Всякий раз, при приближении дня рождения ВИЛа – 22 апреля возобновляются разговоры о его «всемирно-историческом значении» и о том «благе», которое он и его партия принесли России. Поэтому для людей не вполне образованных и идеологически ангажированных приходится напоминать несколько подзабытые (или воспринимаемые в искаженном неосоветской пропагандой виде) исторические факты.
С точки зрения юридически-правовой, Ленин – прямой предатель, государственный преступник, во время войны вступивший в сговор с врагом. Его принципиальная позиция заключалась в том, что «войну империалистическую» следует превратить в «войну гражданскую». Как известно, из Швейцарии большевики во главе с Лениным проехали через территорию Германии, с которой Россия тогда воевала.
Связи большевиков с германскими спецслужбами в настоящее время – отнюдь не домысел, а достаточно хорошо исследованный ряд фактов. Ленин и его группа, конечно, не были «немецкими шпионами». Шпион, то есть тот, кто поставляет врагу ценную информацию, в основном военного характера, должен, во-первых, иметь к ней доступ, какого по определению не может быть у профессионального революционера. Во-вторых, он должен быть вписан в соответствующую государственно-служебную среду, что также невозможно для того, кто очень рано и вполне открыто объявил себя врагом государства. В серьезных исследованиях по истории большевизма и биографиях Ленина речь шла и идет, разумеется, совсем не об этом.
Известно, например, что жандармский генерал А.И. Спиридович еще в послереволюционные, ранне-эмигрантские годы утверждал, что Ленин еще в 1913 году добровольно предложил свои услуги германскому МИДу, которые были поначалу отвергнуты, но затем приняты при посредстве Парвуса. Однако в то время никаких твердых доказательств этого не было представлено, почему и не было воспринято всерьез большинством исследователей. Представлялось сомнительным, чтобы такое событие произошло в то время, когда никакой войны между Германией и Россией еще не было, а сам Парвус еще не сформулировал свой план в своем знаменитом «Меморандуме». Надо признать, что взгляд Спиридовича разделялся, насколько можно понять из его книги, и начальником российской контрразведки в начальный период Временного правительства полковником Никитиным[1], на которого мы достаточно ссылались в предыдущей главе. Однако сегодня уже существуют подробные исследования, в которых данный вопрос подвергнут тщательному анализу. В частности, следует упомянуть монографию Евы Ингеборг Фляйшхауэр «Русская революция. Ленин и Людендорф. (1905 – 1917)».[2] При всем том, что некоторые трактовки, представленные в данной книге, носят, по нашему мнению, довольно пристрастный и ангажированный характер (особенно в том, что касается святой Царской семьи), в ней, тем не менее, в систематическом виде, со множеством ссылок на источники, представлен целый ряд фактов, не оставляющих сомнения в том, что деятельность Ленина и его группы была последовательно предательской еще задолго до революции.
Речь идет, разумеется, о связях не столько с МИДом Германии, сколько с разведслужбами этой страны и союзной ей Австро-Венгрии. Однако прежде чем обратиться к этой теме, автор монографии, со ссылками на источники, приводит подробные сведения о провокаторской роли Ленина, в частности, в таких известных, нашумевших делах, как дело попа Гапона и дело Малиновского – депутата Госдумы, бывшего одновременно видным большевиком и агентом Охранного отделения, каковым он стал с ведома и по фактическому поручению самого вождя (чтобы, получив доступ к секретным документам, информировать вождя о планах «охранки»). Немецкая исследовательница показывает, что с помощью Малиновского Ленин также сводил счеты со своими конкурентами внутри социал-демократического движения. Когда после революции Малиновский был изобличен, его очень быстро приговорили к смертной казни. Известная вещь, заметание следов.
В этой короткой популярной работе мы, однако, не имеем возможности подробно освещать все эти аспекты, поэтому можем просто отослать читателя к упомянутой монографии и другим использованным у нас источникам. Вкратце картину связей Ленина с германскими спецслужбами можно представить в следующем виде.
Начало непосредственным контактам с «Эвиденцбюро» (Австрийская внешняя разведка) и Германским генеральным штабом было положено в 1913 году, после чего Ленин в значительной степени скорректировал свою позицию по целому ряду принципиальных вопросов, в частности, по национальной политике, став выступать за право национальных меньшинств Российской империи на отделение от нее. Причем, речь шла именно о тех меньшинствах, которые населяли окраины Российской империи, а отнюдь не о тех, которые проживали на территории Австро-Венгрии или Германии. (Подробнее см. об этом в следующей главе). Переехав в Краков, Ленин, прикрываясь социал-демократическими лозунгами, стал готовить свою революционную армию фактически для участия в будущей войне на стороне врагов России. В этом плане его известное положение о том, что «революционный класс в реакционной войне не может не желать поражения своему правительству» и что следует стремиться «империалистическую войну превратить в войну гражданскую» есть не отвлеченная теория, а самая что ни на есть практическая игра с источником глобальных денег, необходимых для революции. По мнению ряда исследователей, общая сумма, выделенная на развал России большевиками Германией и в меньшей степени Австро-Венгрией, составляла, по разным подсчетам, от 40 до 80 млн. золотых марок. Причем, важно подчеркнуть, что эта цифра касается лишь тех средств, которые выделялись правительствами. (С. 127). От банкиров, в том числе и прежде всего заокеанских, «партия пролетариата» получила несоизмеримо больше. (О чем шла речь в предыдущей главе).
Итак, через воюющую с Россией Германию шло финансирование партии, которая из самой маргинальной в стране в одночасье превратилась вдруг в самую богатую. Надо признать, что отнюдь не Германия (которая, напрягая все силы, воевала на два фронта и не имела в достаточном количестве переданных революционерам огромных сумм), а банкиры Уолл-Стрита были главным источником пресловутых «немецких денег», выделенных большевикам (как, впрочем, и другим революционным партиям, хотя и в несоизмеримо меньшем объеме). Немцы, преследуя свои интересы, послужили главным образом посредником, получив от «американских» финансистов беспроцентные кредиты на эти цели[3].
Из вышеизложенного следует, что «пролетарская» революция во главе с большевиками происходила при немалой помощи со стороны международного банковско-финансового капитала – факт, составляющий настоящий кошмар для неосоветских «историков», писателей и публицистов. И, кстати, мало исследованный в современной России, где неосоветизм снова поднимается на щит, как «снизу», так и «сверху».
