На таком вот фоне и в таком контексте и начались переговоры в Рамбуйе (Франция), о которых многие и до сих пор думают, будто они оказались сорваны исключительно по причине несговорчивости Милошевича. Однако тезис о полноценных переговорах, растиражированный СМИ, являлся всего лишь пропагандистской уловкой, целью которой было затушевать долгосрочный и никак не связанный с реальными проблемами какого-либо этноса характер стратегии НАТО на Балканах, как, впрочем, и в мире. Косово лишь стало плацдармом, на котором впервые удалось в полевых условиях испытать эту стратегию, и Олбрайт ведь еще в марте 1998 года пообещала: «Сербия дорого заплатит за Косово!»
А уже после начала агрессии газета «Нью-Йорк Обсервер» в номере за 5 апреля 1999 года писала, точно обозначая косвенного адресата карательной операции: «Даже если бы Соединенные Штаты не имели никаких гуманитарных интересов в прекращении уничтожения косовских албанцев, даже если бы союз НАТО не подвергался опасности (?), даже если бы поток беженцев не создавал угрозы расползания войны — у нас все равно была бы насущнейшая причина воевать с сербской диктатурой. Вот она: отбить охоту у потенциальных подражателей Милошевичу, которые могут представлять гораздо большую опасность в будущем… Природа этой опасности особенно очевидна в России, где внешняя политика находится под влиянием ультранационалистов и бывших коммунистов со все более отчетливой фашисткой окраской. Если эти силы когда-нибудь и придут к власти, они обязаны знать, что НАТО не будет безразлично относиться к жестокостям, подобным тем, что творятся ныне на Балканах» (курсив мой — К. М.).
С учетом всего этого, ныне столь очевидного, и предрешенности военной операции остается до сих пор непонятным смысл присутствия России в Рамбуйе.
Внешним образом он, похоже, состоял в олимпийском «поучаствовать», но участие обернулось соучастием: албанская делегация, возглавляемая лидером ОАК Х. Тачи — что уже само по себе вносило черты «нового и свежего» в практику международных переговоров — сразу же стала предъявлять неприемлемые для Югославии требования (в их числе — проведение в Косово, по истечении трех лет, референдума о независимости края, и даже предварительное наличие на соглашении по Косово подписи генсека НАТО). В начале февраля переговоры заходят в тупик, но тем временем вспыхивают столкновения сербских войск с албанскими вдоль границы с Македонией, куда уже стянута часть военного кулака НАТО — опять удивительная синхронность и... предусмотрительность: ведь именно отсюда, в отличие от границы с Албанией, ведут удобные дороги в Косово. А о стратегическом значении македонского плацдарма уже говорилось; сомкнуть его с Албанией и Косово в единое целое — цель, достойная того, чтобы ради нее закрыть глаза на неприглядные факты, которые отдельные политики и СМИ все еще пытаются предъявить НАТО.
Так, 10 марта на комиссии Россия — НАТО в Брюсселе РФ наивничает и предоставляет альянсу секретные данные о путях поставки оружия в Косово — словно бы НАТО это не было известно лучше, чем кому-либо другому! Ведь еще 22 февраля парижская «Фигаро» сообщила, что симпатии американцев к косовским албанцам выражаются в финансовой и военной помощи, которая была предоставлена ОАК людьми из ЦРУ. Масштаб этих симпатий был таков, что позволял косоварам даже злоупотреблять ими. Когда албанская делегация во главе с Тачи (по прозвищу «Змея») отказалась парафировать текст соглашения, в котором не было упоминания о проведении референдума в Косово, Олбрайт срочно вызвала из Брюсселя главнокомандующего силами НАТО У. Кларка. Албанцам, по словам одного американского дипломата, открыто было заявлено, что без их согласия на полный текст документа об урегулировании в Косово «США не могут использовать против сербов военный кулак».
