Есть в нашей истории персонажи, к которым еще с середины XIX столетия приклеились определенные ярлыки. К числу таких персонажей относится граф Александр Христофорович Бенкендорф. Со школьной скамьи нам внушалось, что был он гонителем и притеснителем Пушкина, душителем всего свободолюбивого, имел жестокий нрав, хитрый и лукавый характер. Его биография всегда начиналась с 3 июля 1826 года, даты подписания указа о создании III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии. И мало кто задумывался над тем, что было тогда Александру Христофоровичу уже 45 лет, и половина жизни была в прошлом. В этой прошлой жизни был известен другой Бенкендорф — боевой генерал, заслуживший многие свои награды не очередным пятилетием «беспорочной службы», а смелостью и мужеством, проявленными им в военных кампаниях первой трети XIX века. В войну 1812 года он был одним из первых партизанских командиров, прикрывавших отход нашей армии, и первым комендантом освобожденной Москвы. В 1813—1814 годах Бенкендорф отличился в Бельгии, взял Бреду и Амстердам, трижды получил золотое оружие и до сих пор является почетным гражданином голландской столицы.

В последние годы интерес к личности Бенкендорфа возрос. Монографии Г. Н. Бибикова* и Д. И. Олейникова** в значительной степени раскрывают нам биографический и отчасти психологический портрет Александра Христофоровича. Но многие факты его личной семейной жизни еще остаются «за скобками», так как изучать эту жизнь достаточно сложно — сохранилась она лишь в воспоминаниях друзей, сослуживцев и знакомых, да в некоторых семейных преданиях, подтверждение которых потомки графа еще в XIX веке разыскивали по архивам. Его мемуары частично проливают свет на некоторые вопросы, но самое главное — дают представление о характере автора, его симпатиях, пристрастиях, увлечениях и убеждениях. Он любил жизнь, женщин, развлечения, был храбрецом, замечательным другом и исполнительным чиновником, обладал аналитическим умом и живым слогом.

Учитывая, что некоторые читатели впервые познакомятся с графом А. Х. Бенкендорфом посредством его мемуаров, представим в общих чертах биографию нашего героя.

Дворянский род Бенкендорфов, ведущий свое начало от рыцарей Тевтонского ордена, перешел в российское подданство в 1710 году. Бургомистр г. Риги Иоганн Бенкендорф

6

в 1721 году был назначен Петром I вице-президентом Лифляндии. Его сын Иоганн-Михаил, а по-русски Иван Иванович службу начал семилетним мальчиком в качестве камер-пажа Екатерины I с жалованьем 300 рублей серебром в год*. Основная его военная служба прошла в царствование Елизаветы Петровны. За многочисленные подвиги и храбрость Петр III произвел его в генерал-майоры и назначил шефом Куринского пехотного полка. Екатерина II наградила орденом св. Георгия 4 ст. за «25-летие беспорочной службы» и назначила комендантом Ревеля. В 1775 году Иван Иванович скончался, оставив четверых взрослых сыновей и вдову Софью Ивановну, урожденную Левенштерн. Именно ей и обязан род Бенкендорфов своим возвышением при Высочайшем Дворе.

В декабре 1777 году Софья Ивановна была срочно вызвана в Петербург. Императрица поручила ей самое дорогое, что появилось у нее — своего внука Александра. В письме к шведскому королю Густаву III державная бабка писала: «Как только господин Александр родился, я взяла его на руки и после того как его вымыли, унесла в другую комнату, где положила на большую подушку. Его обвернули очень легко,... положили в корзину, чтобы женщины, при нем находящиеся, не имели никакого искушения его укачивать... Убранный таким образом господин Александр был передан генеральше Бенкендорф».** Она внимательно наблюдала за кормилицами и няньками великого князя, и ни на шаг не отступила от предписаний императрицы. Честность, рассудительность, порядочность и точность Софьи Ивановны снискали как доверие Екатерины II, так и расположение малого великокняжеского двора. Очевидно, Софья Ивановна рекомендовала семье цесаревича своего сына, полковника Нарвского пехотного полка Христофора Ивановича Бенкендорфа для командировки в Монбельяр по улаживанию конфликта, возникшего в семействе родителей великой княгини Марии Федоровны — герцогов Вюртембергских***. Христофор Иванович с достоинством справился с ответственным поручением, а кроме того, пребывая в семье герцога, познакомился, а вскоре и женился на близкой подруге Марии Федоровны Анне-Юлиане Шиллинг фон Канштадт. Радости Марии Федоровны не было предела, на дорогу в Петербург молодым было выслано 2000 рублей, а по прибытии в 1781 году установлена пожизненная пенсия в размере 500 рублей.

Прибыв в Россию, Анна Бенкендорф, которую в узком семейном кругу еще с детства называли «Тилли», сразу же заняла первенствующее место среди дам малого двора. Она была той ниточкой, которая связывала великую княгиню с далеким детством и «постоянным милым и дорогим напоминанием о родине». Это было чрезвычайно важно для Марии Федоровны, так как по приезде в Россию, она, согласно требованиям Екатерины II, не могла никого взять с собою и оказалась на новой родине совершенно одна среди незнакомых людей и незнакомой обстановки. Под влиянием Тилли Мария Федоровна стала знакомиться с новинками немецкой литературы****, при живейшем участии Анны-Юлианы формируется литературный кружок малого двора.

7

В 1781—1782 годах чета Бенкенфорф сопровождала Павла Петровича и Марию Федоровну (графов Северных) в их известном заграничном путешествии. Характеризуя лиц свиты великокняжеской семьи, австрийский император Иосиф II сообщал своему брату герцогу Леопольду Тосканскому: «Бенкендорф, доверенное лицо великой княгини, преимущественно сопровождает ее повсюду и к ней следует обращаться за советом во всех случаях, когда нужно сделать что-либо угодное великой княгине. Бенкендорф женщина редких достоинств и вполне заслужила внимание, которое Их Высочества ей оказывают: она его чувствует и никогда им не злоупотребляет... Все подробности по путешествию и производство расходов возложены на подполковника Бенкендорфа, очень разумного молодого человека...».* Во время пребывания графов Северных во французской столице Анна Бенкендорф вынуждена была покинуть августейшую чету. Будучи беременной, она торопилась уехать в Монбельяр к родителям Марии Федоровны. Очевидно, именно здесь 23 июня 1782 года появился на свет мальчик, названный Александром, в честь первенца великой княгини. Через год, Анна-Юлиана вернулась в Петербург и заняла свое место около царственной подруги. Александр рос при родителях, играл с маленькими великими княжнами Александрой и Еленой, принимал участие в спектаклях, маскарадах и прочих увеселениях, часто устраиваемых при малом дворе.

