Хутор Глубоковского Павинского района Костромской области — населенный пункт, которого уже нет на карте, но осталось название в документах, свидетельствующих о его существовании. О том, как появился хутор, и о его основателе — Глубоковском Порфирии Федоровиче корреспонденту "Русской Планеты" рассказала его родственница, Тамара Глубоковская.

Хранитель веры

Каждая эпоха, как стихия, несет течением миллионы судеб в том направлении, какое задают сильные мира сего. Эпохи затачивают, обтесывают, формируют судьбы людей, рождают гениев и героев своего времени, нужных людей и полезных. И каждая эпоха имеет свой феномен — человека, который определяет свой путь сам, плывет против течения. Таким человеком был обычный крестьянин, христианин Порфирий Глубоковский.

Порфирий Федорович родился в 1891 году и рос в обычной крестьянской семье. Прошел Первую мировую войну, где был удостоен награды за личное мужество, проявленное на поле боя — Георгиевским крестом 4-й степени, двумя медалями. С войны вернулся другим человеком.

— Случай произошел на войне страшный. Во время боя разорвался снаряд, полсотни сослуживцев его погибло, лошади, все разнесло, а Порфирий один жив остался, только ранение легкое получил. С ним Евангелие было — маленькая, карманная книжечка, он на груди ее носил, благодаря ему, как он считал, и выжил. С тех пор Порфирий сильно уверовал в Бога, — рассказывает Тамара Александровна.

По возвращению с войны застал гонения на православную церковь и верующих, храмы варварски разрушались, священников убивали и отправляли в ссылки, придя к власти, большевики сразу начали войну против Церкви. Глубоковский не смог отказаться от веры в Бога, как требовали того время и власть, не принял надругательства над Церковью, и вместе с семьей ушел из родных мест в Кировской области на неосвоенные земли. Так появился хутор — непривычное явление для Костромской области. Вдвоем с женой Надеждой Карповной среди леса вручную расчистили, возделали землю, засеяли хлеб, посадили огород. Дом строили так же вдвоем, желающих помогать отделившимся единоличникам не нашлось, а нанять помощников не было средств. Трудились практически круглосуточно, но жили все равно впроголодь, хлеба и молока не хватало, семья была большая. У Глубоковских было восемь детей, работать ребята начинали с раннего детства наравне со взрослыми. Разразившийся в 1922 году голод, болезни, унесли жизни двоих детей — дочки Нины и сына Леонтия.

Семья Порфирия Федоровича жила по библейским заповедям, которые свято соблюдали и родители, и дети. Каждый день он читал вслух церковные книги — жена и дети слушали. Религиозная литература была, пожалуй, главной ценностью семьи, компенсировала Глубоковским отсутствие храма и общения со священнослужителями.


Тамара Александровна рассказывает:

— Книг у него было много, как в библиотеке. Собирал их везде, где только мог: в разрушенных храмах, священники много дарили, дарственные книги были с памятными надписями. Философские книги были немецких профессоров. Он и читать сам научился по книгам, самоучкой был. И не только читал, заметки делал, мысли свои в тетрадях записывал, дневники вел.

Книги Порфирий Федорович хранил бережно — сделал тайник в просмоленной бочке, которую закапывал в лесу. Несколько книг оставлял дома для прочтения и изучения, потом менял их на другие из книгохранилища. Держать все книги дома было опасно, гонения на верующих продолжались, и пособников у властей было немало.

Вопреки преследованиям и порицаниям советской власти, Глубоковский посещал уцелевший храм, в который ходил за десятки километров, встречался со священниками, еще не высланными и не раскулаченными. Тамара Александровна вспоминает:

— Доносили на него за это. Как увидят по дороге в церковь, так и нажалуются: «Опять, мол, видели — ходил на службу».

Из ближних деревень к Глубоковскому приходили верующие: и старики, и молодые, послушать, почитать молитвы, вспомнить церковные праздники, и даже просили о выполнении церковных обрядов.

Порфирий Глубоковский писал в своем дневнике: «Недавно одна пожилая женщина, хотя и знала, что я простой непосвященный мужик просила меня отпеть ее умершего сына, ты умеешь, сказала она. Вот какое невежество, лишь бы умел и все равно, хоть и не посвященный. А если бы я и был святым ангелом и стал отпевать, то Господь проклял бы меня и мое моление и отпевание, потому что он не устанавливал, чтобы непосвященные могли отпевать» (орфография и пунктуация сохранены. — РП).

