленопреклоненный император. Не лишнее напоминание о том, кто есть подлинный царь. Но была еще и основательная богословская и церковноканоническая теоретическая разработка. Взаимоотношения церкви и православного государства мыслилось в категории симфонии, созвучия церкви и государства. Что это означает? Это означает обязательство для них поддерживать друг друга, для церкви — поддерживать империю, для империи — защищать церковь. И обязательство для каждого не вмешиваться в сферу другого. В сферу Божию для кесаря, и в сферу кесаря для иерархии. Это хорошо иллюстрировалось и сейчас иллюстрируется концепцией двух мечей, двух символических, конечно, мечей — меча духовной и меча светской власти. Вот как выглядит концепция двух мечей в православном истолковании. Оба меча — и духовная, и светская власть — принадлежат церкви, ибо глава церкви — Христос, и церковь продолжается за границами материального мира. Ей принадлежат и умершие христиане. Церковь вручает меч светской власти христианскому государю и не вмешивается в дела его правления, но имеет право нравственного суждения по любому решению властей, в том числе и нравственного осуждения.
Потом концепцию двух мечей толковали по разному. Католики стаскивали ее в сторону светской власти римского папы, то есть оба меча были в руках церкви, папы. Следовательно, только тот был христианским правителем, кто признавал себя вассалом папы. Из за этого была долгая вражда и тяжба между западными императорами Священной Римской империи германской нации в X XII веках, о чем я уже говорил, и папами, папским престолом. В эпоху реформации протестанты начали стаскивать оба меча в противоположную сторону, напоминать о том, что в Писании христиане названы царственным священством. Следовательно, оба меча принадлежат самому христианскому народу, но так было на бумаге, а в действительности это означало у протестантов подчинение церковной сферы государству. Потому, кстати, в Германии XVI века появился чудовищный принцип «cujus regio, ejus religio» — «чья власть, того и вера». Это означало, что если сегодня, например, владетельный князь протестант, то и его подданные обязаны быть протестантами, а если завтра он вернется в католичество, то и все подданные обязаны перейти за ним в католичество. Надо сказать, что нас русских все время упрекают в том, что мы «покорные рабы», а с нами на такой трюк не осмелился даже Петр Первый, боялся все таки, уважал свой народ, хотя нравился ему протестантизм.
Если вас заинтересует подробная разработка православных взглядов на взаимоотношения церкви и государства, я весьма рекомендую вам книгу, которая уже издана в нашей стране несколько лет назад, — Антон Владимирович Карташев «Воссоздание Святой Руси». Это наш крупный историк церкви, не по своей воле большую часть жизни работавший в Париже. Это его предсмертная работа, очень точная, небольшая. Все понятно. Там, конечно, все гораздо подробнее, чем у меня сегодня. Карташева вообще читать интересно. Если не ошибаюсь, она была издана у нас в 1991 году.