Как и в любой семье, в семействе Бенкендорф происходят разные события: в 1783 году в Царском Селе от апоплексического удара скончалась Софья Ивановна Бенкендорф — воспитательница великого князя Александра. Она умерла в комнатах императрицы, в ее присутствии и не приходя в сознание. Спровоцировал инфаркт отказ в аренде имения «Каркус», обещанной Софье Ивановне Екатериной II, но затем отклоненной по ходатайству рижского генерал-губернатора Ю. Ю. Броуна.** Семейство Христофора Ивановича пополняется с завидной регулярностью — в самый канун 1784 года появляется на свет будущий дипломат, герой русско-турецкой войны Константин Христофорович, годом позже дочка, названная в честь великой княгини Марией, а год спустя снова дочка, будущая европейская знаменитость Дарья Христофоровна, в замужестве графиня Ливен. В Павловске на средства Марии Федоровны для растущего семейства Бенкендорф был возведен небольшой домик***.

Христофор Иванович как свитский полковник всюду сопровождал великого князя Павла Петровича. В 1788 году Бенкендорф состоял при цесаревиче во время поездки последнего на театр военных действий. Собираясь на войну первый раз в своей жизни, великий князь очень ответственно подошел к такому событию. Он составил духовное завещание и письмо к Марии Федоровне на случай непредвиденных обстоятельств. В своем завещании он удостоил благодарностью некоторых доверенных лиц, среди которых была и чета Бенкендорф. Императрица Екатерина II также отметила Христофора Ивановича за усердную службу при цесаревиче, пожаловав в октябре 1788 года арендой в Рижской губернии****.

8

Последовавшие затем годы принесли в семейство Бенкендорф огорчения и разочарования. Великий князь Павел Петрович, серьезно увлекшись фрейлиной Е. И. Нелидовой, своим поведением стал компрометировать Марию Федоровну. Бенкендорф не могла сносить унижения своей августейшей подруги и пыталась объединить вокруг себя сочувствующих великой княгине людей. Цесаревичу, который и без того недолюбливал Тилли, не понравилось формирование при его дворе «немецкой партии». Он решил удалить Бенкендорф от Двора. В ноябре 1791 г. она покинула Гатчину. На переписку подруг был наложен запрет, Бенкендорф была лишена великокняжеской пенсии, которую получала со времени приезда в Россию. Всю горечь утраты Мария Федоровна изложила в письме Х. И. Бенкендорфу, находящемуся в тот момент в южной армии Г. А. Потемкина: «Вы должны чувствовать, мой друг, как разрывается мое сердце, потому что моя добрейшая и дорогая Тилли решила меня покинуть. Хотя мой разум вынужден это принять, я смущена и страдаю как никогда прежде. Полагаю, бесполезно, мой друг, вам говорить, что мои чувства в отношении нее будут вечными и сколько времени проживу, столько Тилли будет подругой, милой подругой моего сердца. Говорю и вам в то же время, что моя дружба к вам продлится всю мою жизнь, и я применю все возможные средства, чтобы вам это доказать. Даю вам священную клятву, а вы достаточно знаете мой характер, чтобы на это рассчитывать...»*

Анна Бенкендорф с детьми отправилась в Дерпт к родственникам мужа. Дождавшись его возвращения из армии, где Христофор Иванович заслуженно получил чин генерал-майора, орден Св. Анны и отличные рекомендации Г. А. Потемкина, семья отправилась за границу. Остановились у родителей Марии Федоровны, герцогов Вюртембергских, в Байрейте. Детей на учебу поместили в пансион.

В 1793 году последовало некоторое смягчение гнева Павла — подруги получили возможность переписываться открыто, правда, цесаревич поставил условие — продать дом Бенкедорфов в Павловске. Дом был продан в 1794 году «с мебелями, службами и садом» М. А. Голицыну.** Смерть Екатерины II 6 ноября 1796 года и восшествие на престол Павла I повлекли за собой традиционные милости. 12 ноября 1796 года Христофор Иванович был произведен в генерал-лейтенанты и назначен военным губернатором в Ригу. Семья Бенкендорф приглашается ко Двору для участия в траурной церемонии перенесения праха Петра III из Александро-Невской лавры в Зимний дворец. Несколько часов при сильном морозе печальная процессия медленно двигалась по Невскому проспекту. Во время этого мероприятия Анна Бенкендорф сильно простудилась. При отъезде в Ригу, решено было оставить Александра и Константина в Петербурге на попечение Марии Федоровны. Она поместила их в недавно открытый пансион аббата Николя на Фонтанке. Полный курс воспитания, расчитанный на двенадцать лет, делился на несколько периодов — подготовительное обучение, изучение классиков, изучение наук, путешествия, изучение языков. Из последних изучали русский, греческий, французский, итальянский, английский и немецкий. Воспитанников обучали физике и математике, давали основы фортификации и артиллерии, преподавались история, география, «науки нравственные и политические». Для умелого «вращения в большом свете» изучали рисование, музыку и танцы. В письме к С. И. Плещееву, который был доверенным

9

лицом Марии Федоровны при определении молодых братьев Бенкендорф в пансион, она писала: «Я вас настоятельно прошу, мой друг, им разъяснить их долг и внушить самое большое повиновение и покорность воле своих преподавателей, которых они должны уважать как своего второго отца, поскольку учителя заменят его для них на все то время, в которое они будут вверены заботам преподавателей. Упомяните им также о прилежании. Скажите им, что они более всего обязаны удвоить усердие в учебе, и было бы самой черной неблагодарностью по отношению к своим родителям, которые стеснены в деньгах и экономят, чтобы найти средства дать им хорошее образование, если они не постараются извлечь из этого пользу и ответить на заботу и оправдать ожидание родителей. Напомните им, мой друг, что хорошее образование, которое предоставляют родители, станет в свое время наследством, которое родители им оставят. Ничего иного не следует ожидать. Таким образом, им самим предстоит выйти в мир, проявить себя своим поведением и знаниями. Моя сердечная и старая дружба с их родителями не делает меня слепой на сей счет. Я буду, конечно оказывать всякое содействие так долго, сколько учителя будут ими довольны, но при малейшем неудовольствии они потеряют мое расположение, и я пожалуюсь их родителям, так же, как для меня составит удовольствие сообщить их родителям об успехах и моем удовлетворении...»* Каждую неделю аббат Николя должен был присылать императрице отчет об успехах и поведении ее подопечных. Несколько раз Мария Федоровна и Павел Петрович лично навещали своих воспитанников, новый император был в хорошем расположении духа — Двор готовился к предстоящей коронации. Между тем, новое горе постигло императрицу — 11 марта 1797 года, так и не оправившись от тяжелой простуды, в Риге умирает ее «добрая подруга Тилли». Ей так и не суждено было увидеть Марию Федоровну в императорской короне. Двух дочерей Тилли, Марию и Дарью, императрица поместила на свой счет в Смольный институт благородных девиц.

