Могучий Самодержец, которого сегодня благочестиво поминает Русское царство, не был только олицетворением нашей внешней силы. Если бы он был только этим, то его слава не пережила бы Севастополя. Но за суровыми чертами грозного властителя, резко выступавшими по требованию государственной необходимости (или того, что считалось за такую необходимость), в императоре Николае Павловиче таилось ясное понимание высшей правды и христианского идеала, поднимавшее его над уровнем не только тогдашнего, но и теперешнего общественного сознания. Не перед одною же внешней силой преклонился гений Пушкина и не одна грандиозность привязала к государю сердце поэта! Лучшая сторона характера и образа мыслей императора Николая I, хорошо знакомая в кругах, близких к престолу, скрывалась и доселе скрывается для большинства за подавляющим обликом державного великана. В нынешний день, когда всюду поется вечная память императору Николаю Павловичу, хорошо напомнить именно эту, менее известную, человечную и духовную сторону его личности: земное величие проходит; для императора, потрясенного и сокрушенного внешними неудачами и внутренними разочарованиями, - блеск этого величия померк еще ранее смертного часа, - только добро и правда, связанные с высшей природой человека, достойны вечной памяти.

Когда после трагической смерти Пушкина появилось письмо Жуковского к его отцу с описанием последних дней великого поэта, одно обстоятельство могло показаться странным и загадочным, именно поручение государя: "Скажи Пушкину, что я его прощаю". К чему, собственно, относилось это прощение? И почему государь как будто брал на себя то, что принадлежит к обязанности духовника? Конечно, дуэль, будучи тяжким грехом, есть, вместе с тем, легкий проступок против законов государственных, но за этот проступок смерть была уже и так слишком большим искуплением. В последние годы обнародованные по этому делу документы и известия разъяснили недоумение, "к новой славе императора Николая Павловича". Сердечно полюбивший поэта, гордившийся своим Пушкиным, государь знал его необузданный характер и боялся за него. С нежною заботливостью следил он за его поступками и после первой несостоявшейся дуэли призвал его и потребовал от него честного слова, что в случае необходимости новой дуэли он прежде всего даст об этом знать ему, государю. Но в деле ложной чести была забыта первая обязанность честности. Если бы Пушкин исполнил данное им слово, Россия не потеряла бы своей лучшей славы, и великодушному государю не пришлось бы оплакивать вместе с гибелью поэта и свое рыцарское доверие к человеку. Было здесь что прощать, и есть в этом деле за что помянуть вечною памятью императора Николая I!

Еще более характерно его отношение к Ю.Ф. Самарину в тяжелый 1849 г., когда под впечатлением революционного движения в Европе император счел себя вынужденным усилить строгость правительственных мер. Притом дело шло не о знаменитом поэте, которым восторгалась вся Россия и которым государь должен был дорожить уже из одного патриотического чувства: дело шло о начинающем чиновнике, который тогда успел заявить себя только неумеренной ревностью к обрусению Остзейского края, вопреки видам государя и местной администрации: Самарин был обвинен в том, что он нарушил служебный долг, распространяя рукописную книгу со вверенными ему по службе секретными документами и с проповедью насильственного введения Православия и русской народности в Прибалтийских губерниях. За обвиненного могло говорить только то, что государь когда-то знал его родителей. Самарин подлежал суду, но император "своею, - как он сам выразился, - деспотической властью" велел посадить его в крепость, через несколько дней послал к нему для беседы своего духовника, а затем потребовал его к себе и имел с ним наедине в высшей степени замечательный разговор. Упрекнув Самарина за формальное нарушение служебных обязанностей, государь обратился к содержанию книги: "Вы, очевидно, - сказал он, - возбуждали вражду немцев против русских, вы ссорили их, тогда как следует их сближать; вы укоряете целые сословия, которые служили верно: начиная с Палена, я мог бы высчитать до 150 генералов. Вы хотите принуждением, силой сделать из немцев русских, с мечом в руках, как Магомет; но мы этого не должны именно потому, что мы - христиане. Вы писали под влиянием страсти; я хочу думать, что она была раздражена личными неприятностями и оскорблениями". И далее: "Вы пишете: если мы не будем господами у них и т.д., т.е., если немцы не сделаются русскими, русские сделаются немцами; это писано было в каком-то бреду. Русские не могут сделаться немцами; но мы должны любовью и кротостью привлечь к себе немцев". В заключение государь сказал: "Теперь вы должны совершенно перемениться, служить, как вы присягали, верой и правдой, а не нападать на правительство. Мы все так должны служить; я сам служу не себе, а вам всем; и я обязан наводить заблуждающихся на путь истины; но я никому не позволю забываться: я не должен этого по той же самой присяге, которой и я верен. Теперь это дело конченное: помиримся и обнимемся... Поезжайте теперь в Москву и успокойте ваших родителей; поезжайте завтра, если соберетесь; ступайте сейчас к министру внутренних дел и скажите ему, что я вас отпускаю"... Двадцать лет спустя Самарин писал "Я благодарен судьбе, доставившей мне случай видеть покойного императора с глазу на глаз, слышать прямодушную речь его и унести в память из кратковременного с ним свидания образ исторического лица, неожиданно передо мной явившегося в строгой и благородной простоте своего обаятельного величия"*.