Таким образом, отношения православной церкви и православного государства строились на основе симфонии. Как это ограничивало власть царя? То есть позднеримского, а затем византийского императора, а затем, кстати сказать, и русского царя. Иногда неверно толкуют идею симфонии в том смысле, что это идея императорской власти и власти патриарха. Ну, вот уж где нету монархического принципа, так это в церковной иерархии, хотя иногда простонародное сознание его туда привносит. Патриарх для православного — не римский папа. Патриарх есть лишь первый и самый уважаемый среди равных ему епископов. А в своей епархии — так и просто епископ. Если хотите, это председатель в соборе епископов, не более того. Более уже попахивает папизмом. На самом деле реальное ограничение церковью императорской власти заключалось в том, что в случае критическом, в случае нарушения царством своих обязанностей, царю противостоял не патриарх, а собор епископов. Любой царь всегда будет в реальной жизни сильнее патриарха. Думаю, этого даже не надо доказывать. Это понятно. Но если государь может возобладать над одним патриархом в критической ситуации, то он не может возобладать над собором из нескольких сот епископов. Ни один из них не мог и помыслить, например, всех их сменить или сослать, понимая, что при подобной попытке он просто перестанет быть царем и лишится царства. А соборы там были представительными. В IX веке собор поддержал и подтвердил полномочия святителя Фотия Константинопольского составом из 383 епископов. Империя собирала многолюдные соборы. Раз мы говорим о христианском воззрении на царскую власть и о Византийской империи, то давайте посмотрим и на другие ограничения, которые реально действовали там. Царская власть была ограничена законом. На этом воспитывали. Мы, к сожалению, так не воспитываем своих детей, хотя формально вроде бы у нас демократическое государство и мы с вами в представительской системе являемся источником законов. А если кто нибудь или сам глава государства нарушает закон, то мы абсолютно конституционно имеем право схватить его за ухо и вытащить из его резиденции. Источником закона для византийцев был император. Но все твердо знали, что закон для него писан до тех пор, пока не издан новый закон, опровергающий прежний. Так людей воспитывали. Это было правовое общество. Вообще Византия была удивительно правовым государством, а византийское общество — на редкость правовым обществом. Мы этого недооцениваем. Нам опять таки немножечко пресса мозги запудрила. Я знаю, как преподаватель, что школьники и студенты всерьез подозревают, что правовое общество и есть демократическое общество. Ну что вы! И демократические, и монархические общества могут быть правовыми, а могут быть и неправовыми. Кстати, убийственный пример демократического общества, но абсолютно неправового дает нам германский нацизм.
Византийское общество было настолько проникнуто идеей законности, что даже идеальным византийцем посчитали судью. На рубеже XI XII веков в Константинополе одним из 12 ти апелляционных судей был Евстафий по прозванию «ромей» («римлянин»). Кстати, апелляционный суд, суд высшей инстанции есть византийское изобретение. И все, в том числе и Запад, заимствовали оттуда. Остались книги его судебных решений. Их сохранилось много, потому что на этих книгах, на этих образцовых решениях учили юристов. И что мы видим? Мы видим, как Евстафий указывает патриарху на незнание закона, как Евстафий указывает василевсу (императору) на незнание закона. И на конюшню его драть не отослали, и судейского места он не лишился. А все вежливо выслушали авторитетное суждение правоведа. Но что еще интереснее, Византия просуществовала тысячу лет, в империи были великие императоры и великие государственные деятели, выдающиеся полководцы, были герои. Нам надо изучать византийскую историю. Было изумительное искусство. Богословие, для нас основное, все вытекает оттуда, из греческого. Но типичным византийцем народное мнение посчитало не царя, не епископа, не прославленного монаха, не полководца и не героя воина, а судью, ведь он же был Евстафий по прозвищу «Ромей», то есть «Византиец», стопроцентный византиец. Это было правовое общество.
Дальше надо учесть, что определенное влияние, ограничивающее не теоретически, но практически волю императора имел «синклит» — преемник римского сената, собрание высших сановников империи. Любой в этом зале, кто хорошо знает историю, может заметить, что ведь синклитиков назначал император. Вчера я уже убедился к своему глубокому удовлетворению, что в этом зале много знающих историю. Это так, синклитики входили в синклит не от рождения и не по наследству. Но ведь, во первых, император назначал их пожизненно, а во вторых, как было доказано исследователем Александром Кажданом, из одного и того же круга аристократических фамилий. То есть, и аристократия (власть знатнейших) в Византии тоже была. А теперь сравните сразу с положением русского боярина XV XVII веков. В нашем царстве ведь боярина тоже не избирали. И он не становился боярином по наследству, как в английской палате лордов. Нет, боярством жаловал государь. Однако тоже пожизненно. И судить боярина, чего даже в Византии не было, русский царь мог только после вынесения боярского приговора. То есть сначала боярская дума должна была признать виновным себе подобного наподобие суда присяжных, и только после того следовал царский суд. А кроме того, бояре тоже были из одного и того же круга знатных фамилий. То есть, если какой нибудь князь Одоевский был очень неудобен государю, то он не возвел бы его в бояре. Разумеется, на это царь был властен. Но не властен вместо князя Одоевского ввести в боярство Хрюшкина. Так же и в Византии. Мы здесь наследники византийской традиции. Как видите, и аристократия не противоречит монархическому принципу.