Современные исследователи, с опорой на многочисленные источники, предлагают сенсационное объяснение событий начала июля 1917 года, когда большевики начали абсолютно не подготовленное выступление, которое буквально на следующий день Ленин объявил преждевременным. Традиционная точка зрения, отчасти озвученная нами в предыдущей главе, заключается в том, что это был спонтанный ответ на засветку в прессе сведений о связях большевиков с немцами, когда многим из них стало грозить вполне реальное уголовное преследование, впоследствии аккуратно сведенное на нет Керенским. Однако в упомянутой выше книге Е. Фляйшхауэр содержится, в частности, ссылка на письмо Л.Б. Красина родным от 11 июля 1917 года по старому стилю: «Ну, большевики заварили-таки кашу, или, вернее, пожалуй, заварили не столько они, сколько агенты германского штаба… Совпадение всей этой истории с наступлением немцев на фронте слишком явное, чтобы могло оставаться сомнение, кто настоящий виновник и организатор мятежа»[4]. (С. 507). То есть Красин в частном письме фактически прямо говорит, что преждевременное и неподготовленное революционное выступление большевиков внутри страны должно было подыграть немецкому наступлению на фронте!
Не очень много говорят в наше время о странном поведении Керенского, который буквально сдавал власть большевикам, выпустив из тюрем уголовников (что окончательно дестабилизировало ситуацию в стране), предав Корнилова в июле 1917-го и т.д. и т.п. Мало кто знает, что Ленин и Керенский учились в одной гимназии, а их отцы были друзьями. После смерти отца Ленина родитель Керенского взял сироту под свою опеку и, в частности, помог поступить в престижный Казанский университет.
Ленин не был, конечно, философом или выдающимся мыслителем. Однако он был настоящим гением политической интриги, что невозможно отрицать. Также мало исследован факт сотрудничества его партии с военными из российского Генерального штаба еще царских времен, входившими в масонскую военную ложу и давно вознамерившимися свергнуть Царя (без их участия Февральская революция также была бы невозможна)[5]. То, что именно они при кураторстве Троцкого в конечном счете создали Красную армию и обеспечили победу красных в Гражданской войне, достаточно хорошо известно. Гораздо меньше известно, что и сам Октябрьский переворот (если говорить не о политической, а о военно-технической стороне) также в решающей степени – их рук дело!
Во всех исторических исследованиях, посвященных октябрьскому перевороту как таковому, прослеживается интересная деталь. Как только заходит речь о том, кто конкретно и какими силами его произвел, многие историки либо начинают откровенно «плыть», путаться, либо вынуждены констатировать, что об этом реально мало что известно. Причем, что интересно, в этом, в общем и целом, солидарны практически все историки, независимо от своей идеологической ориентации. Например, вполне просоветский историк разведки И.А. Дамаскин прямо пишет: «Несмотря на большое количество участников и свидетелей этих событий, нет полной картины всего того, что происходило на Дворцовой площади в ночь с 25 на 26 октября 1917 года… Существует много версий этих событий»[6].
Вторит ему и известный эмигрантский историк С.П. Мельгунов, на которого мы достаточно много ссылались в предыдущей главе, настроенный, как понятно, антибольшевистски. Приводя известные слова из мемуаров одного из, так сказать, «официальных» руководителей большевистского восстания Николая Подвойского: «каждый винтик революционной машины был приведен в движение и поставлен на соответствующее место», он позволяет себе усомниться в том, что все так и было в действительности. «Даже сам Троцкий в своей истории Октябрьской революции должен был признать, что рассмотрение военных операций тех дней в советской литературе носит “не критический”, а “апологетический” характер. Как-то странно, что столь “тщательно подготовленный” план так основательно был забыт на первых порах, что на последовавших “вечерах воспоминаний” руководители и непосредственные участники переворота лишь ощупью восстанавливали и даты, и основные вехи событий. И Троцкий (до сих пор считающийся главным руководителем “вооруженного восстания” – В.С.), например, никак не мог вспомнить, “каков был окончательный план”»[7].
Все разговоры о том, что такая-то воинская часть из Петроградского гарнизона поддержит выступление большевиков, при ближайшем рассмотрении оказывались фантазией, мечтой, выдаваемой за действительность. «Дружный революционный порыв, колонны солдат и красногвардейцев – миф. Колонны появились позже. Реальных сил у Ленина и Троцкого было совсем мало… Солдаты сидели в казармах и обсуждали, чья возьмет. Их и не трогали, чтобы не мешали».[8] Характерным примером является превращенное в мощный исторический миф якобы массовое участие в перевороте балтийских матросов. Сейчас уже хорошо известно, что оно, мягко говоря, сильно преувеличено. Так, на телеграмму, направленную вечером 24 октября председателем ЦК Балтфлота П.Е. Дыбенко командам кораблей срочно присоединиться к революции откликнулись немногие. За исключением тех, кто получил соответствующий приказ от непосредственного командования флота, о чем речь у нас еще впереди. То есть, иными словами: попытка управлять процессом через, так сказать, открытые партийно-революционные структуры всегда оканчивалась, по сути, ничем. «Революционные массы», в том числе и в армии, упорно выжидали.
Когда-то нам рассказывали, что Октябрьская революция осуществлена силами Красной гвардии под руководством профессиональных революционеров. Это, разумеется, полнейшая глупость. Ибо основу т.н. Красной гвардии составляли отнюдь никакие не рабочие (мастеровые, которые зарабатывали неплохие деньги, никогда не увлекались играми в революцию), а уголовные преступники, выпущенные из тюрем Керенским, разбавленные небольшим количеством романтически настроенных студентов и гимназистов левых взглядов. Эти уголовники устремились в Красную гвардию, поскольку, во-первых, за участие в ней стали платить неплохие деньги за счет «немецких» субсидий, а, во-вторых, потому что это давало возможность легально пограбить. Это о них писал Блок в поэме «Двенадцать»: «Запирайте етажи, нынче будут грабежи». После прихода большевиков к власти, когда красногвардейцы, использованные для дестабилизации обстановки в стране, стали уже не нужны, их постепенно вытеснили из столиц, и, подавшись в провинцию, они создали там банды, которые чекисты и регулярные красноармейские части отстреливали всю Гражданскую войну (что стыдливо называлось «подавлением кулацких мятежей»). Типичный ленинский стиль: ненужное больше орудие просто уничтожается.
Любой профессиональный революционер – это литератор, хорошо умевший писать статьи и книги, выступать с докладами и заниматься партийными интригами. Знаменитый план по захвату ключевых точек Петрограда («почта, телеграф, телефон», мосты, вокзалы, банки и, между прочим, казначейство, о чем говорилось вслух всегда куда меньше) – вовсе не принадлежал чистым гуманитариям Ленину и Троцкому, а был подготовлен для свержения Царя профессиональными военными диверсантами (которые тогда подчинялись непосредственно Генштабу) еще к революции 1905 года. Но тогда он не сработал благодаря грамотным действиям верных полков гвардии и черносотенных дружин. К 1917-му гвардию предатели из числа генералов дважды искусственно подставляли под разгром на фронте[9], а черносотенное движение были заранее грамотно развалено изнутри.