К Глубоковскому тянулись за верой, которая в народе была еще жива, за знаниями о Боге и церкви. Шли к нему, простому крестьянину потому, что храмов и священников в округе не осталось, и он принимал всех, зная, что любая пропаганда православной церкви считалась контрреволюционной деятельностью.

Ссылка

Советская власть была беспощадна к верующим: в 1933 году Порфирий Федорович отказался вступать в колхоз, за что получил статус крестьянина-единоличника и был выслан в Северный край. Жена осталась одна, заботы о хозяйстве и детях легли на ее плечи на долгих три года. От тяжелого труда, истощения и болезней умирает еще один сын — Василий.

Несмотря на то, что Глубоковские жили отдаленно, презрение общественности не минуло их, как и другие семьи репрессированных. Дети ходили в школу в ближайшее село, родители считали, что получить хотя бы начальное образование мальчики должны. А от товарищей по школе ребята терпели издевки и избиения. И в семью пришла еще одна беда: по дороге из школы Тимофея избили школьники, маленький мальчик упал, получив сильнейшую травму головы, и через несколько дней умер.

Сколько было пережито Порфирием и Надеждой Глубоковскими, и сколько страданий еще было впереди. В начале Второй Мировой войны оставшиеся четверо сыновей ушли на фронт, а вернулись только двое — Александр и Иван, израненные, искалеченные. Вскоре оба сына женились, завели детей, работали в колхозах.

Тамара Александровна, вспоминая, улыбается:

— Мы с Иваном когда поженились, так отец Порфирий ему недовольство все же высказал, я-то партийной была. Но потом смягчился, хорошо относился ко мне, к внукам. Мы часто к ним на хутор ходили, хорошо у них было, природа вокруг, лес. Родители приветливые были, кроткие, тихие. Нас партия учила, что кулаки и церковники — это бандиты, хапуги, поэтому я всегда удивлялась, насколько грамотными, интеллигентными, начитанными были Глубоковские. Жили бедно, страдали всю жизнь, а человечности не растеряли, вера — она и вправду чудеса творит, жить помогает, смягчает сердца.

Оттепель

В феврале 1964 года Порфирий Федорович получает известие о реабилитации, его арест и ссылка признаны незаконными, но узнает об этом уже один — жены Надежды Карповны нет в живых, из восьми детей осталось только двое сыновей.

Лишь спустя полвека страданий, голода, гонений, ссылок, Глубоковский сможет жить не прячась, молиться, держать свои книги дома и посещать храм. Только вот храмов в округе не осталось, остались лишь вера и воспоминания, которые он тщательно записывал для потомков.

— Жил он плохо, бедно, — вспоминает Тамара Александровна, — пенсии от государства он не получал — отказался, хозяйство держать он уже не мог. Нанимался на посильную работу, бочки умел делать, плотничать, руки у него были золотые. На эти небольшие заработки покупал хлеб, так и жил. Денег от нас не брал никогда, считал, что христианин должен отдавать, а не брать. И отдавал последнее: грибов, ягод насобирает и приносит нам — гостинец внукам от деда. Письма любил писать нам с Иваном, да Александру, сыну. Наставлял нас, напоминал о вере в Бога, хоть мы и так помнили…

Девять лет Порфирий Иванович жил на хуторе один, изредка ходил в гости к детям, тосковал по любимой жене и писал. В обычных школьных тетрадях он, крестьянин—самоучка записывал свои рассуждения о смысле жизни и ее бессмыслии без веры. «Все мы придем на суд к Богу с ошибками, как бы праведно не жили», писал он в своем дневнике в последние дни жизни.

В 1969 году он простудился, и, почувствовав скорый уход, пришел к родственникам. Лежал неделю и умер тихо, без страданий, по-христиански. Хутор Глубоковского опустел. Его хозяин ушел, оставив о себе воспоминания как о настоящем христианине, о добросовестном гражданине, отдавшем своих сыновей войне и голоду, как о человеке, прожившем в страданиях всю жизнь и не растерявшем веру. Память о нем, его семье хранят потомки, бережно перечитывают его дневники и письма, и помнят, какую жизнь должен прожить человек верующий, православный христианин.

Русская Планета