Это было прямое сообщничество, о чем свидетельствуют и слова Мадлен Олдбрайт, сказанные еще накануне переговоров в Рамбуйе: «Мы намеренно завысили планку, чтобы сербы не смогли ее взять. Им нужно немножко бомбочек, и они их получат». (Слова эти цитирует норвежец Норвальд Осен в «Независимой газете», 27 ноября 1999 года.)
Уже накануне переговоров в Рамбуйе было широко известно, что НАТО собирается ввести на территорию Косово 28-тысячный военный контингент (то есть почти по три натовских солдата на квадратный километр), дабы обеспечить, в случае подписания соглашения, его выполнение. Кроме того, несмотря на сделанное Хавьером Соланой заявление о необходимости согласия обеих сторон как условия ввода войск, из утечки в прессу стало известно о разработанном американцами документе с грифом «конфиденциально», которым раскрывалось, что должно последовать за этим «согласием». А именно: полный вывод сил МВД из края и передача, под контролем КФОР, всех полномочий местной полиции, то есть албанцам. Иными словами, заведомо предполагалась легальная передача, по меньшей мере, стрелкового оружия сепаратистам — при полном разоружении сербов: модель действий уже знакомая и по опыту «непризнанных» на постсоветском пространстве, и по событиям в Хорватии и Боснии. Проект военного приложения гласил, что югославская армия должна будет в течение 180 дней после некоего «дня К» полностью вывести все войска из Косово. Белграду разрешалось оставить лишь 1500 пограничников, которые, однако, по этому плану должны были находиться под жестким контролем КФОР.
И, в довершение всего, предполагалось создание «запретных воздушных зон» по аналогии с теми, что существуют в Ираке; зоны эти должны были охватить не только все воздушное пространство над Косово, но еще и 25-километровое пространство вдоль административной границы края за его пределами на территории Югославии. Последней же в 10-дневный срок с момента подписания соглашения предписывалось вывести за обозначенные пределы все самолеты, радары, ракеты «земля-воздух» и артиллерию ПВО ( «Независимая газета», 13 марта 1999 года). Ясно было, что в случае обнаружения этих объектов силы НАТО будут действовать так же, как и в Ираке — то есть бомбить. Короче говоря, Югославию самым грубым образом, настаивая на «пакете», толкали либо к безоговорочной капитуляции, либо провоцировали на отказ, который должен был стать поводом к новой операции «Кара».
На этом фоне выбранная Россией позиция «делания голубых глаз» выглядела более чем двусмысленной. К тому же ей еще задолго до операции НАТО в Косово указали ее место. В последнем за 1996 год номере бюллетеня «НАТО ревю» была опубликована статья министра иностранных дел Бельгии Э. Дерике, где прозвучали такие, особенно весомые после событий весны-лета 1999 года, слова: «Война в бывшей Югославии (имелась в виду война в Боснии — К. М.) показала нам, что при определенных условиях единственный эффективный подход — это взять на вооружение политику «железного кулака в бархатной перчатке». Только НАТО способно работать этим «железным кулаком». А потому, по словам Дерике, Альянс «будет играть все возрастающую роль в операциях по поддержанию мира и по регулированию кризиса… создавая стабильность на всем континенте» (курсив мой — К. М.).
Иными словами, уже за три года до агрессии в Косово была четко обозначена перспектива выхода за пределы юридической зоны ответственности НАТО.
Одновременно высказался журнал «Экономист»: «С Россией, которая, по крайней мере сейчас, лишена дееспособности, больше нечего обращаться в мягких перчатках». Проще сказать, с ней предлагали «не щепетильничать», будучи вполне уверенными — увы, не без основания, — что она не сумеет и даже всерьез не попытается воспрепятствовать претворению в жизнь того курса, о котором Хавьер Солана объявил еще в 1998 году. Говоря о новой концепции блока, которой предстояло быть объявленной к его 50-летию (что и произошло), он заявил, что эта концепция восполнит «пробел в Уставе ООН, который не предусматривает военных интервенций по гуманитарным причинам». А раз он такие вопросы не решает, то резолюции СБ и не нужно!
