В марте 1898 г. Сипягин внёс в Г. Совет проект, получивший со стороны чиновников сугубо отрицательные отзывы, какие бездумно переписывали легкомысленные историки типа перехваливаемого рецензентами Анатолия Ремнёва. Они не стесняясь заимствовали фразы из революционного журнала «Освобождение» про азиатскую дикость намерения Сипягина усилить значение Канцелярии по принятию прошений на Высочайшее имя [А.В. Ремнёв «Самодержавное правительство» М.: РОССПЭН, 2010, с.411].
Революционеры нервничали, т.к. непосредственная подача содержательных прошений имела все преимущества над демократической подачей пустых голосов. Что же до министров, то их не могло устроить то, что Канцелярия Сипягина, по новому проекту, должна была рассматривать жалобы на чиновников любого ранга.
Суть, следовательно, заключалась не в преодолении чиновничьего “средостенения” между Царём и народом, и не в выдуманном публицистами “расхищении” Самодержавия министрами – оба подхваченных неразборчивыми историками термина бессмысленны и должны использоваться только в качестве примера дезинформационного мифа. Подобно тому как учреждённые в 1802 г. Государственный Совет или в 1906 г. Государственная Дума нисколько власти Монарха не отнимали, не отбирал её и Комитет Министров или Правительствующий Сенат, будучи таким же её инструментом, как и все звенья государственного аппарата.
Как верно указывал Витте в письме к Сипягину по поводу его проекта, бюрократический аппарат именно соединяет Монарха с нацией, а не разделяет, и относительно чиновничества в Российской Империи преимущественно так и было. Но сложность кроется в том, что нужен надзор за чиновниками со стороны самой власти. Для этого Император Николай I учредил скромное по численности III отделение С.Е.В. Канцелярии. Не одни беззащитные журналисты, со своими скудными средствами, рискуя жизнью, должны разоблачать злоупотребления, а миниатюрные, но облечённые всеми законными полномочиями, вооружённые всеми необходимыми средствами спецслужбы, под контролем Монарха, а не отдельного ведомства, потенциально способного тем самым покрывать свои злоупотребления.
А.Н. Куломзин, подобно другим мемуаристам, совершенно исказивший суть проекта Д.С. Сипягина, закономерно оставался недоволен и сохраняющимся надзором жандармов над губернаторами, неподконтрольностью их сообщений в МВД. Неприязнь к проекту Сипягина имеет общую природу с таким отношением к важному надзору за властью [А.Н. Куломзин «Пережитое» М.: РОССПЭН, 2016, с.288].
Негативная реакция министров вызвана их заботой о личных ведомственных интересах и опасением чрезмерного усиления позиций Сипягина, который давно претендовал на министерство внутренних дел и пользовался симпатиями молодого Государя. Конечно, мысль о том, что замах Сипягина распространялся на подчинение себе министров – сущий вздор. Это равносильно заявлению, будто высший апелляционный суд – второй царь над министрами, или что отдельная от исполнительной власти судебная – управляет первой из-за своей независимости.
Понятно, почему министры считали излишним нововведение, будучи довольны существующим состоянием дел. Министры, как и все чиновники, встречали в штыки любые формы стороннего контроля над собой. В 1899 г. они же будут в ярости от получения А.А. Клоповым прямых полномочий от Царя на проведение ревизии. Нелюбовь к ревизорам не всегда связана со стремлением скрыть что-то неблаговидное, ревизия – это всегда отвлечение от текущих дел, торможение хода работы. Взгляд бюрократов на ревизоров столь же понятен, сколь ясна и необходимость контроля над чиновниками. Непонятно только почему историки упорно не желают вникать в суть происходящего, тупо заимствуя фразы мемуаристов вместо элементарной работы над их контекстом.
