Известный русский историк сейчас находится в застенках СБУ

Как известно, украинофилы утверждали, что русский язык не понятен простым людям на Украине и потому, дескать, не может быть языком просвещения народа. Естественно, что на опубликовавшую итоги своих наблюдений Алчевскую посыпались упреки соратников. Между тем, она всего лишь подтвердила очевидное: русский литературный язык не являлся для украинцев чужим. Чего нельзя было сказать об украинском литературном языке.

В марте 1914 года украинофильская газета «Маяк» опубликовала специальную редакционную статью – «Наше одиночество», где отмечалось, что украиноязычные интеллигенты в селах оказались в языковой изоляции, на что они сами и жаловались в письмах в редакцию. «Стали что-то часто приходить грустные жалобы наших интеллигентов сельских на свое одиночество» – писала газета и «для примера» приводила «последнее такое письмо от подольского одного читателя-интеллигента», к которому был приложен стих:
«Рідней мови я не чую
Знудився за нею
То розваж-же, сивий орле
Звісткою своєю» и т.д.

«Человек живет в самой середине Украины, а не слышит языка родного, он тоскует за ним; ему не с кем отвести душу в приятельской беседе; он одинок, как перст» – сокрушалась газета и констатировала: «Безусловно, это настроение среди нашей интеллигенции украинской не есть что-то случайное».

Как на причину сложившегося положения указывалось на то, что украинский «национально сознательный» интеллигент «окружен равнодушными, темными, отсталыми людьми». Выход газета видела в активизации работы самих интеллигентов-ненькопатриотов по пробуждению «национальной сознательности» в окружающих: «Та Украина, за которой он тоскует – она не далеко (в пространстве); нет, она тут же, рядом с ним. Только она спит, будто замерла и лучшим сынам ее, которые уже сами пробудились и просветились, им нужно победить тьму и равнодушие, чтобы приблизить к себе более отсталых, приблизить Украину».[609]

Но давать рекомендации было легче, чем их выполнять. «Национальное сознание» в народе никак не пробуждалось. Как ни старались ненькопатриоты, малороссы по-прежнему считали себя частью русской нации и не отказывались от русского языка. В изданной в 1919 году петлюровским издательством «Національна свідомість» брошюре с сожалением отмечалось, что даже великорусские народные песни в украинских селах принимаются как свои. «Наш народ забывает свою песню, чуждается ее и легко меняет на чужие, на московские, намного худшие, а иногда совсем плохие, - писал «национально сознательный» сельский интеллигент, как раз из тех, которые, страдая от одиночества, по рекомендации украинофильских вождей, пытались «просветить», «пробудить» и «приблизить к себе» «темных, отсталых людей». – Когда начнешь говорить про нашу народную песню с каким-нибудь, скажем, парубком, с этим, который носит фуражку на бекрень, он слушает, понурившись, и хоть на словах соглашается, но по глазам его и по тупому виду замечаешь, что, отойдя немного, он сплюнет сквозь зубы, собьет шапку на затылок и начнет орать на всю улицу: «Чудной месяц плывет над рекою», или какую другую, от которой хочется закрыть уши».[610]

Не удавалось ненькопатриотам «пробудить национальное сознание» даже там, где для их деятельности были созданы все условия – в немецких концлагерях первой мировой войны. Как уже отмечалось, пленных малороссов немцы отделяли от великороссов и переводили в особые лагеря, где специально подготовленные пропагандисты (в основном из числа галицких «птенцов» Франца-Иосифа) пытались обработать их в украинофильском духе. Однако попытки эти, как правило, заканчивались неудачей. В начале агитаторов просто забрасывали камнями. «Агитаторов камнями били горячие патриоты из сверхсрочных унтеров и тех, кого совсем заморочила царская казарма»[611] – жаловался один из сотрудничавших с немцами украинофилов. Немецкой лагерной администрации пришлось принимать суровые меры, строго наказывая заключенных за такое бросание камней. Как признает современная «национально сознательная» исследовательница, «пленные надднепрянцы относились ко всему с недоверием и даже враждебно, усматривая то подлость немцев, то политическую агитацию СВУ».[612] (СВУ – «Союз Визволення України», организация, созданная с началом войны немцами из ненькопатриотов). Когда в концлагере Фрайштадт украинофилы принялись раздавать изданную ими специально для пленных газету «Розвага», то предполагаемые читатели «швыряли ее в канавы и мусорники, сыпали проклятия и ругань на Украину и ее язык».[613]