Учеба Александра в пансионе продолжалась недолго. Лень и рано проявившаяся слабость к женскому полу заставили молодого Бенкендорфа покинуть пансион аббата. Однако, отличные рекомендации последнего и покровительство императрицы позволили Бенкендорфу определиться младшим офицером в привилегированный Семеновский полк. Вскоре за искусно сделанный «план острова Мальта» он был назначен адъютантом императора.

Адъютантская служба была необременительной. Из серьезных поручений была только поездка в 1800 году в Мекленбург для сообщения известия о бракосочетаниях великих княжон Александры и Елены с немецкими герцогами.

Мартовский переворот 1801 года Александр Бенкендорф встретил с радостью, хотя осудил и методы переворота, и лиц, участвовавших в нем. В ожидании предстоящей коронации, назначенной на сентябрь 1801 года, проходили нескончаемые праздники, маскарады, фейерверки — «... это лето может быть названо сумасшедшим летом, любовь и абсолютная свобода окупили все издержки...», — записал он в дневнике. Он никак не мог остановиться, все больше и больше увлекаясь женщинами — молодыми и не очень, замужними и совсем юными, женщинами высшего света и женами камердинеров. Все это чрезвычайно беспокоило и раздражало императрицу-мать, которая по-прежнему проявляла заботу о вверенных ей детях любимой подруги. Однако, на Александра не

10

действовали ни уговоры, ни устрашения лишиться своей доли капитала. И когда генерал Е. М. Спренгпортен представил Александру I план инспекционной поездки по России, Мария Федоровна сделала все от нее зависящее, чтобы в эту экспедицию был зачислен и Александр Христофорович. Путь экспедиции лежал через европейскую часть России до Уральских гор, затем вдоль южных рубежей империи по Сибири и Амуру до китайской границы. Затем предполагалось обследовать южные российские губернии и Кавказ и завершить миссию на острове Корфу, находившимся в то время в подчинении России. Во все время путешествия Бенкендорф вел журнал поездки, записывая маршрут, свои впечатления и эмоции от увиденного. Его воспоминания в настоящее время являются единственным документальным свидетельством этой поездки.

Во время пребывания экспедиции на Кавказе в 1803 году Бенкендорф с разрешения генерала Спренгпортена на несколько месяцев покинул экспедицию и отправился в Грузию. Вместе со своим другом М. С. Воронцовым он поступил волонтером в Кавказский корпус П. Д. Цицианова, «дабы усовершенствоваться в воинском искусстве». Эти же месяцы принесли Бенкендорфу и первые боевые награды — Св. Анну 4 ст. «за отличие в сражении при взятии форштата крепости Гянджи» и Св. Владимира 4 ст. «за отличие в сражении с лезгинами».*

Прибыв с генералом Спренгпортеном в 1804 году на Корфу Бенкендорф получает высочайшее разрешение покинуть генерала и остаться на острове при русском корпусе. Новое государство Ионических островов, основанное в 1798 году после освобождения их эскадрой Ф. Ф. Ушакова из-под власти наполеоновской Франции, представляло собой самоуправляемую республику и существовало на тот момент под протекторатом России. «Итак, дорогой друг, — писал он М. С. Воронцову, — я вновь волонтер, незнающий точно против каких войск мы будем драться, что меня не волнует, лишь бы была возможность участвовать в бою».** Под начальством генерала Р. К. Анрепа Бенкендорф формировал партизанские отряды для защиты независимого Корфу от Наполеона. Но вскоре интрига со стороны российского консула, толчком к которой послужила все та же старая история — любовная связь, вернула его в Петербург.

Бенкендорфа назначили в Пруссию к дежурному генералу графу П. А. Толстому. С ним он принял участие в наполеоновских войнах, где отличился в сражении при Прейсиш-Эйлау. Его храбрость была отмечена чином капитана, орденом Анны 2 ст. и прусским орденом «Пурле-Мерит». Он остался при Толстом и когда последнего назначили чрезвычайным послом в Париж. Целый год Бенкендорф курсировал между Парижем, Веной и Петербургом, выполняя серьезные дипломатические поручения. Между ними не забывал развлекаться — в Париже начался длительный роман Бенкендорфа с мадмуазель Жорж, ведущей актрисой парижского театра. С необыкновенными приключениями он привез свою возлюбленную в Петербург и даже помышлял на ней жениться к большому неудовольствию вдовствующей императрицы. Но брак не состоялся — ветреная француженка скоро увлеклась новым любовником, а Бенкендорф отправился волонтером на войну в Молдавию, где весной 1809 года возобновились военные действия против турок. Здесь он особенно отличился в сражении при Рущуке в 1811 году, за что получил Георгия 4 ст.

11

В войну 1812 года Бенкендорф действовал в составе отряда генерала Ф. Ф. Винценгероде. За командование авангардом под Велижем получил чин генерал-майора и был назначен командиром одного из армейских «летучих» (партизанских) формирований, прикрывавшего коммуникации между главной армией и корпусом П. Х. Витгенштейна, защищавшим дорогу на Петербург.

Административные способности Бенкендорфа особенно проявились при назначении его комендантом только что освобожденной Москвы. Множество проблем, которые требовали незамедлительного разрешения решались только благодаря его энергии и кипучей деятельности. Князь А. А. Шаховской, в 1812 году начальник пешего казачьего полка Тверского ополчения вспоминал: «Возвратясь из Кремля в квартиру генерала Иловайского, я уже в ней нашел графа Бенкендорфа, успевшего осмотреть весь квартал Воспитательного дома, привесть в устройство госпиталь, найти пищу голодающим детям и не только нашим, но и неприятельским раненым, брошенным в беспорядке, без присмотра и помощи на произвол судьбы, заставить тотчас убрать тела их товарищей, валявшиеся по коридорам и лестницам, отрядить своих офицеров, с явившимися в мундирах московскими полицейскими, для осмотра и вспоможения в других больницах, для расставления часовых по домам, сохраненным стоявшими в них французскими чиновниками, и учреждения караулов на заставах из полков, расположенных по бывшим некогда городским валам»*. Вместе с С. Г. Волконским Бенкендорф опечатал до прибытия митрополита Кремлевские соборы, чтобы «... народ не видел бесчинств, учиненных в церквах». Вынести морально бремя подобных забот было тяжело, «я с нетерпением ожидаю прибытия какого-нибудь начальства и войск и того времени, когда я смогу оставить эти развалины, при виде которых разрывается сердце»**, — писал он М. С. Воронцову.