Можно обратиться к другим оценкам работы Сипягина и преследуемых им целей. Как будет выражаться газета «Россия» в 1899 году, Сипягин «всегда стремился смягчить суровость закона» ради милости и содействия чужому горю. Сипягин «всегда близко соприкасался с действительными нуждами народа». Содействие этим нуждам было не фигурой речи, а подлинной многолетней работой Сипягина в Канцелярии по принятию прошений.
Не ограничиваясь одними дворянами, в 1898 г. Сипягин представлял Николаю II доклад о необходимости созыва Особого совещания по делам крестьянского сословия.
31 марта при отъезде Сипягина из Петербурга главное управление канцелярией Его Величества по принятию прошению принял на себя его заместитель барон Будберг.
2 апреля 1898 г. Лев Толстой написал прошение Царю от имени духоборов. Э.Э. Ухтомский передал его Сипягину, который проявит себя как противник толстовства и сектантства.
С ходатайством обращалась к Сипягину Лидия Зиновьева-Аннибал, желавшая расторгнуть брак с Шварсалоном. Заинтересованный Вячеслав Иванов 19 апреля 1898 г. рекомендовал ей заняться «эксплуатированием связей с Сипягиным и Корфом. Впрочем, не тебя учить, как действовать в Канцелярии!». Несмотря на такие связи, Канцелярия прошений при рассмотрении дела намеренно показывала свой нейтралитет. Зиновьева-Аннибал отвечала, что сама собирается наведаться к Сипягину, а через знакомую обратиться за поддержкой и к Победоносцеву [В. Иванов, Л. Зиновьева-Аннибал «Переписка. 1894-1903» М.: Новое литературное обозрение, 2009, Т.1, с.575-577].
Как тогда было принято, бракоразводные процессы, рассматриваемые в церковных консисториях, занимали продолжительное время, могли растягиваться на годы и были отягощены необходимостью доказательства неверности. Согласно с нравами того времени, эти затруднения были направлены на сохранение значения таинства венчания, самих супружеских отношений и на соблюдение интересов детей. Тут проявлялась вся разница между браком церковным и гражданским.
21 июня 1898 г. в дневнике К.П. Победоносцева вновь появляется отметка с темой обсуждения: «о Д. Сипягине».
1 августа у Государя Победоносцев продолжал говорить: «О Финляндии. О Москве. О Сипягине».
27 января 1899 г. Сипягин был приглашён Императором на заседание департаментов Г. Совета с правом голоса при рассмотрении выработанного совещанием по делам дворянства проекта узаконений по поддержке дворянского землевладения [РГИА Ф.1161 Оп.1 Д.141 Л.23].
3 марта 1899 г. Государь повелел предварительно обсудить представление Сипягина об изменении учреждения Канцелярии Его Величества на совещании под председательством Великого Князя Михаила Николаевича, с участием Победоносцева, Плеве, Муравьёва, Половцова, Рихтера и Сипягина, до общего рассмотрения представления в Г. Совете.
В тот же день 3 марта бывший министр государственных имуществ М.Н. Островский, состоявший в Г. Совете, написал К.П. Победоносцеву:
«Душевно уважаемый Константин Петрович. Дело по проекту Д.С. Сипягина действительно предполагается заслушать ещё в текущем месяце (27-го марта), но предварительно должно собраться совещание у В. Кн. Михаила Николаевича и лиц, решавших финляндский вопрос по приглашениям Дмитрия Сергеевича, – совещание для обсуждения вопроса о связи этого дела с законодательством финляндским, которого проект Дм. Сергеевича коснулся. Этому же совещанию должны предшествовать доклады Великого Князя у Государя (вероятно, 10-го марта)».
«От Финляндии Дм. Серг-ч готов отказаться совсем. Засим Вам, конечно, известно, что Д. Серг-ч представляет в Государственный Совет для сведения проект того Высочайшего указания, о котором упоминается в его проекте и которое он хочет сохранить в тайне от публики.
Но об этом и многом другом нам надо лично переговорить, что может последовать в субботу 6-го в Госуд. Совете, так как я сильно рассчитываю, что Вы на заседание о Человеколюбивом обществе пожалуете, о чём усерднейшим образом и прошу Вас. Искренне преданный и уважающий Вас. М. Островский» [РГИА Ф.1574 Оп.2 Д.183 Л.3-4].