Исследовательница объясняет столь «теплый» прием газеты «психологическими и политическими» причинами, а также тем, что среди согнанных в «украинские» концлагеря военнопленных «общий процент сознательных украинцев тоже был незначителен: преобладали «малороссы» - «темные, равнодушные к национальному вопросу».[614] Кроме того, указывает ненькопатриотка, «стоит обратить внимание на тот факт, что среди военнопленных немало находилось совсем неграмотных, или малограмотных, были и такие, которые родного языка не знали и не умели им пользоваться».[615] (И вновь-таки, можно ли называть родным для человека язык, который он даже не знает? Над этим «национально сознательные» не задумываются).

«Беда еще с украинским языком, - констатировал видный галицкий украинофил В.Симович, распространявший «Розвагу» в концлагере. – Не дочитывают последнюю букву, так как на конце «твердого знака» (Ъ) нет. Кое-кто называет язык потешным».[616] В первом номере газеты концлагерным пропагандистам пришлось даже объяснять, что название газеты переводится как развлечение, потому что слово «розвага» читатели не понимали.

О той же проблеме пишет в воспоминаниях «национально сознательный» военнопленный А.Кобец. Этот деятель еще до войны был убежденным ненькопатриотом. Поэтому, попав в плен, он, в отличие от большинства своих товарищей по несчастью, добровольно пошел на сотрудничество с лагерной администрацией. В обязанности Кобца входило читать солагерникам по воскресеньям украинские газеты и журналы. Успешному выполнению этой «работы», однако, постоянно мешало то, что многих фраз и слов слушатели не понимали, «они мало привыкли к литературному, с галицким привкусом, интеллигентскому языку». В конце концов, пленные заявили непрошенному чтецу: «Не иначе как немецкие штучки все эти газеты». Кобец вынужден был констатировать, что «трудно разворошить этих, забитых военщиной, исправниками, становыми и урядниками дядюшек на какую-то свободную мысль».[617]

Правда, иногда, к огромной радости пропагандистов «украинской национальной идеи», кое-кто из пленных соглашался признать себя украинцем. Делали это узники концлагерей ради улучшенных условий содержания, предусматривавшихся для тех в ком «пробудилось национальное сознание». Таких переводили в отдельные бараки, затем свозили в специальные лагеря для дальнейшей обработки. Однако и в этих лагерях «рідна мова» не прививалась, на что, к примеру, жаловался ненькопатриот Д.Скарженовский. Один из немногих среди «осознавших себя украинцами», кто действительно проникся «украинской национальной идеей», он был переведен в спецлагерь Йозефштадт и позднее в украинофильской лагерной газете «Наш голос» опубликовал свою «исповедь», рассказав об обстановке в этом лагере.

«Приезжаю с чистым желанием в Йозефштадт, со святым намерением в украинской атмосфере очиститься от грязи «хохлаччины» – писал новообращенный ненькопатриот. – Тут украинский лагерь, тут все украинцы, думаю себе, поживу несколько месяцев в родном окружении и верну опять утраченное, захваченное врагом моего народа и прежде всего научусь своему родному языку. Знал я, что не все тут будут украинцы, но будут и землячки, которые приедут сюда «для лакомства несчастного, для роскоши панской», знал я, что и из приехавших украинцев множество будет таких, как я, которые не владеют полностью украинским словом и идут к этой же самой цели «самоочищения».

Я думал и надеялся, что мы общими силами преодолеем своего проклятого внутреннего врага, что мы, сознавая свою задачу, создадим хотя бы полуукраинскую атмосферу в нашей частной и общественной жизни и постепенно будем идти к тому, чтобы сделаться сознательными украинцами, то есть людьми, которые говорят и думают по-украински и живут украинскими интересами. Потому что нужда украинизации своего внутреннего «я» болезненно ощущается мною. Но никогда не думал и не предполагал я ни на один миг, что мы будем иметь в своей работе какие-нибудь препятствия, что кто-то будет останавливать эту творческую работу перестройки своего «я». Ведь всякому ясно, что для того, чтобы излечиться от этой болячки, которая овладела нами, нужно прежде всего лишить ее почвы, на которой она разросталась и укреплялась, то есть полностью выбросить из нашей частной и общественной жизни московский язык, который не дает воцариться в нас украинской стихии и придает нам нехарактерное искалеченное лицо. Это, кажется, должно быть ясным всякому, кто не хочет и дальше оставаться «хохлом».