Царь византийский, константинопольский василевс в какой то степени должен был также считаться с мнением войска. Войско провозглашало его царем. И был римский обычай, отраженный, кстати, в богослужебном тексте. Это вторая часть Херувимской песни «Яко за царя все подымем». Только там это иносказание, образ поднятия спасителя господа Иисуса Христа ангельскими воинствами. А в основе этого образа лежит римский обычай, в знак избрания императора ставить его на щит, щит на скрещенные копья и поднимать над головами войска.
Ну и, наконец, василевс ромеев был ограничен, представьте себе, демократически. Но не демократией всей империи, а демократией Константинополя — единственного сверхгорода средневековья, огромной своей столицы. Некогда античный мир увлекался театром, начиная с римских времен, амфитеатром, где были бои гладиаторов, и ипподромом. Амфитеатр отпал, когда мир стал христианским. Христиане не могли же смотреть бои гладиаторов. Театр остался, но христиане относились к нему с подозрением, как к чему то неблагочестивому. Ну, кувыркаются, непристойности показывают. Люди то были строже, чем мы с вами. У нас вон на улице непристойности, и мы терпим, как будто это не у нас. Театр был, но все таки это было такое неофициальное зрелище. А вот ипподром остался в полной мере. Это было настолько общепринятое развлечение, что ипподром примыкал к территории Большого Императорского дворца и Софийского собора. Самого ипподрома уже нет, но его территория видна. И на ипподроме император встречался с народом. Конечно, он и в храме встречался с народом. Православные цари как греческие, так и русские от народа не прятались, в бронированных колесницах не ездили, переодетыми охранниками себя не окружали. Храм есть место все же благочестия, а не политических споров. Иное дело — ипподром. Общественное мнение Константинополя было представлено четырьмя партиями. Тогда их называли «димами», то есть народными объединениями. А их предводителями были «димархи». Партий было четыре, со своими цветами. И под этими цветами выступали колесницы в заездах. Лентами соответствующего цвета украшали возницы, одежду возничих и лошадей. Четыре цвета: зеленый, голубой, розовый и белый, соответственно партий «прасинов», «венетов», «русиев» и «левков». И после окончания заезда ложи димархов через рупоры обращались к ложе императора, а ложа императора отвечала. Я не знаю, описаний нет. Но, наверное, не сам василевс отвечал в рупор, а кто то из его чиновников. Так выслушивался ответ василевса на вопрос. А вопросы бывали очень едкими. Когда император Анастасий уклонялся от ответа на вопрос о нововведенном и очень всех доставшем налоге «хрисаргир», весь ипподром начал топать ногами и скандировать: «Долой хрисаргир!». И что характерно, Анастасий предпочел лучше отменить налог, чем связываться с собственной столицей. Конечно, это бывало редко. И вообще я думаю, что они в основном все искренне и глубоко любили своего царя и были ему верны. Одно другому не противоречит. Собственно истинная любовь к правителю и бывает у свободных граждан. У подневольных она всегда немножко лицемерна. Вот такая интересная картина вырисовывается в облике Византийской империи, в облике православного царства, которым Рим становится уже в первой половине IV века при Константине.