Вероятно, о том же переполохе среди сановников написал и С.Ю. Витте, никогда не проставляющий полные даты на посланиях: «Душевноуважаемый Константин Петрович! Я снова имел беседу с Дмитрием Сергеевичем Сипягиным, из коей я вполне и безусловно убедился, что он не имеет никакого намерения и наверное не представит свои соображения о комиссии иначе как установленным порядком, т.е. через Государственный Совет. Таким образом опасения в том отношении напрасны. Сердечно и искренно Вам преданный С. Витте. 3-го» [РГИА Ф.1574 Оп.2 Д.145 Л.50].
Впрочем, больше похоже, что тут речь идёт о совещании по дворянству.
13 марта о стратегии оппонентов Сипягина подробно проинформировал Победоносцева заместитель Горемыкина князь А.Д. Оболенский, который был склонен и к критике своего начальника: «Предстоящее нам в понедельник “совещание”, как я узнал, должно быть направлено исключительно к тому, чтобы склонить Сипягина на включение в текст проекта секретную инструкцию, сделав её гласною и обязательною. Чтобы не задевать самолюбия Сипягина, предполагается удовлетвориться выраженным им на то согласием.
Мне кажется, что следовало бы по выражении Сипягиным согласия на включение его инструкции в текст (но не прежде) заявить в Совещании, что такое согласие изменяет весь проект, отбрасывая исключительную его основу. В подобном виде весь проект для переделки его возвратить самому импровизатору.
Поставив это целью, к которой направлено будет обсуждение, не бесполезно будет в числе аргументов к изменению всего изложения выставить ещё и то что при новом изложении теперь должны исчезнуть обвинения впервые встречающиеся в стенах Совета, обвинения в том будто идёт речь об ограничении верховной власти; при чём кстати упомянуть о том кто больше вредит обаянию этой власти. Всё это пишу тебе в качестве разведчика, дабы ты, сидя в своём углу не был захвачен врасплох, а мог заранее изготовить план обсуждения возможного только при твоей авторитетности» [РГИА Ф.1574 Оп.2 Д.180 Л.4-5 об.].
20 апреля 1899 г. Сипягина избрали в действительные члены Волоколамского общества сельского хозяйства.
Ведущаяся энтузиастами в уезде борьба с сокращением скотоводства, ростом недоимок, падением урожаев, «так или иначе начата и достигла уже в некоторых случаях весьма существенных результатов» [А.А. Зубрилин «Способы улучшения крестьянского хозяйства в нечерноземной полосе (Из практики Волоколамского земства)» М.: Тип. Вильде, 1901, с.VI].
21 апреля К.П. Победоносцев сообщал Императору: «по поводу записки генерал-адъютанта Рихтера, представленной Вашему Величеству чрез Д.С. Сипягина, долгом почитаю доложить» что вопрос об отмене предбрачных подписок о вероисповедании детей разноверующих супругов в Прибалтийском крае рассматривался в 1885 г. и уже решён Александром III. Во-вторых, записка О.Б. Рихтера, «равно и записка Д.С. Сипягина возбуждает вопрос о снисхождении к действиям лютеранских пасторов в отношении к лицам, зачисленным в православие в те годы, когда действовали льготные правила имевшие силу до 1885 года, и о необходимости предварительного рассмотрения в особом присутствии возбуждаемых на месте вопросов о преследовании пасторов по суду». Тут Победоносцев соглашался с Сипягиным, но сообщал, что его требование вполне удовлетворено с 1893 г., но существующий порядок рассмотрения дел «не был достаточно известен ни О.Б. Рихтеру, ни Сипягину» [РГИА Ф.1574 Оп.1 Д.16 Л.11-12].