Ищу этого чистого хоть полуукраинского воздуха, изучаю на свой взгляд нашу лагерную жизнь и что же вижу? Куда не повернешся, везде товарищи с удовольствием себе чешут по-московски. Зайдешь в зал – найдешь то, от чего бежишь, пойдешь на двор, в коридор – тоже самое; бежишь, заткнув уши, в собственную комнату, - и там слышишь московские выражения. Пойду на репетицию театрального кружка, там же, думаю, ставят украинские пьесы, ведь должны говорить по-своему. Куда там! Одни только книжные реплики и читаются по-украински, а разговор и пояснения ведутся по-московски. Так зачем же нам эти спектакли, когда они ставятся искусственно на чужом для артистов языке!? Разве может артист художественно выполнять свою роль на том языке, каким он не пользуется в обычной жизни? На занятиях хора тоже самое, на прогулках тоже. Не спала пелена еще с наших глаз!

Кое-кто говорит, что ему не хватает украинских слов и поэтому он разговаривает по-московски. Хорошо, я согласен, что у нас не хватает украинских слов для разговоров на общественные, политические и вообще абстрактные темы, но не для обычных будничных разговоров. Когда кое-кто вместо «чув, що кажуть» говорит «слыхал, что говорят», или вместо «тихіше, панове» говорит «тише, господа», вместо «йди швидше» говорит «иди быстрее», то это уже, извините, это уже не недостаток слов украинских, а что-то другое. Делается ли это сознательно, или несознательно – все равно это явление насколько грустное, настолько и омерзительное. Этим разрушается то, что мы строим».[618]

Как видим, ненькопатриотам не удалось навязать украинцам «рідну мову» даже в благоприятных для себя условиях концлагеря, где они, с разрешения немцев, распоряжались как хозяева. Тем более не могли они этого сделать вне концлагерей. Украинский язык не признавался украинцами родным. Видный деятель Центральной Рады, министр в центральнорадовском, гетманском и петлюровском правительствах А.И.Лотоцкий до революции занимался организацией молодежных украинофильских кружков. В мемуарах он констатировал: «Русификаторские обстоятельства приводили к тому, что много выпускников средних школ мало знали родной язык, а то и почти не говорили по-украински».[619] Это очень затрудняло деятельность ненькопатриотов. «Подается, напр., реферат про неизвестные произведения и письма Шевченко, а большинство данного кружка и про известные произведения мало что знало и даже говорить по-украински хорошо не умело».[620]

«Какой малый процент «сознательных украинцев» среди молодежи украинской по происхождению!.. – ужасался М.С.Грушевский. – Они не читают украинских книг, не знают украинских газет».[621] А журнал «Украинский студент» отмечал: «Поступая в высшую школу, молодой студент желает записаться в члены или землячества или какого-то другого кружка. Стихия, иногда определенная организация в обществе, толкает его к украинцам. И вот он член украинской громады. Не говорим уже про литературу, историю, - языка родного, как правило, не знает. А про украинское движение едва слышал. По взглядам, убеждениям был и остался «русским». А то и «истинно русским». Кажется тут должна начаться работа громады. Но это только кажется. В наше время для этого громады делают очень мало. Потому что и сознательное украинское студенчество еще ищет себя. И поэтому ему трудно, очень трудно еще обращать новых адептов украинской идеи».[622]

Упрекая свой народ в неприятии «рідной мовы» и русскоязычности, ненькопатриоты, мягко говоря, лицемерили. Они и сами не воспринимали пропагандируемый ими язык как родной и пользовались языком русским. В обществе даже ходила эпиграмма на украинофилов: «Собирались малороссы в тесно сплоченном кружке, обсуждали все вопросы на российском языке».[623] Переходя на персоналии, можно указать на М.П.Драгоманова, который потратил много сил и умения, убеждая всех вокруг, что украинцы должны разговаривать «по-украински». На украинском языке переписывался он со своими соратниками и призывал их твёрдо отстаивать права «рідної мови», но вот к своей сестре, украинской писательнице Олене Пчилке (матери Леси Украинки) писал по-русски. «Каждому из нас писать по-русски легче, чем по-украински»[624] – признавался этот деятель в частной переписке.