Потом после 476 года, после разрушения Рима христианская царская власть остается только в Константинополе. Ведь четкой границы между историей Рима и историей Византии нет! Четко провести ее невозможно. Я говорю вообще о том христианском царстве. Как это проявлялось в политике того государства? Примеров тому довольно много, но если мы посмотрим на внутреннюю политику, то заметим, что довольно быстро христианская Византия избавляется от рабства. А как избавляется? Ну, сначала рабов стало неприличным убивать. В языческом Риме ситуация привычная, но христианину ведь убивать не прилично. Тем самым раб стал уже не вполне рабом. Но затем их становится меньше, меньше и постепенно рабство сходит на нет. Есть замечательный английский христианин и христианский апологет нашего века Гилберт Честертон, который нам наиболее известен по его нравоучительным детективам, но который писал много и христианских трактатов, достойных для чтения русским человеком. Почитайте его «Вечный человек». В 1991 году тиражи были еще большие, в библиотеке найдете. Так вот ему однажды один критик христианства сказал, что христианство воспитывает боязнь Бога и потому воспитывает людей рабами. На то Честертон ему ответил: «Вы бы лучше сказали, что христианство воспитывает боязнь Бога и потому освободило рабов, поскольку рабовладельцы из богобоязни отпускали рабов на свободу». Это только некоторое следствие воздействия христианства на общество, которое происходило постепенно. Одномоментно законы никто не отменял, ибо к законам относились трепетно. Римское право было кодифицировано Юстинианом в VI веке. А мы теперь по Юстиниану его и изучаем.
Все века своего существования христианская Византия считала своим долгом защищать христиан везде, где могла, где хватало сил дотянуться влиянием или военной силой, или деньгами, когда не хватало силы. И на Востоке в мусульманском мире, и на Западе у варваров, в Закавказье, на Кавказе. Могу привести один чрезвычайно интересный пример начала X века. Вы помните, что на средней и нижней Волге на территории нашей страны была тогда Хазария, Хазарский каганат. Хазария совершила некий религиозный переворот. Вся хазарская верхушка приняла иудаизм. С этого момента Хазарский каганат вплоть до разрушения его войсками киевского князя Святослава Игоревича был весьма враждебен христианам. Нам не до такой степени, потому что мы еще не были христианами, хотя на Руси и тогда уже было много христиан. На Руси еще были языческие княжества. А христианами были аланы, то есть прямые предки осетин на Северном Кавказе, в сфере влияния Хазарии. Хазары надавили военной силой с предельной жесткостью на алан, загоняя их в иудаизм. Константинополю было до Хазарии не дотянуться. Но до единоверцев хазар евреев он дотянуться мог на собственной территории. И прижали их так, что те взвыли и хазары оставили алан в покое. Даже и так, при невозможности дотянуться вооруженной рукой империя защищала христиан.
Вот, что мы перенимали, у кого мы учились. Вот, у кого мы брали азы государственного правления, азы правового общества, правовой системы. Потому и Русь еще домонгольская, населенная еще славянами становилась достаточно правовой страной. Надо сказать, что наше первое законодательство — «Правда Русская» Ярослава Мудрого никакого римского (византийского) влияния не испытала. Вы можете посмотреть у Ключевского в 1 ом томе его курса, в лекциях 13 ой и 14 ой. Там было записано обычное право славян. Наши стариннейшие обычаи были введены в текст закона. Но ведь мы же и просто переводили многие законы, в основном церковные. Они составили другую не менее важную и обширную книгу — «Мерило Праведное»: митрополичьи уставы, брачное право и др. Между прочим, мы перевели и «Закон Градский». Он тоже у нас византийского происхождения. Он подходил специфике наших городов. Например, там действовало правило, ставшее общим для нас, — «Правило прозора». То есть, если вы со своей усадьбы имеете некий ценный, красивый вид, а сосед вам его застроил, невзирая на ваши просьбы, вы имеете право через суд снести его постройку. В этой норме наши предки жили веками! А мы этого не изучаем, мы этого не преподаем в школе, а потому не можем требовать от наших архитекторов. А зря не можем. Выйдите на улицу, посмотрите на свой город.