Сипягин продолжал работу во главе комиссии при Особом совещании по делам дворянства. В мае 1899 г. Сипягин и его сотрудники, рассматривая вопрос о положении уездных предводителей дворянства, отказались предоставлять им государственное жалование, т.к. оно противоречило принципу самоуправления [С. Беккер «Миф о русском дворянстве» М.: НЛО, 2004, с.243].
Как следует из этого, Сипягин и его единомышленники не преследовали задачи во что бы то ни стало обеспечить дворянам финансовое благополучие, особенно за казённый счёт. Эта задача была подчинена идее дворянского служения Империи. Важнее было сознательное сохранение идеи сословного благородства, которая обеспечивает возникновение и воспроизводство подлинной элиты, необходимой для удержания России в должном нравственном тонусе.
22 октября 1899 г. Царь впервые пишет Матери о решении, принятом им ещё летом, подкрепляя личные симпатии к Сипягину мнением Александра III: «Сипягин будет назначен в этот день управляющим Министерством внутренних дел». «Продолжать то, что было начато дорогим Папа, это всё, что я от всего сердца желаю, на пользу и ещё большую славу нашей любимой России; и я верю, что с благословением Его – Сипягин будет верным исполнителем своей обязанности» [«Дневники императора Николая II. 1894-1904» М.: РОССПЭН, 2011, Т.1, с.512].
Великому Князю Сергею Александровичу Николай II написал 22 октября: «Я счастлив и спокоен душою после назначения Сипягина».
Прежде вступления в должность, интересуясь своими сотрудниками, несколько дней Сипягин обстоятельно знакомился с чинами МВД, занимающими ответственные должности.
28 октября 1899 г. Сипягин встречал на границе Императора, прибывшего из Потсдама со встречи с Кайзером.
Приветствуя министра, «Московские ведомости» обратили внимание на твёрдость и энергичность Сипягина, свойства, давно ставшие известными за время его нахождения на государственной службе.
А.С. Суворин в «Новом времени», определяя задачи нового министра внутренних дел, назвал Сипягина прямым начальником для печати, к неудовольствию других газет, возражавших, что министр не должен указывать газетам как писать и о чём, и открыто на такую роль ни один из министров никогда не претендовал [«Приазовский край» (Ростов-на-Дону), 1899, 2 ноября].
Сипягин не стал исключением и от него не последовало указаний для печати, которая практически полностью оставалась независимой от правительства и весьма часто оппозиционной ему. Голосом власти был лишь «Правительственный вестник» (с 1869 г., плюс «Сельский вестник» с 1881 г.) и губернские ведомости, сообщавшие почти исключительно официальные распоряжения и потому не имевшие массового читателя и не пытавшиеся навязывать ему свои мнения.
«Журнал Министерства Юстиции», выпускаемый с 1894 г., завоевал заслуженную научную репутацию и, выходя в количестве 6000 экз., имел спрос у публики, исключавший на его издание казённые траты – чего не бывает у правительственных изданий, нацеленных на пропаганду. Такой же характер имел и «ЖМНП» – журнал министерства народного просвещения, включавший официальные приказы, отдел наук, библиографии, классической филологии и минимум новостных сообщений. «Земледельческая газета» министерства государственных имуществ еженедельно публиковала правительственные распоряжения, экономические обзоры, материалы о ведении лесного, садового и полевого хозяйства, о ветеринарии.
Современные исследователи выяснили, что коммерчески успешная популярная консервативная газета «Новое время» не получала субсидий от правительства, о которых распространяли сознательную ложь [А.С. Суворин «Русско-японская война и русская революция. Маленькие письма 1904-1908» М.: Алгоритм, 2005, с.16].