______________________

* Сочинения Ю.Ф. Самарина, т. VII, стр. XC-XCVI.

______________________

Но наше впечатление не ограничивается этим. Кроме великодушного характера и человеческого сердца в этом "железном великане", - какое ясное и твердое понимание принципов христианской политики! "Мы этого не должны, именно потому, что мы - христиане", - вот простые слова, которыми император Николай I "опередил" и свою, и нашу эпоху, вот начальная истина, которую приходится напоминать нашему обществу! В последние дни в высшей степени своевременно напомнил их нам знаменитый государственный человек, начавший свое полувековое служение в царствование Николая I. "В вопросах верования народного, - пишет К.П. Победоносцев в начале своей замечательной книги, - государственной власти необходимо заявлять свои требования и устанавливать свои правила с особливою осторожностью, чтобы не коснуться таких ощущений и духовных потребностей, к которым не допускает прикасаться самосознание народной массы. Как бы ни была громадна власть государственная, она утверждается не на ином чем, как на единстве духовного самосознания между народом и правительством, на вере народной: власть подкапывается с той минуты, как начинается раздвоение этого на вере основанного сознания. Народ, в единении с государством, много может понести тягостей, много может уступить и отдать государственной власти. Одного только государственная власть не вправе требовать, одного не отдадут - того, в чем каждая верующая душа в отдельности и все вместе полагают основание духовного бытия своего и связывают себя с вечностью. Есть такие глубины, до которых государственная власть не может и не должна касаться, чтобы не возмутить коренных источников верования в душе у всех и каждого"*.

______________________

* "Московский сборник", изд. К.П. Победоносцева. М., 1896, стр. 1-2.

______________________

Эти прекрасные слова выражают истину общего значения, особенно важную в такой стране, где - как у нас в России - народная масса разделена на многие племенные и религиозные группы и где так легко под благовидным предлогом отдаться той неразумной антихристианской ревности, которую с такой несокрушимою простотою император Николай I обличил и осудил в молодом славянофиле. Ограждая от внешних принудительных требований и правил то, "в чем, - по превосходному выражению К.П. Победоносцева, - каждая верующая душа в отдельности и все вместе полагают основание духовного бытия и связывают себя с вечностью", - должны ли мы исключить при этом все те души, которые веруют иначе, чем мы, и не по-нашему связывают себя с вечностью, - должны ли мы признать их веру не за веру и их душу не за душу? Из-за сводов царственной гробницы звучит величавый ответ: "Нет, не должны, именно потому, что мы - христиане". Провозглашая ныне вечную память императору Николаю I, забудем ли мы лучший из его заветов!?.