Родным был русский язык и для Михаила Грушевского, и для Бориса Гринченко, и для Ивана Стешенко, лишь из политических соображений ставших украиноязычными. Так же из политических соображений перешёл на украинский писатель Степан Васильченко, начинавший свою литературную деятельность на русском языке. Этот классик украинской литературы жаловался потом на трудности нового пути (ведь «украинский язык» ещё только придумывался). «Писать произведения украинским языком, молодым, недоразвитым, без сравнения труднее, чем русским, с его широчайшим лексиконом, с готовыми фразами. Украинскому писателю приходилось тут делать двойную работу – тянуть вместе два плуга: писать художественное произведение и вместе с тем создавать для него язык»[625].

Михаил Еремеев в мемуарах рассказывал, что в период между двумя революциями (1906-1917) украинские деятели проявляли немалую активность, внедряя в народ «украинскую национальную идею» – устраивали театральные спектакли, концерты, экскурсии на Тарасову могилу. «Но все эти, довольно важные проявления национальной сознательности, были поверхностные и не проникали в гущу населения. В театрах, на концертах или экскурсиях почти вся публика говорила упорно по-русски».[626] Да и сами украинские активисты оставались русскоязычными, так как «нам не доставало научной и культурной терминологии», и, следовательно, вести культурный разговор по-украински «было очень тяжело». Если же среди украинофилов находился кто-то, кто заговаривал по-украински, то на него смотрели, как на какую-то редкость, «как смотрят на музейные экспонаты»[627].

А.И.Лотоцкий вспоминал, как он и другие «национально сознательные» деятели были неприятно поражены, когда во время гастролей в Киеве в 1893 году украинской театральной труппы выяснилось, что артисты только на сцене пользуются украинским языком, а вне театра говорят по-русски. Украинофилы отправили к руководителям труппы М.К.Занковецкой и Н.К.Садовскому специальную делегацию, в составе самого Лотоцкого и И.М.Стешенко, с протестом, но корифеи украинской сцены восприняли эти претензии просто как бред. «Все усилия дать им понять принципиальную нашу позицию не имели успеха. С тем мы и ушли. А вечером в театре Занковецкая ответила на наш визит очень решительным шагом: не приняла подарка, который поднесли ей в антракте от украинской общественности».[628] К этому свидетельству видного ненькопатриота можно добавить выдержку из заметки харьковского корреспондента украинофильской газеты «Буковина» (март 1897 года), касающуюся другой, также довольно известной украинской театральной труппы: «Об украинских артистах должен, к сожалению, сказать, что они не имеют ни крошки чувства ответственности для поддержания украинского слова и служат украинской сцене только за деньги. В труппе Захаренко кроме Касиненко и Царенко никто не умеет говорить по украински, только то, что выучит в роли, как попугай, а за кулисами уже не услышишь у них другого языка, только русский… Вообще между актерами считают того человека, который сердцем и душой является украинцем, необразованным, неотесанным».[629]

Тот же А.И.Лотоцкий пишет в воспоминаниях как однажды во время празднования очередной шевченковской годовщины собравшиеся украинцы после прослушивания народных песен грянули русский национальный гимн «Боже, Царя храни!», чем довели «национально сознательных» организаторов мероприятия до истерики[630]. «Сами украинофилы сначала учились языку (украинскому – Авт.), составляли словари, изучали фольклор, но в ежедневном быту употребляли русский язык, думали и писали на русском языке»[631] - писал В.Коряк и приводил свидетельство галицкого украинофила Бучинского: «Что малороссы владеют ныне в России лучше своего языком русским, это ни плохо, ни хорошо, потому что необходимо и неизменно».[632]

Не сразу изменилось положение и после революции. Как сознавался в 1919 году А.Никовский: «Если перестанем кокетничать нашим культурным самостийничеством, то должны будем признать, что это факт – положительный или отрицательный – тут не об этом речь – настоящей действительности и нашего воспитания и, наконец, большой экономии энергии, факт то, что основной в нас всех является культура русская рядом с украинской… И насколько весь культурный состав вокруг по языку и по отношениям был русским, настолько, то есть в полной мере, новоиспеченный украинский гражданин был и есть мгновенным переводом с «языка родных осин» на «мову похилих верб».[633]