Как же именно военные помогли большевикам? Понятно, что речь идет не обо всех военных, а лишь о некоторых, правда весьма умелых и влиятельных. Вот, например, профессиональный военный разведчик, начальник штаба расквартированной тогда в Финляндии 106-й пехотной дивизии подполковник (вскоре произведенный в полковники) Михаил Степанович Свечников. Который ко всему прочему еще и управлял Службой военных сообщений. Уже упоминавшийся выше И.А. Дамаскин повествует о том, как он вошел в сношение с представителем большевистского ЦК Борисом Жемчужиным, который приехал в Финляндию для того, чтобы сопровождать поезд Ленина до Петрограда. Жемчужин попросил Свечникова обеспечить охрану будущего вождя революции и его людей на пути от Хельсинки до столицы, что и было исполнено. Лирический рассказ о том, как «внезапное доверие заговорщиков тронуло душу боевому подполковнику русского Генерального штаба» (SIC!), невозможно, конечно, воспринимать всерьез. Но вот приводимые автором сведения о том, что «он имел поручение от своего начальства не препятствовать проезду группы эмигрантов, прибывающих из Швеции»[10], говорят о многом. Если эта информация достоверна (а ниоткуда не видно, чтобы она была сомнительной: историк разведки работает, естественно, с профессиональными источниками, облекая полученные от них сведения в условно-беллетризованную форму), то очевидно, что генералы Генштаба, которые после Октября под условным кураторством Троцкого стали создавать новым властителям России профессиональную армию, вовсе не были «завербованы» Троцким (вербовать людей из Военной ложи у того была бы кишка тонка), а изначально были в игре.
Свечников мало того, что выделил для Ленина сотоварищи специальный вагон, так еще и придал им бригаду проводников, рекомендованных местными социал-демократами (!). А нарядом охраны командовал поручик Муханов, якобы «сочувствовавший большевикам». Сам подполковник решил лично сопровождать большевиков до Питера, и в дороге одним своим появлением «нейтрализовал» нескольких офицеров, попытавшихся ворваться в вагон[11]. Ленин и Свечников затем познакомились лично. Так что когда вождь вскоре напишет о «надежных и верных финляндских войсках», то речь пойдет именно о 106-й пехотной дивизии, а вовсе не о мифических «финских дружинах».
В дальнейшем Свечников сыграл крайне важную роль в захвате власти большевиками. В частности, подчиненные ему силы остановили на пути к Петрограду отряд будущего героя Белого движения генерал-майора Петра Николаевича Краснова, который «вспоминал впоследствии, что был потрясен, когда разглядел в бинокль офицерские погоны на плечах большевистских командиров»[12]. Ключевой была роль Свечникова и при штурме Зимнего. После того, как первые три попытки штурма, предпринятые дилетантами в спецоперациях подобного рода – красногвардейцами и балтийскими матросами, были успешно отбиты юнкерами, засевшими во дворце, при участи женщин из т.н. «ударного батальона», именно присланный им штурмовой отряд из 400 – 450 гренадер из состава 106-й пехотной дивизии атакой со стороны набережной решил исход дела в пользу большевиков. Как раз к открытию съезда советов, картинное выступление Ленина на котором мы много раз видели в многочисленных советских фильмах о революции. В которых и близко не было никакого Свечникова и других профессиональных военных, поддержавших большевиков. Впрочем, есть и другая вариация этих событий. Некоторые полагают, что никакого штурма в собственном смысле вообще не было, а был грамотный захват специально подготовленным отрядом в момент, когда бóльшая часть защитников дворца благодаря грамотной агитации уже разошлась. Дебош и погром дворца, нанесший ущерб в гигантскую сумму – 2 млн. тогдашних рублей, устроенный пьяными толпами, произошел уже позднее.
Но вернемся несколько назад, в начало июля 1917 года. После слива в прессу данных контрразведки о связях большевиков с немцами будущие властители России спровоцировали абсолютно не подготовленные июльские выступления, которые даже слабому режиму февралистов удалось тогда подавить. После этого, как полагают некоторые исследователи[13], в загородных лагерях более трех месяцев тренировались специально подобранные люди (так называемые «отряды Дзержинского»), которые вскоре составили основу ВЧК. А тренировали их офицеры из числа диверсантов Генштаба, связанные с Военной ложей! Эти офицеры во главе обученных ими же бойцов и руководили захватом ключевых объектов столицы в ночь с 25 на 26 октября 1917 года.
В преддверии переворота происходили события, казалось бы, много раз описанные в исторической литературе, но при этом в достаточной степени не понятые большинством. Например, те бурные дискуссии об «отношении к восстанию», которые развернулись не где-нибудь, а внутри самого большевистского ЦК, в котором, как говорит Мельгунов, царила полная неразбериха и сумятица» (с. 70). Общеизвестно, что Ленин более чем энергично, не стесняясь в выражениях, настаивал на немедленном вооруженном восстании, чему не менее активно оппонировало большинство ЦК. Дошло даже до того, что вождь публично объявил о своем выходе из ЦК, дабы, по его словам, сосредоточиться на низовой работе.
Общеизвестны такие «классические» работы Ленина, как «Марксизм и восстание» и «Большевики должны взять власть», предназначенные для публичного использования, в которых вождь аргументировано объясняет, почему момент для вооруженного выступления большевиков настал. В этих работах он сполна использует классические марксистские посылы насчет классовой борьбы, «поддержки большинства пролетариата» и т.д.