А еще раньше, на заседании министров обороны стран Альянса в Виламоуре (Португалия), Уэсли Кларк потребовал направить ультиматум Милошевичу. Уже тогда было известно, что в апреле 1999 года в Вашингтоне будет одобрена новая стратегическая концепция НАТО. Ко времени встречи в Виламоуре американские подводные лодки уже заняли свои позиции в Средиземном море, и было разработано 5 сценариев военной операции в Косово.
Чрезвычайную активность в том же 1998 году проявил министр обороны ФРГ Фолькер Рюе, в августе заявивший в интервью журналу «Шпигель» (после югославских операций против косовских террористов, когда они потеряли последнюю базу в городе Юник), что Германия направит для карательных операций свои «Торнадо». И что натовская операция начнется даже вопреки возражениям России: «Мы не имеем права позволить, чтобы Россия в Совете Безопасности ООН все заблокировала».
Этот аспект, связанный с СБ, как-то прошел у нас незамеченным, а между тем он очень важен, ибо одной из целей балканской операции и было упразднение де-факто — с последующим де-юре — существующего СБ, отражавшего послевоенное соотношение сил в мире и уже не соответствующего нынешнему. Об этом заявил во время войны в Косово немецкий политолог русского происхождения Александр Рар, выступая по Радио России в программе «Персона грата». А в мае 1999 года в Толедо крайне жестко высказался министр обороны Испании Эдуардо Серра: «Страна, которая так ослабела, что утратила способность действовать как великая держава, использует свое право вето в ООН всем во вред (!), чтобы доказать, что она еще как бы сверхдержава».
Горькая ирония ситуации заключается, однако, в том, что в период, предшествовавший агрессии, да и в ходе переговоров в Рамбуйе Россия действовала вяло и невнятно, что окончательно укрепило «богов войны» в мысли о ее слабости. Торжественное обещание президента Ельцина: «Бомбить Косово мы не позволим!», разумеется, никто не принял всерьез. Ни эффектная «петля Примакова», ни экстренное заседание СБ ООН по Косово 25 марта 1999 года, созванного по просьбе постоянного представителя России С. Лаврова, на котором ее поддержали Китай (из постоянных членов), Намибия и Бразилия (из непостоянных), уже не могли ничего изменить. Свою главную ошибку Россия уже совершила 29 января, когда поддержала ультиматум, выдвинутый Контактной группой по бывшей Югославии враждующим в Косово сторонам: в течение 7 дней начать переговоры в Рамбуйе и в 21 день заключить мирный договор.
Все члены Контактной группы прекрасно знали, что назначение ультиматума состоит лишь в том, чтобы оправдать вмешательство НАТО, — все, за исключением, быть может, России? Хотелось бы так думать, но увы, для нее нет возможности воспользоваться этой уловкой, ибо в тот же день, 29 января, Клинтон заявил, что блок готов применить военную силу в Югославии. Никакой, адекватной подобному заявлению, реакции со стороны России не последовало.
Не последовало ее и тогда, когда и Совет НАТО проголосовал за проведение силовой акции против Югославии, а Солане было предоставлено право принимать решения не только об ограниченных ударах, но и более широкой воздушной операции против югославских вооруженных сил в целом. По сути, речь шла о настоящей широкомасштабной интервенции, и напуганный этим Кофи Аннан отреагировал на решение Совета НАТО неожиданно резко: «Нападение на суверенную страну — это агрессия против всех членов международного сообщества». Столь же неожиданно глава МИД Македонии А. Димитров заявил: «Македония не допустит вторжения войск НАТО в Югославию со своей территории».
Китай в официальном заявлении жестко осудил готовящуюся операцию НАТО против СРЮ.