Известно, что генеральный секретарь Центральной Рады по международным делам (т.е. министр иностранных дел), «отец украинской дипломатии» А.Я.Шульгин дома с женой и близкими друзьями говорил по-русски, но стоило на пороге показаться постороннему – министр тут же переходил на «рідну мову»[634]. Аналогичным образом вел себя петлюровский министр труда М.А. Славинский. Да и вообще, по признаниям петлюровских деятелей, «даже в патриотических украинских семьях перевес имел русский язык»[635]. Еще один член Центральной Рады, а впоследствии нарком просвещения УССР Александр Шумский прославился тем, что в украинизаторском рвении превзошёл даже Л.М.Кагановича и был обвинен в националистическом уклоне (так называемый «шумскизм»). Но, как свидетельствовал бежавший на Запад украинский советский дипломат Г.З.Беседовский (знавший Шумского, когда тот работал полпредом УССР в Варшаве), «украинец Шумский имел очень слабое представление об украинском языке. Его ноты были беспорядочной мешаниной из русских, украинских и польских слов…. Было противно читать этот самодельный волапюк»[636].

Если говорить о деятелях Западной Украины, то стоит вспомнить, что собравшийся в 1848 году съезд галицко-русских ученых постановил: очищая народные говоры от полонизмов, вырабатывать самостоятельный литературный язык. Но уже принимая такое решение деятели науки сознавали свое неразрывное языковое единство с великороссами. «Пускай россияне начали от головы, а мы начнем от ног, то мы раньше или позже встретим друг друга и сойдемся в сердце»[637]- говорил на съезде видный галицкий историк А.С.Петрушевич. Вскоре выяснилось, что чем больше галицкие выговоры очищаются от польских слов, тем сильнее приближаются они к русскому литературному языку. И через несколько лет учёные – галичане отказавшись от языковой «самостийности», единодушно признали родным язык Ломоносова, Пушкина, Гоголя.

Зато яростно боролся с русским языком и отстаивал права «рідної мови» австрийский украинофил барон Н.Василько. Правда, для самого барона родным языком был совсем не украинский И когда С.В.Петлюра назначил его главой «дипломатической миссии» в Италии, петлюровские дипломаты злословили, что теперь каждый доклад нужно будет переводить на немецкий язык, так как Василько «будет трудно его по-украински прочитать»[638].

Перечень примеров можно продолжать и дальше, но, наверное, приведённого достаточно, чтобы убедиться в том, что «рідна мова» совсем не рідна. Посетивший российскую Украину галицкий украинофил В.Барвинский в 1882 году писал: «На 15 миллионов нет и 50 человек, которые б дорожили своим родным языком».[639] Другой «национально сознательный» деятель уже в ХХ веке вспоминал о дореволюционном времени, когда «наш язык был «недоделанным», «неразвитым», когда его все, кроме нескольких десятков фантастов, считали за наречие, которое вот-вот, завтра-послезавтра, умрет».[640] Напомним и признание А.Н.Синявского, отмечавшего, что украинский язык до 1917 года был лишь «языком жменьки полулегальной интеллигенции».

«Жменька полулегальной интеллигенции», «несколько десятков фантастов», 50 человек из 15 миллионов украинского населения – вот действительные пределы распространения украинского языка (не считая западноукраинских территорий). Понадобились десятилетия украинизаторских усилий, чтобы эти пределы расширились. Но и теперь украиноязычные составляют у нас меньшинство. (Вышеприведенное высказывание Яворивского достаточно красноречиво). Стоит повториться: вышесказанное не означает, что украинский язык нужно дискриминировать. Но нельзя забывать, что родным для большинства украинцев является всё-таки язык русский, что Украина - прекрасный, самобытный край, но она – только часть исторической Руси. Отказываясь признать русский язык своим, наша страна вынужденно отрекается от части собственной культуры, от целого ряда талантливейших писателей и поэтов (от Николая Гоголя до Анны Ахматовой), от плеяды выдающихся карпаторусских деятелей (первого историка Галиции Д.Зубрицкого, писателя и педагога А.Духновича, филолога Я.Головацкого и др.). «Опомнитесь, голубчики, любите Украину, любите наш говор, наши песни, нашу историю, но полюбите целую Русь и не четвертуйте её так немилосердно»[641] - писал, обращаясь к украинофилам, выдающийся галицко-русский деятель Н.И.Антоневич. И с ним невозможно не согласиться.