Компанию 1813 года он начал командиром отдельного летучего отряда. С ним он вошел в Берлин, участвовал в «битве народов» под Лейпцигом, освобождал Бельгию, Голландию. За участие в военных действиях 1812—1814 годов Бенкендорф получил: Георгия 3 ст., Анну 1 ст., Владимира 2 ст., прусский орден Красного Орла 1 ст., от нидерландского короля — золотую шпагу с надписью «Амстердам и Бреда», от британского регента — золотую саблю «За подвиги в 1813 году». Вскоре портрет Бенкендорфа был помещен в Военную галерею Зимнего дворца.

По возвращении в Россию в 1816 году Бенкендорф был назначен начальником 1-й Уланской дивизии. Находясь по долгу службы на Украине, он встретил свою будущую жену Елизавету Андреевну, вдову Павла Гавриловича Бибикова, убитого в декабре 1812 года. Елизавета Андреевна принадлежала к древнему польскому роду Донец-Захаржевских и проживала в имении «Водолаги» у своей тетки М. Д. Дуниной. От Бибикова у Елизаветы Андреевны были две маленькие дочки — Екатерина и Елена. Правнук Бенкендорфа князь С. М. Волконский так описал знакомство своих предков: «... отворяется дверь — входит с двумя маленькими девочками женщина такой необыкновенной красоты, что Бенкендорф, который был столь же рассеян, сколько влюбчив, тут же опрокинул великолепную китайскую вазу»***. Александр Христофорович Бенкендорф решил жениться. «Мария Дмитриевна Дунина, — вспоминает далее С. М. Волконский, — нашла

12

нужным собрать справки. Фрейлина Екатерины Великой, поддерживавшая переписку с императрицей Марией Федоровной, она за справками обратилась не более, не менее, как к Высочайшему источнику. Императрица вместо справок прислала образ»*. Две дочки Елизаветы Андреевны нашли в Бенкендорфе настоящего отца. Не делая впоследствии никаких различий между собственными и приемными детьми, он всю жизнь продолжал о них заботиться, а падчерица Елена (в будущем известная петербургская красавица Е. П. Белосельская-Белозерская) навсегда осталась его любимицей.

Императрица Мария Федоровна была чрезвычайно довольна женитьбой своего подопечного. Очевидно, именно она попросила императора назначить Бенкендорфа на какую-нибудь ответственную должность. Александр I согласился — Бенкендорфа назначили начальником штаба Гвардейского корпуса. Здесь следует выделить два случая, которые стали как бы предвестниками будущей жандармской деятельности Александра Христофоровича. Прекрасно сознавая, что в полках, составляющих Гвардейский корпус и прошедших всю Европу, есть люди симпатизирующие происходящим революционным событиями в Италии и Испании, Бенкендорф приказал командиру Преображенского полка К. К. Пирху подготовить сведения о разговорах, которые ведет полковая молодежь. Пирх с негодованием отверг подобные предложения, не желая быть доносчиком. Однако, донос доносу рознь, считал Бенкендорф, хорошо понимая, что лучше предотвратить взрыв назревающего возмущения, чем затем долгое время бороться с его последствиями. А несколько месяцев спустя произошло восстание в Семеновском полку, которое впервые воочию показало ту реальную силу, которая способна, если не предпринять меры, подорвать и разрушить весь существующий государственный порядок. И одним из первых, кто осознал всю опасность подобных «происшествий» был Бенкендорф. В записке, названной «Размышления о происшествиях, случившихся в ночь с 16 на 17 и в ночь с 17 на 18 октября в Петербурге» он рассматривал возникшую сложную ситуацию противостояния власти и общества. «Власть может быть сильна лишь благодаря убеждению в превосходстве способностей и качеств тех, кому она принадлежит, лишь благодаря неоспоримой необходимости подчиняться ей для блага и безопасности всех и каждого, и лишь благодаря уверенности, что в ней найдут спасительную защиту от всего, что могло бы ставить частные интересы выше интересов и блага большинства. Будучи лишена тех нравственных атрибутов, которые даются общим мнением, власть, не имеющая надлежащей опоры, оказывается поколебленной, и ее могущество заменяется силой материальной, которая всегда на стороне численного превосходства»**, — рассуждал Бенкендорф. Подобные размышления повторились и в составленной в октябре 1825 года для представления Александру I «Записке о состоянии русского войска в 1825 году»***, где Бенкендорф подробно останавился на рассмотрении причин неудовлетворительного состояния армии — отсутствии должной энергии у генералитета, пренебрежении подчиненными и служащими своих прав и обязанностей. Неуважение к низшему начальству, по мнению Бенкендорфа, влечет за собой и неуважение к верховной власти и к власти вообще. Еще одна записка того же времени, к которой Бенкендорф имел непосредственное отношение — записка о тайных обществах, составленная М. К. Грибовским. В записке были

13

рассмотрены причины возникновения тайных обществ, показаны их цели и задачи, названы главные участники. Бенкендорф сделал все возможное, чтобы записка как можно скорее стала известна императору. Но Александр I, который, без сомнения, видел всю пропасть между его либеральными мечтами и бурей зреющего недовольства, и который не хотел, чтобы его окружение видело и знало его растерянность и бессилие, оставил записку без внимания и без всяких последствий, а против Бенкендорфа затаил обиду и злобу. Вскоре Бенкендорфа перевели на должность начальника 1 Кирасирской дивизии, что было явным понижением по службе, но чтобы «подсластить» ситуацию единовременно пожаловали 50 000 рублей.

Несправедливость и прохладное отношение императора мучили Бенкендорфа, но он терпеливо сносил обиды, поверяя их близкому другу М. С. Воронцову. Последний посоветовал обратиться к царю с письмом, чтобы прояснить ситуацию. Четыре года Бенкендорф медлил, и только узнав об отъезде государя в Таганрог, как бы предчувствуя, что никогда уже больше не увидит царственного тезку, все же решился задать государю вопрос: «Осмелюсь ли я униженно умолять Ваше Величество смилостивиться поставить меня в известность, в чем я имел несчастье провиниться. Я не смогу видеть Вас, государь, уезжающим, с тягостной мыслию, что, быть может, я заслужил немилость Вашего Величества»*. Ответа он не получил.