Если теперь перейти к русскому материалу, то надо сказать, что славяне домонгольской Руси были совершенно неимперским народом, даже не очень и государственным. Одними из предков славян были, несомненно, кельты. Кельты так и не смогли ни одного государства всерьез построить. У них было много достоинств: они были доблестными воинами. Из кельтской среды происходят основы рыцарства. «Сказания о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола» — сказания кельтские. Они создали великолепную культуру. Они были интереснейшим народом по своему очень уважительному, тоже рыцарскому отношению к женщинам. Но, несмотря на всю свою доблесть и тонкую культуру, были завоеваны Римом, потому что государственной власти всерьез не терпели. Славяне были менее антигосударственными, чем кельты. Но, во всяком случае, ни малейшего стремления к созданию единого государства не проявляли. Должен вам сказать, что нарисованная в школьном атласе государство единая «Киевская Русь» есть миф, придуманный за письменными столами историков прошлого, XX го века. Оно никогда не существовало. Государством Древней Руси было любое княжество. Да, было Киевское княжество, а, следовательно, Киевское государство, а через Днепр, на другой стороне было государство Черниговское, вполне суверенное. Правда, они образовывали конфедерацию, которая и называлась Русская земля, и был первенствующий среди князей великий князь Киевский, потом Владимирский, но даже федерацией назвать это нельзя, поскольку мышление наших предков не признавало того, что может быть князь над князем. Каждый князь — государь, и каждое княжество — государство. Надо сказать, что пока Русь была велика, сильна и необычайно богата, нам и того хватало. В XI XII веках мы были так богаты, так сильны, что никто и носа совать не смел. Это, кстати, отражено позднее, когда мы уже лишились силы, когда здесь уже была Орда, когда были псы рыцари, в знаменитом «Слове о погибели Русской земли», где описано, «что половцы малых детей именем Мономаха пугали, и то, что литовцы из болот своих не показывались, а венгры укрепляли каменные стены городов своих, а немцы радовались, что далеко живут, за синим морем».
Но, конечно, не только культура, а даже цивилизация домонгольской Руси была выше, чем в любой стране Запада. Это и не удивительно. Они, западные народы были тогда довольно молодыми, а мы были уже преклонных лет. У нас была огромная история за спиной. Так что и нам теперь не великий позор иметь цивилизацию несколько ниже, чем на Западе. Они теперь уж совсем дряхлые, а мы еще ничего, мы средних лет. У нас есть будущее, мы успеем. Учиться, правда, надо доброму.
Так вот, тогда, конечно, у нас не было своего Константинополя, достигавшего миллиона населения по некоторым предположениям, безусловно, значительно более полумиллиона. Но у нас был Киев стотысячный на максимальном расцвете в конце XI века. У нас был целый ряд городов по 30 40 тысяч населения: Чернигов, Смоленск, несомненно, второй после Киева, Новгород и т.д. Все это серьезные города. А всего городов сейчас насчитывают около 400 в домонгольской Руси. Не случайно скандинавы называли нас «Гардарики» — страна городов. А что было на Западе, я могу вам сказать. Когда в конце XII века начинали строить Собор Парижской Богоматери, они же тоже были разумные люди, они предполагали такой размер, чтобы в нем в принципе уместились все парижане. Десять тысяч в него входит. Правда, когда достроили, уже не умещались. Но его долго строили. Пятую часть населения домонгольской Руси составляли горожане. У нас нескоро повторилась такая статистика. Причем