Однако при этом необходимо признать, что Ленин задолго до Октября, еще в контексте событий 1905 года (которые многие называют «репетицией» революции) совершенно конкретно развивал свое известное учение о «революционной армии», в котором основным пафосом была констатация того, что не обученные военному делу «рабочие массы» не в состоянии (как мы бы сейчас сказали, по объективным причинам) победить с помощью вооруженного восстания. При этом известное положение его о «вооружении народа» было, по сути, лишь ширмой, прикрывающей подлинные взгляды великого тактика революции на данную важнейшую для него и для всей партии проблему. В работе «Революционная армия и революционное правительство» Ленин пишет совершенно конкретно: «Революционная армия и революционное правительство, это – две стороны одной медали. Это – два учреждения, одинаково необходимые для успеха восстания и закрепления плодов его. Это – два лозунга, которые необходимо должны быть выдвинуты и разъяснены, как единственные последовательные революционные лозунги».[14] В работе «Тактическая платформа к объединительному съезду» он настаивает на том, что «вооруженное восстание в настоящее время является не только необходимым средством борьбы за свободу, но уже фактически достигнутой ступенью движения, которая, в силу нарастания и обострения нового политического кризиса, открывает переход от оборонительных к наступательным формам вооруженной борьбы».[15] И при этом призывает «усилить работу в войсках». (Напомним, что результатом этих призывов Ленина, сделанных в 1905 году, было кровопролитие в Москве, в ходе которого погибло более 1000 человек). Наконец, в малоизвестной работе «Черные сотни и организация восстания» он решительно осуждает собственных товарищей по партии, которые, по его словам, «зубоскалят над своими товарищами практиками» и призывает к практическому изучению «военных вопросов, вплоть до самых детальных», называя перечисляемые им элементарные навыки вооруженной борьбы «чисто военными функциями», «начальными операциями революционной армии», «организацией революционной власти»[16].
Призывы Ленина к «поголовному вооружению народа» и организации «народной революционной армии» оказались малоэффективны и трудно исполнимы по понятным причинам: любым делом должны заниматься владеющие им профессионалы. (См. выше). Поэтому в своих письмах о вооруженном восстании, предназначенных для узкого круга, которые уничтожались во исполнение особого решения ЦК об этом (чего категорически требовал и сам Ленин), с учетом остроты и, так сказать, судьбоносности ситуации октября 1917 года, он высказывается совсем конкретно. Ни одно из этих писем не дошло бы до нас, но в некоторых (крайне редких) случаях вышеуказанное правило нарушалось, благодаря чему сегодня мы знаем некоторые милые подробности о реальной позиции Ленина, связанной с восстанием.
В частности, нарушил предписание об уничтожении писем один из адресатов вождя – председатель Облфинкома И.Т. Смилга, и в итоге не уничтоженное письмо Ленина к нему от 27 сентября 1917 года в 1925 году было опубликовано, а затем попало в Полное собрание сочинений. В нем Ленин пишет, что, по его глубокому убеждению, надеяться, что «волна (имеется в виду революционная – В.С.) сметет Керенского – наивно, это все равно, что надеяться на авось. Со стороны партии революционного пролетариата это может оказаться преступлением». (А как же марксизм? Как же объективная логика истории, о которой вождь писал в своих «открытых» работах? – В.С.). Дальнейшее изложение показывает, что слова про «революционный пролетариат» носят здесь скорее дежурный характер. Ибо после этого вступления он берет быка за рога, в своем фирменном ленинском стиле переходит к конкретике. Для начала призывает «агитировать среди партии за серьезное отношение к вооруженному восстанию». Затем совсем уже конкретно настоятельно рекомендует Смилге «создать тайный комитет из надежнейших военных», уделить особое внимание «составу и расположению войск». В этом письме Ленин просто зациклен на своей основной мысли – необходимости «подобрать действительно надежных и знающих военных»[17]. В решающие моменты, когда он переходит собственно к делу, про «пролетариат» и «классовую борьбу» вождь как-то забывает. Не случайно многие тогда, даже из социал-демократической среды, обвиняли Ленина в «бланкизме»[18] и «бакунинстве»[19].
Но вернемся в предоктябрьские дни 1917 года. Как известно, принципиальное решение о захвате власти было принято большевиками на тайном совещании членов ЦК (на котором даже не было кворума), состоявшемся в ночь с 10 на 11 октября, причем «за» проголосовало всего 10 человек. Напомним, что всего в ЦК большевиков на тот момент состоял 21 человек. То есть у Ленина в момент принятия судьбоносного решения не было большинства даже в собственном ЦК!
Демарш Каменева и Зиновьева накануне Октября, когда они выступили в печати против вооруженного восстания, был вызван именно тем, что они, как и большинство других членов ЦК, были не в курсе игры. Если исходить из той, так сказать, «открытой» информации, которой они обладали, то в их позиции была несомненная политическая логика. Обосновывая свою позицию, Каменев наивно (с точки зрения политической прагматики) заявлял: «Партия не опрошена. Такие вопросы десятью не решаются»[20]. Понятно, что «штрейкбрехеры» не обладали той полнотой информации об участии элитных военных (сейчас сказали бы – спецназовцев), которой обладал сам вождь, почему их «предательское» выступление в прессе в тот момент так легко и сошло им с рук.
Троцкий, выступавший за союз с левыми эсерами (что дало бы большевикам перевес в голосах на съезде Советов), вынужденно выступал за т.н. «бескровный» переворот (то есть восстание должно было начаться с санкции съезда, на чем настаивали эсеры). При этом основной ударной силой он считал солдат Петроградского гарнизона, на тот момент разложенного и небоеспособного. Ленин же выступал за немедленное применение силы, будучи на связи с военными профессионалами. В результате дискуссии ЦК большевиков принял план Троцкого как основной, а «последний и решительный» Ленина – как запасной[21].
Впрочем, известное представление о Троцком как практическом вожде октябрьского переворота следует все же признать, говоря мягко, сильно преувеличенным. Это во многом искусственный продукт пропаганды, в частности, известной книги Джона Рида[22], который вскоре попадется на финско-шведской границе с чемоданом, полным бриллиантов. В ночь с 25 на 26 октября практические действия по захвату ключевых объектов города осуществляли военные профессионалы, а не «профессиональные революционеры», то бишь литераторы…
В решающий момент вступили в действие силы, на участие которых в революции никто из большинства (даже в самом большевистском ЦК) не рассчитывал. 19 октября в газете "Известия Гельсинфоргсского Совета депутатов армии, флота и рабочих" (№ 179) появилась статья Свечникова (!) с призывом к свержению Временного правительства. Тем самым он сообщал Ленину и его сторонникам, что в Финляндии все готово. В ответ, накануне решающих событий последовала телеграмма с условным текстом: «Высылай устав», что означало настоятельную просьбу о присылке профессиональных, хорошо обученных военных подразделений.