В ноябре 1899 г. А.Ф. Филиппов, намереваясь заняться изданием правомонархического «Русского Обозрения», просил Главное Управление по делам печати ходатайствовать перед Сипягиным не о денежных субсидиях, а только о снижении текущей подписной платы с 15 до 10 руб. в год с пересылкой. Император Николай II, узнав о сложном финансовом положении журнала, предоставил ему пособие из личных средств. В основном журнал существовал на добровольные пожертвования и не сумел долго продержаться. Владимир Семенкович, после очередного прекращения издания журнала и новой попытки возобновить его, писал: «кружок лиц, интересующихся русской литературой и с грустью отнёсшихся к известию о прекращении этого почти единственного консервативного журнала, снова собрал сумму денег, вполне достаточную для ведения этого дела, не прибегая к помощи правительства» [РГИА Ф.1574 Оп.2 Д.64 Л.92-93, 126].
Государь Император помогал не только консервативным изданиям. Осенью 1899 г. Николай II спас и выдающийся журнал «Мир искусства», выделив ему 10 тысяч рублей [А.Н. Бенуа «Мои воспоминания» М.: Наука, 1993, Кн.4-5, с.288].
В одном адресованном К.П. Победоносцеву письме также с сожалением отмечалась принадлежность печати: «либералы владеют почти всеми как петербургскими так и провинциальными органами» [РГИА Ф.1574 Оп.2 Д.280 Л.2].
Вступающему в должность министру приходилось иметь дело с устремлениями либералов управлять не одним общественным мнением, что входило в функции печати и вполне допускалось, но и овладеть правительством. Борьба МВД с переходящим все границы засильем левой печати носила оборонительный характер предупреждения катастрофических последствий разрушения Империи революционным утопизмом всех направлений.
Во французской печати тепло встретили нового министра. Дмитрий Сипягин «высоко оценен и даже популярен в России», где его прозвали «Железная воля». «В нём следует видеть представителя русской аристократической партии, которая усиливает своё влияние». «Иностранные консулы, которые общались с Сипягиным, запомнили его очень учтивым, имеющим простые и сердечные манеры, которые характерны для русской знати». «Сипягин является автором ряда исторических брошюр, пишет импровизированные юмористические стихи, собирает русский антиквариат, увлекается охотой» [«Le Figaro». 1899. 16 novembre. P.2].
6 ноября Сипягин, Фредерикс и Муравьёв вернулись в Петербург к управлению своими министерствами.
Затем по ходатайству Таврического губернского земского собрания, Сипягин отсрочил крестьянским обществам нескольких уездом выплату поземельного налога и выкупных платежей на год.
Из попадавших в печать обрывочных данных о деятельности правительства был отказ МВД дантистам в праве ношения особого нагрудного знака, о котором поступало прошение.
14 ноября заместитель Горемыкина барон Икскуль фон Гильденбандт был переведён в Г. Совет, и его место занял А.С. Стишинский, который в предшествующие годы работал в комиссии по переселению в Сибирь, в совещании по пересмотру Положения о Крестьянском банке, был управляющим земским столом, а с 1896 г. – заместителем государственного секретаря, кем теперь стал барон Икскуль. 16 ноября Сипягин посещал министерство и знакомился со своими подчинёнными.
13 и 24 ноября Сипягин вновь участвовал в Императорской охоте.
Начало работать главное присутствие по фабричной и горнозаводской деятельности под председательством Витте. МВД в совещании представлял директор Департамента Полиции Зволянский.
27 ноября Сипягин в сопровождении директора департамента общих дел В.Ф. Трепова посетил Переселенческое управление, департамент духовных дел, иностранных исповеданий, хозяйственный департамент, земский отдел, редакции «Правительственного вестника» и «Сельского вестника», типографию МВД.
30 ноября Сипягин при обсуждении распространяемых Витте клеветнических ложных обвинений Горемыкина в необоснованном применении насилия и даже подстрекательстве студенческих протестов, говорил, что осуждает такие методы, но не согласен с мнением Ванновского, будто волнения студентов не были политическими [Великий Князь Константин Романов «Дневники. Воспоминания. Стихи. Письма» М.: Искусство, 1998, с.276].