городское население было, по видимому, поголовно грамотным. А на Западе в XI веке грамотность была почти монополией духовенства. Наверное, вы все помните, что княжна Анна Ярославна, дочь Ярослава Мудрого, стала королевой Франции. Анна грамотной была, а вот ее муж король Генрих был неграмотным. А вот с государственностью было туго. И без того Русь была сильна и обильна. А все таки одна черта вела к будущему характеру имперского народа, уже у наших предков, у славян. Славяне Древней Руси умели быть и грозными, но умели быть и великодушными, умели быть удивительно терпимыми. И вот смотрите, сколько разных кочевников и полукочевников мы видим за нашу историю до Орды. Немало. Ну, древнейшие периоды брать не будем, гуннов оставим в покое, мы так глубоко не забираемся, хотя и тогда были славяне. Только по летописи мы имеем хазар, печенегов, торков, берендеев, черных клобуков, половцев, наконец. А что получается? С тем, с кем примирение было невозможным и противостояние было жестким, поступали жестко. Хазары были рассеяны. Хазария просто прекратила существование. А с остальными, в том числе и с половцами, самыми сильными из них, научались уживаться. Более того, сначала торки уже в XI веке, затем половцы в XII веке все в большем числе становятся христианами и, оставаясь кочевым народом, входят в культурную орбиту оседлого. Вот это — огромная редкость. Умение включить кочевников и полукочевников во влияние оседлой культуры есть редчайшее достоинство, и Руси оно принадлежит в полной мере. И вот это есть та часть характера, которая, несомненно, пригодилась позднее, когда нам довелось строить империю. Славяне складывались в новый народ довольно давно. Гумилев считает, что в I веке нашей эры, Рыбаков — в I II веке до нашей эры. Здесь я согласен скорее с Рыбаковым, но разница не велика. Славяне складывались в необычайно уютном ландшафте. Места было много, никто не мешал. Можно было складываться в собственное удовольствие. Представьте себе, что такое последние века до Р.Х. в теплой лесостепи к северу от Черного моря и в широколиственных лесах предгорий Карпат. Там почти никого и не было. Так что новый народ формировался не торопясь.
А вот русские, этнос XIII века складывался с самого начала в переуплотненных условиях, в переуплотненной, перенасыщенной картине и этногенеза, и вмещающего ландшафта. На Русь в XIII веке только ленивый не нападает. Мы действительно окружены врагами. Вот в школьных атласах у вас картиночка была такая, вы сейчас вспомните, «Гражданская война. Республика в кольце фронтов». В этой картиночке был подлог, потому что сводили разновременные эпизоды на одну схему, и получалось, что и Деникин, и Юденич, и Колчак, и поляки, и «белоказаки» (есть там такая надпись), все одновременно навалились на «республику советов», а она почему то уцелела. А вот в XIII веке действительно была такая картина, потому что была и Орда, и половцев мы теряли, их переподчиняла себе Орда, и Византии не осталось, ибо в 1204 году крестоносцы захватили Константинополь. И на Балканах было плохо, у наших естественных союзников, южных славян. Я по колечку прохожу все. Затем еще венгры весьма агрессивные, периодически агрессивные поляки. Где строит крепости блюститель наших юго западных границ князь Даниил Романович Галицкий? На востоке против Орды? Ничего подобного! На западе. Холм, Львов. От венгров и поляков укрывался новыми укреплениями. Затем языческая, не принадлежащая Западу, но молодая и потому опасная Литва, только начавшая свою историю. И, наконец, самый страшный сосед, не знающий компромисса — ордена немецких рыцарей.