Необходимо отметить, что Елена Чавчавадзе в своем известном фильме «Штурм Зимнего. Опровержение»[23], ссылаясь на некие немецкие документы, приводит несколько другие данные, вовсе не упоминая 106 пехотную дивизию и полковника Свечникова. По мнению авторов нашумевшего в свое время фильма, в штурме Зимнего решающую роль сыграли некие «финские егеря» под командованием немецких офицеров. Помимо этого, по их мнению, приведенная выше телеграмма якобы была направлена Смилге от имени Свердлова. По этому поводу считаем необходимым сказать следующее. Последнее утверждение вызывает серьезные сомнения. Должность Свердлова в большевистской партии можно обозначить, используя позднесоветский партийно-комсомольский термин, как «зам по орг.». Он занимался кадрами, партийным строительством. Военные вопросы находились далеко за рамками его компетенции. Смилга тем более, хотя и участник Гражданской войны, в то время – сугубо партийный кадр; он был всего лишь важным посредником между Лениным и военными. И вряд ли Ильич стал бы передоверять ключевой судьбоносный вопрос вызова на подмогу революции спецназа того времени кому-то другому, пусть даже из числа ближайших соратников. Что же касается «финских егерей», то этот вопрос, по нашему мнению, на данный момент остается дискуссионным. Более традиционным среди исследователей считается приведенный у нас выше взгляд. Вполне возможно и сочетание того и другого. Впрочем, эти мелкие (хотя и существенные) расхождения не меняют принципиального понимания общей картины.
Вопреки стенаниям Каменева и Зиновьева, хорошо знавших, что Петроградский гарнизон разложен и представляет собой скорее просто вооруженную толпу, а на Красную гвардию и сухопутных матросов надежда плоха и искренне не понимавших, какими силами «мы» собираемся захватывать ключевые объекты столицы, сопротивления большевикам «не было оказано. Начиная с двух часов ночи, небольшими силами (SIC!), выведенными из казарм (каких? – В.С.), были постепенно заняты вокзалы, мосты, осветительные учреждения, телеграф, телеграфное агентство… (А также банки и казначейство, добавим мы – В.С.). В общем, военные операции были похожи скорее на смены караулов в политически важных центрах»[24]. «В этот раз, в отличие от июля, ВРК (Военно-революционный комитет) действовал по четкому плану. Чувствовалось, что к организации приложили руку какие-то профессионалы. Маленькие группы по 50-60, а то и по 10 человек двинулись на заранее распределенные объекты. Занимали вокзалы, мосты, телеграф, телефонную станцию, банки… Иногда пришедшие отрядики открыто сменяли прежние караулы – у них имелись гарнизонные пароли на эту ночь»[25].
Помимо этого (такую точку зрения транслирует, в частности, и упомянутая нами Е.И. Фляйшхауэр), по некоторым сведениям, группы балтийских матросов, которые участвовали в перевороте – были просто переодетые немецкие военные, плохо говорившие по-русски. (С. 560 – 561). Согласно рассказу одного из очевидцев, на ленточках бескозырок нескольких десятков матросов, поздно вечером 24 октября направлявшихся в сторону Зимнего дворца, красовались названия кораблей, которые в это время находились далеко в открытом море. При попытках обычных граждан заговорить с ними «матросы» молчали, словно воды в рот набрали, а командовавший ими офицер отвечал односложно и с сильным немецким акцентом. (С. 561).
Общеизвестно участие в перевороте крейсера «Аврора». Это одна из тех деталей, о которой все знают, но мало кто задумывается. Крейсер стоял «у стенки» (что на морском профессиональном жаргоне означает «у причала») и просто так никак не мог войти в фарватер Невы. Крейсер – не шлюпка. Для такого перехода требовалась немалая подготовительная работа, которую должны были проводить грамотные профессионалы. В военное время, на театре военных действий переход корабля из порта в порт – это боевая операция. На переход корабля отдаётся приказ штаба, составляется план перехода и подготовки боевых частей корабля. На корабле минимум за 12 часов до отхода «от стенки» нужно разводить огонь в топках, «поднимать пар» в котлах. Корабль должен получить боеприпасы и продовольствие, уголь (нефть) и смазочные материалы (всё это – в разных гаванях), получить карты с новейшей гидрографической и боевой обстановкой (идти по вчерашней карте – вылетишь на камни или подорвёшься на минах). О переходе корабля должны быть заранее оповещены все береговые посты наблюдения, связи и береговые артбатареи – громаднейшая штабная работа, и никакому «ревкому» или десятку революционных матросов она не под силу.
На «Авроре» были 24 паровых котла, и чтобы к вечеру держать нормативное давление пара в котлах 17 атмосфер и в паровых машинах 15 атмосфер, нужно было разводить пары с раннего утра. Перемещение могучего крейсера невозможно без предварительной разработки в штабе флота. Таково требование морского устава, который никакие революционеры в тельняшках нарушить или проигнорировать не могут в принципе: для этого у них просто нет необходимой квалификации. Корабль, стоящий «в заводе», имел на борту небольшое количество угля – чтобы отапливать жилые отсеки (от малого котла) и чтобы крутить динамомашину – для освещения помещений и подачи электропитания на приборы и механизмы. Чтобы крейсер «Аврора» отошёл «от стенки», на него нужно было загрузить минимум сто тонн угля (достаточно, чтобы дойти из Петербурга до Ревеля или Гельсингфорса). Значит, кто-то отдал предписание командованию Угольного порта, в Угольном порту загрузили на баржу уголь, и буксир притащил эту баржу в Неву, к борту «Авроры», а нижняя команда крейсера, три сотни матросов и унтеров, в течение нескольких часов поднимала уголь из баржи на борт и раскидывала его по 20 нижним угольным ямам, и закончилось это не позднее 23 октября, ибо утром 24 октября кочегары уже бросали уголь в топки крейсера. Если на «Авроре» 25 октября имелись снаряды и заряды – значит, кто-то заранее, через сложный механизм штабной бюрократии, отдал приказ начальнику артскладов отгрузить, по секретному перечню, боезапас для крейсера «Аврора», и приказ в Военный порт о переходе буксира с баржой, и приказ – самым различным службам и боевым соединениям – на боевое обеспечение этого перехода. Ночные переходы кораблей и судов в Финском заливе, ввиду минной опасности, были запрещены.
Стало быть, не ранее середины дня 25 октября буксир притащил баржу с боезапасом к борту «Авроры», и верхняя команда, на виду у Петербурга, стала перегружать боезапас в артпогреба крейсера.
Поблизости, в акватории Невы, тогда находилась не одна лишь «Аврора», а еще целый ряд крейсеров и линкоров, в частности, один броненосец (27 октября, когда началось наступление генерала Краснова на Петроград, броненосец «Заря Свободы», бывший «Император Александр Второй», стоявший у входа в Морской канал, был заменён гвардейским крейсером «Олег»), 2 эскадренных миноносца, 3 минных заградителя, 2 тральщика, 1 сторожевое судно, 1 учебное судно. 1 лёгкое судно, они доставили несколько сотен моряков, базовый госпиталь с персоналом, 2 тысячи винтовок, 1 миллион патронов (вместе с «Авророй», которая уже стояла в Неве, общая артиллерийская сила этой эскадры могла разрушить весь центр Петрограда).