Правда, за год до указанного письма, а именно 7 ноября 1824 года Бенкендорфу представился случай в последний раз заслужить благоволение и милость монарха. В день страшного петербургского наводнения он дежурил при императоре в Зимнем дворце. Приказ императора — послать катер для спасения утопающих — Бенкендорф выполнил не совсем точно. Он не только отдал приказ, но и сам сел в катер и в течении целого дня в ледяной невской воде спасал людей. Его подвиг оказался запечатленным на гравюрах, в мемуарах современников и в «Медном всаднике» А. С. Пушкина**. Государь наградил Бенкендорфа алмазной табакеркой с портретом, деньгами и назначил временным комендантом Васильевского острова — района, наиболее пострадавшего от наводнения. На этой должности, как и на посту коменданта освобожденной Москвы, сказались незаурядные административные качества нашего героя. Два месяца понадобились ему, чтобы очистить остров, отремонтировать и построить здания, найти людям жилье и кров, отремонтировать жизненные коммуникации района.

С воцарением Николая I начался период стремительного карьерного взлета Бенкендорфа. В известный день 14 декабря 1825 года он почти неотлучно находился при молодом царе. Их связывала давняя дружба, общие мысли и чувства, которые оба испытывали в отношении переустройства расшатавшегося государственного механизма, в отношении службы и порядка в государстве. Николай Павлович умел дружить, а Бенкендорф за оказанное доверие был бесконечно благодарен и предан. Тем более что он всегда искренне считал, что служить государю значит служить Отечеству. Недаром ранним утром 14 декабря Николай Павлович обратился именно к Бенкендорфу со словами:

14

«Сегодня вечером, может быть, нас обоих не будет более на свете, но, по крайней мере, мы умрем, исполнив наш долг»*.

Исполнял он свой долг и будучи членом Следственного комитета по делу декабристов, вынужденный допрашивать и судить многих своих близких друзей и сослуживцев. Кстати, все декабристы отмечали порядочность и «добросердечие» Бенкендорфа на следствии. Его вопросы были всегда кратки и по существу, а спокойный и благожелательный тон располагал к беседе. Возглавивший впоследствии III Отделение, учреждение, которое ведало судьбами осужденных декабристов, Бенкендорф неоднократно обращался к императору с просьбой о смягчении их участи, обращал внимание на их тяжелое положение, их здоровье, их нужды. В его канцелярии сохранилось огромное количество просьб родственников декабристов, которые в большинстве своем имели положительный результат. Многие декабристы в своих воспоминаниях отмечали доброту и сердоболие шефа жандармов**.

Записка Грибовского, ставшая причиной немилости Бенкендорфа у императора Александра I, а также его записки — рассуждения о нравственном авторитете власти как нельзя кстати подошли новому императору, желавшему знать истинное состояние дел в империи, проблемы государства и «расположение умов» различных слоев общества по этим проблемам. Картина «злоупотреблений и беспорядков во многих частях управления» убеждала нового императора, обладавшего ясным прагматическим складом ума, в необходимости преобразований. «Я смотрю на человеческую жизнь, как на службу...», — любил говорить император подчиненным. И самодержавную власть он воспринимал не как право, а как обязанность. Стремясь к осуществлению своего идеала процветающей державы, он пытался упорядочить всю ее жизнедеятельность — придать «стройность и целесообразность» системе управления, добиться максимальной исполнительности на всех уровнях бюрократической иерархии, обеспечить всеохватный контроль над ходом дел в Российской империи. Помочь монарху вникнуть во все мелочи жизни подданных было призвано III отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии. К тому же, выход на политическую арену тайного революционного общества требовал от правительства адекватного ответа. Полиция должна была выполнять и задачи по охране политической безопасности государства: наблюдать за революционными организациями и деятелями, собирать сведения о крестьянских выступлениях, о фальшивомонетчиках, иностранцах, следить за «мнением общим и духом народным». Многие стремились стать партнерами власти в деле благоустройства России, служить Царю и Отечеству не за страх, а за совесть. В инструкции своим подчиненным А. Х. Бенкендорф писал, что при должном отношении к возложенной на них миссии они «в скором времени приобретут себе многочисленных сотрудников и помощников; ибо всякий Гражданин, любящий свое отечество, любящий правду и желающий зреть повсюду царствующую тишину и спокойствие, потщится на каждом шагу вас охранять и вам содействовать полезными своими советами и тем быть сотрудником благих намерений своего

15

Государя»*. Любопытен отклик на этот документ, который мы находим в одном из донесений 1827 года знаменитого Ф. В. Булгарина: «Инструкция жандармов ходит по рукам. Ее называют уставом «Союза благоденствия». Это поразило меня и обрадовало. Итак, учреждение жандармов и внутренней политической системы (surveillance) не почитается ужасом, страшилищем...»**.

Следует отметить, что для значительной части населения в условиях произвола бюрократии всех рангов, когда для рядового гражданина прибегнуть к помощи закона было практически невозможно, III отделение действительно выглядело тем органом высочайшей опеки подданных, каким мыслил его Николай Павлович. И легенда о платке, который император вручил Бенкендорфу, чтобы утирать слезы несчастных, в качестве инструкции для высшей полиции, возникла не на пустом месте. Просьбы и жалобы по самым разным вопросам, вплоть до бытовых, сохранившиеся в архиве III отделения, свидетельствуют, что многие искали защиты от несправедливости именно там.

Говоря о политической полиции, всегда надо помнить, что ее функции и задачи менялись в зависимости от политической обстановки и расстановки политических сил. К концу николаевского царствования необходимость реформ назрела, пути власти и общества разошлись, а «народный дух, — отмечало III отделение, — в России с каждым годом более стремится к обеспечению и расширению гражданских прав, к зависимому от оного развитию материальных сил народа и к распространению круга умственной его деятельности на современных либеральных основаниях»***. Мелочная жандармская опека, стремление решить все дела государства при помощи полиции стали казаться обществу неприемлемыми. Полиция стала сталкиваться с растущим и увеличивающимся год от года оппозиционным и революционным движением, бороться с которым приходилось все труднее. Именно в это время с явной подачи А. И. Герцена, образ Бенкендорфа стал превращаться в «популяризованную идею» холодного, беспощадного гонителя и притеснителя.