Ну, иногда еще шведы из за моря подваливали. Если что нибудь или кого нибудь упустил, простите, бога ради. Так вот в той ситуации русские с самого начала сложились со стереотипом государственного созидания. В XII веке два незаурядных князя Андрей Боголюбский и брат и преемник его Всеволод Большое Гнездо, Всеволод III Юрьевич пытались подчинить своей власти других князей, создать не унитарное государство, конечно, нет! Хоть федерацию. Они были мудры. Всеволод III наш первый парламент созвал в объединительных целях в 1211 году. История нашего парламентаризма начинается, между прочим, на 54 года раньше английского. Они были сильны. Помните, как в «Слове о полку Игореве» сказано о Всеволоде III, что он может «веслами Волгу расплескать и шеломами Дон вычерпать». Но, ни могущества, ни мудрости не хватило. Их не понимали. Никто не хотел единого государства. А в XIII веке все меняется. Наоборот, все хотят. По сути, начиная, может быть, с величайшего деятеля нашей истории, святого благоверного Александра Невского, созидание русского государства не прекращается никогда. Борьба идет. Междоусобицы есть. Но сравните междоусобицы XII века и междоусобицы XIV века, и вы сразу все поймете. Междоусобицы XII века были из за чего угодно. Из за того, что кусок земли где то плохо лежит. Из за военной добычи. Из за того, что рассорились, и образовалась коалиция одних князей против коалиции другой, а потом она развалилась и перетасовалась иначе. И бывшие враги стали союзниками. Наконец, простите, из за того, что «нашему царю», как в известной сказке, «показали фигу». Опять таки как сказано в «Слове о полку…» про дружинников курян: «ищут себе чести, а князю славы». Ради славы. В XIV веке из за такой ерунды не сражается никто. В сущности, так называемые «междоусобицы» XIV и начала XV веков идут по одному поводу — кто будет основателем единой России. Тверь никогда не сражалась с Москвой за свою независимость. Тверь сражалась за первенство. Заметьте к тому же, что эта борьба за великое Владимирское княжение, то есть за будущую Россию ведется только между тремя ветвями очень близких родственников. Все они, все эти династии — потомки Юрия Долгорукого, Владимира Мономаха, все — потомки Ярослава Всеволодовича, трех его сыновей. Тверская линия идет от Ярослава Ярославовича — младшего брата Александра Невского, Суздальско Нижегородская — от Андрея Ярославовича, тоже младшего брата, постарше Ярослава, ну, а Московская линия имела счастье особое или избрание оказаться единственными потомками самого Александра Ярославовича, самого Александра Невского, что, конечно, сослужило московским князьям хорошую службу. Хотя благоверный князь Даниил был последним, младшеньким сыном Александра, но все остальные линии пресеклись. Других потомков Александра Невского не осталось.
И это еще не все. Мало того, что идет спор Суздаля, Москвы и Твери за первенство. Еще идет большой спор между Владимиром, кто бы ни был Владимирским князем, тверич или москвич, не важно, и Вильной — Великим Княжеством Литовским, которое уже в XIV веке объединило все западнорусские земли, как Владимирское — восточнорусские. Западнорусские земли мы сейчас несколько нерасчетливо и неисторично именуем «Украиной» и «Белоруссией». А вообще то земли были с большинством русского населения, которое себя русским и именовало, как и в XIX веке, и к тому же православного населения. И в принципе, если бы литовская княжеская династия была более последовательна и заявила себя твердой в православии, была бы столица единой России в Вильне. Я в этом просто не сомневаюсь. До начала XV века западная Русь была сильнее восточной. До начала XV века, даже еще и после Дмитрия Донского у Вильны, у литовской династии были шансы основать единое государство. Сейчас это была бы Россия чуть более сдвинутая на запад, чем это произошло в действительности. А вот, почему не произошло, нас интересует всерьез и именно потому, что мы говорим о христианском царстве. Кто собственно решал, что Русь должна быть единой? Как мы уже договорились, этого хотела вся Русская земля, хотели русские люди.