А что же Россия? Россия тоже выступила против нанесения ударов по Югославии. Источники в правительстве РФ сообщили, что запланированный на 24 марта визит Примакова в США будет прерван в случае начала боевых действий НАТО. Это и произошло в ночь на 24 марта, когда самолет с российским премьером, летевшим в США на встречу с вице-президентом А. Гором, уже вблизи побережья Атлантики был развернут на Москву. Жест был красив, эффектен, вернул России толику достоинства, но его однако, разумеется, было недостаточно. Требовались другие, более сильнодействующие (хотя вовсе и не обязательно военные, как на то упирала российская либеральная печать, угрозой «третьей мировой войны» парализуя и без того ослабленную национальную волю страны) средства. Они не были применены, и 24 марта Солана отдал приказ о бомбардировке военных объектов в Югославии.
В ночь с 24 на 25 марта силы НАТО нанесли ракетно-бомбовые удары по югославским системам ПВО, аэродромам, военным заводам и армейским казармам по всей территории Югославии, включая Черногорию. В налете приняли участие 300 самолетов и 90 ракет. Так началась самая масштабная война последнего десятилетия ХХ века, на новый уровень выведшая феномен партнерства моджахедизма и НАТО — феномен, которому, судя уже по первым месяцам нового тысячелетия, в XXI веке предстоит большое будущее.
С бесстрастием летописца хроника событий зафиксировала как накануне этой символически столь значимой войны, так и в самом ходе ее стремительное умаление роли России. В конце же косовских событий она является на Балканах — там, где, по меньшей мере, дважды в истории, русских солдат встречали как полубогов, как могущественных освободителей — в статусе откровенно вспомогательном, обслуживающем реализацию целей, губительных для самого ее исторического бытия.
* * *
Любопытно, что именно 24 марта 1999 года лондонская «Таймс» в очередной раз сообщила, что ОАК финансирует наркомафия, действующая в различных регионах мира, и в том числе — в Швеции, Швейцарии, Германии. В контексте уже принятого НАТО, при попустительстве ООН, решения о нанесении бомбовых ударов по Югославии такое сообщение выглядело циничным вызовом, демонстрацией того, как далеко западный альянс готов зайти, согласно предложению Киссинджера, в пренебрежении моральными — да и правовыми — критериями при выборе партнеров. Так что в воздухе повис протест и самого Киссинджера, в тот же день заявленный по CNN: «История еще не знала подобных примеров умиротворения… в отличие от Ирака, Сербия не нападала на другую страну, ее войска действовали в пределах своего государства».
Позже, в конце мая, Клинтон, заявивший, что Милошевичу, возможно, придется иметь дело не только с НАТО, но и с ОАК, тем самым публично и без тени стеснения обнародовал факт партнерства США с наркотеррористами.
Впрочем, и Киссинджер категорически возражал лишь против десанта американских сил в Косово, но не против бомбардировок, так что соображения его были скорее прагматическими, нежели моральными. И уж тем более все отмахнулись от запоздалого, 29 марта, заявления министра иностранных дел России И. Иванова о том, что при выводе международных наблюдателей ОБСЕ из Косово американцы оставили при отрядах ОАК офицеров спецсвязи, которые с началом воздушных налетов занялись наведением натовских самолетов на сербские объекты.
«Сердечное согласие» ( «entente cordiale») между наркотеррористами и Североатлантическим альянсом стало совершившимся фактом: на сербско-македонской границе оказались сосредоточены не только 12-тысячный сухопутный корпус НАТО, но и три тысячи боевиков ОАК. И вот на этом-то фоне 1 апреля (но это была вовсе не шутка!) прозвучало программное заявление С. Сестановича: «Суверенитету есть пределы… государства не имеют суверенного права истреблять собственное население». В контексте уже описанных выше реальностей, с учетом грубых имитаций «геноцида», устраиваемых спецкомандос вкупе с оаковскими террористами, все эти «жалкие слова» (как говаривал слуга Обломова, Захар) об «истреблении населения» служили лишь предлогом для заявления главного: НАТО не собирается сворачивать операцию и пойдет до конца. Эта позиция на следующий же день была подтверждена Бжезинским, который к тому же и расшифровал, что значит «идти до конца»: «Запад не может допустить возвращения Косово под контроль Белграда».