«Нет отрасли знания, в которой бы рядом с великорусами не писали и малорусы на русском книжном языке, - отмечал О.А.Мончаловский. – И не удивительно, поскольку до середины ХІХ века никому на Руси и не снилось делать различие между жителями северной Руси или великорусами и их языком и жителями южной Руси или малорусами и их языком. История свидетельствует, что одни и другие принадлежат к одному народу и что они только расселились в различных сторонах земли, испокон века названной Русью. История учит, что ими владели князья одного рода. История свидетельствует, что из южной Руси переходили грамотные и ученые люди в северную Русь и наоборот, а это доказывает, что между теми частями Руси и их языком не было иного различия, как лишь диалектное, т.е. наречивое. И так Петр из-над Раты, близко Мостов Великих, первый митрополит московский, и целый ряд киевских ученых пошли в Москву, а из Москвы к нам, во Львов, пришел первый русский книгопечатник, Иван Федоров. И все они находились как бы дома, поскольку находились среди своих и продолжали действовать в пользу Руси».[642] «Мы в России все-таки дома, свои»[643] – признавался и М.П.Драгоманов.

«В течение всей своей истории украинцы считали себя русскими и, соединившись в ХVII веке с Россией, естественно, так слились с нею, что в большинстве случаев в общественной жизни даже и вопрос не поднимался о том, кто великоросс, а кто малоросс»[644] – замечал Н.Лосский. Он подчеркивал, что «интеллигентные малороссы творили в ХІХ веке великую культуру в неразрывной связи со всем русским народом, не отделяя себя от великороссов. Таковы, например, в области литературы Капнист, Гнедич, переводчик «Илиады», Гоголь, Короленко, Мордовцев; в области философии – профессора Т.Ф.Осиповский, С.С.Гогоцкий и особенно Юркевич, приглашенный из Киевского университета в Московский; в области других наук упомяну из множества видных ученых лишь несколько имен – историк Костомаров, лингвист Потебня, математик В.Г.Имшенецкий, зоолог А.О.Ковалевкий, минералог академик В.И.Вернадский, геолог Н.И.Андрусов, Данилевские, Петрушевские, Прокоповичи. В области живописи – всем известные Лосенко, Левицкий, Боровиковский, Репин, гениальный Врубель… Говоря о великом прошлом Украины, связывающим ее с великим прошлым России, на первый план нужно поставить воспоминание о первоклассной культуре, выработанной сообща всеми тремя ветвями русского народа во второй половине ХІХ века и в начале ХХ века… Если сепаратистам-украинцам удалось бы отделить Украину от России и образовать самостоятельное государство, культура Украины весьма пострадала бы. Отрекшись от великой прошлой культуры, выработанной путем органической связи всех трех ветвей русского народа, шовинисты-украинцы достигли бы только ускоренного развития провинциальных особенностей своего языка и своего быта».[645]

Даже столь ярый ненькопатриот как Д.И.Дорошенко, правда, уже после того, как оказался в эмиграции, писал: «Если бы украинцы и поставили себе такую страшную цель – искусственно отмежевать себя в области культуры от всего русского, этого достичь было бы совершенно невозможно, ибо узы общности происхождения, религии, векового строительства дают и всегда будут давать себя чувствовать. Но кроме того, такое отмежевание было бы равносильно отречению от всего запаса культурных ценностей, накопленных при участии украинских сил и относящихся к украинской же истории, филологии, агиографии и т.д. Ведь всего не переведешь на украинский язык из того, что писали Максимович, Костомаров, Потебня, Антонович и бесконечное число прочих украиноведов на русском языке… Изучение русского языка и литературы будет совершенно естественным явлением в свободной Украине».[646] Увы, сегодня происходит именно то, против чего предупреждали Н.Лосский и Д.Дорошенко. Разве не снижает культурный уровень украинцев исключение из школьных программ русского языка и русской литературы? Разве можно признать нормальным тот факт, что в русскоязычном Киеве не осталось ни одного русскоязычного детсада и почти не осталось школ с русским языком обучения? Не превратится ли в результате такой «образовательной» политики разговорный язык киевских детей из чисто русского в какую-то смесь, всё тот же «суржик»? Это и есть «национальное возрождение»?