После случаев выдачи невыгодных для городов концессий частным лицам в декабре 1899 г. Сипягин побудил разработать дополнения к городскому самоуправлению, предоставившие бы правительству больше возможностей для контроля ведения хозяйства. Сипягина беспокоило что в крупнейших городах Европейской России договора заключаются с одними и теми же международными фирмами. Императорское правительство заботилось о недопущении экономически невыгодной для жителей монополизации.
Насколько же далека была экономика Российской Империи от иного, монополистического огосударствления, говорит следующее наблюдение, как муниципальные предприятия всюду уступают дорогу частной торговле, «хотя ничего социалистического нет в содержимой городом мясной лавке» [А.И. Новиков «Записки о городском самоуправлении» СПб.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1904, с.27].
В конце года в МВД пересматривали уставы сельских банков.
27 декабря 1899 г. министр писал Победоносцеву: «Очень был бы Вам благодарен, многоуважаемый Константин Петрович, если бы Вы потрудились прочесть прилагаемую записку, которую я предложил представить Государю» «Я исключил из них то, что считал лишним и прибавил то, что почитаю необходимым. Преданный Вам Д. Сипягин».
31 декабря Сипягин отправил Победоносцеву новое письмо насчёт журнала «Вестник Европы» с указанием страниц, за содержание которых предлагал применять ст.149 цензурного устава. «Каково Ваше мнение?» [РГИА Ф.1574 Оп.2 Д.276 Л.1-2].
1 января 1900 г. Император пожаловал управляющему министерством внутренних дел орден Св. Владимира 2-й степени. 3-м февраля датирована грамота об этом пожаловании. 2 января Сипягин виделся с Победоносцевым.
В великосветских салонах Петербурга тем временем поползли слухи о новом министре. По словам баронессы Икскуль, «Сипягин будет хуже Горемыкина, так как открыто высказывает желание возродить допетровскую Русь» [М.М. Ковалевский «Моя жизнь. Воспоминания» М.: РОССПЭН, 2005, с.494].
Сразу при назначении Сипягина газета «Россия» отмечала, что теперь «в моде всё старое» и потому нечего ожидать от Сипягина какой-то новой программы.
Симпатии Сипягина к русскому историческому прошлому и его вкусы в области искусства пытались превратить в какую-то страшилку для западников. Влас Дорошевич, писавший тогда фельетоны о повальном мышлении шаблонами и увлечении анекдотами, которые заволакивали собой любые серьёзные обсуждения, мог бы заодно высмеять и постоянную подмену суждений о политике такими сплетнями о министрах и самом Царе. Однако ж, сам Дорошевич был слишком увлечён пресмыкательством перед молодыми марксистами.
Из Г. Совета в начале января Сипягин получил для заключения законопроекты о введении земства в Юго-Западном крае. Внесение в Г. Совет разработанного при Горемыкине проекта губернской реформы было остановлено до ознакомления с ним Сипягина.
3 февраля обер-прокурор Синода писал: «Сипягина опять ожидаю». 5 февраля в 14 ч. дома у Победоносцева состоялось совещание с Великим Князем Сергеем Александровичем, Сипягиным, Муравьёвым: «результаты жалкие – общая дряблость и нерешительность». 10 февраля Победоносцев сам навестил Сипягина.
Возобновило работу совещание по дворянскому вопросу, в котором Сипягин продолжил председательствовать в административной подкомиссии, разработавшей проект законодательных изменений. Второй подкомиссией была финансовая.
20 февраля П.Н. Дурново был назначен третьим заместителем Сипягина. От Горемыкина остался заместителем князь Оболенский, полицию взял на себя князь Святополк-Мирский, а Дурново занялся почтой и телеграфом. По утверждению Витте, Дурново в отличие от Оболенского не вёл интриг против Сипягина и один раз получил от министра какую-то сумму на покрытие своих финансовых потерь из сумм Департамента Полиции. Также Сипягин безуспешно ходатайствовал за дочь Дурново, дабы дозволить ей стать фрейлиной.
26 февраля состоялось повеление быть Сипягину министром внутренних дел, и он стал одним из первых мишеней для террористов. В Г. Совете в этот день разбирались проекты Сипягина относительно положения дворян.