Предъявлять миру такую решимость было тем легче, что уже первые же дни агрессии показали: воля России к противодействию сломлена, и она способна лишь на суетливые бессильные жесты. 25 марта, выступая по телевидению, президент Ельцин заявил, что у России в запасе есть ряд крайних мер, которые могут изменить позицию НАТО, но она пока не будет их применять: «Мы решили быть выше этого». В переводе на язык конкретной ситуации это означало, что зенитно-ракетные комплексы С-300, о которых умоляла Югославия, а также самолеты-перехватчики не будут ей поставлены. Да и шумные московские протесты перед американским посольством, какие-то богемно-игривые по интонации, не могут идти ни в какое сравнение с теми по-настоящему гневными протестами, что разворачиваются в это же время в Македонии, где горят баррикады у западных посольств и происходят настоящие уличные бои с полицией, в Греции и даже в участнице агрессии, Италии, где у посольства США также воздвигнуты баррикады.
Картину дополняет уклончивая позиция РПЦ, осудившей вербовку русских добровольцев и предупредившей об опасности «третьей мировой войны».
На этом фоне выход 2 апреля российского разведывательного корабля «Лиман» из Севастополя, направившегося в Средиземное море в зону конфликта, — жест уже сам по себе слабый. Но и слабое его значение было аннулировано незамедлительным — и унизительным для России — звонком М. Олбрайт И. Иванову с просьбой дать разъяснение цели похода «Лимана». Это практическое подкрепление слов Клинтона, в день выхода «Лимана» заявившего: «Перспективы международной поддержки сербских притязаний на Косово оказываются под большой угрозой». России открыто дают понять, чтобы она не вмешивалась даже и в том случае, если речь пойдет об аннулировании «прав Сербии на Косово», как то открыто заявил представитель вашингтонской администрации Дж. Рубин.
А уже 7 апреля в штаб-квартире НАТО прямо заявили, что «российскому кораблю-разведчику «Лиман» будет оказываться жесткое противодействие». В НАТО опасались (как оказалось, безосновательно), что информация о стартующих крылатых ракетах и боевых позициях сил стран-агрессоров будет передаваться «Лиманом» в югославский Генштаб. Но воля России к самостоятельным действиям уже была ничтожна, что и показало все развитие событий — от несостоявшейся попытки выхода в район конфликта авианосца «Адмирал Кузнецов» и предложения Минобороны РФ в качестве «меры воздействия» на НАТО разместить российские ядерные ракеты в Белоруссии до превращения российского воинского контингента в составе КФOР в Косово в, по сути, вспомогательный персонал НАТО.
Никого уже не могли обмануть блефы: ни заявление начальника Генштаба РФ А. Квашнина в Госдуме 31 марта о том, что в военной помощи Белграду нет необходимости, а «в случае угрозы безопасности России мы можем применить ядерное оружие»; ни еще более сенсационное заявление президента Ельцина 9 апреля о возможном перенацеливании стратегических ракет. Как сообщили источники, в ГШ МОРФ и ракетных частях РФ о таком приказе ничего не было известно; а уже на следующий день МИД РФ представил Вашингтону официальное заверение в том, что российские ракеты не будут перенацелены на западные страны, участвующие в операции против Югославии.
Итак, с Россией все было ясно, и в тот же день, 10 апреля 1999 года, Кофи Аннан предложил разместить на территории Югославии международный воинский контингент. Его предложение, разумеется, поддержал Солана, а также лидеры США, Франции и Италии. А это значило, что, при попустительстве России, полномасштабным инструментом решения, целесообразным для западного альянса способом, любых не только международных, но также и внутренних проблем суверенных государств, с благословения ООН, в конце ХХ века становилась война нового типа, мечта о которой зародилась еще в его начале, в годы Первой мировой войны.
|