«Считать «возрождением» освобождение Руси от Руси, русского народа от русского государства, от русской церкви, русской письменности, общерусского языка, - это такая же нелепость, как если бы кто-нибудь считал «возрождением» немцев их распадение на клочки, подобные Германии долютеровской и добисмарковской, или если бы «возрождением» французов признано было распадение Франции на несколько государств, языков или культур!»[647] – отмечал А.Будилович.

В 2000 году киевская организация «Просвіта» выпустила книжку своего лидера Ю.Гнаткевича «Уникаймо русизмів в українській мові!» Автор зовёт на борьбу с «русизмами» и приводит краткий их перечень в «короткому словнику-антисуржику», поясняя заодно, как надо писать правильно. Любопытно сопоставить этот «словничок» со словарём языка Т.Г.Шевченко. Из 56 слов, которые есть у Тараса Григорьевича и отмечены в «словничку», 36 - «русизмы». Что ж, будем «очищать» мову и от Шевченко?

«Подавляющее большинство слов, которые принято считать «русизмами» в украинском языке, на самом деле, являются «древнерусизмами», которые такие же русские, как и украинские. Изъятие их из современного украинского языка было бы равнозначно отречению от нашего древнерусского наследства»[648] – замечает современный украинский ученый П.П.Толочко.

«Украинская национальная идея» построена целиком на лжи. Свет Правды означает для неё смерть. И если эта идея будет положена в основание государственного строительства, как этого кое-кто хочет сегодня, это приведёт к далеко идущим последствиям. Чтобы защитить ложь от Правды, придётся вновь засекречивать архивы, запирать книги в спецхранах, устанавливать жёсткую цензуру, ужесточать политические репрессии. Но ведь всё равно через двадцать, пятьдесят, семьдесят лет правда, выйдет наружу. И тогда идеологический монстр рухнет, оставляя незаживающие раны в душах целых поколений. Не слишком ли большую цену должна будет заплатить Украина в угоду некоторым «национально сознательным» деятелям?

Следует помнить и еще об одном. Немецкий язык занимает в Австрии такое же положение, как и в Германии. Там проживает единая немецкая нация, но независимость этих стран друг от друга сомнению не подлежит. То же самое можно сказать о греках и греческом языке в Греции и на Кипре. Отделившись от Англии, Соединённые Штаты не стали выдумывать себе язык, а продолжают пользоваться английским, не видя в этом угрозы своему государственному суверенитету. Англоязычны и ирландцы, но вряд ли кто-либо заподозрит их в желании присоединиться к Великобритании. Одним языком пользуются сербы и хорваты, несмотря на все политические расколы. То же можно сказать об арабских государствах, независимых друг от друга, хоть и единых в языковом отношении. Так нужно ли опасаться, что признание исторических прав русского языка в Украине подорвёт её независимость, обзывать русскоязычное население «пятой колонной Москвы»?

«Русская культура и русский язык очень сильны на Украине, - признавал видный украинский учёный и государственный деятель, министр народного просвещения при гетмане Скоропадском Н.П.Василенко. – На них воспитывалась вся украинская интеллигенция. Говорить, что эта культура навязана народу, значит, по-моему, говорить заведомую неправду. Русская культура имеет глубокие корни в сознании украинского народа. Русский язык является родным языком преобладающей части интеллигенции на Украине. Мало того. Значительный процент населения Украины говорит только на этом языке. Поэтому, с точки зрения государственной (не говоря уже о национальном чувстве), унижать положение русского языка или придавать ему какое-то второстепенное значение было бы не только нецелесообразным, а прямо таки вредным… Я считаю вопрос об украинском языке чрезвычайно важным в державном строительстве Украины. Тем не менее, я являюсь противником издания закона об одном только державном языке. Такой закон, кроме путаницы, вреда и больших затруднений в жизни ничего не принесёт. Оба языка - и русский, и украинский – должны пользоваться полным равноправием. Практически жизнь сама хорошо развяжет этот вопрос. Не следует только государству класть свой кулак на ту или другую сторону».[649] Задумаемся над этими словами.

И последнее. В ІУ веке большое распространение в христианском мире получило еретическое учение, проповедуемое неким Арием. Церковное предание гласит, что однажды, в разгар борьбы с арианством, к молившемуся в уединении александрийскому патриарху явился сам Иисус Христос в надвое разодранной ризе. На вопрос: «Господи! Кто Тебе разодрал ризу?», Иисус ответил: «Разодрал ее Арий, разделив народ мой, который я себе приобрел своею кровью».