Ни Николай Павлович, ни Бенкендорф не увидели тех трудностей, с которыми пришлось бороться их преемникам. Единственным ярким проявлением свободомыслия в их время была литература, за которой бдительно наблюдало государево «всевидящее око». Разрешение на открытие журналов, их запрещение, надзор за редакторами и авторами, цензура альманахов, газет, драматических сочинений — все это входило в функции III отделения. Бенкендорфу была поручена и «царская опека» над А. С. Пушкиным. Десять лет первый поэт России и первый ее жандарм были тесно связаны друг с другом, 90 писем они написали друг другу за это время. Безусловно, письма написаны не по большой дружбе, а по необходимости, по царскому «повелению» со всеми светскими приличиями и этикетными уверениями «в глубочайшем почтении и совершенной преданности». Письма Бенкендорфа терпимы, корректны, точны, деловые, упрекающие. По справедливому замечанию одного современного исследователя, Бенкендорф в деле ограничения свободы своего подопечного никогда не проявлял собственной инициативы, а делал только то, что обязан был делать по службе: запрещал то, что было безусловно нельзя, а все

16

остальное позволял или не замечал*. Аналогичная ситуация складывалась с М. Ю. Лермонтовым, А. А. Дельвигом — в этих историях много еще не выясненных моментов. Однако, именно Бенкендорф помогал Н. В. Гоголю, рекомендовал к публикации «Капитуляцию Парижа» государственного преступника М. Ф. Орлова, участвовал в судьбе старинного сослуживца и приятеля П. Я. Чаадаева. Еще в 1830-е годы Н. А. Полевой отмечал «странное противоречие» в поступках шефа жандармов А. Х. Бенкендорфа и министра народного просвещения С. С. Уварова: «Тот, кто по назначению мог преследовать литератора, всячески облегчал его и старался вывести из опалы, тогда как другой, по званию своему покровитель и защитник всех литераторов, играл роль инквизитора»**.

Многие современники обвиняли Бенкендорфа в лени, поверхностном образовании, неумении вести дела. Сидя на заседаниях Госсовета, Комитета министров, многочисленных комитетов и комиссий, членом которых он являлся, Бенкендорф скучал, слушал рассеянно, не мог вникнуть в суть рассматриваемых дел. Мысли его были заняты совершенно иными, более важными вопросами. «Зная обязанности графа, простительно ему было не входить в распоряжение управления, он должен был подробно знать все, что вчера говорилось и делалось во всей России»***, — вспоминал сослуживец Бенкендорфа.

Но практически все современники, даже язвительный М. А. Корф, отмечали доброе сердце Бенкендорфа, его мягкость, незлобивость, отсутствие мстительности, и самое главное, способность умягчать вспыльчивого императора. Сколько раз дружеский, спокойный, шутливый голос шефа жандармов советовал государю «не ужесточать», «не устрашать», «не озлоблять» общество. Николай очень ценил это качество своего друга, и после смерти Бенкендорфа велел внести в некролог следующие слова: «Он меня ни с кем не поссорил, но со многими примирил!»****

И еще одну черту Бенкендорфа отмечали все современники — «он был ужасно падок к женщинам». Увлекаясь, граф не замечал свой возраст, и будучи уже в преклонных летах, продолжал вести жизнь молодого человека. «Он продолжал быть вторым Дон Жуаном! Любимая его мысль, любимый разговор и любимое дело были у него женщины»*****, — вспоминал друг Бенкендорфа московский почт-директор А. Я. Булгаков. Одной из последних его любовных страстей была жена дипломата баронесса Амалия Крюднер. Воспитывавшаяся в семье баварского графа Лерхенфельда, она по матери приходилась кузиной императрице Александре Федоровне. Баронесса была очень красива, умна, граф в ней души не чаял и тратил огромные суммы на ее капризы. «Как во всех запоздалых увлечениях, было в этом много трагического, — вспоминала великая княжна Ольга Николаевна. — Она пользовалась им холодно, расчетливо, распоряжалась его особой, его деньгами, его связями где и как только ей это казалось выгодным, а он и не замечал этого»******. Любовные связи Бенкендорфа были известны всему «свету»

17

и не были тайной для его жены Елизаветы Андреевны. Выходя замуж за Бенкендорфа, она знала о его слабости и представляла все последствия этого, поэтому в семье сохранялись все необходимые приличия и не было никаких явных раздоров. «Перед кончиной он завещал своему флигель-адъютанту испросить прощение у жены во всех нанесенных ей огорчениях и просил ее, в знак примирения и прощения, снять с его руки кольцо и носить на себе, что и было впоследствии исполнено»*, — записал в своем дневнике М. А. Корф.

А. Х. Бенкендорф умер 11 сентября 1844 года на пароходе «Геркулес», по пути из Амстердама в Ревель, на широте о. Даго, неподалеку от своей любимой усадьбы «Фалль»**. Здесь же он и был похоронен, на выбранном им самим месте, одном из самых красивых в усадебном парке. «Дивное место, — вспоминал С. М. Волконский. — На полугоре как бы природная терраса; книзу спускается зеленый луг, по бокам его лес, впереди, внизу за лугом, тоже лес, и за этим лесом море. Сзади гора и наверху горы огромный деревянный крест. «Там наверху, на горе» были его последние слова»***.

Мужского потомства граф не оставил, у него было три дочери. Старшая Анна вышла в 1840 году за венгерского графа Рудольфа Аппоньи, средняя Мария стала в 1837 году супругой Г. П. Волконского, младшая Софья была первым браком за П. Г. Демидовым, а затем за С. В. Кочубеем. Пожалованный А. Х. Бенкендорфу в 1832 году графский титул был передан в наследство племяннику К. К. Бенкендорфу.

***

После смерти А. Х. Бенкендорфа в столе его рабочего кабинета в доме на Фонтанке, 16 были обнаружены собственноручные мемуары графа. Они лежали в двух портфелях****. В первом портфеле находилось 18 тетрадей с записками за время царствования императора Александра I, второй портфель содержал 17 тетрадей за период правления Николая I. Записки сразу же были представлены императору. Николай Павлович внимательно прочитал их, сделал в некоторых местах небольшие карандашные пометы и заметил А. Ф. Орлову, что находит в записках Бенкендорфа «очень верное и живое изображение своего царствования»*****. Император оставил мемуары Бенкендорфа на хранении в своем кабинете.