18 марта Сипягин разрешил вновь розничную продажу газеты «Русский Листок».
20 марта 1900 г. жители Кишинёва отправили Сипягину телеграмму с просьбой просить Его Величество остановить англо-бурскую войну, в соответствии с принципами Гаагской мирной конференции [«Англо-бурская война 1899–1902 годов глазами российских подданных» М.: Издатель И. Б. Белый, 2012, Т.11, с.132].
23 марта Победоносцев снова навестил Сипягина сверх регулярных собраний в Комитете Министров.
Ещё при Горемыкине МВД начало заниматься положением незаконнорожденных в крестьянском быту, а теперь определило возможности для усыновления. Помимо того, МВД озаботилось продовольственным обеспечением населения на случай неурожаев. Ввиду планируемого упразднения круговой поруки, учреждением хлебных запасов должна будет заниматься администрация, а не земства [«Иркутские губернские ведомости», 1900, №17, с.5].
8 апреля 1900 г. в Москве Сипягин принёс Великому Князю Сергею Александровичу рескрипт Царя в честь 10-летия управления Москвой и портрет Николая II для ношения на груди на Андреевской ленте.
За рескрипт этот взялся Сипягин, для него подготовили три проекта, и как это бывало в первые месяцы его управления министерством, Сипягин сносился с К.П. Победоносцевым, испрашивая рассмотрения им вариантов документа.
11 апреля 1900 г. в Москве состоялся торжественный обед с участием Царя и Царицы с Сипягиным и Великим Князем Сергеем в зале московского Дворянского Собрания.
Редактор «Московских ведомостей» В.А. Грингмут тогда при встрече с Сипягиным рекомендовал ему опубликовать свою программу, чтобы показать отличие от И.Л. Горемыкина. Сипягин отказался, т.к. не считал возможным брать на себя обязательства, которые не удастся исполнить. Александра Богданович об этом не пишет, но личные программы министров не соответствуют монархическому духу [А.В. Богданович «Три Самодержца» М.: Вече, 2008, с.194].
Через пятнадцать лет будут передавать слова возвращённого в правительство И.Л. Горемыкина: «у меня, господа, никакой личной политики не будет, следовательно, всё что я вам буду говорить, будет говорено со слов его величества, и, следовательно, вы должны будете этому беспрекословно подчиняться» [П.Л. Барк «Воспоминания последнего министра финансов» М.: Кучково поле, 2017, Т.1, с.453].
Как обычно, при пересказе смысл несколько исказили смеха ради, но объективные задачи монархической политики действительно исключают всякие личные программы и дают то принципиальное единство взаимодействия, которое было у Государя с И.Л. Горемыкиным и Д.С. Сипягиным, и которое исчезало при действиях министров в собственных интересах, как было с Витте в пору его противостояния с Горемыкиным, или же в интересах Г. Думы, как, например, с Кривошеиным, ставшим наряду с той Г. Думой подлинным виновником “министерской чехарды” 1915 г.
Существенных расхождений между политикой Горемыкина и Сипягина не обнаруживается, поскольку они действовали исходя из одних политических принципов и пользовались консультациями специалистов, заключения которых определялись фактической ситуацией в России.
К примеру, если в 1899 г. И.Л. Горемыкин считал нужным сохранить иркутское генерал-губернаторство ввиду осложнения международной обстановки на Дальнем Востоке и роста экономического развития после строительства железной дороги, то Д.С. Сипягин вскоре говорил в Кабинете министров, что должность генерал-губернатора можно устранить, ссылаясь на те же обстоятельства развития края [«Сибирь в составе Российской империи» М.: Новое литературное обозрение, 2007, с.139-140].
При кажущейся противоположности, никаких расхождений программного характера во всех таких примерах обнаружить не удастся, т.к. все они говорят о следовании министров монархическому принципу и выборе ими множества тактик при решении одних и тех же задач.
источник | 