Известно, что в пропаганде своего учения Арий добился больших успехов и даже завоевал симпатии представителей государственной власти, с помощью которых собирался победить Церковь. Однако в день, когда еретик готовился торжествовать победу, его постигла ужасная смерть: в общественной уборной, во время отправления естественных надобностей, у него внезапно вывалились наружу кишки. Арий умер в страшных мучениях, среди вони и нечистот, в буквальном смысле утопая в дерьме.

Согласно православной идеологии, после временного вероотступничества греков (Флорентийская уния 1439 г.) и захвата турками Константинополя (1453 г.) – миссию хранения истинной веры взял на себя русский народ. Именно русский народ (великорусы, малорусы, белорусы) является богоизбранным. Этот народ ненькопатриоты, как некогда Арий, стремятся разорвать на части. Они добились больших успехов. Многие слабые умы и сердца соблазнились «украинской национальной идеей». Поддерживает ее и государственная власть. Но «национально сознательным» следует помнить о судьбе Ария. Их конец будет таким же.

Примечания

609. Маяк. 27 марта 1914 року.

610. Панасенко С. Шануймо рідну пісню. Проскурів, 1919. – С.6.

611. Кобець О. В неволі (записки полоненого). Х.-К.,1931. – С.158.

612. Сидоренко Н. Національно-духовне самоствердження. Українська таборова періодіка часів Першої світової війни. К.,2000. – С.46.

613. Там же. – С.37.

614. Там же. – С.23.

615. Там же. – С.53.

616. Там же. – С.34.

617. Кобець О. Вказ. праця. – С.128.

618. Сидоренко Н. Вказ. праця. – С.175-176.

619. Лотоцький О. Вказ. праця. Частина 2. – С.105.

620. Там же. – С.106.

621. Там же. – С.118.

622. Там же. – С.106.

623. Стріха М. Вказ. праця. – С.107.

624. Переписка М.Драгоманова з В.Навроцьким. – С.109.

625. Васильченко С. Мій шлях (Автобіографічні записки) // Грудницька М., Курашов В. Степан Васильченко. Статті та матеріали. К., 1950. – С.274.

626. Єреміїв М. Вказ. праця. – С.98.

627. Єреміїв М. Вказ. праця. – С.97.

628. Лотоцький О. Вказ. праця. Частина 1. Варшава, 1932. – С.254.

629. Мончаловский О.А. Литературное и политическое украинофильство.

630.Лотоцький О. Вказ. праця. Частина 2. – С.19.

631. Коряк В. Нарис історії української літератури. Т.2. – С.100.

632. Там же. – С.261.

633. Ніковський А. Vita nova. К.,1919. – С.99-100.

634. Феденко П. Дмитро Чижевський (Спомини про життя і наукову діяльність) // Український історик. 1978. №1-3. – С.105.

635. Там же.

636. Беседовский Г. На путях к термидору. М., 1997. – С.58.

637. Мончаловский О.А. Святая Русь. – С.92.

638. Онацький Є. Під омофором барона М.Василька (Записки журналіста і дипломата) // Український історик.1980. №1-4. – С.119.

639. Барвінський О. З останніх десятиліть ХІХ віку. Львів, 1906. – С.38.

640. Старий письменник. Сучасна літературна мова // Рідна мова. 1939. №5. – С.235.

641. Антоневич Н.И. Указ. соч. – С.51.

642. Мончаловский О.А. Святая Русь. – С.64.

643. Переписка М.Драгоманова з В.Навроцьким. – С.109.

644. Лосский Н. Указ. соч. – С.99.

645. Там же. – С.102-103.

646. Дорошенко Д. «К украинской проблеме». По поводу статьи кн. Н.С.Трубецкого // www.ukrstor.com

647. Будилович А. К вопросу о литературном языке Юго-Западной Руси. Юрьев. 1900. – С.25.

648. Толочко П.П. Що або хто загрожує українській мові? К.,1998. – С.13.

649. Мова. Політика. Культура. Проблема державності української мови очима корифеїв вітчизняної науки // Вісник Академії Наук Української РСР. 1991. №8. – С.52.

Постоянный адрес страницы: https://rusidea.org/312009