Императорская семья знала, что шеф жандармов писал воспоминания: в 1856 году Александр II отмечал, что Александр Христофорович неоднократно говорил, что пишет мемуары******. Знал об этом и давний друг Бенкендорфа московский почт-директор А. Я. Булгаков: «Я знаю от покойного графа Бенкендорфа самого, что он писал свои

18

записки, кои будут полюбопытнее моих... Это были бы драгоценные материалы для истории нашей!»* Аналогичного мнения был и автор краткой биографической статьи об А. Х. Бенкендорфе, вышедшей в «Военном энциклопедическом лексиконе» в 1844 году, вскоре после кончины графа**.

Содержанием мемуаров интересовались в царской семье. 10 января 1845 года семнадцатилетний великий князь Константин Николаевич записал в своем дневнике: «... Саша читал у Мама Memoires Бенкендорфа покойника, и сегодня именно о Семеновской истории и о Бешенковичах»***.

После смерти Николая I его сын император Александр Николаевич передал мемуары Бенкендорфа М. А. Корфу, который был назначен председателем Комиссии по сбору материалов к полной биографии и истории царствования императора Николая I. Исходя из поставленных перед Комиссией задач, Корф выбрал из мемуаров только те отрывки, которые касались императора Николая Павловича, перевел эти отрывки с французского языка и обработал их. «Это скорее переделка или сокращение их в тот объем и в ту форму, каких требовала наша специальная цель. Переводили мы только важнейшее, прочее же передавали в извлечениях, иногда и с изменениями в плане, потому что старались везде устранить излишнюю растянутость и многословие, а также все бесполезные повторения... Одного только правила мы строго и неуклонно держались при всех наших выпусках и переменах — не придавать нашему повествованию мыслей и взглядов ему не принадлежащих: в нашем труде он везде является тем же самым лицом, как и в своих записках»****, — писал он в предисловии. Трехтомный обработанный вариант записок Корф представил Александру II, который оставил на полях рукописи некоторые свои замечания и исправления. Вскоре этот «корфовский» вариант записок Бенкендорфа вместе с подлинной рукописью мемуаров был передан на хранение в Собственную императорскую библиотеку в Зимнем дворце.

В 1899 году разрешение работать с рукописями императорской библиотеки получил Н. К. Шильдер*****. Для готовящегося издания «Николай I. Его жизнь и царствование» Шильдер попросил выдать ему мемуары Бенкендорфа. Однако, историк получил не подлинные записки, а лишь текст, обработанный Корфом. И хотя Н. К. Шильдер уверял читателей, что публикуемые им записки Бенкендорфа «списаны с подлинной рукописи», все же он пользовался переложением Корфа. Записки, опубликованные Шильдером, слово в слово повторяли перевод, сделанный Корфом, кроме того, в ряде мест, по невнимательности или в спешке, Шильдер принял карандашную правку Александра II за правку Николая I. И, наконец, самое главное — в то время, когда Шильдер занимался в библиотеке Зимнего дворца, подлинного текста записок Бенкендорфа времени царствования Николая I (второй портфель, тетради № 19—№ 35) в библиотеке не было.

Дело в том, что еще в 1893 году великий князь Сергей Александрович обратился в библиотеку, передавая просьбу Александра III о розыске и представлении ему мемуаров А. Х. Бенкендорфа. Мемуары графа были представлены императору 3 марта

19

1893 года в Аничковом дворце*. Ознакомившись с воспоминаниями, Александр III дал их для прочтения брату великому князю Сергею Александровичу. 16 ноября 1893 года Сергей Александрович записал в дневнике: «... Начал читать мемуары гр. Бенкендорфа — очень интересно — рукопись — Саша мне их дал»**. Мемуары графа А. Х. Бенкендорфа вернулись в библиотеку лишь 22 марта 1902 года и «только один картон»,*** т. е. только первая часть записок. В том же 1902 году для внучатого племянника А. Х. Бенкендорфа обер-гофмаршала Двора Павла Константиновича Бенкендорфа с высочайшего разрешения была снята копия с этой части воспоминаний графа. В предварительной записке к ней Павел Константинович отметил: «Вторая часть этих воспоминаний находится в Фалль и принадлежит князю Григорию Волконскому»****. Однако, как выяснилось, в имении «Фалль» никогда записок не было, Волконские тоже разыскивали их, привлекая к поискам великого князя Николая Михайловича*****. В 1916 году, так и не найдя следов второй части записок, Павел Константинович исправил предварительную записку, написав: «Вторая часть этих воспоминаний, находившаяся также в Императорской Библиотеке, была дана на время Великому Князю Сергею. После его смерти вторая часть не была возвращена»******.

Подлинник второй части мемуаров был обнаружен совсем недавно, в мае 2003 году, в фонде А. Ф. Бычкова в Петербургском филиале Архива Академии Наук. В путеводителе по архиву, а также в ряде справочных изданий данный источник фигурирует как «копии записок» Александра Христофоровича. Историю попадания подлинных записок Бенкендорфа в этот фонд еще предстоит выяснить. Однако, по ряду косвенных источников, можно предположить, что великий князь Сергей Александрович показывал мемуары Бенкендорфа, а возможно и давал читать своему адъютанту и другу В. Ф. Джунковскому. Возможно также, что после смерти великого князя мемуары каким-то образом оказались у Джунковского, а затем в силу его дружеских отношений с семьей Михалковых, в их имении под Рыбинском «Петровское». Известный коллекционер и библиофил Е. Н. Опочинин в своих воспоминаниях пишет, что среди рукописей усадебной библиотеки «находился в оригинале дневник графа А. Х. Бенкендорфа, известного клеврета Николая I»*******. Неподалеку от «Петровского» находилось и имение Бычковых. Федор Афанасьевич Бычков, служащий рыбинским земским начальником, занимался краеведением и собирал письменные источники по истории известных российских фамилий********. Он был частым гостем «Петровского»********* и возможно предположить, что мемуары Бенкендорфа попали к Бычкову путем какого-нибудь книжного «обмена» с Михалковыми.

20

В настоящее время мемуары Бенкендорфа хранятся в двух архивохранилищах. Первая часть (первый портфель) за время царствования Александра I находится в Государственном архиве Российской Федерации в фонде рукописного отделения Зимнего дворца. Вторая часть (второй портфель) за период правления Николая I хранится в Санкт-Петербургском филиале архива Российской Академии наук в фонде А. Ф. Бычкова.