Из вышеизложенного непреложно следует, что в заговоре на стороне большевиков участвовал целый ряд высших офицеров флота, в том числе штабных, которые организовали и контролировали весь процесс. Об этом косвенно свидетельствует, в частности, то, что вскоре после переворота некоторые из них, при прямом участии Ленина, получили повышение: в ноябре 1917-го года контр-адмирал Развозов был произведён в вице-адмиралы, капитан 1 ранга Иванов – в контр-адмиралы (впоследствии контр-адмирал Иванов будет инспектором Морских войск ВЧК). К сказанному остается добавить, что предыдущий командир крейсера «Аврора» капитан первого ранга Михаил Никольский был убит еще во время февральских событий 28 февраля 1917 года, когда аналогичная участь постигла и немало других высших офицеров флота. Во время «стихийных» событий, по заранее подготовленному плану, как бы «случайно» уничтожался цвет русского офицерства. Ведущих большевиков тогда в России еще не было, они сидели в эмиграции.
Вахтенный журнал крейсера «Аврора», относящийся к осени 1917-го года, был найден в 1937-м году при обыске в сейфе одного из арестованных большевистских вождей. В нем отсутствовали (вырваны «с мясом») страницы с записями последних десяти дней октября 1917-го года.
Есть предположение, что «Аврора» служила запасным штабом восстания: в случае неудачи и победы Керенского на нее должны были погрузиться и уплыть в сторону Финляндии ведущие большевики, бросив рядовых членов партии на растерзание «буржуазии».[26]
По известному закону бумеранга, или возмездия, который абсолютно неотменимо действует во всех революциях, моряки получили сполна, когда большевики, в чьем приходе к власти они сыграли столь значимую роль, очень скоро, через какие-то несколько лет, выполняя скрытые международные обязательства, затопили большую часть русского флота. За исключением тех немногих кораблей, которые ценой собственной жизни спас капитан первого ранга Алексей Михайлович Щастный, чей расстрел (по сути, именно за это) был инспирирован Троцким и единогласно утвержден «революционным судом» под председательством Свердлова – будущего организатора «преступления века» – убийства Царской семьи.
В дальнейшем, уже после революции, целый ряд элитных военных сыграл по существу ключевую роль в создании военной машины большевиков – Красной армии. Среди них следует упомянуть, например, Михаила Дмитриевича Бонч-Бруевича (родного брата управделами Совнаркома Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича), в решающий момент, после отказа Н.Н. Духонина (впоследствии убитого) выполнить распоряжение Совнаркома начать переговоры с немцами, занявший пост «начштаверха» (начальника штаба верховного главнокомандующего) и умерший своей смертью в 1956 году, благополучно пережив все репрессии. Именно его стараниями был сохранен для новой власти аппарат Ставки. Есть в достаточной степени обоснованное мнение, что этот генерал Бонч-Бруевич еще в царское время сыграл более чем двусмысленную роль в известном деле полковника Мясоедова – предателя, завербованного немцами и сильно навредившего русской армии в начале Великой войны[27].
Далее, весьма заметную роль в революционных событиях и Гражданской войне сыграл такой известный генерал, как Владимир Андреевич Черемисов, хорошо знакомый историкам, как достаточно одиозная личность. Будучи главнокомандующим армиями Северного фронта, он тайно субсидировал большевистскую газету «Наш путь», открыто не подчинялся Керенскому, запретил отправку войск с фронта в Петроград для подавления Октябрьского переворота. Впоследствии эмигрировал.
Никак нельзя не упомянуть и генерала Николая Михайловича Потапова. Знавший Потапова ещё с юношеских лет известный деятель партии большевиков М.С. Кедров позднее вспоминал, что «после июльских дней генерал Потапов Н.М., помощник начальника Главного штаба и генерал-квартирмейстер, предложил через меня свои услуги Военной организации большевиков (и оказывал их)»[28]. После Октябрьской революции Потапов сразу же начал сотрудничать с СНК и 23 ноября (по н.ст. 8 декабря) 1917 года был назначен начальником Генштаба и управляющим Военным министерством. С декабря 1917 года — управляющий делами Наркомвоена. В июне-сентябре 1918 года — член Высшего военного совета. С лета 1918 года постоянный член, с 4 июня 1919 года — председатель Военного законодательного совета (с апреля 1920 — Совещания) при Реввоенсовете (РВС). (То есть, по сути – правая рука Троцкого в деле военного строительства – В.С.). Потапов отличился при большевиках не только как «военспец», но и как незаурядный провокатор. В 1922—1925 годах он участвовал в операции ГПУ «Трест», выступая в качестве якобы «военного руководителя МОЦР» — «Монархической организации Центральной России», дезинформировал руководителей Русского общевоинского союза (РОВС) относительно антисоветских настроений в верхушке РККА. В дальнейшем занимал еще целый ряд высоких военных должностей. При этом удивительно вовремя вышел в отставку – в 1938 году, в разгар репрессий против военных, и спокойно умер своей смертью в 1946 году.
Приведем еще один пример высокопоставленного военного, перешедшего к большевикам и оказавшего им немалую помощь. Это одиознейший Александр Иванович Верховский, эсер, который во время февральских событий шествовал с красной лентой через плечо. С 30 августа (12 сентября) 1917 – военный министр Временного правительства. Пытался убедить Корнилова отказаться от выступления против большевиков, а когда это не удалось, то выступил против него. Объявил Московский военный округ на военном положении, выделил пять полков для нанесения удара по Могилёву, где находилась Ставка верховного главнокомандующего (впрочем, эти действия оказались излишними). По его приказу были арестованы или смещены со своих должностей сторонники Корнилова в Москве, проведены обыски в Московском отделе Союза офицеров армии и флота. Деятельность Верховского на посту министра вызвала резкую критику со стороны многих представителей генералитета. 18 октября (31 октября) 1917 на заседании Временного правительства выступил за заключение мира с Германией, но не получил поддержки остальных членов правительства. На следующий день подал рапорт об отставке. 20 октября (2 ноября) изложил свою позицию в ходе совместного заседания комиссий по обороне и иностранным делам Временного совета Российской республики (Предпарламента). Однако не был поддержан и в Предпарламенте. 21 октября (3 ноября) был уволен в двухнедельный отпуск, что означало фактическую отставку. Это о нем, можно сказать, просто панически и с типичной для него демагогией сожалел Ленин в своем известном письме членам ЦК РСДРП(б) от 24 октября 1917 года: «Буржуазный натиск корниловцев, удаление Верховского показывает, что ждать нельзя. Надо, во что бы то ни стало, сегодня вечером, сегодня ночью арестовать правительство, обезоружив (победив, если будут сопротивляться) юнкеров и т.д. Цена взятия власти тотчас: защита народа (не съезда, а народа, армии и крестьян в первую голову) от корниловского правительства, которое прогнало Верховского и составило второй корниловский заговор».[29] Однако впоследствии Верховский колебался в своем отношении к большевикам и в определенный момент даже выступил против них. Однако уже в ноябре или декабре 1918 года вступил в Красную армию, занимая впоследствии различные высокие должности в ней. В 1922 году был военным экспертом советской делегации на Генуэзской международной конференции. Верховский также отличился в качестве предателя собственных товарищей по партии: в 1922 году был свидетелем на процессе по делу правых эсеров, при этом возражая против публичного использования в суде его показаний, данных в ходе предварительного следствия. Впоследствии – видный военный теоретик, убежденный сторонник профессиональной армии. Расстрелян в 1938 году.