Но кто это оформил, кто эту идею поддерживал тогда, когда она должна была казаться еще безнадежной? Ведь вообще то к середине XIV века Русь была раздроблена дальше некуда. Однако посмотрите, многие князья оспаривали незначительность власти великого князя. За великокняжеский стол шла драчка. Серьезных великих княжения было два — во Владимире и в Вильне. Но вся Русская земля представляла собой один митрополичий округ. Митрополит был сначала в Киеве, потом во Владимире на Клязьме. Потом после неудачной попытки митрополита Феогноста вернуться в Киев он решительно переезжает в Москву, честно признаться, в нарушение даже церковных канонов, потому что, вообще то говоря, это неположено. Будучи Московским митрополит продолжал оставаться Киевским, куда, если военная ситуация не мешала, он наезжал и где держал наместника. Подумайте, почему. Ведь в принципе у нас и так было слишком мало епископов. Исторически это наша болезнь. Болезнь нашей поместной церкви, до сих пор не преодоленная. Не наша сегодняшняя тема, но я писал об этом и посчитал, что если следовать древним традициям, то в масштабе Советского Союза, то есть России, у нас должно было быть примерно пятьсот епископов. Ну, конечно, если бы в Древней Руси была сотня или две сотни епископов, пришлось бы создать несколько митрополичьих округов. Но остается один. Даже в гораздо уменьшившейся Византии, которая в XIV веке уже маленькая, потерявшая большую часть своих владений. После крестоносного вторжения не удалось вернуть старые территории. Даже в ближней Греции, уже совсем, казалось бы, Византии остается Афинское крестоносное герцогство и его приходится терпеть. Там, тем не менее, несколько митрополичьих округов и каждый митрополит имеет несколько подчиненных ему епископов. Организационно он, конечно, тоже первый среди равных, но может собрать окружной собор. Русская земля давно могла бы состоять из многих митрополичьих округов, а удерживают одну кафедру, да еще держащую два города на большом расстоянии. Почему? Кто? Русские князья? Русское общественное мнение? Да не могли они этого добиться. Польские короли, захватившие Галицию, крайний юго запад, а потом и литовские князья добиваются особого митрополита, отдельного. Им это удается только на короткое время. Православная вселенская церковь стремится удержать всю Русь в церковном единстве. Почему? Почему так делают один за другим патриархи Константинополя, слабеющего Константинополя? Они действуют в этой ситуации как одно лицо. А среди них есть выдающиеся патриархи, есть и святые. Почему, несмотря на совершенно различное происхождение, так же ведут себя митрополиты русские, добиваясь, во что бы то ни стало сохранения одного округа, церковной власти во всей Русской земле с одним церковным центром. Они почти все святые. Они разного происхождения. Извольте, перечислю, начиная с современника Александра Невского. Кафедру занимали галичанин Кирилл, грек Максим, галичанин Петр, грек Феогност, москвич Алексий, болгарин Киприан, грек Фотий, рязанец Иона. А линия одна и та же. Ответ один. Его давали историки. Я не первый. Просто я делаю это, может быть, более твердо, более последовательно. Подробная разработка политической борьбы церкви за созидание государства уже делалась рядом авторов. Особенно рекомендую вам работу историка Московского университета Николая Борисова «Церковь в политической борьбе XIV XV веков». Вышла она в 1980 ые годы. Если кого то специально интересует проблема, смотрите. А вот почему именно церковь создавала единое государство? Князья зависели от Орды, а церковные иерархи нет. Князей было много, и они спорили, а церковные иерархи нет. Церковь была тогда сильнее всех на Руси. И московские митрополиты и константинопольские патриархи поддерживали хотя бы церковное единство ради будущей единой России. Православная церковь готовила преемницу уходящей Византии. Нас просто готовили для передачи нам имперского скипетра! И в XIV веке, по крайней мере, к концу века уж ни один грек не сомневался, что долго империя не протянет. Имперский этнос ромеев слабел. Они заканчивали свою историю. И закончили захватом турками Константинополя в 1453 году, последних православных владений в 1471 году. Заметьте, эта дата приходится уже на правление с 1462 года создателя единой Российской державы, первого нашего царя и, может быть, величайшего царя Иоанна Третьего. Преемство здесь прямое. И не русские избрали себе эту долю, эту роль, а избрала эту роль для России Православная Вселенская церковь, которая полагала всегда, что имеет власть, о чем мы уже говорили. Так что можно, нисколько не насилуя свою совесть, верующему человеку всерьез считать, что быть империей России есть веление Божие. А по этому поводу остается только с некоторой печалью заметить, что греки то византийцы свой долг выполнили. Они сохраняли империю столько, сколько у них было сил. И сохраняли тысячу лет, всю историю своего народа до середины XV века, а вот русские нет. Пока нет. Хотя я не готов утверждать, что Российская империя не будет восстановлена.