Выдержки из мемуаров А. Х. Бенкендорфа несколько раз публиковались. В 1817 году Бенкендорф откликнулся на призыв редактора «Военного журнала» Ф. Н. Глинки помещать в журнале «вернейшие записки о военных действиях Отечественной войны и последних заграничных походах» и прислал Глинке два отрывка из своих воспоминаний: «Описание военных действий отряда, находившегося под начальством генерала Винценгероде в 1812 году» и «Действия отряда генерал-майора Бенкендорфа в Голландии»*. Ф. Н. Глинка опубликовал их в журнале в переводе на русский язык и с небольшим предисловием. Во второй половине 30-х годов Бенкендорф покровительствовал и активно содействовал А. И. Михайловскому-Данилевскому, собиравшему материалы для готовящегося по высочайшему распоряжению «Описания Отечественной войны». Граф не только допустил его к секретным делам III Отделения, но и предоставил историку свои мемуары о войне 1812 года, с которых, очевидно была снята копия. Известны они стали только в 1903 году, когда наравне с другими собранными Михайловским-Данилевским воспоминаниями, были опубликованы В. И. Харкевичем в сборнике мемуаров и дневников участников Отечественной войны 1812 года.**

Материалы записок Бенкендорфа М. А. Корф использовал при подготовке третьего издания своей книги «Восшествие на престол императора Николая I»***. Впоследствии два небольших отрывка из мемуаров Корф опубликовал в 1865 году в журнале «Русский Архив»****. Обширные извлечения из воспоминаний Бенкендорфа представил в «Русской Старине» и «Историческом Вестнике» Н. К. Шильдер*****. Он поместил их и в приложение к своей вышедшей в 1903 году монографии «Николай I. Его жизнь и царствование».

В 2002 году группа сотрудников ГА РФ получила исследовательский грант РГНФ (проекты № 02—01—00411а; № 04—01—00207а) на подготовку к изданию мемуаров Бенкендорфа. В ходе этой работы фрагменты текста мемуаров были опубликованы в ряде периодических изданий и сборниках******.

21

Публикация полного текста мемуаров А. Х. Бенкендорфа по оригинальной рукописи предпринимается впервые. Рукопись представляет собой 35 разноформатных тетрадей, текст в которых написан на французском языке темно-коричневыми чернилами и занимает 2/3 ширины листа. Бумага тетрадей желтоватого и светло-голубого цвета с водяными знаками, тетради имеют авторскую нумерацию. Первые 18 тетрадей были сброшюрованы очевидно еще при хранении в библиотеке Зимнего дворца, и в настоящее время составляют одно архивное дело (ГА РФ. Ф. 728. Оп. 1. Д. 1353). Следующие 17 тетрадей также представляют одно архивное дело, но не переплетены, а лежат в папке, оклеенной вишневой мраморной бумагой с вытесненной надписью «Собрание А. Ф. Бычкова. Записки генерал-адъютанта Александра Христофоровича Бенкендорфа» (ПФА АН РФ. Ф. 764. Оп. 4. Д. 5).

Содержание мемуаров охватывает тридцать пять лет, начинаются они небольшим экскурсом в детство и раннюю юность автора. Первая дата, вынесенная мемуаристом на поля рукописи — 1802 год. Впоследствии начало каждого года Бенкендорф указывает на полях текста и доводит повествование до 1837 года. Предположительно, граф приступил к написанию мемуаров в 1814 году, т. к. рассказывая о событиях 1802 года он указывает что «описывает их спустя 12 лет». Мемуары незакончены, они обрываются недописанной фразой при описании событий 17 декабря 1837 года, когда произошел пожар Зимнего дворца. Это позволяет предположить, что конец записок либо потерян, либо они остались незавершенными. Последнее предположение наиболее вероятно, т. к. после оборванной фразы остается еще достаточно бумаги для продолжения текста. Известно также, что Бенкендорф записывал воспоминания по прошествии нескольких лет после описываемых событий.

По своему характеру мемуары очень неоднородны. В некоторых случаях содержание их растянуто, слишком описательно и эмоционально, иногда слишком кратко, без подробностей, запутанно. С одной стороны — это воспоминания, в них нет поденных записей, лишь сплошное повествование, изложенное в хронологической последовательности. С другой стороны, в отдельных случаях содержание их напоминает дневник, так как события буквально зафиксированы до мелочей. Все это говорит о том, что при написании мемуаров Бенкендорф пользовался не только своей памятью, но и какими-то подручными журналами, записками, письмами, дневниками*.

Текст мемуаров дается в переводе с французского языка в современной орфографии и пунктуации. Однако при этом сохраняются все особенности лексики, характерные для первой половины XIX века. В некоторых случаях чрезмерно громоздкие сложноподчиненные предложения, затрудняющие восприятие смысла, разбивались, где это было возможно, на более короткие. Разбивка текста на предложения и абзацы сделана по смыслу без нарушения авторского замысла. Даты, расположенные на полях рукописи, помещены перед текстом. Сокращенное написание имен, отчеств, титулов, званий и т. п. приводятся полностью. Разночтения в написании имен, фамилий и географических названий устранены в тексте без оговорок. Несущественная авторская правка текста (зачеркивания,

22

вписывания, исправления), в основном, нами опускалась. Замечания на полях рукописи, сделанные императором Николаем I, приводятся в постраничных примечаниях.

В ряде случаев авторы-составители сочли нужным пояснить некоторые места текста. Подобные пояснения даются в круглых скобках. Все прочие пояснения по тексту даются в конце. Издание снабжено географическим и аннотированным именным указателями. Хронологические рамки примечаний, как правило, соотносятся с событиями, описываемыми мемуаристом.

В конце текста при описании событий 1837 года есть текст рассказа императора Николая I, записанный Бенкендорфом. Этот рассказ приводится в тексте курсивом.

Публикаторы выражают искреннюю благодарность за содействие и помощь в подготовке издания директору Государственного архива Российской Федерации д. и. н. С. В. Мироненко, директору Петербургского филиала архива Академии наук д. и. н. И. В. Тункиной, профессору Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова д. и. н. Л. Г. Захаровой. На разных этапах работы нам помогали А. А. Васильев, И. Н. Засыпкина, к. и. н. А. В. Крайковский, О. В. Леонов, д. и. н. З. И. Перегудова, А. Н. Сидорова, М. Н. Силаева, И. С. Тихонов, Е. А. Чиркова. Некоторые страницы текста были переведены к. и. н. М. А. Авада и  Д. А. Майоровым, а О. Л. Залиева взяла на себя непростую работу по редактированию именного указателя. Всем названным лицам — наша сердечная признательность.

Особо хочется поблагодарить Моршанский историко-художественный музей, любезно предоставившей нам портрет А. Х. Бенкендорфа работы В. И. Гау для оформления обложки.

М. В. Сидорова