Ну и, наконец, следует непременно упомянуть генерала от инфантерии Алексея Алексеевича Маниковского. После разных политических колебаний и связанных с ними перипетий поступил на службу к большевикам. В 1918—1919 гг. — начальник Артиллерийского управления, начальник Центрального управления снабжения РККА (1.06 — 14.08.1918). Был постоянным членом Артиллерийского комитета. Во многом именно ему большевики были обязаны созданием своей артиллерии и организацией системы снабжения армии боеприпасами. В январе 1920 был направлен в командировку в Ташкент; направляясь туда, погиб при крушении поезда.
Это лишь некоторые примеры сотрудничества с большевиками видных генералов царской выучки. Всех вышеперечисленных военных объединяет то, что все они – выходцы из среды Генерального штаба, бывшего, пожалуй, главным гнездом пресловутой военной ложи. Их мотивы – отдельный вопрос. Даже такой бесспорный авторитет в русской военной истории, как Б.Г. Галенин, в личном разговоре признавался автору, что ему эти мотивы до конца не ясны.
Отдельная история – это прямое участие немцев в Гражданской войне на стороне большевиков, когда, по некоторым предположениям, немецкие военные были замаскированы, в частности, под пресловутых латышских стрелков[30], которые, в частности, прямо спасли режим Ленина от гибели в момент левоэсеровского мятежа в июле 1918-го. (Впрочем, по другой версии, сам этот пресловутый «мятеж» был провокацией, являющейся частью большой сложной игры и спланированной самими большевиками).
То, что Ленин и Троцкий последовательно сдавали фронт немцам, выполняя взятые на себя обязательства, достаточно известно. Последовательное предательство вождей «мировой революции» было налицо. Однако некоторые крайне интересные детали этой истории не столь известны. Так, например, мало кто знает, что «газета «Новая жизнь», издававшаяся М.Горьким, была закрыта весной 1918 года за сообщение уже post-factum о секретном заседании в Ставке 22 декабря 1917 г., происходившем при участии видных большевистских деятелей и представителей немецкого командования (!)»[31].
Существует гипотеза, что в дальнейшем немцы, замаскированные под «латышских стрелков», сыграли немалую роль в карательных операциях красных и в боях на фронтах Гражданской войны.
Летом 1916 года во фронтовых частях т.н. «латышских стрелков» насчитывалось[32] около 11, 5 тыс. человек. В основном это были латыши (10 278 чел.), а также эстонцы (402 чел.), русские (192 чел.), литовцы (174 чел.), поляки (128 чел.), немцы (25 чел.). Из них: добровольцы — 2522 чел., перешедшие из других воинских частей — 6567 чел., мобилизованные — 2318 чел. 4 ноября 1916 года, накануне Митавской операции, латышские стрелковые батальоны были преобразованы в полки, объединённые в две бригады, временно образовав сводную Латышскую стрелковую дивизию. Помимо этого количества, справочные источники указывают на наличие еще запасного латышского полка численностью в 10 – 15 тыс. чел. Согласно имеющимся справочным данным, потери «латышей» в ходе боев 1916 года против немцев составили примерно 9 000 человек. То есть, по сути, боевое ядро этих частей было уничтожено еще в ходе Первой мировой войны. В то же время уже к осени 1918 года в рядах т.н. «латышских красных стрелков» числилось 24 тыс. человек. Они служили, в частности, в охране Кремля и в карательных отрядах Красной армии. Из вышеизложенного очевидно, что после революции 1917 года состав боевых подразделений «латышей» почти полностью обновился и при этом удвоился. В 1920 году, после победы над Врангелем, ознаменовавшей окончание основной фазы Гражданской войны, латышские части были в большинстве своем распущены, и около 12 000 человек из рядового состава предпочли уехать из Советской России к себе на родину. Однако служившие на офицерских должностях в основном остались. В дальнейшем они очевидным образом стали жертвами сталинских репрессий против военных накануне Второй мировой войны.
Даже если предположение о решающем немецком участии в пополнении «латышских» частей является преувеличенным, тот факт, что ядро ударных частей Красной армии (особенно в начале Гражданской войны) составляли инородцы, в общем, не оспаривается серьезными исследователями. Эти части пополнялись как из числа немецких, австрийских, венгерских, хорватских и прочих военнопленных (каковых в России к концу Великой войны насчитывалось примерно 2 млн. чел.), так и из числа примерно 40 000 китайцев, которых еще царское правительство наняло для тыловых работ. После революции служба у дружественных Германии большевиков уже не считалась для немцев государственной изменой. А оплата здесь была куда более щедрой. Всего в состав советских войск влилось около 300 000 «интернационалистов», из них 250 000 – бывших пленных. Они составляли 19 % численности Красной Армии».[33]
Из изложенного в этой и предыдущей главах очевидно, что большевики пришли к власти в результате военного переворота и с помощью глобальных денег международных банкиров. Если бы хотя бы один из этих двух факторов (участие профессиональных военных, в том числе и прежде всего в высоких чинах и с серьезной спецподготовкой, и огромные внешние финансовые вливания) отсутствовал, никакой Октябрьской революции бы не было. То, что эта революция делалась отнюдь не по лекалам ортодоксального марксизма, было очевидно, в общем, всем, в том числе, например, такому марксистскому доктринеру, как Г.В. Плеханов или даже Мартов. Последний прямо назвал насильственный захват власти большевиками «военным заговором» и, как мы видели, был недалек от истины.
Все эти очевидные реалии – наглядное свидетельство ложности и неуместности известного «позитивного» посыла сегодняшних «новых левых» (в общем, всего лишь повторяющего зады шаблонной пропаганды глухих советских времен) об «исторической неизбежности» революции и «ответственном выборе самого народа». Во всех революциях, вершащихся именем народа, он узнает о своей участи в последнюю очередь.
Можно, конечно, сказать, что приход к власти этих «злодеев-беззаконников» (как сказали бы святые отцы) был попущен Богом за грехи народа, предательство слишком многими (особенно из высших кругов) Бога и Царя. Наверно, это во многом так. Но здесь мы уже выходим из области точных фактов в сферу оценочных суждений, что является предметом очень важного, но все же другого, совсем отдельного разговора.
В короткой статье невозможно осветить все подробно. Мы намеренно обошли то, что хорошо известно хотя бы поверхностно образованным людям. Важно подчеркнуть главное: вся история большевизма и персонально – революционная деятельность Ленина – это последовательный путь измены, в котором он и его соратники руководствовались поистине бесовской ненавистью к Православной Вере и Царской России. К сожалению, на этом пути они встретили крайне важных помощников из числа представителей прежних царских элит. О том, как большевики уничтожали Православную Церковь – в заключительной главе.
[1] Никитин Б.В. Роковые годы. М. АЙРИС-пресс. 2007.
[2] Фляйшхауэр Ева Ингеборг Русская революция. Ленин и Людендорф (1905 – 1917). М.: Политическая энциклопедия. 2020. В дальнейшем ссылки на это издание см. в тексте с указанием страницы.
[3] Подробный разбор этой темы см. в предыдущей главе.
[4] Красин Л.Б. Письма жене и детям, 1917 – 1926 // Вопросы истории. 2002. № 1. С. 87.
[5] Эту тему подробно исследовал, в частности, Б.Г. Галенин в книге «Для победы нужен Царь», к настоящему моменту изданной лишь отдельными частями. См., напр.: Галенин Б.Г. Skurk! Генерал А.Н. Куропаткин и русская разведка. М.: 2018.
[6] Дамаскин И.А. Вожди и разведка. От Ленина до Путина. М.: Вече. 2008. С. 27.
[7] Мельгунов С.П. Как большевики захватили власть. М.: АЙРИС-пресс. 2007. С. 162.
[8] Шамбаров В.Е., Чавчавадзе Е.Н. Лев Троцкий. Тайны мировой революции. М. «Вече» 2016. С. 143.
[9] Об этом см., напр.: Галенин Б.Г. Гибель Императорской гвардии. Первая мировая: https://ruskline.ru/video/2021/07/26/gibel_imperatorskoi_gvardii_pervaya_mirovaya_. Его же: Стоход ‒ река, унесшая в Лету Русскую Императорскую Гвардию: https://ruskline.ru/analitika/2015/06/22/stohod_reka_unesshaya_v_letu_russkuyu_imperatorskuyu_gvardiyu.
[10] Дамаскин И.А. Указ. соч. С. 24.
[11] Там же.
[12] Там же. С. 28.
[13] Имеем в виду известную статью Олега Стрижака «Как царские генералы Октябрьскую революцию делали»: https://ruskline.ru/opp/2017/noyabr/7/kak_carskie_generaly_oktyabrskuyu_revolyuciyu_delali, в которой приводятся достаточно интересные, хотя при этом явно преувеличенные и искаженные сведения, что отмечает даже сам публикатор – Александр Махотин. Данная работа страдает крайне существенным недостатком: в ней полностью отсутствует научный аппарат, нет ни одной ссылки, и при этом автор допускает массу неточностей, порой домысливая реальную картину событий в нужном ему ключе. Данное обстоятельство сильно затрудняет использование этой работы в серьезном исследовании.
[14] Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Изд. пятое. М.: 1960. Т. 10. С. 343.
[15] Там же. М.: 1968. Т. 12. С. 227.
[16] Там же. Т.11. С. 193.
[17] Там же. М.: 1962. Т. 34. С. 265.
[18] Бланкизм – левое революционное течение, отдающее приоритет заговорщической деятельности и террору против властей. Названо по имени своего главного идеолога — социалиста-утописта Луи Огюста Бланки. Для Бланки сама революция была важнее, чем следующее за ней общественное устройство: уничтожение буржуазного порядка являлось для него самодостаточной целью. Он не верил ни в ведущую роль рабочего класса, ни в народные движения.
[19] Бакунин Михаил Александрович – российский революционер, основоположник социального анархизма, участник парижского восстания 1848 года. Был выдан австрийским правительством России и выслан в Сибирь. После побега из ссылки был соиздателем журнала А.И. Герцена «Колокол». В 1862—1863 годах принимал участие в польском восстании. Член Первого Интернационала, где по ряду принципиальных вопросов противостоял К. Марксу. (Об этом см. в первой главе настоящей книги). При этом перевел на русский язык его «Манифест коммунистической партии». Сотрудничал с известным террористом Нечаевым, одним из прототипов персонажа романа Ф.М. Достоевского «Бесы» Петра Верховенского.
[20] Ленин В.И. Указ. соч. Т. 34. С. 424.
[21] Белов Н. Ленин и его помощники: (https://www.svoboda.org/a/1873278.html).
[22] Рид Джон Десять дней, которые потрясли мир. СПб. Азбука. 2018.
[23] https://www.youtube.com/watch?v=0SMknwzR2Kw
[24] Суханов Н.Н. Записки о революции. Кн. 7. Берлин – Петербург – Москва. 1923. С. 160.
[25] Шамбаров В.Е., Чавчавадзе Е.Н. Указ. соч. С. 144.
[26] Мы используем эти сведения (в отличие от других), взятые из упомянутой выше статьи О. Стрижака, как явным образом логичные, профессиональные и вызывающие доверие.
[27] Фляйшхауэр Ева Ингеборг Указ. соч. С. 282-283.
[28] От Февраля к Октябрю. Москва, 1957. С. 174.
[29] Ленин В.И. Указ. соч. Т. 34. С. 435-436.
[30]Об этом см., напр.: https://sofya1444.livejournal.com/4592513.html
[31] Мельгунов С.П. Указ. соч. С. 32.
[32] https://www.youtube.com/watch?v=0SMknwzR2Kw https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9B%D0%B0%D1%82%D1%8B%D1%88%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5_%D1%81%D1%82%D1%80%D0%B5%D0%BB%D0%BA%D0%B8
[33] Об этом упоминает, в частности, Э.Саттон в книге Уолл-Стрит и большевицкая революция. См. также: Шамбаров В.Е., Чавчавадзе Е.Н. Указ. соч. С. 177 – 179.
Владимир Семенко
https://amin.su/content/analitika/9/7152/
|
